Такая чушь - не присниться... Стены куда-то плы-
вут, а вокруг - взлохмаченный дыбом линолеум дергается - шварк, шварк...
Зачем-то опять холодильник-истукан, только вывернутый наизнанку - откры-
ваю дверцу и снова попадаю на кухню! Почему-то на кухне все творилось -
видать, это самое место в доме, где вольготно всякой нечисти. И мне тог-
дашнему... Одержимый, одно слово. И вкалывал, как проклятый - что, за-
чем? - ни мысли, словно автомат какой, терминатор, прости господи и по-
милуй. Дальше помню смутно - врезалось только намертво, как стою в сор-
тире и медленно выливаю в унитаз ананасовый компот из банки, с эдаким
сладким содроганием чувствуя себя извращенцем. Ну, если точно - так оно
и было.
...Эта штука не могла работать в принципе. Беспринципная машина. Амо-
ральный механизм - смешно? Сейчас мне почему-то не до смеха. Очнулся я
спустя черт знает сколько времени - по-моему, суток трое. Сначала не по-
нял, где нахожусь... Голова болела адски - плюнув на кухонное безобра-
зие, дотащился кое-как до дивана и залег часов на двадцать. Вот, пока я
спал, и началось...
...Машина заработала? Как бы не так! Не могла она заработать - не для
этого делалась... Для чего же тогда? А черт его знает... Может для того,
чтобы отделаться от нее раз и навсегда. Так же, как в свое время от
"дергунца" - но для чего я его делал, хоть догадывался, а эта штука...
Она просто была/жила. Я ее даже не назвал никак - "штука", и все. Сейчас
мне все кажется, что, может, если бы ее назвали по человечески, обошлось
бы полегче... Глупо, конечно - но в этом деле глупость иной раз мудрее
мудрости.
...Проснулся я от тишины - словно толкнул кто: "Не спи!" Гулкая такая
тишина, подозрительная... Лежу, прислушиваюсь, спросонья ничего не пони-
мая - какой нынче день на дворе? Не вспомнить... А вспомнил - совсем
другое; и сразу вскочил. Стою - а тишина-то за окном! Только листья шур-
шат, да где-то далеко сирена завывает. "Что же, - думаю, - такое я нат-
ворил?" Однако, как ни старался, ничего не вспомнил, только голова забо-
лела. Махнул рукой на все и побрел на кухню чай ставить.
...Нет, не добрел я до кухни - повернул в ужасе и ринулся назад, в
уютную свою комнатенку, словно страус - зажмуренной головой в песок.
Страшно... не то слово - жуть какая-то пробрала. Это тебе не "дергунец",
это... В общем, штука, и все. Или, если буквы переставить, тоже подходя-
ще - только кто эдакой "шутке" посмеется... Хорошо, что успел отвер-
нуться - на глазные яблоки будто надавило, и расфеерился передо мной бу-
кет чернильных клякс. И мурашки дерут медвежьими когтями. Кто сказал,
что от мурашек не мрут? Я не рискнул проверить... Отдышался кое-как, а
потом, по здравому размышлению, накинул куртку и пробкой вылетел за
дверь - ей-богу, не мог больше оставаться наедине с этой... этим... Вы-
бежал, в общем, на улицу. Усекаешь? А в городе - второй день д а в и л ь
н и.
...На улице, на удивление, было пусто, и я все пытался вспомнить, ка-
кой сегодня день - похоже, воскресенье? Вокруг как вымерло. Дошел акку-
рат до остановки трамвая, прежде чем углядел первого прохожего. Ну, этот
скорее пробежий - выскочил из "Форда" да как почесал! Я аж рот раскрыл -
ну и дела! Упитанный такой, с дипломатом... Смотрю, дивлюсь - куда это
он? Так и не узнал, куда... Да, точно - давилка. Тогда впервые у меня на
глазах сработала... Будь оно все проклято - я же не так хотел! Хотя -
бес его знает, может, и хотел... Но все равно не так - уж больно нелепо
как-то, по детски, от обиды на весь свет! Страшненькая обида-то...
Что-то пакостное в ней, дурнотное средневековый бред вроде "Молота
ведьм" или еще похлеще. Как увидел я, что с толстяком сделалось...
Только что бежал, торопился изо всех сил, бедняга - аж пот на лице выс-
тупил, блестит. И вдруг его с каким-то особенно противным мокрым чмо-
каньем вмяло в асфальт! Будто огромная нога опустилась на гадкое насеко-
мое... А потом, раздавив, еще эдак с хрустом растерло!
...В глазах потемнело - чуть не стравил, только нечем желчью блева-
нул. Какая-то розово-осклизлая каша с кровяными прожилками... А уж кро-
ви-то! Чуть не пол-улицы залило. Стою, оцепенев, ничего не соображаю, а
из "Форда" вылазит мрачный верзила в вылинявшей джинсовке и смотрит на
эту кляксу как малый ребенок на пролитое мороженое - и жалко, да не под-
нимать же. Плюнул, зыркнул в мою сторону: "Что, мать твою, несладко? Уже
второго придавило, е... б... !" Тут только я заметил чуть подальше еще
одну кляксу, только повысохшую - громадное бурое пятно на асфальте... И
понял, куда бежал толстяк - еще дальше, прямо по курсу, блестит золотом
вывеска - "Интро-Банк". И верзила подтверждает спокойно: "Все, накрылось
правление... Нынче должны были совещаться. Не успели... Этот - послед-
ний". Еще раз плюнул, сел в "Форд" и укатил. Оставив меня наедине с этой
красной лужей... Да только не думай, что я там остался разводить мировую
скорбь! Почесал не хуже покойника, хоть и тяжко - в брюхе крутит похуже,
чем с перепою, в башке стучит... А кругом ти-ихо. Только мухи жужжат.
...Эту неделю, наверное, долго не забудут. Так же, как Варфоломеевс-
кую ночь. Город вымер - даже за хлебом боялись выходить. Потом уж разоб-
рались, что давит богатых - осмелели, про бога вспомнили... Смех, если
подумать - божья кара в одном, отдельно взятом городе! Содом с Гомор-
рой... Я-то помалкивал да и то, прослывешь сумасшедшим. Не по себе было,
как вспоминал толстяка... Однако сделанного не воротишь - это я еще с
"мздырей" крепко запомнил. Взялся за гуж - тяни, все равно ничего друго-
го не остается. Все же веселья мало было, как брался за газету - в пер-
вый день несколько сот трупов, во второй... Потом поумнели, по домам от-
сиживаться начали - под крышей, вишь, не давит. Вообще быстро эту меха-
нику раскусили - вскоре начали печатать квоту риска - то есть, с какой
суммы какой риск. С десятью миллионами, например, под небом походишь
пять минут, с двадцатью - около трех... Поначалу хоть квота была прилич-
ной - давило тех, у кого действительно большие деньги. Много ли таких
наберется? Мне эти деньги и за сто лет не скопить - ну, и злорадство-
вал... Дурень. Забыл, как с "мздырями" обошлось... Вот то-то - не обош-
лось ведь! Так отрыгнулось...
Значит, существовал я эдаким розовым щенком дня три - домой заходил
редко, отсиживался на работе, иногда и ночевал там, а когда у кого из
знакомых... Не лежала у меня душа к тому, что на кухне завел - и думать
об этом боялся. На улицу, понятное дело, тоже не очень лез - давилка,
если поблизости плюхнет, придавит вместе с виновником и не спросит,
сколько трудовых грошей скопил. Народ стал пуганым. На улице друг от
дружки шарахаются - поди, узнай, кого в следующий раз... Транспорт пе-
рестал ходить - водилы соглашались только рабочих по утрам развозить уж
среди них-то миллионер вряд ли затешется. В общем-то не так уж плохо шло
поначалу, как последнего брокера - или кого там? - придавило. Стали даже
потихоньку выползать на свежий воздух... А воздух действительно казался
свежим - идешь, и никаких тебе наглых витрин, что в лицо плюют каждому
прохожему - не про тебя, мол! Позакрывали не все, правда. И ларьки неко-
торые остались - но и те... Кто там сидит - не хозяева, продавцы, сами
деньги до получки считают. Н-да... Думал, все кончилось. Оказалось,
только первый круг. А сколько их... Девять? Это у Данте. А у нас сколько
накрутишь... И тут не до счета.
...Очередной визг подняли с субботы - на улицах опять опустело. Квота
сократилась вдвое - те, у кого больше пяти миллионов, трясутся по квар-
тирам, остальные гадают, сколько еще осталась ждать - то ли само прой-
дет, то ли пока всех не передавит. Бродят смутные слухи о каких-то пог-
ромах в богатых домах, по стенам расклеены листовки с призывами изба-
виться от паразитов раз и навсегда - и с нами Бог! В уголовной хронике
появились первые сбитчики - это те, кто всей компанией какому-нибудь бе-
долаге незаметно одолжат до пяти миллионов и ждут, чем кончится.
Действовало безотказно - если не успеет в течении пары минут избавиться
от деньжат. Иных какие-то подонки силой выволакивали и бросали посреди
улицы - развлекались, гады, добежит - не добежит. Самые умные вкладывали
деньги в дома, машины - оказывается, давит только тех, у кого налич-
ность, или там золото, камни - ну, все, что вместо денег. Эдакая
вульгарная политэкономия - марксизм, не марксизм... Мраксизм, короче.
Так что по настоящему богатые почти не пострадали - так, мелочь, пере-
купщики... Но сколько их передавило! Хорошо, детей вовремя догадались
вывезти - благо, лето. Тут деньги нашлись! После того, как и в мэрии
кое-кого придавило... В общем, словно катком по прошлись по городу -
чисто и мертво. Кавказцев, так тех и за сто верст не видать - на рынках
тишина, благодать, кроме овощей ни хрена нет. То есть, хрен-то как раз и
есть, а фруктов нет ну, кроме, разве, яблок - смелые люди, видать, тор-
говали. Да о чем я! - черт, сразу и не сообразить - тут людей давит, а я
о фруктах... Не в них печаль. Не кончается все это - вот что. Как кос-
тер, пока все топливо не выгорит. А топлива у нас... И можно предста-
вить, как это мне все обрыдло. Если после "мздырей" я спать не мог, то
сейчас... Словно проклятый. Словно хожу по колено в кровавом дерьме.
Да-да - буквально, как наяву, и все время хочется вымыться. Начал бо-
яться за свои винтики - как бы с резьбы не сорвало. Но окончательно до-
конало, представь - теннисиста одного... У нас в городе... Нет, не хочу
и вспоминать - уж больно тошно. Корт потом отмывали... Это аккурат после
выигрыша - не успел еще даже кубок этот свой получить... Тьфу! Ну и...
Вроде последней капли мне и не хватало. Света не взвидел, до того тоск-
ливо стало, и, как обычно, наехала на меня эта дурь. Да только как! Если
раньше телегой, то сейчас чугунным катком. Вот я и почувствовал, как это
- когда давят... Тут уж ничего не поможет - понял сразу. Сиди и жди, че-
го выйдет... Сидеть-то и не пришлось - потащило меня со страшной силой.
Пробовал упереться - куда! Чуть руки не пообрывал - закон тяготения по-
менялся - и чую, чую, куда тащит-то! И внутри все обрывается, в глазах
темно... Все. Точка. Теперь уже - точка... Пошел я... К себе. Уж все
равно стало... Пошел. Трясусь весь - если кто видел, небось, за припа-
дочного приняли. Да кто внимание обратит на еще одного психа - ноне уро-
жайный год, много их по городу бродит... На мое счастье, до дому было
рукой подать два квартала (у знакомого телевизор смотрел). Дошатался до
двери - уже плохо помню, как открыл, лица не чувствую, руки немеют, как
отнимаются, а я все пру - и понимаю ведь так ясно, что против себя само-
го и пру, но что-то несет, и страшно - не остановиться... В общем, нака-
тило окончательно, и больше ничего не помню, хоть убей... Тогда и насту-
пила пауза.
Пятого? Нет, шестого, в понедельник - точнее, часов в пять вечера...
Первое, что увидел и запомнил - циферблат будильника. Он у меня электри-
ческий, завода не требует, так и тикал все это время... Пять часов вече-
ра - за окном темно, небо затянуло тучами - сроду таких не видел - низ-
кие, хмурые... До этого-то все ясная погода была - сейчас на это ссыла-
ются, тоже - причину нашли. А впрочем, кто его знает - все может быть...
То есть, до такой степени все, что диву даешься!
...Лежу я себе, даже не знаю, на чем, отдыхаю. На душе спокойно так -
давно так не было, уже и забыл, что вообще бывает... Словно уже завеща-
ние написал. Тучи все гуще - уже чуть не в окно лезут, но тихо - ни гро-
ма, ни дождя... Наползают. Лежу, цепенею - мыслей никаких, вот-вот корни
пущу. И вдруг, без перехода день. Те же тучи, та же хмарь, но все по
другому, как будто солнце выглянуло. Ожил - вот такое ощущение. Оцепене-
ние как рукой сняло - вскочил, осмотрелся... Все по-прежнему. Но это в
комнате - оказывается, я в комнате на диване прикорнул. Сделал пару ша-
гов, заглянул в кухню - а сам дверь рукой придерживаю - боязно все-таки.
Ничего... Никакой мути, ничего - просто разгром полный пол в лохмотьях,
из шкафов что-то длинное свисает, как мох вермишель, наверное. Любимый
холодильник тут же. Открыл - даже лампочка зажглась. Посмотрел, зак-
рыл... Смех, ей богу - весь город в страхе, чуть не тысячу человек зада-
вило, а тут какая-то ветхая кухонька. Во бред! Я чуть не расхохотался,
так на душе легко стало. Как будто глотнул чего-то веселящего. И не бы-
вает никакой боли на свете, и не случается в мире никаких несчастий... В
общем что-то вроде местной анестезии, пока действует - блаженствуешь.
Зато потом...
...Отходняк начался через час. Час безоблачного счастья - стрелка в
нулевом положении, полное равновесие и невесомость. Тогда я еще не по-
нял, что произошло, думал - все кончилось... И единственными последстви-
ями останутся лишь бурые кляксы на асфальте.
1 2 3