- Ломает, поди, тебя, торчка? Или с недопою блажишь?
Опять не угадал.
- Тьфу ты! - Зло меня берет. - И сытый, и вдетый, и еще недоволен! Живи да радуйся!
Нет, не радуется, только слезы кулаком размазывает.
- Дом у тебя есть? - спрашиваю. - Угол какой-нибудь, шалаш?
Кивает неуверенно.
- Вот и дуй домой!
Опять ревет в три ручья.
- Боюсь! Там - он...
- Что, - говорю, - зелененькие заходить стали? С рожками? Это в нашем деле бывает. Ничего, привыкнешь. Как в следующий раз черти появятся...
- Да какие там черти, Сергей Павлович! - вдруг говорит он. - Ко мне Стылый приходил!
Я и сел.
Сижу, перед глазами бурьян плывет, рожа эта чумазая разъезжается, а в ушах звенит: "Сер-гей Пав-ло-вич..."
- Что с вами?! - Рожа кричит, глаза выпучила.
- Ты меня... как... - И договорить не могу, перехватило дух.
- Вы разве не узнали меня? Миша, помните? Диплом у вас делал! А потом - лаборантом...
Дип-лом... Ла-бо-ран-том... Будто в колодце от стен отдается. Знакомый звон, да не знаю, про что... и вдруг страшно, шепотом, в самое ухо: "Стылый!"
Сразу вспомнилось: вытяжной шкаф в углу, смешанный запах формалина и эссенции, въевшийся в руки, в мебель, в стены лаборатории... Ла-бо-ра-то-ри-и... И человек на стуле передо мной. Бледное, мерцающее в полутьме лицо, будто повисшее над столом отдельно от темного силуэта. Стылый. Мертвые глаза упираются в меня. Черные губы шевелятся беззвучно... Что же он говорил? Что-то страшное и восхитительное... И соблазнительное крайне... Надо же, забыл. А ведь тогда это казалось самым важным на свете.
"А что взамен? - спросил я. - Душу потребуете отдать?"
Я еще не верил, но мне уже очень хотелось поверить. В конце концов, чем черт не шутит?
Но он не шутил.
"Отдать можно то, чем владеешь. Разве ты владеешь своей душой? Разве кто-нибудь из вас - владеет?"
Странно, я совсем не помню его голоса. Только слова. Нет, не слова мысли. Кажется, он вообще ничего не говорил. Мысли текли из мертвых глаз.
"Если бы души ваши принадлежали вам, вы не знали бы ни страстей, ни обид, ни тайных пороков. Разве сын твой страдал бы так, если бы мог распоряжаться своей душой?"
Сын. Исколотые руки. Разбитое окно. Осколки стекла под ногами. Врачи... Нет, санитары. Колят в спину. Укол... Прикол, пап, правда?..
- Сергей Павлович! Вы слышите?!
-Что?
Бурьян. Дрын с коленками. Сухостой.
- А, Миша... Извини, задумался...
- Теперь вспомнили?
Не дай Бог такое вспомнить...
- Ты, парень, брось это. Не помню я ничего и тебе не советую. Иди себе... Чего расселся?
Завозился он, подтянул костыли свои, встает.
- Куда же я пойду?
- А мое какое дело? Домой иди!
Нахохлился, смотрит мимо меня, в чисто поле. Да чего уж там чистого! Свалка - она и в Африке не клумба. Слева, метров двести, опушка лесопарка. Справа, метров сто пятьдесят, гаражи, а за ними - девятиэтажки торчат. Посередине - мы. А кто мы - кузова битые от "запоров" да "москвичат", набросанные там-сям по всему полю, да обломки плит бетонных, да кучи кирпича, тряпья, наплывы гудронные - все, что валили сюда, чтоб далеко не возить. Да бомжи по землянкам - вот и все здешнее население... Не на что тут смотреть.
- Домой мне нельзя. - Миша вздыхает. - Опять Стылый придет...
- А меня не касается!
- К вам ведь тоже приходил...
- Кто тебе сказал?
- Сын ваш...
- Не было у меня сына никогда! Обознался ты, паренек|
- Но как же...
- А так же! Страшно тебе - пойди да напейся. И нечего людям приставать! Деньги есть?
Крутит опять башкой бестолковой.
- Что ж ты, - говорю, - всякую дрянь вспоминаешь, а об деле забыл?! Задарма поить тебя никто не будет. Зарабатывать надо!
Уставился, глазами сверлит. Тоже сердитый. Вроде Казбека... Кстати! А не воскресенье ли сегодня у нас?..
- Ну-ка помоги подняться. - Кряхчу, распрямляюсь кое- как. Заработать хочешь?
- Смотря чем.
- Ну, ты, паря, сказанул! Какая разница чем?! Кто ж нынче на это смотрит? Хоть щенками, хоть младенцами, хоть собственной шкурой - лишь бы деньги!
Стоит, задумался.
- Вот на это он вас и ловит...
- А ты за меня не болей, - говорю. - За себя порадей! Поправиться-то небось хочешь с утра? Или ты, может, не пьешь?
Вздыхает.
- Пью.
- Вот и ладно. Сведу я тебя сейчас к одному человеку, он тебе живо все воспоминания обратно в одно место вгонит. Но с деньгами будешь...
***
"Пирог с повидлом" прошли, можно сказать, на одном вдохе. Провалы все старые, давно известные, тоннель почти не изменился с тех пор, как его проходил отряд Бодрого. В общем, повезло. Бывает, за добычей отправляясь, пророешь новый ход, а назад идешь - он уж завален, или зубы вставлены, или еще что похуже. Одного-двух бойцов и недосчитаешься, а то и весь отряд на повидло пойдет. И добыча, с таким страхом собранная, зароется навсегда, вместе с ребятами...
А в этот раз - прямо благодать! В одном месте, правда, пришлось плыть, но совсем чуть-чуть. Воды, слава Богу, никто не нахлебался, а то ведь она и отравленная бывает...
Перед выходом на поверхность, как положено, память предков почтили, самих их помянули - и рванули. И не подвели мертвяки - предки наши! Идем по памяти, как по карте: триста длинных - высокими травами, да полета коротких - через пустырь, против солнца, - вот тебе и дырявая башня. Если чуть левее пройти, выйдешь к пустым холмам. Только никто теперь к ним не ходит, там смерть поселилась. Из дозорного отряда, что сунулся туда однажды, вернулся только один - без добычи и без ноги. Дотянул только до лаза в Пирог, там его и рубануло пополам. Хорошо - сразу нашли! А когда вскрыли да распробовали - мама родная! Не приведи Господь даже издали такое увидеть, чего этот парнишка у пустых холмов насмотрелся! Это вам не мертвые зубы, как в тоннеле, а живые звери, громадные, быстрые, хитрые. Отряд окружили раньше, чем их могли заметить, кинулись разом. И пойманных сразу не жрали, шею перекусят - и за следующим...
Так что дорога в пустые холмы надолго теперь закрыта. Если не навсегда. Молиться надо, чтобы и здесь, у дырявой башни, эти твари не появились. Пока - тьфу-тьфу - никто не видел. Так ведь и добычи тут, под башней, не достать. Висит, дразнится на такой высоте, что дух захватывает. Попробуй сними ее оттуда! Навернешься - костей не соберешь. А не навернешься, так все равно толку мало. Слишком крепко за башню держится ни оторвать, ни откусить. Разве что...
Был однажды случай. Шел здешними местами отряд добытчиков. Вел его толковый командир Востряк, мир праху его. Пустил он, как положено, бойцов цепью, ну и сам идет - поглядывает. Вдруг видит - торчит из травы ха-ароший хвост добычи! Востряк недолго думая хвать его и потащил. Кряхтит, упирается - что-то тяжело идет, не то в траве где-то путается, не то (упаси Бог, конечно) и вовсе привязан. А помочь, посмотреть да распутать некому, все уже вперед ушли... Все, да не все! Слышит - по соседству кто-то хрустит, тоже через травы ломится. И выходит на прогалину его же отряда боец Ребяха. Сам в мыле, уши в паутине, а в зубах - хвост добычи болтается!
Востряк так решил: пускай Ребяха оба хвоста берет и тянет дальше парень рослый, загривок толще задницы, хотя и задница дай Бог. А он, Востряк, будет, значит, сзади смотреть чтоб добыча не цеплялась. Ну, решил, подозвал Ребяху поближе и добычу ему протягивает. И пошли чудеса!
Только Ребяха за этот второй хвост ухватился, как его и не стало! Ребяхи-то! Вот так стоял боец - и бах! - кучка золы. Добыча на землю упала, да одна на другую, крест-накрест. И тогда уж долбануло по-настоящему. Будто посреди ночи вдруг солнце вспыхнуло, день наступил, и сразу опять темно. Хвосты разбросало, лежат, потрескивают, горячие, как из огня, и на концах красновато светятся. А между ними валяется еще кусок добычи, совсем короткий и тоже горячий. Сообразил тогда Востряк, в чем тут дело: подрались две добычи между собой, одна другой хвост и откусила. Все как в жизни. А что Ребяха пропал, так никто ему не виноват. Двое дерутся, третий между ними не суйся.
С той поры нашлась управа и на привязанную добычу. Страви их две друг с другом - одна другую и порвет. Тот кусок короткий Востряк сдавать не стал, придумал его с собой на дело брать. Поначалу смеялись над ним - на охоту дичь понес! - а как начал его отряд добычу за добычей таскать, так и примолкли. А когда Востряка в тоннеле зубами звездануло, устроили парню пышное вскрытие, и память его поделили между командирами. Вот это судьба! Смело можно сказать - не зря боец жизнь прожил!
Небольшой кусок добычи теперь каждый отряд с собой носит, и в нашем такой есть, раздоркой называется. Брось его сразу на две добычи - они тут же и подерутся, будут искрами плеваться, пока хоть одна, да не порвется. Только вот заволочь раздорку на дырявую башню непросто будет. Ребята мы, конечно, натасканные, специально отобранные, но как глянешь на этакую высоту - ох, мохотно! Ни один отряд еще с башни добычу не рвал... А мы вот возьмем и сорвем! И за это нас перед следующим походом в спину колоть не будут! Это ли не счастье? Да ради такой благодати не только на башню - на Луну залезть попытаешься! Как у нас в клетках говорят: попытка - не пытка. Пытка - укол...
Народу у Казбековой будки в этот раз еще больше собралось. Целая толпа перетаптывается. Стоят, языки чешут да под ноги плюют. Курить-то Казбек перед уколом не велит, сам лично каждого обнюхивает, вот и мучаются, которые курящие. Всю землю вокруг заплевали.
Пристроил я Мишу возле забора.
- Смотри не зевай, - говорю тихонько, - как готовая партия выйдет сразу давись, продвигайся к двери.
- А куда это мы пришли? - шепчет.
- Тебе какая разница? Топчись знай да на дверь поглядывай!
Стоим. Жарко, солнце припекает. Народ, видно, совсем дуреет на припеке - кто во что горазд врут, лишь бы не молчать. Попробовал я было опять про темные силы, дескать, уверуйте, убогие, и наступит новое царство, - нет, не слушают. Ну и хрен с ними!
- Вчера, ни в жизнь не поверите... - Костян рассказывает (он уж здесь! Вот с кого уколы, как с гуся вода!), - иду, значит, мимо подстанции. Вдруг в траве - ш-ш! - шуршит. Думал, змея! Тонкая, блестящая, извивается - ну вылитая гадюка!
- Вот сволочи! - Нинка перхает тихо, не в голосе, видно, после вчерашнего. - Разведут всяку дрянь в акваримах, а потом на улицу выкидуют! Нормальному человеку на землю не прилечь...
Костян кепкой на нее машет.
- Да не то! Я как поглядел, а в ней метров двадцать! В змее-то! Тогда сообразил, что это кабель силовой!
- Кому про что, а вшивому про баню! - ржут в толпе. - Костяну везде цветмет мерещится!
- Тьфу ты, в самом деле! - Нинка злится. - Вот удивил! Ну, тащит кто-то кабель, а тебе и завидно?
- Да никто не тащит! - Костян в ответ. - Говорю же -сам ползет! Там трава еле-еле по колено. И он по ней зигзагами, зигзагами! А вокруг никого. Я тогда за ним. Интересно же! До самого забора шел. Во-он там он нырк на институтскую территорию! И в подвал утянулся.
- Так, может, это змея и была? - спрашивает кто-то этак, с подъюбочкой. - Чего кабелю в ветеринарном институте делать?
А из толпы:
- На Казбековы уколы приходил!
Хохочут.
- Да что я, кабель от змеи не отличу?! - упирается Костян. - Чуть за хвост его не ухватил! Нормальный кабель, Шэ-ВэВэПэ - два на ноль семьдесят пять! Мне ли не знать!
- Это в голове у тебя два по ноль семьдесят пять! - изгаляются. - Да в каждом глазу по три семерки!
Плюнул Костян.
- Говорил же - не поверите!
- А вот сейчас Казбек выйдет - мы у него спросим!
И тут мне в руку будто зубами кто впился. Я аж подпрыгнул. А это Миша, мать его, всеми своими черными когтями ухватил меня за локоть и тянет.
- Не надо меня к Казбеку! - пищит. - Пожалуйста, не надо! Я от него весной только убежал!
И в слезы! Все смотрят на него, как на психа, да и я, признаться, ни черта не понимаю.
- Да ты пусти руку-то! - говорю. - Смотри, до крови разодрал, дурак блаженный! Чего опять испугался? Казбек сроду никого силком не держит. Хочешь заработать - заходи, нагибайся. Не хочешь - вали на все четыре!
- Он меня ищет! Увидит - убьет! Уйдем, пожалуйста!
- Белочка у пацана, - Костян говорит, - дело известное, Меня с метилового так же вот колбасит...
- Да на кой хрящ ты ему сдался?! - ору на Мишу. - Перегрелся, что ли? Ты его видел вообще, Казбека? Хоть раз?
- Я у него при виварии работал, - хлюпает, - за крысами ухаживал, эпидуральную пункцию делал...
Ишь какое слово вспомнил, оборванец! Видно, и впрямь чего-то было. Вот тебе и Казбек! Выходит, не одни мы у него подопытные звери. Есть и помельче. Только чудно это - спинномозговая пункция у крысы. Сколько я Казбека помню, никогда он наукой не интересовался. Да и какая ему наука, бандюгану? Всю жизнь в институте шоферил, потом в коммерцию подался, с ларьков копейку сшибал, ранен был в разборках, по больничкам отлеживался. Спинномозговой жидкостью тоже, видно, для бизнеса начал промышлять. Кому-то, стало быть, нужен он, горький наш бульон...
- А крысы-то ему зачем? - спрашиваю. - Бомжей, что ли, мало?
Смотрю, вокруг нас с Мишей народ уже собирается. Ох, перемолчать бы лучше эту тему, не дай Бог, до Казбека дойдет! Да поздно, сам же спросил.
- Он в журнале прочитал, - рассказывает Миша, - если крысу чему-нибудь научить, например, по лабиринту ходить, а потом ее мозг скормить другим крысам, то все они лабиринт с первой попытки проходят, не хуже крысы-донора.
1 2 3 4 5 6 7 8