Границы науки, любой науки — физики, медицины, биологии — это границы нашей Вселенной. Любая попытка придвинуть их поближе, похоже, обречена на неудачу. А опасности в науке не больше, чем в обычном человеке. Все, что задумано, будет реализовано. Все, что может быть реализовано, обязательно будет реализовано. Это и не хорошо, и не плохо.
На лужайке перед ангаром было слишком хорошо, чтобы спорить, доказывать, придумывать аргументы и бить противника его же оружием. Хосико сидела в окружении своих добровольцев-ассистентов, курила длинную тонкую сигарету с черным фильтром и уверенно отстаивала свою точку зрения. Молодежь горячилась, молодежь кидалась в бой, но медицинское светило возвело непреодолимые линии обороны.
— Но, доктор, вы ведь не будете возражать, что, по сути, фукамизация является беззастенчиво-вкрадчивым вторжением в естественное состояние человеческого организма? Она носит необратимый характер, ведь, насколько мне известно, никогда и никому еще не удавалось вновь затормозить расторможенный гипоталамус. К тому же, эта типично евгеническая процедура, освященная авторитетом мирового закона, вот уже на протяжении многих лет служит дурным и соблазнительным прецедентом для новых евгенических экспериментов, — возражал Павел.
Хосико устало улыбнулась. Сигаретный дым пах хризантемами, и этот запах совершенно не вязался с окружающими ароматами. Лес пах сыростью и деревьями, но сюда, на двухкилометровую высоту ветер редко доносил копившиеся у подножия скал запахи. База пахла палитрой ароматов Периферии — нагретыми механизмами, пластиком построек, дезинфекцией, людьми, столовой, юностью и энтузиазмом. Но была в этом какая-то неуловимая или, скорее, слабо ощутимая фальшь, которую Хосико почувствовала, пожалуй, с первых мгновений нахождения на Пандоре. Здесь не должно было так пахнуть. Даже запахи люди неосознанно пытаются привезти с Земли. Но если это так, то что же мы ищем среди звезд? Мы приходим в чужие миры и притаскиваем с собой типовой набор под названием “Уголок родной планеты” — милые, уютные домики, неприхотливые березки и вишни, книги и фильмы, дороги и связь, терминалы БВИ и Линию Доставки. Неудивительно, что нам становится скучно на следующий день, что мы уже не можем разобрать — где Ружена, а где Серенгети, и мы снова и снова срываемся с места осваивать новые миры.
— Я знакома с Шарлем Дебуке, — заметила Хо-сико, — а еще с Карлом Пумивуром, Августом Ксе-сисом… Вы не читали Ксесиса, Джек?
— Кажется, кто-то из неофилистов? Он поэт, а не ученый, поэтому его критика отдает поэзией, а не рациональностью, — сказал Джек.
— Подожди, подожди, — заволновался Павел, — он, кажется, ученик Яковица. У них вроде конгрегации где-то в Сахаре.
— Ну, назвать его учеником сложно, для Яковица он слишком вульгарен и примитивен. Вселенная, по его мнению, есть вместилище ноокосмоса, в который вливается после смерти ментально-эмоциональный код человеческой личности. Судя по брошюрам, Ксесис абсолютно ничего не понимает в фукамизации, — усмехнулся Джек. — Он представляет ее себе чем-то вроде аппендэктомии, и из-за этого его призывы отказаться от столь грубой процедуры, калечащей ментально-эмоциональный код, выглядят как-то странно. По крайней мере, в моих глазах, как медика.
Сколько книг написано, сколько споров, дискуссий прошло и еще пройдет, а Токийская процедура была и будет, думала Хосико. Милая молодежь спорит об этом, но пересказывает чужие мысли, потому что любит спорить. Она любит свергать авторитеты. Сестры Фуками для нее — идол, которому поклоняется человечество, так отчего бы не попытаться слегка развенчать его, проверить на прочность. Только в этом нет большого смысла, лишь легкая разминка для ума.
— Технологический прогресс Земли сыграл свою роль, — вещал Джек. — Экспансия человечества в космос — своего рода социальное мотовство, обещающее в перспективе лишь жесточайшее разочарование. Человек разумный постепенно и неотвратимо превращается в человека дерзкого, который в погоне за количеством рациональной и эмоциональной информации теряет в качестве ее. При этом как-то забывается или, я бы сказал, отметается, тот простой факт, что информация о психокосме обладает неизмеримо более высоким качеством, нежели информация о внешнем космосе в самом широком смысле слова. И фукамизация оказывает человечеству дурную услугу именно потому, что способствует перерождению человека разумного в человека дерзкого, расширяя и фактически стимулируя его экспансионистские потенции.
Хосико, извиняясь, прижала руку к груди. В голове слегка шумело после бессонных ночей, но спать уже не хотелось. Для этого необходимо было успокоиться, отвлечься от работы. Но здесь и сейчас это пока, увы, невозможно. Мбога ждет информацию. Комов ждет информацию. Все ждут информацию, особенно в Токио. А у нее пока нет информации. Идут расчеты. Стандартные тесты ничего необычного не выявили. Да она на это и не надеялась. Теперь дело за более тщательными исследованиями. Полевое расследование завершено и передано в руки Института. Наталье предстоят бессонные ночи. А ей — лежание на травке в окружении молодых поклонников.
Хосико растянулась на мягкой земной траве и закрыла глаза. Джек и Павел спорили. Вошли в раж. Доктор Фуками и ее мнение их уже не особенно интересовали. Им гораздо интереснее были собственные идеи. Человек дерзкий и фукамизация. Евгеника и фукамизация. Вертикальный прогресс и фукамизация.
— А с чего ты взял, что информация о психокосме неизмеримо выше по качеству, чем информация о космосе? Это совершенно неочевидно!
— Совершенно очевидно, Павел. Совершенно.
— Объясни.
— Ха. Вот так на пальцах? Хорошо. Ты когда-нибудь видел кентавров?
— Нет, не видел.
— Огнедышащих драконов? Русалок? Упырей? Не видел? И не увидишь. Слабовата эволюция на такие вещи. А человеческий разум вытаскивает их из собственного воображения за несколько мгновений. Причем это только один и, заметь, не самый важный аспект. Внешний. Следующее. Надеюсь, ты не будешь отрицать, что твой собственный внутренний мир обладает для тебя определенной ценностью?
— Не буду.
— Отлично. Теперь, если ты над этим еще немного поразмыслишь, непредвзято и откровенно, то обнаружишь, что только твой внутренний мир и имеет самую высшую ценность в окружающем мире. Я не имею в виде эгоизм или что-то в этом роде. Я подразумеваю лишь эмоциональную сферу. Зачем ты полетел на Пандору?
— Захотел. Но…
— Подожди, подожди. Не перебивай. Я ведь тебя не перебивал. Захотел. Это ты хорошо сказал. Воление, проистекающее из острого сенсорного голода. Ты использовал внешний космос — Пандору в данном случае, чтобы обогатить свой внутренний космос. Наша беда в том, Павел, что мы не обладаем развитым воображением. Мы его “спустили” в Космос. В периферию. Мы колонизируем планеты земного типа, а потом удивляемся, что нам вновь скучно, что у нас опять острый приступ сенсорного голода. Хотя для его утоления достаточно самого себя. Все, что есть снаружи, есть и в самом человеке. И чтобы это найти, нет необходимости летать на другие планеты. Тем более, что познать собственную душу гораздо труднее, чем совершить космическое путешествие!
— Тогда я не понимаю твоей непоследовательности, Джек, — ядовито заметил Павел. — Ты-то что делаешь на Пандоре? Почему не сидишь дома и не совершаешь увлекательные путешествия по глубинам личного психокосма, что гораздо интереснее и безопаснее?
— А я и сижу дома. Я сижу дома в своем кресле и строю собственную психовселенную, в которой имеется планета Пандора, а на ней двое юношей со взорами горящими спорят о всяческой ерунде.
Голоса постепенно удалялись в бесконечность то ли космоса внешнего, то ли космоса внутреннего. На их место заступала тишина, но не черная, не давящая на уши и на душу, а просто спокойная, мягкая, слегка зеленоватая. Раскинутые руки стали неимоверно тяжелыми, и ничто и никто на свете, наверное, уже не смогли бы их сдвинуть или заставить пошевелить пальцами. Усталость. Ужасная усталость. Усталость от не заданного себе самой вопроса-а если вы были не правы? Если что-то недоучли? Не заданного себе не потому, что она такая самоуверенная. Наоборот. Не заданного потому, что это любимые вопросы оппонентов. Мы многого не знаем о человеческом организме. Конечно. И не узнаем всего. Расторможение гипоталамуса имеет необратимый характер. Нет возражений. Старение организма тоже носит необратимый характер. Необратимость — свойство всего живого. Процедура имеет неучтенные побочные эффекты. Зафиксированы случаи передачи по наследству уже расторможенного гипоталамуса, а, значит, воздействие может происходить на уровне генетического кода. Или это какое-то внутриутробное заражение? Вопросы, вопросы, вопросы… Слова, слова, слова… Нет им ответа и нет им числа. А если, действительно, это не Пандора, а тот самый побочный эффект? Что будет? Изменится ли человечество? Мбога уверен, что дело в штамме, неконтролируемой мутации. Источник мутации может быть только здесь…
В тишине родился звон, отвлекающий от сомнений и решений, заставляющий подняться, вяло охлопать комбинезон, найти телефон и устало сказать:
— Фуками.
— Я не помешал, Хосико-сан?
— Нет, Тора, не помешал. Что-нибудь произошло?
— У тебя есть новые версии?
— Диагностика гипоталамуса не показала отклонений. По УНБЛАФ идут тесты. Я не хотела бы спешить…
— Спешить не стоит. Ты сейчас где?
— Около ангара, на травке.
— Не желаешь слетать на Алмазный пляж? Искупаешься.
— Нет, благодарю.
— Леонид передает тебе привет.
— Спасибо.
— Ты его не осмотришь? Его избили неразумные киберы. Бунт машин на Пандоре.
— Приноси.
— Он сказал, сам придет.
— Тогда может не приходить. Я уже сейчас могу диагностировать его полное и абсолютное здоровье.
— Он отвечает, что это навет с моей стороны. Его принесут.
— Жду с нетерпением.
Тем не менее, Горбовский появился в вертикальном положении. Павел и Джек, на мгновение оторвавшись от спора, невидящими глазами посмотрели на корифеев, сморгнули и вернулись к проблемам ноофилизма. Леонид Андреевич упал на траву и блаженно вздохнул.
— Хорошее время, — доверительно сказал он Хосико, — Время безвременья. Одни решения уже приняты, а время других решений еще не подошло. Можно поваляться на травке. Посмотреть в небо. Погреться на солнышке.
— Давайте я вас осмотрю, Леонид Андреевич, — вздохнула Хосико.
— Нет, нет, доктор. Ноги гнутся, кости целы. Все в порядке. Мбога пошутил. Это был не бунт. Это была самооборона. Мы с Полем покусились на свободу воли киберуборщиков. Теперь этого не выдерживают даже машины.
5. Атос-Сидоров
И вновь лес щекотал толстенькое брюшко грузового вертолета, за несколько часов переоборудованного в десантный. Аскетичность внутренностей машины нарушали четыре ложемента для группы высадки, а еще дальше — собственно в грузовом отсеке — тихо урчал под парами тяжелый экспедиционный танк. Управление вертолетом было доверено Шестопалу, на что Леонид Андреевич согласился скрепя сердце — лишь под клятвенное заверение Андрея не геройствовать и больше полагаться на технику и советы старших в критических ситуациях. Шестопал даже не обиделся. Вторым пилотом шел Поль — все руководящие полномочия с него на этот раз были сняты. Экспедиционный корпус, как обозвала эту компанию Хосико, возглавлялся лично доктором Тора Мбогой, и его тяжелую руководящую длань все легионеры имели удовольствие ощутить в полной мере еще на Базе — на этапе подготовки спасательной операции. Характер маленького доктора перед лицом неявной и неизвестной опасности проявился во всей его красе, и даже Поль был ошеломлен высшим руководящим пилотажем Председателя КОМКОНа и его умением заставить даже самых неопытных и расхлябанных членов подтянуться: успехи в боевой и строевой подготовке были сочтены удовлетворительными.
Леониду Андреевичу пришлось использовать весь свой авторитет, дабы быть включенным в состав группы. По его просьбе Поль на несколько минут предоставил свой кабинет для приватной беседы двух влиятельных членов Мирового Совета, после чего Мбога зачитал список: Горбовский там занимал почетное место консультанта. Впрочем, ружье он так и не взял, но все поручения выполнял на “отлично”. Вообще, за эксцентричным поведением Леонида Андреевича на вверенной Полю территории, производящим шокирующее впечатление на людей знакомых с Горбовским только по фильмам и книгам, как-то терялось, что он еще и профессиональный звездолетчик и десантник, осуществивший высадки на десятки планет сквозь бушующие атмосферы, сумасшедшие электромагнитные поля и изменяющуюся гравитационную геометрию. Пандора и лес немного отличались от атмосферы, скажем, Владиславы, но тем не менее на советы Леонида Андреевича ориентировались при выборе экипировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
На лужайке перед ангаром было слишком хорошо, чтобы спорить, доказывать, придумывать аргументы и бить противника его же оружием. Хосико сидела в окружении своих добровольцев-ассистентов, курила длинную тонкую сигарету с черным фильтром и уверенно отстаивала свою точку зрения. Молодежь горячилась, молодежь кидалась в бой, но медицинское светило возвело непреодолимые линии обороны.
— Но, доктор, вы ведь не будете возражать, что, по сути, фукамизация является беззастенчиво-вкрадчивым вторжением в естественное состояние человеческого организма? Она носит необратимый характер, ведь, насколько мне известно, никогда и никому еще не удавалось вновь затормозить расторможенный гипоталамус. К тому же, эта типично евгеническая процедура, освященная авторитетом мирового закона, вот уже на протяжении многих лет служит дурным и соблазнительным прецедентом для новых евгенических экспериментов, — возражал Павел.
Хосико устало улыбнулась. Сигаретный дым пах хризантемами, и этот запах совершенно не вязался с окружающими ароматами. Лес пах сыростью и деревьями, но сюда, на двухкилометровую высоту ветер редко доносил копившиеся у подножия скал запахи. База пахла палитрой ароматов Периферии — нагретыми механизмами, пластиком построек, дезинфекцией, людьми, столовой, юностью и энтузиазмом. Но была в этом какая-то неуловимая или, скорее, слабо ощутимая фальшь, которую Хосико почувствовала, пожалуй, с первых мгновений нахождения на Пандоре. Здесь не должно было так пахнуть. Даже запахи люди неосознанно пытаются привезти с Земли. Но если это так, то что же мы ищем среди звезд? Мы приходим в чужие миры и притаскиваем с собой типовой набор под названием “Уголок родной планеты” — милые, уютные домики, неприхотливые березки и вишни, книги и фильмы, дороги и связь, терминалы БВИ и Линию Доставки. Неудивительно, что нам становится скучно на следующий день, что мы уже не можем разобрать — где Ружена, а где Серенгети, и мы снова и снова срываемся с места осваивать новые миры.
— Я знакома с Шарлем Дебуке, — заметила Хо-сико, — а еще с Карлом Пумивуром, Августом Ксе-сисом… Вы не читали Ксесиса, Джек?
— Кажется, кто-то из неофилистов? Он поэт, а не ученый, поэтому его критика отдает поэзией, а не рациональностью, — сказал Джек.
— Подожди, подожди, — заволновался Павел, — он, кажется, ученик Яковица. У них вроде конгрегации где-то в Сахаре.
— Ну, назвать его учеником сложно, для Яковица он слишком вульгарен и примитивен. Вселенная, по его мнению, есть вместилище ноокосмоса, в который вливается после смерти ментально-эмоциональный код человеческой личности. Судя по брошюрам, Ксесис абсолютно ничего не понимает в фукамизации, — усмехнулся Джек. — Он представляет ее себе чем-то вроде аппендэктомии, и из-за этого его призывы отказаться от столь грубой процедуры, калечащей ментально-эмоциональный код, выглядят как-то странно. По крайней мере, в моих глазах, как медика.
Сколько книг написано, сколько споров, дискуссий прошло и еще пройдет, а Токийская процедура была и будет, думала Хосико. Милая молодежь спорит об этом, но пересказывает чужие мысли, потому что любит спорить. Она любит свергать авторитеты. Сестры Фуками для нее — идол, которому поклоняется человечество, так отчего бы не попытаться слегка развенчать его, проверить на прочность. Только в этом нет большого смысла, лишь легкая разминка для ума.
— Технологический прогресс Земли сыграл свою роль, — вещал Джек. — Экспансия человечества в космос — своего рода социальное мотовство, обещающее в перспективе лишь жесточайшее разочарование. Человек разумный постепенно и неотвратимо превращается в человека дерзкого, который в погоне за количеством рациональной и эмоциональной информации теряет в качестве ее. При этом как-то забывается или, я бы сказал, отметается, тот простой факт, что информация о психокосме обладает неизмеримо более высоким качеством, нежели информация о внешнем космосе в самом широком смысле слова. И фукамизация оказывает человечеству дурную услугу именно потому, что способствует перерождению человека разумного в человека дерзкого, расширяя и фактически стимулируя его экспансионистские потенции.
Хосико, извиняясь, прижала руку к груди. В голове слегка шумело после бессонных ночей, но спать уже не хотелось. Для этого необходимо было успокоиться, отвлечься от работы. Но здесь и сейчас это пока, увы, невозможно. Мбога ждет информацию. Комов ждет информацию. Все ждут информацию, особенно в Токио. А у нее пока нет информации. Идут расчеты. Стандартные тесты ничего необычного не выявили. Да она на это и не надеялась. Теперь дело за более тщательными исследованиями. Полевое расследование завершено и передано в руки Института. Наталье предстоят бессонные ночи. А ей — лежание на травке в окружении молодых поклонников.
Хосико растянулась на мягкой земной траве и закрыла глаза. Джек и Павел спорили. Вошли в раж. Доктор Фуками и ее мнение их уже не особенно интересовали. Им гораздо интереснее были собственные идеи. Человек дерзкий и фукамизация. Евгеника и фукамизация. Вертикальный прогресс и фукамизация.
— А с чего ты взял, что информация о психокосме неизмеримо выше по качеству, чем информация о космосе? Это совершенно неочевидно!
— Совершенно очевидно, Павел. Совершенно.
— Объясни.
— Ха. Вот так на пальцах? Хорошо. Ты когда-нибудь видел кентавров?
— Нет, не видел.
— Огнедышащих драконов? Русалок? Упырей? Не видел? И не увидишь. Слабовата эволюция на такие вещи. А человеческий разум вытаскивает их из собственного воображения за несколько мгновений. Причем это только один и, заметь, не самый важный аспект. Внешний. Следующее. Надеюсь, ты не будешь отрицать, что твой собственный внутренний мир обладает для тебя определенной ценностью?
— Не буду.
— Отлично. Теперь, если ты над этим еще немного поразмыслишь, непредвзято и откровенно, то обнаружишь, что только твой внутренний мир и имеет самую высшую ценность в окружающем мире. Я не имею в виде эгоизм или что-то в этом роде. Я подразумеваю лишь эмоциональную сферу. Зачем ты полетел на Пандору?
— Захотел. Но…
— Подожди, подожди. Не перебивай. Я ведь тебя не перебивал. Захотел. Это ты хорошо сказал. Воление, проистекающее из острого сенсорного голода. Ты использовал внешний космос — Пандору в данном случае, чтобы обогатить свой внутренний космос. Наша беда в том, Павел, что мы не обладаем развитым воображением. Мы его “спустили” в Космос. В периферию. Мы колонизируем планеты земного типа, а потом удивляемся, что нам вновь скучно, что у нас опять острый приступ сенсорного голода. Хотя для его утоления достаточно самого себя. Все, что есть снаружи, есть и в самом человеке. И чтобы это найти, нет необходимости летать на другие планеты. Тем более, что познать собственную душу гораздо труднее, чем совершить космическое путешествие!
— Тогда я не понимаю твоей непоследовательности, Джек, — ядовито заметил Павел. — Ты-то что делаешь на Пандоре? Почему не сидишь дома и не совершаешь увлекательные путешествия по глубинам личного психокосма, что гораздо интереснее и безопаснее?
— А я и сижу дома. Я сижу дома в своем кресле и строю собственную психовселенную, в которой имеется планета Пандора, а на ней двое юношей со взорами горящими спорят о всяческой ерунде.
Голоса постепенно удалялись в бесконечность то ли космоса внешнего, то ли космоса внутреннего. На их место заступала тишина, но не черная, не давящая на уши и на душу, а просто спокойная, мягкая, слегка зеленоватая. Раскинутые руки стали неимоверно тяжелыми, и ничто и никто на свете, наверное, уже не смогли бы их сдвинуть или заставить пошевелить пальцами. Усталость. Ужасная усталость. Усталость от не заданного себе самой вопроса-а если вы были не правы? Если что-то недоучли? Не заданного себе не потому, что она такая самоуверенная. Наоборот. Не заданного потому, что это любимые вопросы оппонентов. Мы многого не знаем о человеческом организме. Конечно. И не узнаем всего. Расторможение гипоталамуса имеет необратимый характер. Нет возражений. Старение организма тоже носит необратимый характер. Необратимость — свойство всего живого. Процедура имеет неучтенные побочные эффекты. Зафиксированы случаи передачи по наследству уже расторможенного гипоталамуса, а, значит, воздействие может происходить на уровне генетического кода. Или это какое-то внутриутробное заражение? Вопросы, вопросы, вопросы… Слова, слова, слова… Нет им ответа и нет им числа. А если, действительно, это не Пандора, а тот самый побочный эффект? Что будет? Изменится ли человечество? Мбога уверен, что дело в штамме, неконтролируемой мутации. Источник мутации может быть только здесь…
В тишине родился звон, отвлекающий от сомнений и решений, заставляющий подняться, вяло охлопать комбинезон, найти телефон и устало сказать:
— Фуками.
— Я не помешал, Хосико-сан?
— Нет, Тора, не помешал. Что-нибудь произошло?
— У тебя есть новые версии?
— Диагностика гипоталамуса не показала отклонений. По УНБЛАФ идут тесты. Я не хотела бы спешить…
— Спешить не стоит. Ты сейчас где?
— Около ангара, на травке.
— Не желаешь слетать на Алмазный пляж? Искупаешься.
— Нет, благодарю.
— Леонид передает тебе привет.
— Спасибо.
— Ты его не осмотришь? Его избили неразумные киберы. Бунт машин на Пандоре.
— Приноси.
— Он сказал, сам придет.
— Тогда может не приходить. Я уже сейчас могу диагностировать его полное и абсолютное здоровье.
— Он отвечает, что это навет с моей стороны. Его принесут.
— Жду с нетерпением.
Тем не менее, Горбовский появился в вертикальном положении. Павел и Джек, на мгновение оторвавшись от спора, невидящими глазами посмотрели на корифеев, сморгнули и вернулись к проблемам ноофилизма. Леонид Андреевич упал на траву и блаженно вздохнул.
— Хорошее время, — доверительно сказал он Хосико, — Время безвременья. Одни решения уже приняты, а время других решений еще не подошло. Можно поваляться на травке. Посмотреть в небо. Погреться на солнышке.
— Давайте я вас осмотрю, Леонид Андреевич, — вздохнула Хосико.
— Нет, нет, доктор. Ноги гнутся, кости целы. Все в порядке. Мбога пошутил. Это был не бунт. Это была самооборона. Мы с Полем покусились на свободу воли киберуборщиков. Теперь этого не выдерживают даже машины.
5. Атос-Сидоров
И вновь лес щекотал толстенькое брюшко грузового вертолета, за несколько часов переоборудованного в десантный. Аскетичность внутренностей машины нарушали четыре ложемента для группы высадки, а еще дальше — собственно в грузовом отсеке — тихо урчал под парами тяжелый экспедиционный танк. Управление вертолетом было доверено Шестопалу, на что Леонид Андреевич согласился скрепя сердце — лишь под клятвенное заверение Андрея не геройствовать и больше полагаться на технику и советы старших в критических ситуациях. Шестопал даже не обиделся. Вторым пилотом шел Поль — все руководящие полномочия с него на этот раз были сняты. Экспедиционный корпус, как обозвала эту компанию Хосико, возглавлялся лично доктором Тора Мбогой, и его тяжелую руководящую длань все легионеры имели удовольствие ощутить в полной мере еще на Базе — на этапе подготовки спасательной операции. Характер маленького доктора перед лицом неявной и неизвестной опасности проявился во всей его красе, и даже Поль был ошеломлен высшим руководящим пилотажем Председателя КОМКОНа и его умением заставить даже самых неопытных и расхлябанных членов подтянуться: успехи в боевой и строевой подготовке были сочтены удовлетворительными.
Леониду Андреевичу пришлось использовать весь свой авторитет, дабы быть включенным в состав группы. По его просьбе Поль на несколько минут предоставил свой кабинет для приватной беседы двух влиятельных членов Мирового Совета, после чего Мбога зачитал список: Горбовский там занимал почетное место консультанта. Впрочем, ружье он так и не взял, но все поручения выполнял на “отлично”. Вообще, за эксцентричным поведением Леонида Андреевича на вверенной Полю территории, производящим шокирующее впечатление на людей знакомых с Горбовским только по фильмам и книгам, как-то терялось, что он еще и профессиональный звездолетчик и десантник, осуществивший высадки на десятки планет сквозь бушующие атмосферы, сумасшедшие электромагнитные поля и изменяющуюся гравитационную геометрию. Пандора и лес немного отличались от атмосферы, скажем, Владиславы, но тем не менее на советы Леонида Андреевича ориентировались при выборе экипировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22