Ученики смущенно ерзали. Они чувствовали себя, как солдаты, попавшие в окружение: все пути к бегству, если бы они вздумали бежать, были отрезаны. Обернувшись (точнее, извернувшись ужом), дети видели, как дамы, чинно сидящие сзади, улыбаются им самым доброжелательным образом. От их внимания не ускользнул и большой бумажный сверток, который держала на коленях миссис Мэнро.
Уроки начались. Мисс Морган с принужденной улыбкой приветствовала попечительский совет школы.
– Джентльмены, – сказала она, – занятия будут идти как всегда, без малейших поблажек. Думаю, вам как официальным лицам будет интересно увидеть обычный день нашей школы.
Потом она пожалела об этих словах. Ни разу в жизни она не видела таких бестолковых детей. Те, кому удавалось выдавить из себя хоть несколько слов, делали при этом несусветные ошибки. Читая, они запинались на каждом слове. Члены совета пытались сохранить достоинство, однако многие не могли сдержать смущенную улыбку. На лбу мисс Морган выступили капельки пота. Она уже представила себе, как разгневанные члены совета снимают ее с должности. Дамы в задних рядах напряженно улыбались. Время шло. Когда с грехом пополам ей удалось закончить урок арифметики, точнее – пародию на урок арифметики, – Джон Уайтсайд встал.
– Благодарю вас, мисс Морган, – сказал он. – С вашего позволения я скажу детям несколько слов, а потом вы их отпустите. За час, проведенный в нашем присутствии, они заслужили вознаграждение.
Учительница облегченно вздохнула.
– Значит, вы понимаете, что они отвечали хуже, чем обычно? Как я рада.
Джон Уайтсайд улыбнулся. Сколько таких вот молодых взволнованных учительниц перевидал он на своем веку.
– Если б я решил, что это все, на что они способны, я закрыл бы школу, – сказал он.
Потом он обратился к детям с краткой речью. Он говорил им, что они должны прилежно учиться и любить свою учительницу. Его речь была короткой и доброжелательной – он уже многие годы произносил ее в таких случаях. Закончив, он попросил учительницу отпустить детей. Ученики тихо вышли из класса, но на свежем воздухе их переполнило чувство свободы. Они устроили потасовку, орали, визжали и пытались прикончить друг друга путем отсечения головы и другими доступными им способами.
Джон Уайтсайд пожал руку мисс Морган.
– Никто из наших прежних учителей так хорошо не справлялся с классом, – любезно сказал он. – Думаю, вы были бы удивлены, если бы узнали, как любят вас дети.
– Но это же чудесные дети, – горячо произнесла мисс Морган. – Это просто прекрасные дети.
– Конечно, – согласился Джон Уайтсайд. – Кстати, как учится малыш Молтби?
– О, блестяще. Он любознательный мальчик. По-моему, у него просто исключительные способности.
– На заседании совета о нем тоже шла речь, мисс Морган. Вам, конечно, известно, что дома у него все обстоит совсем не так благополучно, как хотелось бы. Сегодня я за ним наблюдал. Бедный мальчик, посмотрите, во что он одет. Это же настоящее рубище.
– Да, это необычный дом. – Мисс Морган почувствовала, что ее долг защитить Джуниуса. – Дом со странностями, но вовсе не такой уж скверный.
– Поймите меня правильно, мисс Морган. Мы не собираемся вмешиваться в это дело. Просто мы подумали, что можно подарить ему кое-что из одежды. Его отец, вы сами знаете, очень беден.
– Я знаю, – тихо сказала она.
– Миссис Мэнро ему кое-что купила. Не будете ли вы так добры его позвать, и мы вручим ему подарок.
– О, нет, мне бы не хотелось...
– Ну почему же? Там всего только несколько рубашек пара брюк и ботинки.
– Но, мистер Уайтсайд, он может расстроиться. Он очень гордый.
– Он расстроится из-за того, что у него будет приличная одежда? Чепуха. Мне кажется, его гораздо больше огорчает, что у него ее нет. К тому же ходить сейчас босиком просто холодно. На этой неделе каждую ночь заморозки.
– И все-таки, лучше не надо, – беспомощно проговорила мисс Морган. – Нет, правда же, лучше не стоит.
– Мисс Морган, вам не кажется, что вы делаете из мухи слона? Миссис Мэнро была так добра, что купила ему все эти вещи. Так будьте любезны, позовите мальчика, пусть она ему отдаст их.
И вот Робби предстал перед ними. Нечесаные волосы падали ему на лицо, в его глазах после недавней потасовки горел яростный огонек. Люди, столпившиеся в классе рассматривали его вполне благодушно, стараясь не глядеть на дыры в одежде. Робби неловко озирался.
– Робби, миссис Мэнро хочет сделать тебе подарок, – сказала мисс Морган.
Тут миссис Мэнро вышла вперед и вложила в руки Робби сверток.
– Какой славный малыш!
Робби аккуратно положил сверток на пол и заложил руки за спину.
– Открой его, – строго произнес Т.Б. Аллен. – Что за манеры?
Робби взглянул на него с обидой.
– Да, сэр, – сказал он и развязал шпагат.
Перед ним лежали рубашки и новые брюки. Он смотрел на них и, казалось, ничего не понимал. Внезапно до него дошло, что это значит. Лицо его вспыхнуло. Какое-то мгновение он оглядывался, как затравленный зверек, а затем стрелой выскочил из класса. Он так и не взял подарок. Члены совета слышали, как он в два прыжка соскочил с крыльца и убежал.
Миссис Мэнро растерянно повернулась к учительнице.
– Что это с ним?
– Я думаю, он смутился, – сказала мисс Морган.
– Но почему? Мы же его не обижали.
Тут учительница попробовала объяснить, что же все-таки произошло, и, объясняя, немного на них рассердилась.
– Я думаю... понимаете... ну, в общем, мне кажется, до сих пор он просто не догадывался, что он беден.
– Это была моя ошибка, – признался Джон Уайтсайд. – Извините, мисс Морган.
– Как же нам быть? – спросил Берт Мэнро.
– Не знаю, честное слово, не знаю.
Миссис Мэнро обратилась к мужу:
– Берт, мне кажется, тебе нужно пойти к мистеру Молтби и поговорить с ним, может быть, тогда все уладится. Поговори с ним по-доброму, сердечно... ну, в общем, как ты умеешь. Объясни ему, что маленьким детям в мороз нельзя ходить босиком. Может, это убедит его. И тогда мистер Молтби сам велит маленькому Роберту взять наш подарок. Как вы считаете, мистер Уайтсайд?
– Мне это не по душе. И если вы со мной не согласитесь, придется устроить голосование. Я тут и так достаточно дров наломал.
– А я считаю, что здоровье мальчика важнее, чем всякие там эмоции, – настаивала миссис Мэнро.
Двадцатого декабря школу закрыли на рождественские каникулы. Мисс Морган собиралась провести их в Лос-Анжелесе. Ожидая на перекрестке автобус до Салинаса, она заметила мужчину с мальчиком. Они шли прямо к ней по дороге, которая вела из Райских Пастбищ. Одеты они были во все новое и недорогое. Казалось, им трудно идти – оба чуть-чуть хромали. Когда они подошли ближе, мисс Морган пригляделась внимательнее и узнала Робби. Лицо у мальчика было мрачное, несчастное.
– Ой, Робби! – вскрикнула она. – Что случилось? Куда это ты собрался?
Вместо него ответил его спутник.
– Мы едем в Сан-Франциско, мисс Морган.
Она подняла глаза. Это был Джуниус. Бороду он сбрил. Она и не думала, что он такой старый. Даже его глаза, которые всегда глядели так молодо, сейчас казались старыми. А бледен он был, конечно, потому, что прежде носил бороду и она защищала его от загара. На лице его отражалось глубокое замешательство.
– Вы на каникулы едете? – спросила мисс Морган. – Знаете, я люблю рождественские ярмарки. Целыми днями могу там бродить.
– Нет, – помедлив, ответил Джуниус, – мы, пожалуй, едем туда насовсем. Я бухгалтер, мисс Морган. По крайней мере, двадцать лет назад я был им. Попробую найти работу.
Он говорил это с болью.
– Послушайте, зачем вам все это? – воскликнула она.
– Видите ли, – объяснил он просто.
– Я не представлял, что приношу мальчику вред. Я просто не думал об этом. Вы же понимаете, нельзя воспитывать его в нищете. Правда ведь? А я не знал, что говорят о нас люди.
– Но почему вы не остались на ферме? У вас хорошая ферма, верно?
– Я не могу зарабатывать здесь на жизнь, мисс Морган. Я ничего не смыслю в сельском хозяйстве. Джекоб пробовал вести хозяйство, но, понимаете, Джекоб слишком ленив. Как только смогу, я продам ферму и куплю Робби все, чего у него раньше не было.
Мисс Морган рассердилась. И в то же время почувствовала, что вот-вот расплачется.
– Неужели вы верите тому, что говорят вам эти идиоты?
Он удивленно взглянул на нее.
– Конечно, не верю. Только вам ли не знать – мальчика нельзя воспитывать как звереныша?
Появился автобус. Джуниус кивнул в сторону Робби.
– Он не хотел ехать. Сбежал в горы. Мы с Джекобом нашли его лишь вчера ночью. Слишком долго он жил как звереныш. Да и вообще, мисс Морган, он пока еще просто не представляет себе, как хорошо нам будет в Сан-Франциско.
Автобус затормозил. Джуниус и Робби вскарабкались на заднюю площадку. Мисс Морган собиралась войти вслед за ними, но передумала, села в автобус с другой стороны и пристроилась позади шофера.
«Ясно же, – подумала она, – им сейчас хочется побыть наедине».
VII
Старик Гиермо Лопес умер, когда его дочери были уже вполне взрослыми. Он оставил им сорок акров каменистой земли на склоне холма и ни цента денег. Девушки жили в дощатой обмазанной хижине, при которой были маленький флигелек, колодец и сарай. На истощенной почве, по сути дела, могли расти лишь шалфей да курай. И хотя сестры изо всех сил трудились на своем огородике, урожай они собрали весьма скудный. Некоторое время они с каким-то ожесточенным мученичеством голодали, но в конце концов плоть взяла свое. Они были слишком толсты и жизнерадостны для того, чтобы надеть на себя мученический венец по столь мирскому поводу, как отсутствие пищи.
Однажды у Розы возникла счастливая мысль:
– Разве умеет кто-нибудь в нашей долине печь такие вкусные тортильи, как мы с тобой? – спросила она сестру.
– Это искусство досталось нам в наследство от матушки, – благочестиво ответила Мария.
– А это значит, что мы спасены! Мы будем готовить пироги и маисовые лепешки и продавать их жителям Райских Пастбищ.
– А ты думаешь, они станут покупать? – усомнилась Мария.
– Послушай, что я тебе скажу, Мария. В Монтерее всего несколько женщин продают тортильи, да и что это за тортильи – в сто раз хуже наших. И все-таки женщины, которые их продают, просто богачки! Они делают себе по три новых платья в год. А разве их лепешки идут хоть в какое-нибудь сравнение с нашими? Вспомни, ведь нас учила наша мать.
От волнения глаза Марии наполнились слезами.
– Ой, ну, конечно, их нельзя сравнить! – пылко воскликнула она. – В целом мире не было ничего вкуснее лепешек, которые месили безгрешные руки нашей матушки.
– Ну что ж, тогда за дело! – решительно сказала Роза. – Хорошую вещь отчего не купить.
Целую неделю шли лихорадочные приготовления. Обливаясь потом, сестры скребли и украшали свое жилище. Когда все было кончено, их маленький домик, побеленный и внутри и снаружи, выглядел очень нарядно. У порога посадили отводки герани; мусор, скапливавшийся годами, был собран в кучу и сожжен. Переднюю комнату превратили в харчевню, в которой стояли два покрытых желтой клеенкой стола. Сосновая доска, прибитая к забору, выходящему на главную дорогу округа, гласила: «Маисовые лепешки, пироги и прочие испанские блюда. Р. и М. Лопес».
Дело не сразу пошло на лад. Можно сказать, что оно вообще не пошло. Сестры сидели за своими желтыми столиками и ждали. Они были ребячливо веселы и не очень опрятны. Сидя на стульях, они ждали, когда к ним явится счастье. Но стоило войти посетителю, и они стремглав бросались его обслуживать. Они восторженно смеялись всему, что он говорил; они похвалялись своей родословной и дивными качествами лепешек. С негодованием отрицая в себе примесь индейской крови, они по локоть закатывали рукава, чтобы показать, как бела их кожа. Но посетители бывали очень редко. И у сестер стали появляться затруднения. Они не могли заготавливать сразу много продуктов, ибо продукты портятся, когда лежат слишком долго. Для тамалей нужно свежее мясо. И они начали расставлять силки для кроликов и птиц; они сажали в клетки воробьев, черных дроздов, жаворонков и держали их там до тех пор, пока они не потребуются для тамалей.
А дела по-прежнему шли из рук вон плохо.
Как-то утром Роза с решительным видом обратилась к сестре:
– Запряги-ка старину Линдо, Мария. У нас совсем не осталось мякины. – Она вложила в руку Марии серебряную монетку. – Купи в Монтерее. Только немного, – добавила она. – Когда дела у нас пойдут хорошо, мы купим целую гору.
Мария с послушным видом поцеловала сестру и направилась к сараю.
– И, Мария... если у тебя останется какая-нибудь сдача, то по конфете нам обеим... по большой конфете.
Вернувшись днем, Мария застала сестру как-то странно присмиревшей. Ни криков, ни визга, ни требований рассказать о всех подробностях путешествия – словом, ничего такого, что сопутствовало обычно их встречам после разлуки. Роза сидела за столом, и лицо ее было хмурым и озабоченным.
Мария робко приблизилась к сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Уроки начались. Мисс Морган с принужденной улыбкой приветствовала попечительский совет школы.
– Джентльмены, – сказала она, – занятия будут идти как всегда, без малейших поблажек. Думаю, вам как официальным лицам будет интересно увидеть обычный день нашей школы.
Потом она пожалела об этих словах. Ни разу в жизни она не видела таких бестолковых детей. Те, кому удавалось выдавить из себя хоть несколько слов, делали при этом несусветные ошибки. Читая, они запинались на каждом слове. Члены совета пытались сохранить достоинство, однако многие не могли сдержать смущенную улыбку. На лбу мисс Морган выступили капельки пота. Она уже представила себе, как разгневанные члены совета снимают ее с должности. Дамы в задних рядах напряженно улыбались. Время шло. Когда с грехом пополам ей удалось закончить урок арифметики, точнее – пародию на урок арифметики, – Джон Уайтсайд встал.
– Благодарю вас, мисс Морган, – сказал он. – С вашего позволения я скажу детям несколько слов, а потом вы их отпустите. За час, проведенный в нашем присутствии, они заслужили вознаграждение.
Учительница облегченно вздохнула.
– Значит, вы понимаете, что они отвечали хуже, чем обычно? Как я рада.
Джон Уайтсайд улыбнулся. Сколько таких вот молодых взволнованных учительниц перевидал он на своем веку.
– Если б я решил, что это все, на что они способны, я закрыл бы школу, – сказал он.
Потом он обратился к детям с краткой речью. Он говорил им, что они должны прилежно учиться и любить свою учительницу. Его речь была короткой и доброжелательной – он уже многие годы произносил ее в таких случаях. Закончив, он попросил учительницу отпустить детей. Ученики тихо вышли из класса, но на свежем воздухе их переполнило чувство свободы. Они устроили потасовку, орали, визжали и пытались прикончить друг друга путем отсечения головы и другими доступными им способами.
Джон Уайтсайд пожал руку мисс Морган.
– Никто из наших прежних учителей так хорошо не справлялся с классом, – любезно сказал он. – Думаю, вы были бы удивлены, если бы узнали, как любят вас дети.
– Но это же чудесные дети, – горячо произнесла мисс Морган. – Это просто прекрасные дети.
– Конечно, – согласился Джон Уайтсайд. – Кстати, как учится малыш Молтби?
– О, блестяще. Он любознательный мальчик. По-моему, у него просто исключительные способности.
– На заседании совета о нем тоже шла речь, мисс Морган. Вам, конечно, известно, что дома у него все обстоит совсем не так благополучно, как хотелось бы. Сегодня я за ним наблюдал. Бедный мальчик, посмотрите, во что он одет. Это же настоящее рубище.
– Да, это необычный дом. – Мисс Морган почувствовала, что ее долг защитить Джуниуса. – Дом со странностями, но вовсе не такой уж скверный.
– Поймите меня правильно, мисс Морган. Мы не собираемся вмешиваться в это дело. Просто мы подумали, что можно подарить ему кое-что из одежды. Его отец, вы сами знаете, очень беден.
– Я знаю, – тихо сказала она.
– Миссис Мэнро ему кое-что купила. Не будете ли вы так добры его позвать, и мы вручим ему подарок.
– О, нет, мне бы не хотелось...
– Ну почему же? Там всего только несколько рубашек пара брюк и ботинки.
– Но, мистер Уайтсайд, он может расстроиться. Он очень гордый.
– Он расстроится из-за того, что у него будет приличная одежда? Чепуха. Мне кажется, его гораздо больше огорчает, что у него ее нет. К тому же ходить сейчас босиком просто холодно. На этой неделе каждую ночь заморозки.
– И все-таки, лучше не надо, – беспомощно проговорила мисс Морган. – Нет, правда же, лучше не стоит.
– Мисс Морган, вам не кажется, что вы делаете из мухи слона? Миссис Мэнро была так добра, что купила ему все эти вещи. Так будьте любезны, позовите мальчика, пусть она ему отдаст их.
И вот Робби предстал перед ними. Нечесаные волосы падали ему на лицо, в его глазах после недавней потасовки горел яростный огонек. Люди, столпившиеся в классе рассматривали его вполне благодушно, стараясь не глядеть на дыры в одежде. Робби неловко озирался.
– Робби, миссис Мэнро хочет сделать тебе подарок, – сказала мисс Морган.
Тут миссис Мэнро вышла вперед и вложила в руки Робби сверток.
– Какой славный малыш!
Робби аккуратно положил сверток на пол и заложил руки за спину.
– Открой его, – строго произнес Т.Б. Аллен. – Что за манеры?
Робби взглянул на него с обидой.
– Да, сэр, – сказал он и развязал шпагат.
Перед ним лежали рубашки и новые брюки. Он смотрел на них и, казалось, ничего не понимал. Внезапно до него дошло, что это значит. Лицо его вспыхнуло. Какое-то мгновение он оглядывался, как затравленный зверек, а затем стрелой выскочил из класса. Он так и не взял подарок. Члены совета слышали, как он в два прыжка соскочил с крыльца и убежал.
Миссис Мэнро растерянно повернулась к учительнице.
– Что это с ним?
– Я думаю, он смутился, – сказала мисс Морган.
– Но почему? Мы же его не обижали.
Тут учительница попробовала объяснить, что же все-таки произошло, и, объясняя, немного на них рассердилась.
– Я думаю... понимаете... ну, в общем, мне кажется, до сих пор он просто не догадывался, что он беден.
– Это была моя ошибка, – признался Джон Уайтсайд. – Извините, мисс Морган.
– Как же нам быть? – спросил Берт Мэнро.
– Не знаю, честное слово, не знаю.
Миссис Мэнро обратилась к мужу:
– Берт, мне кажется, тебе нужно пойти к мистеру Молтби и поговорить с ним, может быть, тогда все уладится. Поговори с ним по-доброму, сердечно... ну, в общем, как ты умеешь. Объясни ему, что маленьким детям в мороз нельзя ходить босиком. Может, это убедит его. И тогда мистер Молтби сам велит маленькому Роберту взять наш подарок. Как вы считаете, мистер Уайтсайд?
– Мне это не по душе. И если вы со мной не согласитесь, придется устроить голосование. Я тут и так достаточно дров наломал.
– А я считаю, что здоровье мальчика важнее, чем всякие там эмоции, – настаивала миссис Мэнро.
Двадцатого декабря школу закрыли на рождественские каникулы. Мисс Морган собиралась провести их в Лос-Анжелесе. Ожидая на перекрестке автобус до Салинаса, она заметила мужчину с мальчиком. Они шли прямо к ней по дороге, которая вела из Райских Пастбищ. Одеты они были во все новое и недорогое. Казалось, им трудно идти – оба чуть-чуть хромали. Когда они подошли ближе, мисс Морган пригляделась внимательнее и узнала Робби. Лицо у мальчика было мрачное, несчастное.
– Ой, Робби! – вскрикнула она. – Что случилось? Куда это ты собрался?
Вместо него ответил его спутник.
– Мы едем в Сан-Франциско, мисс Морган.
Она подняла глаза. Это был Джуниус. Бороду он сбрил. Она и не думала, что он такой старый. Даже его глаза, которые всегда глядели так молодо, сейчас казались старыми. А бледен он был, конечно, потому, что прежде носил бороду и она защищала его от загара. На лице его отражалось глубокое замешательство.
– Вы на каникулы едете? – спросила мисс Морган. – Знаете, я люблю рождественские ярмарки. Целыми днями могу там бродить.
– Нет, – помедлив, ответил Джуниус, – мы, пожалуй, едем туда насовсем. Я бухгалтер, мисс Морган. По крайней мере, двадцать лет назад я был им. Попробую найти работу.
Он говорил это с болью.
– Послушайте, зачем вам все это? – воскликнула она.
– Видите ли, – объяснил он просто.
– Я не представлял, что приношу мальчику вред. Я просто не думал об этом. Вы же понимаете, нельзя воспитывать его в нищете. Правда ведь? А я не знал, что говорят о нас люди.
– Но почему вы не остались на ферме? У вас хорошая ферма, верно?
– Я не могу зарабатывать здесь на жизнь, мисс Морган. Я ничего не смыслю в сельском хозяйстве. Джекоб пробовал вести хозяйство, но, понимаете, Джекоб слишком ленив. Как только смогу, я продам ферму и куплю Робби все, чего у него раньше не было.
Мисс Морган рассердилась. И в то же время почувствовала, что вот-вот расплачется.
– Неужели вы верите тому, что говорят вам эти идиоты?
Он удивленно взглянул на нее.
– Конечно, не верю. Только вам ли не знать – мальчика нельзя воспитывать как звереныша?
Появился автобус. Джуниус кивнул в сторону Робби.
– Он не хотел ехать. Сбежал в горы. Мы с Джекобом нашли его лишь вчера ночью. Слишком долго он жил как звереныш. Да и вообще, мисс Морган, он пока еще просто не представляет себе, как хорошо нам будет в Сан-Франциско.
Автобус затормозил. Джуниус и Робби вскарабкались на заднюю площадку. Мисс Морган собиралась войти вслед за ними, но передумала, села в автобус с другой стороны и пристроилась позади шофера.
«Ясно же, – подумала она, – им сейчас хочется побыть наедине».
VII
Старик Гиермо Лопес умер, когда его дочери были уже вполне взрослыми. Он оставил им сорок акров каменистой земли на склоне холма и ни цента денег. Девушки жили в дощатой обмазанной хижине, при которой были маленький флигелек, колодец и сарай. На истощенной почве, по сути дела, могли расти лишь шалфей да курай. И хотя сестры изо всех сил трудились на своем огородике, урожай они собрали весьма скудный. Некоторое время они с каким-то ожесточенным мученичеством голодали, но в конце концов плоть взяла свое. Они были слишком толсты и жизнерадостны для того, чтобы надеть на себя мученический венец по столь мирскому поводу, как отсутствие пищи.
Однажды у Розы возникла счастливая мысль:
– Разве умеет кто-нибудь в нашей долине печь такие вкусные тортильи, как мы с тобой? – спросила она сестру.
– Это искусство досталось нам в наследство от матушки, – благочестиво ответила Мария.
– А это значит, что мы спасены! Мы будем готовить пироги и маисовые лепешки и продавать их жителям Райских Пастбищ.
– А ты думаешь, они станут покупать? – усомнилась Мария.
– Послушай, что я тебе скажу, Мария. В Монтерее всего несколько женщин продают тортильи, да и что это за тортильи – в сто раз хуже наших. И все-таки женщины, которые их продают, просто богачки! Они делают себе по три новых платья в год. А разве их лепешки идут хоть в какое-нибудь сравнение с нашими? Вспомни, ведь нас учила наша мать.
От волнения глаза Марии наполнились слезами.
– Ой, ну, конечно, их нельзя сравнить! – пылко воскликнула она. – В целом мире не было ничего вкуснее лепешек, которые месили безгрешные руки нашей матушки.
– Ну что ж, тогда за дело! – решительно сказала Роза. – Хорошую вещь отчего не купить.
Целую неделю шли лихорадочные приготовления. Обливаясь потом, сестры скребли и украшали свое жилище. Когда все было кончено, их маленький домик, побеленный и внутри и снаружи, выглядел очень нарядно. У порога посадили отводки герани; мусор, скапливавшийся годами, был собран в кучу и сожжен. Переднюю комнату превратили в харчевню, в которой стояли два покрытых желтой клеенкой стола. Сосновая доска, прибитая к забору, выходящему на главную дорогу округа, гласила: «Маисовые лепешки, пироги и прочие испанские блюда. Р. и М. Лопес».
Дело не сразу пошло на лад. Можно сказать, что оно вообще не пошло. Сестры сидели за своими желтыми столиками и ждали. Они были ребячливо веселы и не очень опрятны. Сидя на стульях, они ждали, когда к ним явится счастье. Но стоило войти посетителю, и они стремглав бросались его обслуживать. Они восторженно смеялись всему, что он говорил; они похвалялись своей родословной и дивными качествами лепешек. С негодованием отрицая в себе примесь индейской крови, они по локоть закатывали рукава, чтобы показать, как бела их кожа. Но посетители бывали очень редко. И у сестер стали появляться затруднения. Они не могли заготавливать сразу много продуктов, ибо продукты портятся, когда лежат слишком долго. Для тамалей нужно свежее мясо. И они начали расставлять силки для кроликов и птиц; они сажали в клетки воробьев, черных дроздов, жаворонков и держали их там до тех пор, пока они не потребуются для тамалей.
А дела по-прежнему шли из рук вон плохо.
Как-то утром Роза с решительным видом обратилась к сестре:
– Запряги-ка старину Линдо, Мария. У нас совсем не осталось мякины. – Она вложила в руку Марии серебряную монетку. – Купи в Монтерее. Только немного, – добавила она. – Когда дела у нас пойдут хорошо, мы купим целую гору.
Мария с послушным видом поцеловала сестру и направилась к сараю.
– И, Мария... если у тебя останется какая-нибудь сдача, то по конфете нам обеим... по большой конфете.
Вернувшись днем, Мария застала сестру как-то странно присмиревшей. Ни криков, ни визга, ни требований рассказать о всех подробностях путешествия – словом, ничего такого, что сопутствовало обычно их встречам после разлуки. Роза сидела за столом, и лицо ее было хмурым и озабоченным.
Мария робко приблизилась к сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28