Такого гостя следовало
встречать у порога.
Рокфеллер не заставил себя долго ждать. Через минуту он вышел из кабины,
старенький, сморщенный, почерневший. Но таким я его помнил последние
тридцать лет.
- Здравствуй, Генри, - сказал я, протягивая ему руку.
- Здравствуй, Сайрис.
Мы обменялись рукопожатием и направились в библиотеку, где я обычно
принимал деловых посетителей, впрочем, это случалось довольно редко.
Там мы устроились в высоких кожаных креслах.
- Сигару? - предложил я.
- Нет. Ты же знаешь мои привычки.
- О! да, - я улыбнулся.
Рокфеллер знал, сколько я живу, знал приблизительно, и все же это не
давало ему покоя. Я представил, как бы вытянулось его лицо, если бы он
разнюхал, сколько мне действительно лет. Но я, по мере возможности, скрывал
это.
- Ты не изменился, - сказал он.
- Как и ты.
Он махнул рукой.
- Я чувствую, что старею. Организм изнашивается и мне все труднее
поддерживать свое тело в норме. Однако, мы сейчас не о том говорим. Время,
как говорится, деньги. У меня же есть иная тема для разговора. Сайрис, что
происходит? Все семьи, ты понимаешь, кого я имею в виду, весьма и весьма
озабочены. Насколько я знаю, никто из нас не объявлял тебе войну, и вдруг
этот гром среди ясного неба...
Старые денежные мешки, подумал я, они всполошились, они в страхе: что
если завтра аналогичную свинью подложат и им? Но самое страшное для них
заключается в том, что они не могут понять, откуда ждать урагана. Если бы
они это знали, вряд ли бы Рокфеллер появился здесь.
- Для меня это тоже в некоторой степени неожиданность, - ответил я. - Мне
- конец, я это знаю, но вам, мне кажется, ничего не угрожает. (Проклятая
добропорядочность).
- Откуда эта уверенность? - в глазах его вспыхнули огоньки.
Что это? Рокфеллер разучился контролировать свои чувства? Сомневаюсь.
- Я не могу тебе всего объяснить, но я знаю, что собираются разорить
только меня.
- Кто?
- Если я скажу, ты примешь меня за сумасшедшего.
Рокфеллер пристально смотрел на меня.
- И все же ты не смог погасить нашу тревогу, - сказал он. А потому мы
решили тебе помочь. Я, Дюпон, Рашшарди и Кгуэнг попытаемся сбить падение
твоих акций на бирже. Конечно, это жест не безвозмезден, ты потеряешь часть
своего капитала, и все же останешься на плаву.
Я отрицательно покачал головой.
- Нет, Генри, это бесполезно. Я обречен.
- Да, черт побери! - рассвирепел он. - Неужели ты не понимаешь, что мы
все в опасности? Мы не можем допустить, чтобы нас безнаказанно бросали в
пучину банкротства. Тем более, неизвестно кто!
- Я же сказал, вам ничего не грозит.
- И все же мы в этом неуверены. Скажи мне кто - и ты развеешь наши
сомнения.
- Хорошо, - устало вздохнул я. - Смерть.
- Кто? - недоуменно переспросил Рокфеллер.
- Смерть.
- Ты шутишь? - он рассмеялся.
- Ничуть, - хмуро ответил я. - Можешь считать меня сумасшедшим, я бы так
же сам постулат на твоем месте, но это так.
- О чем ты говоришь, - хмыкнул Рокфеллер. - Разве смерть это не чисто
человеческое понятие, означающее биологический конец существованию
индивидуума?
- Да, это так. Но она еще имеет оболочку, разум, наконец.
- Кто?
- Смерть. Женщина, которую я видел.
Рокфеллер встал.
- Мне пора.
Я с горечью посмотрел на него. Он не верил мне. Что ж, может это и к
лучшему. Пусть они считают, что я свихнулся. Они найдут в этом объяснение
моему банкротству, я же не стану переубеждать их.
Я провел Генри до джайгер-кабины. Он пожал мне на прощание руку и сказал:
- Вам необходимо отдохнуть, Сайрис. Вы переломились. Мы же тем временем
попытаемся исправить сложившееся положение.
Он исчез в кабине, а я еще долго стоял на месте, бездумно глядя на
захлопнувшуюся дверь. Затем, отогнав от себя невеселые мысли, я вернулся в
библиотеку и вызвал Крисгепониона.
- Хочу видеть Лейлу и принеси хорошего вина.
Он удивленно посмотрел на меня, но не сказав ни слова, удалился. Я же
устроился поудобней в кресле и закурил сигару.
Итак, первый раунд, похоже, моя красавица выиграла. Я остался без денег,
а, значит, и без своей защиты. Но у меня, по крайней мере, есть еще остров
- моя неприступная цитадель, и сдаваться я не намерен. Проиграть в этой
битве равносильно самоубийству.
В дверях появилась Лейла. На ней было облегающее, искрящееся, как
шампанское, платье, изящное бриллиантовое колье и куча колец на пальцах.
Она всегда любила побрякушки. и я потакал этой прихоти. Лейла!
Очаровательная Лейла. Ты последняя женщина, которую я любил и которую
бросил десять лет назад, хотя оставил в сердце кажется навсегда. Приятно
осознавать, что кто-то тебя любит не простой любовью слуги к господину, а
любит на равных.
- Выпьешь?
Она кивнула, слегка склонив свою белокурую головку на бок. Я наполнил
бокалы, протянул ей один.
- За тебя!
- За нас.
- Как хочешь.
Мы выпили.
- Идем на террасу, - предложила она. - Меня тошнит от зтой пыли веков, -
она кивнула на книжные полки. Я повиновался.
Мы долго шли по многочисленным комнатам и коридорам, связанным в единый
лабиринт некогда буйного моего воображения, пока не оказались на свежем
воздухе. Остановившись у перил, Лейла глянула вниз.
- Как красиво,- прошептала она.- Извечная борьба двух стихий: воды и
суши. Волны бьют о скалы и кричат от боли. Прислушайся, это не шум прибоя,
это - стон.
- Скалы тоже кричат.
- Нет, они скрипят зубами.
Лейла повернулась ко мне и рассмеялась.
- Ты совсем не изменился. По-прежнему соглашаешься с каждым, но думаешь,
зачастую, иначе, делаешь не так, как тебе советуют, хотя все уверены, что
ты внял наставлениям. Быть может, я поэтому полюбила тебя.
- Не надо, - грустно сказал я.
Она опустила глаза.
- Но почему? Я думала...
- Нет, Лейла, нет. Я позвал тебя не поэтому.
Я нежно придрал ее к себе и поцеловал. Она не сопротивлялась, но и не
ответила. Я отпустил ее и вздохнул:
- Мне плохо, Лейла, очень плохо. Я не могу тебе всего объяснить и потому
выслушай меня не перебивая.
Она чуть-чуть склонила голову в легком кивке.
- Похоже, я скоро останусь без средств на существование.
В ее глазах вспыхнул ужас, но я продолжал, понимая, что если сейчас не
скажу всего, потом может не оказаться времени.
- И все же я кое-что приберег. Помнишь виллу на Канарах? Она теперь твоя,
только не возражай.
- Нет, Сайрис, - запротестовала она. - Я не приму от тебя такого подарка.
- Примешь. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь и не посмеешь отказать.
- Сайрис, объясни мне...
- Нет.
- Но если тебе так плохо, почему бы нам вместе не отправиться на Канары.
- Потому что я не смогу жить с тобой под одной крышей, - сухо ответил я,
хотя прекрасно осознавал, что делаю больно. Но я также понимал, что если
сейчас смалодушничаю, то Лейла непременно окажется вовлеченной во всю эту
круговерть, а я еще не забыл, что произошло с Андерсом.
- Ты по-прежнему жесток, - сквозь слезы улыбнулась она, - но я всегда
тебя понимала. Делай, как знаешь. И счастья тебе.
Я взял ее под руку, и так мы шли до самой джайгер-кабины. Молча.
Потом она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку.
- Прощай.
- Прощай, - ответил я.
В душе взрывались, коллапсировали звезды, превращаясь в черные дыры. Я ее
никогда не увижу.
К вечеру с докладом снова пришел Синероуа.
- Все, - выдохнул он, - полный крах.
Я кивнул. Но он, не заметив этого, продолжал:
- Был момент, когда вроде бы положение стабилизировалось. Падение наших
акций на всех биржах резко прекратилось.
- Все-таки Генри сдержал слово, - подумал я.
- Но потом прошел слух, что аргедонцы собираются начать с нами войну. Их
послам было объявлено в течение двадцати четырех часов покинуть Землю.
После этого на бирже началась настоящая паника, и акция наших предприятий
снова поползли вниз. Попытки остановить падение не привели ни к чему. Час
назад...
- Не продолжай, - перебил я его, - час назад моя финансовая империя
рухнула.
Синероуа опустил глаза.
- И что осталось в моем активе?
- Несколько тысяч наличными, вилла на Канарских островах, которую вы
запретили закладывать, и космическая яхта "Орион".
- А остров?!! - я почувствовал, как бледнеют даже мочки ушей.
- Разумеется, - сказал Синероуа.
Мне показалось, что вакуум окутал меня подушкой Отелло. Я задыхался от
пережитого только что волнения, хотя и осознавал, что все обошлось.
- Вам плохо, господин? - встрепенулся Сивероуа.
- Нет, ничего, уже проходит.
- Может быть, вызвать врача?
- Не надо. Наверное, я просто устал. Я хочу лечь в постель.
Синероуа восхищенно смотрел на меня.
- Мне бы вашу выдержку.
У меня даже не было сил улыбнуться.
- Все приходит с годами, друг мой.
Мы решили не тревожить камердинера, и Сипероуа сам помог мне раздеться и
лечь в постель.
Пора отвыкать от этой привычки, подумал я. Скоро все придется делать
самому: и одеваться, и зарабатывать деньги, и заботиться о хлебе насущном.
- Разбудишь в шесть, - сказал я Синерсуа, прежде чем он ушел, и заснул.
Что мне снилось всю ночь, не помню, но уже под утро я увидел ЕЕ.
Я задохнулся от ослепительной красоты ее глаз, от созерцания ее нежной,
словно лепесток розы, кожи.
- Ты не верил мне, - улыбнулась она. - Но я доказала тебе, что ты, как и
все в этом мире зависишь от высших сил, руководящих вами. Ты лишился своего
богатства, но это лишь дарвое звено в цепи твоих лишений. Последнее - будет
являться твоим добровольным отказом от ЖИЗНИ.
- Ты ошибаешься, я никогда не сделаю этого, как бы мне не было плохо. Это
- первое. А во-вторых, я еще достаточно силен, чтобы постоять за себя.
Она расхохоталась. И смех этот, казалось, сотрясал стены, раскачивал ложе
подо мной, сотрясая воздух громовыми раскатами.
Я очнулся. Кристелонион находился рядом. Он был бледен и напуган.
- Землетрясение, сэр, - прохрипел камердинер. - Похоже, остров уходит под
воду, уже затоплена пристань и нижние постройки.
Боже, она решила лишить меня острова, подумал я, вскакивая на ноги. Я
действительно червь перед нею. Но что же делать?
Кристелонион схватил меня за руку и потянул вон из комнаты.
- Надо скорее добраться до джайгер-кабины, - закричал он, заглушая грохот
трясущихся стен. - Вот-вот могут обрушиться потолки, и тогда нам конец.
Действительно, сверху на нас сыпалась пыль, мелкие камни и песок. Дышать
было нечем, слабый свет ламп с трудом пробивался сквозь пелену взвешенных
частиц.
Возле кабины собрались почти все мои люди: охранники, повара, технический
персонал.
- Все живы? - спросил я.
- Вроде да, - ответил Синероуа, выходя вперед.
- Почему тогда не отправляетесь?
- Мы ждали вас, господин, - ответило сразу несколько голосов. (Кажется
тогда на глазах у меня проступили слезы).
- Немедленно в джайгер-переход.
- Только после вас.
И вдруг я понял, что спорить с ними бесполезно. Они преданы мне все до
единого. Почему? Ведь я со многими почти не общался, ни видел месяцами. Чем
я отплачу им за эту преданность? Тем что буду вынужден выкинуть их на улицу
без средств на существование? Боже, но ведь я тоже оказался в их положении.
Так, может быть, это только сочувствие с их стороны, но никак не
преданность? 371 год прожить и так не научиться разбираться в людях.
Идиот!..
Остров разрушался. И рушились с ним все мои надежды, уходили в морскую
пучину счастливые годы, прожитые в спокойствии и достатке. Смерть не хотела
меня отпускать, я был ей нужен.
И мне оставалось лишь одно - бегство. Для этого я и оставил "Орион".
Всегда необходимо подготавливать путь к отступлению - это закон для
беглецов.
Подальше отсюда! Подальше от этой планеты, где мне волей судьбы уготована
печальная участь! Прочь! И не оглядываясь, я ступил в джайгер-кабину.
Глава вторая
Беглец
Я черпал пригоршнями звезды из океана Мироздания, бросая их в
кильватерную струю "Ориона". Бездна космоса обнимала меня за талию и
шептала: "Еще! Еще!" И я гнал свою яхту, свой звездолет, свой дом все
дальше и дальше в глубины Галактики, где солнечный скопления водили свой
извечный хоровод вокруг Ядра.
Я давно потерял счет дням. Время для меня остановилось в тот миг, когда я
включил планетарные двигатели и "Орион" оторвался от бетонных плит
космопорта.
Провожал меня Синероуа, он и здесь не хотел оставлять меня одного. Но я
не мог принять от него столь щедрый подарок.
И вот я один, закованный в железную скорлупу моего суденышка, несущегося
в никуда.
Я читал книги, играл с корабельным копьютером в шахматы, предавался
воспоминаниям. Но почему-то память моя выбрасывала на поверхность
настоящего лишь остров, медленно погружающийся в пучину ненасытного океана.
Я терзался от бессилия и сознания бесконечной утраты. Все что было дорого
мне, ушло в безвозвратность, будто и не было счастливых дней прозябания в
царстве моего всеобъемлющего Я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
встречать у порога.
Рокфеллер не заставил себя долго ждать. Через минуту он вышел из кабины,
старенький, сморщенный, почерневший. Но таким я его помнил последние
тридцать лет.
- Здравствуй, Генри, - сказал я, протягивая ему руку.
- Здравствуй, Сайрис.
Мы обменялись рукопожатием и направились в библиотеку, где я обычно
принимал деловых посетителей, впрочем, это случалось довольно редко.
Там мы устроились в высоких кожаных креслах.
- Сигару? - предложил я.
- Нет. Ты же знаешь мои привычки.
- О! да, - я улыбнулся.
Рокфеллер знал, сколько я живу, знал приблизительно, и все же это не
давало ему покоя. Я представил, как бы вытянулось его лицо, если бы он
разнюхал, сколько мне действительно лет. Но я, по мере возможности, скрывал
это.
- Ты не изменился, - сказал он.
- Как и ты.
Он махнул рукой.
- Я чувствую, что старею. Организм изнашивается и мне все труднее
поддерживать свое тело в норме. Однако, мы сейчас не о том говорим. Время,
как говорится, деньги. У меня же есть иная тема для разговора. Сайрис, что
происходит? Все семьи, ты понимаешь, кого я имею в виду, весьма и весьма
озабочены. Насколько я знаю, никто из нас не объявлял тебе войну, и вдруг
этот гром среди ясного неба...
Старые денежные мешки, подумал я, они всполошились, они в страхе: что
если завтра аналогичную свинью подложат и им? Но самое страшное для них
заключается в том, что они не могут понять, откуда ждать урагана. Если бы
они это знали, вряд ли бы Рокфеллер появился здесь.
- Для меня это тоже в некоторой степени неожиданность, - ответил я. - Мне
- конец, я это знаю, но вам, мне кажется, ничего не угрожает. (Проклятая
добропорядочность).
- Откуда эта уверенность? - в глазах его вспыхнули огоньки.
Что это? Рокфеллер разучился контролировать свои чувства? Сомневаюсь.
- Я не могу тебе всего объяснить, но я знаю, что собираются разорить
только меня.
- Кто?
- Если я скажу, ты примешь меня за сумасшедшего.
Рокфеллер пристально смотрел на меня.
- И все же ты не смог погасить нашу тревогу, - сказал он. А потому мы
решили тебе помочь. Я, Дюпон, Рашшарди и Кгуэнг попытаемся сбить падение
твоих акций на бирже. Конечно, это жест не безвозмезден, ты потеряешь часть
своего капитала, и все же останешься на плаву.
Я отрицательно покачал головой.
- Нет, Генри, это бесполезно. Я обречен.
- Да, черт побери! - рассвирепел он. - Неужели ты не понимаешь, что мы
все в опасности? Мы не можем допустить, чтобы нас безнаказанно бросали в
пучину банкротства. Тем более, неизвестно кто!
- Я же сказал, вам ничего не грозит.
- И все же мы в этом неуверены. Скажи мне кто - и ты развеешь наши
сомнения.
- Хорошо, - устало вздохнул я. - Смерть.
- Кто? - недоуменно переспросил Рокфеллер.
- Смерть.
- Ты шутишь? - он рассмеялся.
- Ничуть, - хмуро ответил я. - Можешь считать меня сумасшедшим, я бы так
же сам постулат на твоем месте, но это так.
- О чем ты говоришь, - хмыкнул Рокфеллер. - Разве смерть это не чисто
человеческое понятие, означающее биологический конец существованию
индивидуума?
- Да, это так. Но она еще имеет оболочку, разум, наконец.
- Кто?
- Смерть. Женщина, которую я видел.
Рокфеллер встал.
- Мне пора.
Я с горечью посмотрел на него. Он не верил мне. Что ж, может это и к
лучшему. Пусть они считают, что я свихнулся. Они найдут в этом объяснение
моему банкротству, я же не стану переубеждать их.
Я провел Генри до джайгер-кабины. Он пожал мне на прощание руку и сказал:
- Вам необходимо отдохнуть, Сайрис. Вы переломились. Мы же тем временем
попытаемся исправить сложившееся положение.
Он исчез в кабине, а я еще долго стоял на месте, бездумно глядя на
захлопнувшуюся дверь. Затем, отогнав от себя невеселые мысли, я вернулся в
библиотеку и вызвал Крисгепониона.
- Хочу видеть Лейлу и принеси хорошего вина.
Он удивленно посмотрел на меня, но не сказав ни слова, удалился. Я же
устроился поудобней в кресле и закурил сигару.
Итак, первый раунд, похоже, моя красавица выиграла. Я остался без денег,
а, значит, и без своей защиты. Но у меня, по крайней мере, есть еще остров
- моя неприступная цитадель, и сдаваться я не намерен. Проиграть в этой
битве равносильно самоубийству.
В дверях появилась Лейла. На ней было облегающее, искрящееся, как
шампанское, платье, изящное бриллиантовое колье и куча колец на пальцах.
Она всегда любила побрякушки. и я потакал этой прихоти. Лейла!
Очаровательная Лейла. Ты последняя женщина, которую я любил и которую
бросил десять лет назад, хотя оставил в сердце кажется навсегда. Приятно
осознавать, что кто-то тебя любит не простой любовью слуги к господину, а
любит на равных.
- Выпьешь?
Она кивнула, слегка склонив свою белокурую головку на бок. Я наполнил
бокалы, протянул ей один.
- За тебя!
- За нас.
- Как хочешь.
Мы выпили.
- Идем на террасу, - предложила она. - Меня тошнит от зтой пыли веков, -
она кивнула на книжные полки. Я повиновался.
Мы долго шли по многочисленным комнатам и коридорам, связанным в единый
лабиринт некогда буйного моего воображения, пока не оказались на свежем
воздухе. Остановившись у перил, Лейла глянула вниз.
- Как красиво,- прошептала она.- Извечная борьба двух стихий: воды и
суши. Волны бьют о скалы и кричат от боли. Прислушайся, это не шум прибоя,
это - стон.
- Скалы тоже кричат.
- Нет, они скрипят зубами.
Лейла повернулась ко мне и рассмеялась.
- Ты совсем не изменился. По-прежнему соглашаешься с каждым, но думаешь,
зачастую, иначе, делаешь не так, как тебе советуют, хотя все уверены, что
ты внял наставлениям. Быть может, я поэтому полюбила тебя.
- Не надо, - грустно сказал я.
Она опустила глаза.
- Но почему? Я думала...
- Нет, Лейла, нет. Я позвал тебя не поэтому.
Я нежно придрал ее к себе и поцеловал. Она не сопротивлялась, но и не
ответила. Я отпустил ее и вздохнул:
- Мне плохо, Лейла, очень плохо. Я не могу тебе всего объяснить и потому
выслушай меня не перебивая.
Она чуть-чуть склонила голову в легком кивке.
- Похоже, я скоро останусь без средств на существование.
В ее глазах вспыхнул ужас, но я продолжал, понимая, что если сейчас не
скажу всего, потом может не оказаться времени.
- И все же я кое-что приберег. Помнишь виллу на Канарах? Она теперь твоя,
только не возражай.
- Нет, Сайрис, - запротестовала она. - Я не приму от тебя такого подарка.
- Примешь. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь и не посмеешь отказать.
- Сайрис, объясни мне...
- Нет.
- Но если тебе так плохо, почему бы нам вместе не отправиться на Канары.
- Потому что я не смогу жить с тобой под одной крышей, - сухо ответил я,
хотя прекрасно осознавал, что делаю больно. Но я также понимал, что если
сейчас смалодушничаю, то Лейла непременно окажется вовлеченной во всю эту
круговерть, а я еще не забыл, что произошло с Андерсом.
- Ты по-прежнему жесток, - сквозь слезы улыбнулась она, - но я всегда
тебя понимала. Делай, как знаешь. И счастья тебе.
Я взял ее под руку, и так мы шли до самой джайгер-кабины. Молча.
Потом она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку.
- Прощай.
- Прощай, - ответил я.
В душе взрывались, коллапсировали звезды, превращаясь в черные дыры. Я ее
никогда не увижу.
К вечеру с докладом снова пришел Синероуа.
- Все, - выдохнул он, - полный крах.
Я кивнул. Но он, не заметив этого, продолжал:
- Был момент, когда вроде бы положение стабилизировалось. Падение наших
акций на всех биржах резко прекратилось.
- Все-таки Генри сдержал слово, - подумал я.
- Но потом прошел слух, что аргедонцы собираются начать с нами войну. Их
послам было объявлено в течение двадцати четырех часов покинуть Землю.
После этого на бирже началась настоящая паника, и акция наших предприятий
снова поползли вниз. Попытки остановить падение не привели ни к чему. Час
назад...
- Не продолжай, - перебил я его, - час назад моя финансовая империя
рухнула.
Синероуа опустил глаза.
- И что осталось в моем активе?
- Несколько тысяч наличными, вилла на Канарских островах, которую вы
запретили закладывать, и космическая яхта "Орион".
- А остров?!! - я почувствовал, как бледнеют даже мочки ушей.
- Разумеется, - сказал Синероуа.
Мне показалось, что вакуум окутал меня подушкой Отелло. Я задыхался от
пережитого только что волнения, хотя и осознавал, что все обошлось.
- Вам плохо, господин? - встрепенулся Сивероуа.
- Нет, ничего, уже проходит.
- Может быть, вызвать врача?
- Не надо. Наверное, я просто устал. Я хочу лечь в постель.
Синероуа восхищенно смотрел на меня.
- Мне бы вашу выдержку.
У меня даже не было сил улыбнуться.
- Все приходит с годами, друг мой.
Мы решили не тревожить камердинера, и Сипероуа сам помог мне раздеться и
лечь в постель.
Пора отвыкать от этой привычки, подумал я. Скоро все придется делать
самому: и одеваться, и зарабатывать деньги, и заботиться о хлебе насущном.
- Разбудишь в шесть, - сказал я Синерсуа, прежде чем он ушел, и заснул.
Что мне снилось всю ночь, не помню, но уже под утро я увидел ЕЕ.
Я задохнулся от ослепительной красоты ее глаз, от созерцания ее нежной,
словно лепесток розы, кожи.
- Ты не верил мне, - улыбнулась она. - Но я доказала тебе, что ты, как и
все в этом мире зависишь от высших сил, руководящих вами. Ты лишился своего
богатства, но это лишь дарвое звено в цепи твоих лишений. Последнее - будет
являться твоим добровольным отказом от ЖИЗНИ.
- Ты ошибаешься, я никогда не сделаю этого, как бы мне не было плохо. Это
- первое. А во-вторых, я еще достаточно силен, чтобы постоять за себя.
Она расхохоталась. И смех этот, казалось, сотрясал стены, раскачивал ложе
подо мной, сотрясая воздух громовыми раскатами.
Я очнулся. Кристелонион находился рядом. Он был бледен и напуган.
- Землетрясение, сэр, - прохрипел камердинер. - Похоже, остров уходит под
воду, уже затоплена пристань и нижние постройки.
Боже, она решила лишить меня острова, подумал я, вскакивая на ноги. Я
действительно червь перед нею. Но что же делать?
Кристелонион схватил меня за руку и потянул вон из комнаты.
- Надо скорее добраться до джайгер-кабины, - закричал он, заглушая грохот
трясущихся стен. - Вот-вот могут обрушиться потолки, и тогда нам конец.
Действительно, сверху на нас сыпалась пыль, мелкие камни и песок. Дышать
было нечем, слабый свет ламп с трудом пробивался сквозь пелену взвешенных
частиц.
Возле кабины собрались почти все мои люди: охранники, повара, технический
персонал.
- Все живы? - спросил я.
- Вроде да, - ответил Синероуа, выходя вперед.
- Почему тогда не отправляетесь?
- Мы ждали вас, господин, - ответило сразу несколько голосов. (Кажется
тогда на глазах у меня проступили слезы).
- Немедленно в джайгер-переход.
- Только после вас.
И вдруг я понял, что спорить с ними бесполезно. Они преданы мне все до
единого. Почему? Ведь я со многими почти не общался, ни видел месяцами. Чем
я отплачу им за эту преданность? Тем что буду вынужден выкинуть их на улицу
без средств на существование? Боже, но ведь я тоже оказался в их положении.
Так, может быть, это только сочувствие с их стороны, но никак не
преданность? 371 год прожить и так не научиться разбираться в людях.
Идиот!..
Остров разрушался. И рушились с ним все мои надежды, уходили в морскую
пучину счастливые годы, прожитые в спокойствии и достатке. Смерть не хотела
меня отпускать, я был ей нужен.
И мне оставалось лишь одно - бегство. Для этого я и оставил "Орион".
Всегда необходимо подготавливать путь к отступлению - это закон для
беглецов.
Подальше отсюда! Подальше от этой планеты, где мне волей судьбы уготована
печальная участь! Прочь! И не оглядываясь, я ступил в джайгер-кабину.
Глава вторая
Беглец
Я черпал пригоршнями звезды из океана Мироздания, бросая их в
кильватерную струю "Ориона". Бездна космоса обнимала меня за талию и
шептала: "Еще! Еще!" И я гнал свою яхту, свой звездолет, свой дом все
дальше и дальше в глубины Галактики, где солнечный скопления водили свой
извечный хоровод вокруг Ядра.
Я давно потерял счет дням. Время для меня остановилось в тот миг, когда я
включил планетарные двигатели и "Орион" оторвался от бетонных плит
космопорта.
Провожал меня Синероуа, он и здесь не хотел оставлять меня одного. Но я
не мог принять от него столь щедрый подарок.
И вот я один, закованный в железную скорлупу моего суденышка, несущегося
в никуда.
Я читал книги, играл с корабельным копьютером в шахматы, предавался
воспоминаниям. Но почему-то память моя выбрасывала на поверхность
настоящего лишь остров, медленно погружающийся в пучину ненасытного океана.
Я терзался от бессилия и сознания бесконечной утраты. Все что было дорого
мне, ушло в безвозвратность, будто и не было счастливых дней прозябания в
царстве моего всеобъемлющего Я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9