На третью ночь их поведение было совсем отвратительным. Весь дом не спал из-за их рева и гогота. Я серьезно встревожилась за целость собственной головы, когда предметы, которыми они швыряли друг в друга, начали взлетать над перегородкой. Посреди этого гама я различила, что какой-то человек пытается говорить, но ему зажимают рот. Каково же было мое изумление, когда внезапно раздался его выкрик: «Ты дождешься, Харви, я назову твое настоящее имя». Наутро мы с миссис Филлипи решили уехать. Мистер Харви приходил к ней извиняться, а передо мной не извинился. Я сделала вид, что не замечаю его. Перед отъездом миссис Филлипи другой буян — жалкий, узкогрудый, чахоточного вида паренек — тоже приходил к ней с извинениями. Посреди ночного шума мне было слышно, как его приятный мелодичный смех прервался отчаянным приступом кашля. Бедняга торопит собственную беду.
Здешняя гостиница такая же, как в Суве, только устроена более по-домашнему, а еда хуже. Хозяин гостиницы — Робби, бывший капитан, — второй муж хозяйки, она же — простая, невежественная и добрая коротышка, обожающая цветы. Я забыла записать, что за столом в Суве напротив меня, рядом с Харви, сидел человек, по фамилии Коатс. У него неприятное выражение лица и язвительная усмешка. О чем бы ни шла речь, он ни с кем не соглашался. Однажды мистер Мур рассказал, как только что был свидетелем несчастного случая с каретой, и привел некоторые подробности.
— Это случилось на другом мосту, — заявил Коатс.
— Вы что, были там? — спросил мистер Мур.
— Нет, не был, но случилось это на другом мосту.
— Но я-то был там и знаю, где это случилось.
— Все равно на другом, — упорствовал Коатс, с обычной своей усмешкой, уставившись в тарелку глазами, похожими на вареный крыжовник.
В другой раз я рискнула поправить его насчет Абаианга, который он отнес к группе Каролинских островов. Он усмехнулся в тарелку и сказал, что ошибаюсь именно я. Тогда я, как мистер Мур, спросила: «Вы когда-нибудь останавливались на Абаианге?» Нет, он не останавливался, но все равно знает, где это находится, и опять лупоглазая ухмылка в тарелку.
— А я жила там, — сказала я, — и тогда это был один из островов Гилберта.
— Ну что ж, хоть я там и не бывал, но, между прочим, знаю, что он входит в состав Каролинского архипелага.
Пренеприятный, несноснейший человек с противным маленьким чубчиком на лбу, разделенным на два аккуратных завитка, и плешью во всю голову.
На второй день моего пребывания здесь ко мне на веранде подошел какой-то человек и сказал: «Рад познакомиться с вами, миссис Стивенсон, добро пожаловать в Левуку».
Я ответила какими-то нечленораздельными «э-э-э» и «м-м-м-», как обычно в такой ситуации.
— Я счастлив, — продолжал джентльмен, гнусаво растягивая слова с ужасающим американским акцентом, — я счастлив познакомиться с женой моего знаменитого соотечественника.
— Тогда вы принимаете меня за кого-то другого, — возразила я, — разве только вы шотландец, но что-то не похоже.
О нет, он имел в виду именно этого знаменитого автора, но был удивлен известием о его шотландском происхождении.
— По-видимому, вы не читали его книг, — продолжала я, — иначе вы знали бы это.
— Не могу сказать, что читал, — сказал он весело, — думаю, что скорей всего даже не видал их. Но я тот, кто вам нужен. Я старейший житель Фиджи и могу снабдить вас любой информацией об этих островах. Я могу сообщить вам всю закулисную историю здешней администрации.
Тщетно я силилась объяснить, что не нуждаюсь ни в каких сведениях. Стоит ему увидеть меня на балконе, как он летит ко мне с быстротой молнии и обрушивает на меня поток информации.
— Скажите вашему мужу, что этот остров просто позорное пятно на цивилизации.
— Я никак не могу этого сказать.
— Да вы только передайте от моего имени, от имени человека, прожившего на этих островах сорок лет, что администрация вся прогнила, прогнила, говорю я, — и т. д.
Справедливости ради должна отметить, что такое отношение к правительству кажется всеобщим. Я никогда не слыхала более дружного взрыва хохота, чем в ответ на мои слова, что наш главный судья, возможно, приехал сюда изучать систему правления.
— Сэр Джон Терстон note 92 типичный выскочка, — поведал мне сегодня некий мистер Скетчли. — Мы с ним теперь в плохих отношениях, потому что я ему прямо в глаза высказал, что он невежественный, самонадеянный, лживый хвастун.
Нетрудно поверить, что отношения у них неважные. Когда вернусь в Суву, побываю в Доме правительства и попробую составить собственное мнение. Должна быть и оборотная сторона медали.
Этот мистер Скетчли экспериментирует с табаком. Он собирается засадить несколько тысяч акров и, по-видимому, уверен в успехе. Оказывается, это он ввез страусов в Калифорнию. Мистер Скетчли сообщил мне массу ценных сведений насчет разведения какао и индийского каучука и рассказал также кое-что об изготовлении духов. Он производит впечатление способного, умного, очень энергичного человека, джентльмен и, я сказала бы, из того теста, из которого делались раньше рыцари удачи. Я возблагодарила судьбу, когда за ленчем обнаружилось, что он вытеснил несносного старого американца, который, сидя у меня под боком, так и норовил утопить меня в различных исторических подробностях. Бедный старик горящим взором следил за мной поверх вклинившихся между нами голов, по-видимому мучимый страшными опасениями, что я проникаюсь недостоверной информацией из уст чужестранца.
Фэнни. 23 сентября
Снова дома. В последние дни на Фиджи я сильно болела — все горло было в нарывах. Привезла с собой четыре ящика рассады — кое-что из ботанического сада, остальное собрала для меня миссис Робби из Левуки. Кроме того, я привезла повара-индийца, по имени Абдул Раззук. Тем временем Ллойд и Стронги научили готовить слугу-туземца Талоло, так что мой изысканный повар — пятое колесо у телеги. Мистер Хаггард note 93 согласен взять его, но бедняга Абдул не хочет покидать Ваилиму, где, по его словам, совершенно счастлив, потому что остальные слуги добры к нему, а лучших хозяев нельзя и пожелать. Талоло — красивый, крепкий, всегда улыбающийся юноша, по типу напоминающий гавайца; он чуть не прыгает от радости, когда с ним заговариваешь. Приятно было увидеть, что Генри расстался с европейским костюмом и, как всякий самоанский джентльмен, носит теперь лавалава и пиджак, то есть обшитую ракушками куртку, которая надевается по вечерам.
В день моего отъезда из Сувы туда прибыл из Самоа главный судья. Я была очень огорчена этим; по-моему, как раз сейчас ему следовало бы оставаться дома. Но может быть, я не права. Он единственный человек на всем побережье note 94, отличающийся скрытностью, поэтому никто толком не знает, по каким делам он поехал на Фиджи. Некоторые уверяют, что он просто удрал со страху, другие — что он хочет попытаться занять у сэра Джона Терстона канонерку. Мне он сказал, что жил под постоянной угрозой убийства, но не предпринял никаких шагов для собственной охраны. Он рассказал также о том, как в Апию была вызвана на суд большая группа самоанцев по обвинению в мятежных действиях (я так предполагаю, сам-то он не назвал мотива). На первый взгляд они казались невооруженными, если не считать жезлов. Но потом обнаружилось, что у каждого под лавалава спрятан топорик. Тогда потребовали, чтобы они сдали оружие, и пятерых вождей высшего ранга подвергли суду.
Их приговорили к нескольким месяцам тюрьмы. Главный судья говорит, что это было очень драматическое зрелище, когда все пятеро разом подняли жезлы и метнули их в сторону дома. Затем они горько заплакали, жалуясь, что опозорены. Согласно приговору, с ними должны были обращаться «по-джентльменски». Им разрешалось ходить куда хотят, но в сопровождении охраны. Но президент барон фон Пильзах испугался, как видно, что им устроят побег. Передают, будто он грозился взорвать тюрьму вместе с узниками динамитом и даже нанял для этой цели одного из портовых бродяг. Тот, чтобы набраться решимости, много пил. Язык у него развязался, и он разболтал весь заговор. Люди, живущие поблизости от тюрьмы или владеющие по соседству каким-то имуществом, пришли в дикую ярость. Многие возмущены коварством и жестокостью президента. Говорят еще (но это, может быть, и неправда), что в Апию этих вождей завлекли обманом. Хотя в приговоре указано, что с ними должны обращаться «по-джентльменски», вождей сослали, кажется, на острова Токелау note 95. Этого в решении суда не было.
Вчера нам сказали, что «Эбон» совершил рейс к Матаафе и доставил туда сорок тысяч патронов, причем есть подозрение, что их послал мистер Мурс. Во время моего отсутствия Ллойд сопровождал миссис Мурс к Матаафе. Консулы изо всех сил старались удержать Ллойда от этого визита. Он же очарован Матаафой, как, по-видимому, и все, кроме политических врагов. Он видел, как один из постов Матаафы остановил ехавшего верхом немца. Тот поднял было кнут, но вовремя опустил его, так как в ответ взметнулись ружья.
Льюис направил президенту запрос по поводу динамита, собрав подписи уважаемых лиц. Если он откажется отвечать или признает, что это правда, я думаю, Льюису надо будет открыто заявить о своей позиции. Я думаю также, что, если решат добиваться смещения президента, необходимо предупредить об этом Матаафу и попросить его воздержаться от выступлений, так как, возможно, все уладится миром при помощи пера и бумаги.
Бедный конь, которого я получила от консула (в честь консула он зовется Гарольдом), весь изранен колючей проволокой. Оказывается, Гарри держал в загоне и жеребца, подаренного нам Генри. Я, как только вернулась, сразу же велела вывести его оттуда. Но это произошло слишком поздно для Гарольда, который, спасаясь от укусов бестии, разорвал себе бок проволочными колючками. Вызвали некоего мистера Дэвиса, и он зашил рану. Надеемся, что все обойдется.
Вчера вечером Бэлла и Ллойд побывали у Гэрров. Фануа была разговорчивее, чем обычно, и рассказывала интересные вещи, например, как она сопровождала отца в бою, чтобы заряжать ему ружье, и, подглядывая сквозь кусты, видела, как немцам отрезали головы note 96. Бледность лиц белых покойников, по ее мнению, делает их особенно страшными, с чем нельзя не согласиться. На некоторых островах первых белых приняли за бродячих мертвецов; их вид приводил туземцев в ужас
За три дня до моего возвращения в Апию прибыл «Арчер». Мистер Херд и тин Джек note 97 нанесли визит Ваилиме и преподнесли всем, по островному обычаю, подарки. Льюису — превосходную лондонскую шляпу из белого фетра с шелковой лентой вокруг тульи, Ллойду — наковальню, а мне — сковороду и хорошего молодого хряка.
Все посадки чувствуют себя хорошо — апельсины, кокосы, какао и моя спаржа, превратившаяся в большие зеленые кусты, Ревень жив и в отличном виде, а на патиссонах полно плодов. К сожалению, коровы повредили наше лучшее хлебное дерево, но оно живо. По обе стороны дома я распорядилась сделать клумбы и посадила там декоративные растения.
Пауль побледнел и похудел, но говорит, что совсем оправился после своей серьезной болезни (когда я уезжала, у него было воспаление легких). Ему предложили место помощника надсмотрщика на одной из немецких плантаций: пятьдесят долларов в месяц, домик и черный слуга. Он хочет взять с собой Патча, так как Джо поклялся отомстить этому красавцу за то, что тот откусил палец у Генри (я имею в виду кота), и теперь, обнаружив слабое место противника, держит этого несчастного в состоянии непрерывной хромоты. Я видела беднягу Генри с тремя искусанными и распухшими лапами, так что он едва мог передвигаться.
Завтра заседание совета, на котором будет публично прочитано составленное Льюисом письмо к президенту и от последнего потребуют ответа. Боюсь, что Льюис слишком плохо себя чувствует, чтобы там присутствовать. Никто не решился посвятить в эту историю мать Льюиса. Она и так боится, что мы «уроним свой престиж», ссорясь по политическим вопросам с правительственными чиновниками. Я же, наоборот, считаю, что это их общественный престиж пострадает от нашего разрыва с ними. Все они, за исключением мистера Блэклока, получают приглашения к нам на ленч или на обед, а его я отказываюсь приглашать, пока не выяснится, какое участие он принимал в этой истории с динамитом. Я не хочу иметь ничего общего с людьми, способными на такие вещи.
В доме назревает серьезный скандал из-за… молитвы! Дело как будто обстояло так, что в урочный час Лафаэле находился при раненой лошади, а Джо, сильно обваривший правую руку, забрал Остина помогать на птичнике. Все это необходимо было сделать до того, как начнет палить солнце, и тут уж ничего нельзя было изменить. Но на беду, Бэлла, мурлыкающая песенку, тоже была застигнута за какой-то незначительной и, боюсь, даже вымышленной работой, тут-то и произошел взрыв. Миссис Стивенсон считает, что все они нанесли ей личное оскорбление, и, когда Остин, как обычно, пришел на урок, она прогнала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41