А вот как насчет наших детей? Замечаешь ли ты, как
далека для них Земля? А корабль - не маловата ли чуточку такая родина? И
не маловат ли чуточку экипаж для человечества?
- А исследователи, которые шли на многолетнее заключение, чтобы
проверить возможность работы в изоляции? Подумала ли ты и о них? Таку
Исихара четыре года прожил с семьей на старой космической станции, без
каких-либо контактов с другими людьми, даже без радиосвязи. И там не было
парка, не было бассейна, щедро оснащенных лабораторий... Разве они
жаловались? Не работали разве изо всех сил? Или, может быть, в течение
этих четырех лет худо воспитывались дети? А они находились там всего
только вчетвером! Но и для четверых там не было по-настоящему достаточно
места: ты прекрасно знаешь, что представляла из себя старая космостанция.
Да как же нам тут жаловаться?!
И это он также говорил не раз... Света знала, что он прав, но не
менее хорошо знала она и то, что будет сомневаться в этом, опять и опять
сомневаться в этом. Карел продолжал:
- И для них это был действительно всего лишь эксперимент, им было
известно, что четырехлетнее добровольное заточение не имеет другого
смысла, кроме проверки собственной их реакции на него. У них не было цели.
- А у нас?
- Через пятнадцать лет мы достигнем планет Альфы Центавра.
- Раулю к тому времени исполнится двадцать шесть, - тихо сказала
Света.

ВТОРОЙ УРОВЕНЬ
Шел девятнадцатый год полета. Случившееся было столь
экстраординарным, что Астронавтический центр спешно командировал на
станцию инспектора. Он прибыл с очередным рейсом ракеты обеспечения:
высокого роста, с темно-русыми волосами, сухощавый мужчина под пятьдесят,
чье и без того непримечательное лицо имело такое выражение, будто он
вот-вот задремлет. Теперь он восседал в кабинете станционного психолога -
среднего роста южанина одного примерно возраста с инспектором, мускулистое
тело которого выказывало первые признаки тучности. Руководитель станции,
сопровождавший инспектора и представивший ему психолога, успел уже
скрыться из кабинета под предлогом неотложной работы, препоручив наиболее
неприятную часть беседы своему подчиненному.
- Отчет ваш я прочел, - веско заметил инспектор. - И все-таки я
просил бы вас еще раз вкратце описать ход событий. Надеюсь, это поможет
нам разобраться в случившемся и избежать в дальнейшем повторения подобных
ситуаций. Или нет, поступим иначе: я расскажу вам, что сумел уяснить из
вашего сообщения, а вы, коль скоро потребуется, дополните мое изложение.
Психолог согласно кивнул.
- Прекрасно, - продолжал инспектор. - Итак, Хвитби работал на станции
с четвертого августа. Он выполнял свои обязанности к полному
удовлетворению начальства, не проявляя каких-либо признаков психической
неустойчивости. Что подтверждалось и обычными периодическими
обследованиями. А затем, двадцать третьего августа, произошел...
Тут психолог прервал его, отрицательно покачав головой, и сказал:
- Считаю необходимым указать на то, что здесь, на станции. Хвитби
подвергался лишь тесту Г-четыре, как это обыкновенно практикуется по
прибытии нового персонала.
- Насколько мне известно, Г-четыре - всего только соматический
контроль общего состояния? - удивился инспектор, и психолог отметил про
себя, что собеседник сказал "насколько мне известно". Сам инспектор,
похоже, не был специалистом. Подобное случалось.
- Совершенно верно, - подтвердил он. - Так предусмотрено служебными
инструкциями, поскольку при перелете к станции могут возникнуть
определенные нарушения в физическом состоянии сотрудников, но крайней мере
теоретически. Первый психический тест - как правило, Г-семь либо
Г-одиннадцать - выполняется после четырехнедельного пребывания здесь. По
данной причине, - речь психолога зазвучала категоричнее, он говорил теперь
чуть медленней, хотя и не настолько, чтобы это обращало на себя внимание,
- по данной причине я и не мог обследовать Хвитби прежде, чем случился
известный инцидент. Сотрудники станции, все без исключения, проходят перед
вылетом к нам фундаментальное обследование в Центре, так по крайней мере
значится в предписании. И если коллеги на Земле... Впрочем, я не хотел бы
строить необоснованных гипотез. До сих пор они направляли к нам отборные
кадры.
Инспектор извлек из среднего кармана своей модной пуловеретки
небольшой блокнот и сделал в нем короткую запись, не слишком возбудившую
любопытство его собеседника. "Пожалуй, и в самом деле не из наших
специалистов, - думал психолог, - скорее какой-нибудь тип из
администрации, воспользовавшийся оказией, чтобы самолично отправиться в
космос, этакий несостоявшийся покоритель вселенной".
Получивший такую оценку инспектор снова захлопнул свой блокнотик и
продолжал рассказывать психологу о том, что сам узнал лишь из
представленного им же отчета. Тот терпеливо слушал доклад, пока человек с
Земли не добрался наконец до финала.
- И потому для меня по-прежнему необъяснимо, как это Хвитби оказался
привлечен в качестве наблюдателя к осуществлению столь важного проекта,
каким является операция "Звездолет первый". Что, собственно, сам он сказал
по поводу происшедшего? Ведь вы же в итоге пишете, что человека этого,
несмотря на случившееся, следует считать вполне вменяемым. Но тогда -
почему он так поступил?
- Внушил себе, будто мы не имеем никакого права на то, чем тут
занимаемся.
- И решил проникнуть через главный шлюз в космолет, подвергнув угрозе
весь эксперимент?! Из-за того только, что у него, видите ли, возникли
сомнения? Просто в голове не укладывается!
"Этот человек действительно никакого представления не имеет о здешней
обстановке, - подумал психолог. - Сознаваться он в этом, разумеется, не
желает, да и мне не стоит слишком высовываться после всего, что
произошло".
- Вы совершенно правы, - поддержал он инспектора, - проект наверняка
стал его тревожить не вдруг. Напротив, нам следует предположить, что его
отношение к проекту было двойственным с самого начала, еще на Земле, с
того момента, как ему стало известно об истинном положении дел. Впрочем,
достаточно вероятно, что и для него это стало ясно не сразу, а таилось
скорее в подсознании. Ну а здесь, на станции, его внутренний конфликт
обострился. Ему было, по-видимому, совсем не легко.
- А не мог ли он с самого начала замышлять удар по проекту? Как вы
считаете? Мне это кажется логичным.
- Нет, нет. Человек ведь мыслит не строго логически, по крайней мере
реагирует не так. Что происходит вдали от него, эмоционально затрагивает
его меньше, чем в том случае, когда разыгрывается на его глазах, в
особенности если он получает обо всем лишь весьма абстрактную, тщательно
отредактированную информацию. Далеко не одно и то же: узнать, из
осторожных объяснений специалистов, о том, что тут девятнадцать лет
крутится на земной орбите космический корабль, экипаж которого воображает
себя в полете к альфе Центавра, находясь на Земле или сидя здесь, наверху,
на станции, в непосредственной, так сказать, близости. Чертовски,
признаться, странное ощущение, когда дежуришь в одной из наблюдательских
кабин и видишь, как за стеной из титанового сплава живут люди, полностью
изолированные от внешнего мира и обманутые так, что иной скорее предпочел
бы оказаться в гробу, чем в этом титановом цилиндре. Хотелось бы вам
находиться там, внутри, на подобных условиях? - психолог движением головы
указал вверх, туда, где находился, как известно было обоим, корпус
"звездолета", оплетенный конструкциями наблюдательной станции, словно
захваченное в паучьи тенета насекомое.
- Мм... не то чтобы я... - начал прибывший с Земли гость и, не
закончив начатой фразы, продолжил: Но, так или иначе, наблюдатели проходят
ведь тщательную проверку. Это же, в конце концов, отборные кадры.
Наверняка и вашему Хвитби разъяснили, что... да, что эксперимент
необходим. Сегодня ведь ни для кого не секрет, что наиболее значительный
фактор ненадежности в астронавтике отнюдь не техника, а неизменно сам
человек. Мы просто не можем позволить себе угрохать столько сил и средств
на такой проект, как первая интерстелларная экспедиция, без твердой
уверенности в том, что он не пойдет прахом из-за человеческой
несостоятельности. И потому необходимо с надежностью обеспечить, чтобы
группа находящихся в полете людей представляла собой, э-э, социологически
стабильную систему; а поскольку нельзя в столь дорогостоящем предприятии
слепо идти на риск, то все и должно быть проверено заранее, не так ли?
"Кого он, собственно, желает убедить, меня или себя? - подумал
психолог. - Или, может, он и в самом деле такой... словоохотливый? Ну да
пусть себе поговорит..."
- А что первоначальных экспериментов для этого недостаточно, также
вполне очевидно. Далеко не одно и то же, проводит ли горстка людей в
изоляции года три-четыре, или сто пятьдесят человек - десятилетия, не так
ли? Тем более в первом случае экипажу было известно, что при возникновении
серьезной опасности они могут рассчитывать на помощь с Земли. Тесты такого
рода не могли, естественно, дать исчерпывающих результатов, потому-то и
оказалось необходимым опробовать психосоциологическую нагрузочную
способность такой системы на втором, более высоком уровне!
- Разумеется, - послушно согласился психолог. - Испытуемая группа
должна была по-настоящему верить в то, что совершает интерстелларный
полет, если мы хотели провести эксперимент в чистоте. И ведь это, в конце
концов, ради поистине великой цели, не так ли? Эксперимент служит
подготовке настоящего полета. Что и было, я полагаю, разъяснено
наблюдателю Хвитби?
- Да, конечно, - ответил психолог и подумал: "Хвитби в сравнении с
ним был прямо-таки стоик. Хотелось бы мне взглянуть на этого субъекта в
шкуре наблюдателя, за три минуты он трижды сказал "не так ли". Или уже
четырежды?" - Во всяком случае, мы вправе из этого исходить, - продолжал
он. - Все подробно разъясняется каждому будущему сотруднику станции, и
сюда попадают лишь те, кто твердо убежден в необходимости этого. - "Или
те, кому это, в общем-то, до лампочки, вроде нашего брата". - Так, во
всяком случае, было до сих пор.
- Мы позаботимся о том, чтобы так было и впредь, - заявил инспектор.
- В дальнейшем мы еще скрупулезнее будем производить отбор, даже
пользоваться при необходимости гипнотической блокадой. Если, конечно, и в
самом деле ничего другого не останется. Естественно, на строго законных,
то есть добровольных, основаниях. А вам придется каждые две недели
выполнять тестирование по шкале Г, в том числе и среди наблюдателей.
Письменную инструкцию вы в самое ближайшее время получите.
- Поговаривают, будто наблюдательские должности вообще упразднят? - с
неопределенно-вопросительной интонацией произнес психолог.
- Ну, это, разумеется, чепуха. Вы и сами знаете, что, кроме спецреле
в схемах сервороботов, мы на борту корабля никаких приборов для наблюдения
не устанавливали: опасность обнаружения была бы чересчур велика. В тем
большей степени нам приходится опираться на наблюдения с помощью
периферийных систем; иначе мы совсем не имели бы представления о том, что
происходит внутри корабля. Нет, нет, наблюдатели остаются. Но мы
позаботимся о том, чтобы в будущем кто попало не мог но своему капризу
открыть главный шлюз - изнутри это, понятно, и сейчас не так просто. Даже
не вообразить, что могло произойти, справься Хвитби еще и с внутренней
дверью шлюзовой камеры: все десятилетия труда над проектом - впустую! Не
говоря о годах предварительной подготовки, об изматывающей, кропотливой
работе в условиях строжайшей секретности... Этот человек просто сошел с
ума - да, да, знаю, ваше заключение, я ничего такого сказать не хотел.
Нет, как угодно, а я его не понимаю.
- Я тоже, - заверил психолог, - но так или иначе, а я рад, что через
полгода меня уже здесь не будет. И, ей-богу, не хотелось бы мне
присутствовать при том, когда откроют шлюз и те, внутри, все узнают. Но
когда-то ведь это должно произойти.
- Это нас не касается, - сказал инспектор.

ТРЕТИЙ УРОВЕНЬ
Через три недели после своего визита на космическую станцию инспектор
принимал психолога в командном центре проекта "Звездолет", на Земле.
- Вы удивлены, что мы вас отозвали досрочно, - говорил он.
1 2 3