выносили гроб.
Милиционеры стояли оцеплением - как когда-то на майских демонстраци-
ях.
Вынесли.
Катафалк - длинная черная машина, почти лимузин. Кастальский поста-
рался. Он и сам в черный мерседес сел. А за ним и другие в машины - це-
лая кавалькада потянулась медленно. Впереди ментовские, с мигалками.
- Попаду или не попаду? - пробормотала Нюра, вертя в руках обломок
кирпича. И когда успела найти и поднять?
- Брось, - сказал Сергей.
- Сейчас брошу.
Нюра размахнулась, кинула. Обломок попал в черное стекло черной маши-
ны Кастальского. Стукнулся и отскочил.
Машина испуганно дернулась вперед, чуть не врезавшись в катафалк, к
Нюре подскочили рыдающие девицы, визжа и ругаясь, стараясь ущипнуть,
оцарапать, пихнуть, а то и по-мужски - кулаками, Сергей оттаскивал их,
подоспели милиционеры, Нюру и Сергея отволокли в сторонку.
- До кучи их, - сказал ментовский чин с румяным от холодка и дела,
бодрым лицом.
Нюру и Сергея посадили в "воронок", который был набит уже. Почти все
или пьяные, или обкуренные, или обколотые. Глаза дикие, разговоры чум-
ные.
- Все-таки попала, - засмеялась Нюра.
- За что?
- Знала бы, за что, убила бы.
В отделении милиции они долго ждали своей очереди. Вызвали их вместе.
- Не москвичи? Откуда?
Видимо, у спрашивающего был наметанный глаз.
- Из Саратова, - сказал Сергей и дал паспорт. - А это моя жена. На
похороны приехали.
Милиционер полистал паспорт. Отложил.
- А супруги документики где? - спросил он Нюру, осматривая подробно
всю ее и отдельно - красивое лицо ее, имея на это полное административ-
но-процессуальное право.
- Дома оставила, - сказала Нюра.
- Почему? Муж взял, а вы не взяли. На отдельного человека - отдельный
документ.
- Ни черта он мне не муж, а паспорт у меня на оформлении.
- Это я понял, что он не муж, - проницательно улыбнулся милиционер,
радуясь возможности показать свой недюжинный ум. И соврал, не понял он
этого. Сергей знает, что они с Нюрой выглядят как молодые муж и жена.
Они подходят друг к другу. Он это сразу почувствовал. Они идут друг дру-
гу.
- Ладно. Молодого человека отпустим, а вас придется задержать для вы-
яснения личности.
- Ага. Разбежалась, - сказала Нюра, достала и швырнула менту паспорт.
Милиционер вслух прочитал все: фамилию, имя, отчество, серию, номер,
кем и когда выдан, место прописки.
- Чего ты время тянешь? - не выдержала Нюра.
- А что? Невмоготу? Уколоться охота?
Нюра фыркнула.
Но держать их смысла действительно не было.
И их отпустили.
И они поехали в Переделкино искать тетку Нюры, неписательницу.
Приехали: безлюдье, пустые совсем улицы.
Топтались, озираясь, наконец женщина появилась с тележкой-сумкой,
спросили у нее, где улица Тургенева, та призадумалась, потом сказала,
что это вроде надо пойти по этой вот улице прямо, а потом свернуть, а
там спросите, там скажут.
Пошли по указанной улице, свернули, но спросить не у кого было - та
же пустота. Решили двигаться наугад, - до первого живого человека.
В конце одной из улиц увидели дым, пошли на дым.
Под деревьями, напротив строящегося большого дома, сидели мужчины,
кругом возле костра, сказка про двенадцать месяцев. Они пили вино, а на
водопроводной трубе, как на вертеле, над костром жарилась целая свиная
туша.
- Не знаете, где тут улица Тургенева? - спросил Сергей.
Ответил человек с приятными и умными глазами, черными, иноземными,
как и у всех остальных. Но ответил не прямо. Он ответил так. Он повер-
нулся к одному своему товарищу и спросил его:
- Рохад, ты не знаешь, где улица Тургенева?
- Нет, - сказал Рохад.
Тогда человек повернулся к другому и спросил его не спеша:
- Геран, ты не знаешь, где улица Тургенева?
- Нет, - сказал Геран.
- Вот видишь! - удивленно воскликнул человек. - Даже они не знают!
Все сдержанно рассмеялись - чему-то своему, что они знали про Рохада
и Герана. Рассмеялись и Рохад с Гераном, потому что мужчины должны уметь
смеяться доброй шутке над собой, понимая ее отличие от обиды и оскорбле-
ния.
- Зачем вам улица Тургенева? - спросил приятный человек.- Садитесь с
нами. Вино пьем, мясо будет. Угощайтесь!
- Спасибо, - сказал Сергей.
Это слово было понято как согласие. Повинуясь знаку своего главного,
Рохад и Геран поднесли Сергею и Нюре по стакану вина. Они налили его из
больших бутылей. Наверное, это было домашнее вино. Сергею хотелось бы
видеть и назвать его рубиновым или сапфировым, хотя он не уверен был,
что сапфир красного цвета, но цвет вина, к сожалению Сергея, напоминал
ему всего лишь цвет разбавленной марганцовки.
Запах же и вкус были замечательные.
- Тост! - сказал черноокий человек.
Все взяли стаканы.
Человек задумчиво, глядя сквозь вино на костер, сказал:
Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь -
В своих мечтах - к одной и той же цели.
Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.
Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.
Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью - я всегда в пути.
После паузы он произнес:
- Будьте же всегда в пути, друзья мои, как автор этих прелестных слов
товарищ Вильям Шекспир, кроме как к любви - нет дороги. Ваше здоровье!
Друзья его глядели на него с уважением и любовью, выпили не спеша - и
до дна каждый.
Выпили до дна и Сергей с Нюрой, поблагодарили и пошли дальше.
Уже начало темнеть, когда они наконец отыскали эту улицу Тургенева.
И они нашли дом родственницы, где хмурый мужик, чего-то прибивая и не
оставляя своего занятия, ответил сердито, что хозяйка им этот поганый
дом два года назад продала за бешеные деньги и уехала к чертям собачьим.
Куда? Я вам не адресное бюро.
- Ты не адресное бюро. Ты говнюк, - сказала Нюра.
Мужик опустил руки и изумленно спросил:
- Это почему же?
- По-человечески разговаривать надо с людьми, - объяснила Нюра.
- Ты думаешь, если ты баба, я не могу тебя охреначить молотком вот по
баш-ке? - задал вопрос мужик.
- Можешь, - обнадежила его Нюра.
- Еще как могу, - подтвердил мужик. - Катитесь отсюдова!
Они медленно пошли.
- На вокзал? - спросил Сергей.
- Подумаем.
- А что думать?
Нюра не ответила.
Она смотрела на одинокого приближающегося.
Приближающийся приблизился и приостановился, ожидая вопроса. Длинно-
волосый, высокий, задумчивый, лет сорока. Работник умственного труда,
ясное дело. Может, писатель даже. Раз уж тут писательский поселок. Тот,
с молотком, может, тоже писатель. Может, детский. Я скворечню прибиваю,
птиц на лето поджидаю, прилетайте, птицы, к нам, я вам вдоволь корму
дам.
- Как лучше к станции пройти? - спросила Нюра.
- Прямо по дороге, потом направо.
- Мы тут к родственнице приехали. А она уехала, оказывается. Больше в
Москве нет никого. Ерунда какая-то. И поздно уже. И жрать охота. Пустите
переночевать. Платить нечем, денег нет.
- А у кого они есть, - улыбнулся работник умственного труда. - Пой-
демте.
Идти оказалось десять шагов.
- Танюша, у нас гости! - добрым голосом закричал добрый человек, вхо-
дя в сени деревянного дома, открывая дверь в дом и жестом приглашая гос-
тей осчастливить.
Вышла женщина лет тридцати, черноволосая, с первого взгляда на цыган-
ку похожая, тонкая, в джинсах и маечке; Сергей уважал женщин, которые
дома не в халатах.
- И хорошо, что гости, - сказала она.
Сергей, пока раздевались-разувались, объяснил, что они муж и жена,
что приехали к родственнице, долго плутали, замерзли, а она, оказывает-
ся... вы извините, мы рано утром...
- Нет проблем, - коротко заключил добрый человек. - И давайте знако-
миться. И - ужинать.
4
а тут тепло и сыро особенно с ранья
тут березка и рябина это родина моя
куст ракиты над рекою кто-то виснет на суку
и кукушечка кукует ему вечное ку-ку
- Тихо у вас, - говорила Нюра. Она без стеснения ела и пила вино, не
заботилась, чтобы поддерживать разговор, а когда захотелось произнести
слова, то сказала о том, о чем думала, а думала она, что хорошо было бы
жить здесь. И она сказала об этом: - Тихо у вас.
- Уж с городом не сравнить, - сказала шестилетняя Катя, дочь. - В го-
роде и шум, и смог, в городе я просто задыхаюсь!
- Неужели? - удивилась Таня.
- Она права, в городе после такого воздуха тяжело, - сказал добрый
человек по имени Матвей и с фамилией Архангельский. А у жены его была
почему-то другая фамилия - Антонова.
Они так и представились:
- Матвей Архангельский.
- Татьяна Антонова.
Тогда представились и Сергей с Нюрой.
- Сергей Иванов, - представился Сергей.
- Лена Твердижопко, - представилась Нюра. Усмехнулась. - Шутка не
удалась. Извините. Балабанкина. На этот раз не шутка. Ленка Балабанкина.
Кличка Нюра. Когда как. По настроению.
- Сегодня какое настроение? - спросил Матвей.
- Ленка. Сегодня я жрать хочу, согреться, спать хочу. Ленка Балабан-
кина хочет жрать и спать. Ленка.
После ужина пошли в комнату с дощатыми стенами и книжными полками по
стенам - и пианино у одной из стен, на пианино кипы нот. Трудовой инс-
трумент, значит, не мебель, значит, и не баловство. Расселись, помолча-
ли. Телевизора не было.
- Хотите, сыграю? - спросила Таня у Нюры-Лены. Та благосклонно кивну-
ла.
Таня стала играть.
- Выпить бы еще, - сказала Нюра.
- Только водка, - извинился Матвей.
- Годится.
Матвей принес и поставил на дощатый самодельный стол водку, стаканы и
блюдо с яблоками. Нюра налила себе полстакана, выпила. Потом еще полста-
кана, но сразу пить не стала, взяла яблоко, села в уголок, слушала игру
Тани, отпивала водку, хрустела яблоком.
Сергей смотрел на играющую Таню и слушающую Нюру и размышлял: стран-
но, две женщины - совершенно разные, а так похожи, чем-то внутренним,
неуловимым... Им идет быть подругами, старшей и младшей, при этом ясно,
что они никогда, ни при каких обстоятельствах не станут подругами, а ес-
ли б они были сестры, то меж ними была бы вечная вражда-любовь...
Музыки было как раз в меру, чтобы не утомить даже тех, кто классику
не любит, впрочем, и классика была облегченная, народу доступная, но
Сергей почти ничего не узнал.
- Вы с гитарой, - сказала Таня Сергею. - Играете?
Сергей впервые за сегодняшний день вспомнил, что он с гитарой и что
он сочиняет песни.
Ему очень захотелось спеть этим людям. Они умны и интеллигентны. Они
поймут его. Но он стеснялся Нюры. И Стас Антуфьев сегодня умер. Но, на-
верное, Стас Антуфьев на его месте спел бы, если б хотелось, не думая о
том, что кто-то умер. Каждый день кто-то умирает. Он не глядел на Нюру,
но та поняла его сомнения и сказала с неподдельной просьбой:
- Правда, в самом деле. Сбацай.
Сергей пошел за гитарой, которую оставил у порога. Пока расчехлял,
пока настраивал - металлические струны после холода в тепле всегда надо
подстраивать, а может, и синтетические, но он на синтетических не игра-
ет. Ему нужен достаточно жесткий звук, жесткий, но негромкий. Ритм. И
четко - слова.
- Как там было? - спросила меж тем Таня Матвея - по-семейному, как
про общее дело.
- В газете прочитаешь, - сказал Матвей, не желая личное обсуждать при
посторонних. Но тут же спохватился, что может их обидеть. - На похоронах
Антуфьева был сегодня, - сказал он.
- Мы тоже, - сказал Сергей.
- Жалко человека, - сказал Матвей, обрадовавшись, что у них есть об-
щая тема.
От настройки гитары Сергей перешел к наигрыванию, а там и запел, он
спел первый куплет вполголоса, чтобы начали вслушиваться, а потом запел
песню заново, уже по-настоящему. Он закрыл глаза и пел песни одну за
другой. Он чувствовал, что его слушают. Если бы почувствовал, что не
слушают, тут же прекратил бы. Он пел песни одну за другой, без пауз,
чтобы после песен не было никаких слов...
- Заткнись! - закричала Нюра.
Он оборвал себя на полуслове и открыл глаза.
Нюра-Лена была пьяна. Она выхлебнула из стакана остатки и стала гово-
рить:
- Стас умер, а он тут поет. Частушки свои тут распевает. Козел. Все
вы козлы. Приютили, какие добрые! Не верю! Кому что спокойней! Вам прию-
тить спокойней, чем прогнать! Козлы. Только и думаете, как вам спокой-
ней! А Стас не думал. Жил как человек и не думал о том, чтобы жить как
человек! И умер! А вы живете, козлы! На пианинах играете, козлы! А этот
статьи пишет, козел! Журналист, блин! Ненавижу журналистов!
- Извольте не ругаться при детях, - мягко сказал Матвей.
- Их уже несколько? Когда вы успели? На кой хрен вам дети? Вам же не
нужны дети, вы же козлы, от них покоя нет, а вам покой нужен!
1 2 3 4 5 6 7 8