Обо всем этом я размышлял уже проталкиваясь к выходу…
Глава 7
ЖРЕЦЫ КАИССЫ
Когда дом Романовых готовился отметить свое трехсотлетие, шахматная монархия еще переживала романтическую эпоху своей юности. Когда корона уже шаталась на головах российских властителей, поклонники Каиссы всего мира жаждали видеть на шахматном престоле законного монарха.
С другой стороны, если корону Российской империи никто не оспаривал у ее владельца, то на шахматную корону к концу 1895 года насчитывалось по меньшей мере пять достойных претендентов. Четверым из них суждено было сойтись на берегах Невы в грандиозной шахматной битве. Задержимся ненадолго, читатель, чтобы почтить память этих замечательных бойцов, а также вспомнить обстоятельства, которые свели их в эти декабрьские дни на ристалище Северной Пальмиры.
Подобно тому как человечество большую часть своей истории пребывало в первобытном состоянии, шахматы, зародившись в древности, в течение долгих столетий дремали в колыбели. Первые серьезные попытки научной систематизации игры были предприняты в XVIII веке, а первый международный турнир состоялся лишь в1851 году. До этого шахматные состязания неизменно представляли собой матчевую встречу двух игроков. Изучая историю этих матчей, можно почти безошибочно назвать сильнейшего шахматиста той или иной эпохи, но то были «некоронованные короли». Официально шахматная республика превратилась в монархию лишь в 1886 году. Учрежденный тогда титул «Champion of the World» получил Вильгельм Стейниц, победивший в матче Иоганна Германа Цукерторта.
Вильгельм Стейниц!..
О детстве и юности этого человека нам почти ничего не известно. Уроженец Праги, он впервые принимает участие в международном турнире в 1862 году, не добиваясь при этом особого успеха. Будущему чемпиону мира шел уже двадцать седьмой год. В таком возрасте знаменитые мастера уже были знаменитыми. И все же четырнадцать лет спустя Стейниц завоевал всеобщее признание в качестве сильнейшего шахматиста мира.
Карликового роста, хромой, с огромным выпуклым лбом, обрамленным ярко-красными волосами, и с полубезумным взглядом этот человек был величайшим мыслителем всех времен и народов: он был мыслителем, сформулировавшим законы развития шахматной партии; он был мыслителем, идеи которого спустя столетие полностью сохранили свою актуальность; он был мыслителем, умевшим на практике постоять за правоту своих взглядов.
А ведь было против кого постоять!
Дважды, в 1889 и 1892 годах, оспаривал первенство у Стейница великий русский шахматист Михаил Чигорин. Оба раза он уступил, но блестящей игрой снискал себе восхищение шахматного мира и уважение своего могучего соперника.
Сохранилось множество портретов Чигорина. С них на нас смотрит лицо истинного интеллектуала, человека несомненно благородного. В многочисленных книгах о Чигорине авторы обычно представляли великого русского маэстро как яркого комбинационного игрока, боровшегося с «догматическим» учением Стейница. Какая чушь! Чигорин был универсальным шахматистом, совершенно не нуждавшимся в столь наивных комплиментах. Многие его идеи живут и поныне. Достаточно сказать, что такой строгий критик, как Роберт Фишер, считает Чигорина одним из величайших шахматистов в истории! О шахматной универсальности Чигорина красноречиво говорят следующие слова Пильсбери: «Никогда не было мастера, который в такой мере сочетал бы в себе искусство атаки и защиты, как Чигорин».
Еще одним претендентом на шахматную корону по праву считался немецкий врач Зигберт Тарраш. Многочисленные турнирные достижения, а также закончившийся вничью матч с Чигориным выдвинули Тарраша в число сильнейших шахматистов мира. Казалось, что матч Стейниц — Тарраш неизбежен, тем более что Стейниц никогда не уклонялся от встречи с самым достойным. Но…
В 1894 году Стейниц неожиданно принимает вызов молодого немецкого математика Эмануила Ласкера. Неожиданно потому, что успехи этого маэстро, лишь недавно дебютировавшего на международной арене, казались недостаточными для того чтобы бросить перчатку чемпиону. Но случилось непредвиденное! Эмануил Ласкер выиграл матч и стал вторым чемпионом мира.
Победы пришли к Ласкеру быстро. Победы, но не признание! Его игра не завоевывала сердца, уж слишком простой она казалась. Глубиной идей Ласкер действительно уступал Стейницу, но практичность и высокая техника определили закономерную победу молодого претендента. Лишь немногие поняли, что это была победа практика над теоретиком, игрока над мыслителем. Впрочем, современники вообще плохо понимали Ласкера…
В августе 1895 года в английском городе Гастингсе состоялся, быть может, самый знаменитый турнир в истории шахмат. Турнир собрал всех сильнейших мастеров мира. Играли новые звезды, адепты позиционной школы, и старые шахматные романтики. Но основное внимание, конечно, было приковано к большой четверке. Кто будет первым — Ласкер, Стейниц, Чигорин или Тарраш? Организаторы надеялись, что соревнование внесет ясность в запутанные отношения между чемпионом мира и претендентами.
Результат был сенсационным: победу одержал дебютант на международной арене двадцатидвухлетний американец Гарри Нельсон Пильсбери. К «большой четверке» прибавилась новая звезда. Так началась, к сожалению, короткая, но яркая карьера замечательного американского гроссмейстера.
На заключительном банкете Чигорин от имени Петербургского шахматного общества пригласил Ласкера, Стейница, Тарраша и Пильсбери продолжить спор в русской столице.
Как видите, читатель, Петербургский матч-турнир был призван выявить «настоящего» претендента на матч с молодым чемпионом, а заодно выяснить, чего же стоит сам чемпион, оказавшийся в Гастингсе лишь третьим.
Забегая вперед, отметим, что не все приглашенные прибудут в Петербург: Тарраш, сославшись на врачебную практику, отказался от участия в состязании. Матч-турнир начнется первого декабря при четырех участниках.
Глава 8
«СОЮЗ БОРЬБЫ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ РАБОЧЕГО КЛАССА»
Г-н Ульянов не имел обыкновения экономить на извозчике. Позавтракав в «Петрополе», он отправился на Большую Морскую улицу, в читальню при книжном магазине газеты «Новости», а затем вновь переправился через Неву по Николаевскому мосту и отпустил извозчика на Большом проспекте Васильевского острова, не доехав два квартала до дома No8. Перед заседаниями «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Ульянов в целях конспирации последние два квартала неизменно проходил пешком.
Погода продолжала дарить неприятные сюрпризы. Днем была оттепель, а к вечеру опять резко похолодало, и, как следствие, стало очень скользко. Потом пошел мелкий снежок и стал ложиться тонким слоем поверх льда, делая дороги еще более опасными для пешеходов.
Какой-то высокий, слишком легко одетый молодой человек поскользнулся, упал, а затем, пытаясь подняться, снова поскользнулся и распластался на снегу. Прохожие спешили по своим делам, не обращая внимания на бедствующего юношу. Никому нет дела до какого-то пьяницы, тем более в такую погоду! «Какие у нас все-таки черствые люди», — подумал Ульянов и поспешил на помощь незнакомцу.
Он сам чуть не упал, помогая юноше подняться, и теперь они вдвоем, поддерживая друг друга, пытались выбраться на менее скользкое место. Наконец, это им удалось.
— Вы не ушиблись? — спросил Ульянов.
— Нет… Благодарю вас, сэр, — сказал незнакомец на хорошем русском языке, но с заметным акцентом.
«Какие у нас невнимательные люди, — снова подумал Ульянов. — А этот юноша к тому же еще иностранец».
— Мне, как русскому, право неудобно, что вы не сразу получили помощь, сударь, — вежливо сказал Ульянов. — К сожалению, нередко приходится испытывать чувство стыда за свое отечество.
— У себя на родине мне часто приходится испытывать те же самые чувства, — печально произнес незнакомец. — Да-да, я прибыл из столь же бездушной страны. Давайте, кстати, познакомимся — меня зовут Гарри.
— А меня — Владимир. Вы, вероятно, — американец?
— Неужели одного упоминания о бездушии моей родины достаточно, чтобы угадать мою национальность?
— Нет, конечно. Просто я вижу, что ваш родной язык — английский, но чувствую, что вы не англичанин. Англичане, представляясь, обычно называют свою фамилию, а американцы — имя.
— Вы были в Америке?
— Нет, но я о ней много читаю! — многозначительно произнес Ульянов, подумав о своей красной брошюрке.
В течение всей этой беседы Ульянов помогал молодому человеку отряхнуться от снега. Судя по всему бедняга Гарри упал не один раз за этот вечер! Ульянов также заметил, что американец отморозил нос, чего тот пока еще не чувствовал. К неудовольствию Гарри, Ульянов принялся растирать ему нос. В общем, американец безусловно нуждался в экстренной помощи. Ульянов размышлял. Привести с собой к сестрам Невзоровым этого молодого человека было бы чудовищным нарушением конспирации, о которой сам Ульянов постоянно твердил всем членам «Союза». С другой стороны, не мог же американец быть провокатором! А то, что молодой человек действительно иностранец, было совершенно очевидно. К тому же что-то подсказывало Ульянову, что политические взгляды молодого американца близки к его собственным. И дело тут было не только в оброненных Гарри фразах о бездушии его родины. Прежде всего Ульянов руководствовался тем безошибочным чутьем, которое при любом режиме помогает инакомыслящему узнавать своих единомышленников. Ульянов колебался недолго. Он прекратил растирать нос несчастному молодому человеку и сказал:
— Гарри! Вам совершенно необходимо выпить водки, согреться… Я бы даже рекомендовал вам сделать это не спеша, посидеть пару часиков в теплом помещении — водочка, хорошая закуска, затем горячий чай, наконец, the last but not the least — хорошая беседа. Все это согреет душу и тело. Если вы согласны следовать за мной, я готов все это вам предложить. Как вы на это смотрите?
— Большое спасибо, Владимир! — американец забавно произнес старинное русское имя, сделав ударение на первый слог. — Я с удовольствием приму ваше приглашение.

* * *
Сестры Невзоровы были наиболее популярными шмарами в Петербургском Технологическом институте. Большее несходство между сестрами трудно было себе представить. Старшая — Зоя — длинная худая голубоглазая блондинка, младшая — Светочка — жгучая брюнетка, маленькая, пухленькая, смазливенькая. Обе были довольно привлекательны и, как ни странно, политически активны.
Именно в их комнате 30 ноября 1895 года проходило заседание «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» по вопросу выпуска нелегальной газеты «Рабочее дело».
К семи часам вечера почти все уже были в сборе. У окна в приятном обществе сестер-студенток курили и балагурили лидеры петербургских социал-демократов Кржижановский,[11] Ванеев[12] и Старков.[13] В уголке чинно беседовали рабочие Шелгунов[14] и Зиновьев.[15] Оба держались как-то неестественно. Им, видно, очень льстило, что их пригласили на заседание. Князь, как всегда, пришел со своими помидорами и уже успел соорудить «княжеский салат». Сервировка стола, впрочем, одним «княжеским салатом» не ограничивалась. Ужин готовился на славу! Гусь с яблоками, маринованые грибы, заливная щука, икра — все это уже было на столе. Князь, высунув язык, нарезал колбасы и сыры. Ему помогала некрасивая и некурящая Надя Крупская — такой девушке сам бог велел сервировать стол. Меркул не пришел по причине плохого самочувствия. Ждали только Владимира Ильича, а также одного новенького — того самого, с которым Князь познакомился неделю назад в общей полицейской камере.
— Может быть нам пока принять по чуть-чуть для согрева? — предложил Глеб Кржижановский и достал из-за окна две большие бутыли — золотистую зубровку и прозрачную «Смирновскую».
— Как же так, не дождавшись Владимира Ильича? — запротестовала Надя. — И как у нас накурено! Владимир Ильич будет недоволен. Он как раз недавно бросил курить. Вот воля у человека! Девочки, а вам курить особенно вредно. Вы же будущие матери!
Светочка нервно закинула ногу на ногу и сбросила пепел с сигареты. Зоя, вообще не обратила внимания на мудрые слова Крупской. Обе сестры увлеченно слушали Ванеева, который как раз приступил к новому анекдоту про его императорское величество. Анекдот он рассказал неприличный и антирежимный; сестры звонко расхохотались, а Крупская, принялась с еще большим усердием нарезать лук. В этот момент зазвенел колокольчик.
— Это, наверняка, Владимир Ильич! — запричитала Надя. — А я еще не успела лук замариновать.
— От него потом этим луком — как от крестьянина! — шепнула Зоя сестре. — Этой-то дуре с ним, конечно, не спать!..
Зоя отправилась открывать дверь. Через минуту в комнату вошли Ульянов и Гарри. Американец был высок, строен и очень красив. Светочка восторженно пожирала его глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18