Как только Ли появился на пороге, сенатор поднялся и пожал ему руку.
- Извините за беспокойство, сенатор, - сказал Ли, - но я надеялся,
что вы не откажетесь мне помочь.
- Ну, о чем речь! - дружелюбно откликнулся сенатор. - Для вас - что
угодно. Присаживайтесь, мистер Ли.
- Вы читали мою статью в утреннем выпуске? - осведомился Ли. - Об
исчезновении доктора Карсона?
- Нет, - ответил сенатор. - Боюсь, что...
Он запнулся, ошеломленный.
Он не прочел газету!
Он забыл ее прочесть!
Он читал ее всегда. Он не пропускал ни одного номера. Это был
торжественный ритуал - начать с самого начала и дочитать до конца,
исключая лишь те рубрики, которые, как он убедился годы назад, и читать-то
не стоит.
Он развернул газету в институте, потом его отвлекла секретарша,
оповестившая, что доктор Смит согласен его принять. А выйдя из кабинета,
он так и оставил газету в приемной.
Случилось нечто ужасное. Ни одна новость, ни одно событие в целом
свете не могли бы расстроить его в такой степени, как тот злополучный
факт, что он забыл прочесть газету.
- Боюсь, что я пропустил вашу статью, - промямлил сенатор. Он был
попросту не в силах признать во всеуслышание, что забыл прочесть газету.
- Доктор Карсон, - сказал Ли, - был биохимик, и довольно известный.
Согласно официальной версии, он умер лет десять назад в Испании, в
маленькой деревушке, где провел последние годы жизни. Но у меня есть
основания думать, что он вовсе не умирал и, вполне возможно, жив-живехонек
до сих пор...
- Прячется? - предположил сенатор.
- Не исключено. Хотя, с другой стороны, зачем ему прятаться?
Репутация у него была безупречная.
- Тогда почему вы сомневаетесь, что он умер?
- Потому что нет свидетельства о смерти. И он далеко не единственный,
кто ухитрился умереть без свидетельства.
- Мм? - отозвался сенатор.
- Гэллоуэй, антрополог, скончался пять лет назад. Свидетельства нет.
Гендерсон, знаток сельского хозяйства, умер шесть лет назад. Свидетельства
опять-таки нет. Могу перечислить еще добрую дюжину подобных случаев - и,
вероятно, есть множество других, до которых я не докопался.
- А есть между ними что-нибудь общее? - осведомился сенатор. - Что-то
связывало их между собой?
- Одно-единственное. Всем им продлевали жизнь, хотя бы однажды.
- Вот оно что, - отозвался сенатор. Чтобы руки не выдали
предательской дрожи, он сжал подлокотники до боли в пальцах. - Интересно.
Весьма интересно.
- Понимаю, что как должностное лицо вы не вправе мне ничего сообщить,
но не могли бы вы поделиться со мной какой-нибудь догадкой, соображениями
не для протокола? Естественно, вы не разрешите мне сослаться на вас, но
дайте мне ключ, помогите хотя бы намеком...
Он замолк, выжидая ответа.
- Вы обратились ко мне потому, что я был близок к Институту продления
жизни? - спросил сенатор.
Ли ответил кивком.
- Если об этом хоть кому-то что-то известно, то в первую очередь вам,
сенатор. Вы возглавляли комиссию, где велись первоначальные слушания о
продлении жизни. С тех пор вы занимали различные посты, связанные с той же
проблемой. Только сегодня утром вы были у доктора Смита.
- Ничего я вам не скажу, - пробормотал сенатор. - Да я ничего толком
и не знаю. Тут, понимаете, замешаны политические интересы...
- А я-то надеялся, что вы поможете мне.
- Не могу, - признался сенатор. - Вы, конечно, ни за что не поверите,
но мне и вправду ничего не известно. - Помолчав немного, он опросил. - Вы
говорите, что всем, кого вы упомянули, продлевали жизнь. Разумеется, вы
проверяли - возобновлялись ли ходатайства о продлении?
- Проверял. Не возобновлялись ни для кого по крайней мере это нигде
не зафиксировано. Некоторые из них приближались к своему смертному часу и
действительно могли к настоящему времени умереть, только я очень
сомневаюсь, что смерть настигла их там и тогда, где и когда это якобы
произошло.
- Интересно, - повторил сенатор. - И, несомненно, весьма таинственно.
Ли, намеренно меняя тему, показал на шахматную доску.
- Вы хорошо играете, сенатор?
Сенатор покачал головой.
- Игра мне нравится, вот и балуюсь иногда. Она привлекает меня своей
логикой и своей этикой. Играя в шахматы, вы волей-неволей становитесь
джентльменом. Вы соблюдаете определенные правила поведения.
- Как и в жизни, сенатор?
- Как должно бы быть и в жизни. Когда положение безнадежно, вы
сдаетесь. Вы не заставляете противника играть до унизительного для вас
обоих конца. Так требует этика. Когда вы видите, что выигрыша нет, но и
резервы защиты не исчерпаны, вы продолжаете бороться за ничью. Так требует
логика.
Ли засмеялся, пожалуй, чуть-чуть натянуто.
- Вы и в жизни придерживаетесь таких же правил, сенатор?
- Стараюсь по мере сил, - ответил сенатор с напускным смирением.
Ли поднялся на ноги.
- Мне надо идти, сенатор.
- Посидите еще, выпейте рюмочку.
Репортер отказался.
- Спасибо, меня найдет работа.
- Выходит, я должен вам выпивку, - заметил сенатор. - Напомните мне
об этом при случае.
Когда Ли ушел, сенатор Гомер Леонард долго сидел в кресле, будто
оцепенев. Потом протянул руку, хотел сделать ход конем, но пальцы дрожали
так, что он выронил фигуру и она со стуком покатилась по доске.

Каждый, кто добьется продления своей жизни нелегальными или
полулегальными методами, без надлежащих рекомендаций, утвержденных
установленным порядком в соответствии с законной процедурой, подлежит
фактическому отчуждению от человечества. Как только его виновность будет
доказана, это должно быть оглашено всеми доступными людям средствами по
всей Земле до самых дальних ее уголков, чтобы каждый человек Земли мог без
труда опознать виновного. В целях большей точности и безошибочности
подобного опознания виновный приговаривается к пожизненному ношению
позорного жетона, публично оглашающего, его вину и заметного на
значительном расстоянии. Нельзя отказать виновному в удовлетворении
основных жизненных потребностей, как-то: в пище, одежде, скромном жилище и
медицинской помощи, однако ему воспрещается пользоваться в какой бы то ни
было форме иными достижениями цивилизации. Виновному не разрешается делать
приобретения, превышающие минимальные требования сохранения жизни,
здоровья и благопристойности; он не допускается к участию в любых
предпринимаемых людьми начинаниях и учреждаемых ими объединениях; он
лишается права пользоваться услугами библиотек, лекционных залов,
увеселительных и прочих заведений, как общественных, так и частных,
действующих ради просвещения, отдыха или развлечения других людей. В
равной степени воспрещается всем жителям Земли во избежание сурового
наказания сознательно вступать с виновным в беседу или какие-либо иные
отношения, принятые между людьми. Виновному дозволяется прожить незаконно
продленную жизнь до ее естественного завершения в рамках человеческого
общества, но с лишением фактически всех прав и обязанностей, общих для
человеческих существ. И все перечисленные выше санкции в полной мере
налагаются на пособника или пособников, которые с сознательно обдуманным
намерением так или иначе помогли виновному добиться продления своей жизни
иными, нежели законные, средствами.
Из Кодекса продления жизни.

- Стало быть, - сказал Дж.Баркер Нортон, - все эти столетия
организация ходатайствовала о продлении вашей жизни, тем самым
расплачиваясь с вами за услуги, которые вы ей оказывали? - Сенатор
печально кивнул. - А теперь, когда вы того и гляди завалите выборы, боссы
решили, что ставить на вас больше нет резона, и отказались возобновлять
ходатайство?
- Грубовато, - сказал сенатор, - но по существу верно.
- И вы бросились ко мне, - сказал Нортон. - А что я, черт побери,
могу тут поделать?
Сенатор наклонился поближе к собеседнику.
- Давай перейдем на деловой язык, Нортон. Нам с тобой уже доводилось
работать вместе.
- Это точно, - согласился Нортон. - На том космическом фрахте мы оба
неплохо погрели руки.
- Я хочу, - сказал сенатор, - прожить еще сотню лет и готов заплатить
за это. И не сомневаюсь, что ты можешь это устроить.
- Каким образом?
- Не знаю, - сказал сенатор. - Действовать я предоставляю тебе. Какие
рычаги ты пустишь в ход, мне все равно.
Нортон откинулся на спинку стула и сцепил пальцы обеих рук.
- Думаете, я подкуплю кого-то, чтобы он походатайствовал за вас? Или
дам на лапу кому-нибудь в Институте, чтобы вам продлили жизнь, минуя
ходатайство?
- И та и другая мысль заслуживает внимания, - согласился сенатор.
- А если меня поймают на этом, что тогда? Отлучение от человечества?
Благодарю, сенатор, я в такие игры не играю.
Сенатор невозмутимо взглянул в лицо человека, сидящего по другую
сторону стола, и тихо произнес:
- Сто тысяч.
Вместо ответа Нортон расхохотался.
- Хорошо, полмиллиона.
- А отлучение, сенатор? Чтобы принять такой риск, овчинка должна
стоить выделки.
- Миллион, - заявил сенатор. - Но это мое последнее слово.
- Миллион сию минуту, - сказал Нортон. - Наличными. Никаких расписок.
Никаких банковских отметок о переводе. Еще миллион, когда и если я сумею
выполнить поручение.
Сенатор неторопливо поднялся в полный рост, поднялся с непроницаемым
лицом, изо всех сил скрывая охватившее его возбуждение. Нет, не
возбуждение, а неистовый восторг. Но голос у него даже не дрогнул.
- Я соберу миллион к концу недели.
- Тогда я и начну наводить справки, - ответил Нортон.
Когда сенатор вышел на улицу, в его походке была упругость, какой он
не помнил годами. Он шагал быстро, уверенно, помахивая тростью.
Эти исчезнувшие, Карсон, Гэллоуэй и Гендерсон, ушли со сцены точно
так же, как придется уйти ему, едва он получит свои вожделенные сто лет.
Они сварганили себе фальшивое объявление о смерти, а сами сгинули с глаз
долой, надеясь дожить до дня, когда бессмертие начнут раздавать всем
подряд по первому требованию.
Каким-то образом они добились нового продления, нелегального - ведь
ходатайство нигде не зарегистрировано. И кто-то обстряпал им это. Более
чем вероятно - Нортон.
Только они напортачили. Старались замести следы, а на деле лишь
привлекли внимание к своему исчезновению. В таких предприятиях нельзя
допускать ни малейшей промашки. Впрочем, человек тертый и к тому же
продумавший все заранее не промахнется.
Вытянув дряблые губы, сенатор принялся насвистывать какой-то
мотивчик.
Нортон, конечно же, мошенник. Прикидываясь, что не знает, как взяться
за поручение, что боится отлучения от человечества, он лишь взвинчивал
цену.
Сенатор криво усмехнулся: сумма, запрошенная Нортоном, означала, что
он останется почти без гроша, - но игра стоит свеч.
Чтобы наскрести столь внушительную сумму, потребуется немалая
осторожность. Придется собирать ее по частям - немножко из одного банка,
немножко из другого, чередуя изъятие вкладов с погашением ценных бумаг, а
то и призаняв кое-что по мелочи, чтобы избежать лишних вопросов.
На углу он купил газету и подозвал такси. Откинувшись на сиденье, он
сложил газету пополам и начал, как всегда, с первой колонки. Снова конкурс
здоровья. На сей раз в Австралии.
"Здоровье, - подумал сенатор. - Просто помешались они на здоровье.
Культ здоровья. Центры здоровья. Клиники здоровья..."
Эту колонку он пропустил и принялся за вторую.
Заголовок гласил:
ШЕСТЬ СЕНАТОРОВ ПОЧТИ НЕ ИМЕЮТ ШАНСОВ НА ПЕРЕИЗБРАНИЕ
Сенатор негодующе фыркнул. Один из шестерых, разумеется, он сам.
Ну, а по существу, ему-то какая печаль? К чему лезть из кожи и
пытаться удержать за собой сенатское кресло, в котором он не собирается
сидеть? Он намерен заново помолодеть, намерен строить жизнь заново. Уехать
куда-нибудь за тридевять земель и стать другим человеком.
Совершенно другим. Подумать об этом и то приятно. Сбросить с себя
шелуху старых связей, опостылевшее за долгие века бремя ответственности.
Нортон взялся за дело. Нортон не подведет.

М-р Миллер. И все таки мне непонятно, где тут граница. Вы предложите
продлить жизнь кому-то, а он захочет, чтоб вы заодно продлили жизнь его
жене и детишкам. А жена в свою очередь захочет, чтоб вы продлили жизнь
тетушке Минни, детишки захотят, чтоб вы продлили жизнь их любимому песику,
а песик захочет...
Председательствующий М-р Леонард. Вы утрируете, мистер Миллер.
М-р Миллер. Мне, уважаемый, непонятно, что это значит.
1 2 3 4 5