Он огляделся и попытался сообразить, куда Лики мог спрятать леденцы.
— Может быть, здесь, — сказал мальчик, указывая на стенной шкаф.
Чельмсвуд открыл шкаф. Там были две лопаты, три кирки и набор маленьких щеток. Все это, заключил лейтенант, Лики использовали для работы.
— Тут ничего нет, — закрывая дверь, сказал он.
Повернувшись к мальчику, Чельмсвуд обнаружил, что комната пуста.
— Маленький засранец все время лгал, — пробормотал он. — Наверное, просто сбежал, спасаясь от побоев.
Он вернулся в главную комнату и… обнаружил, что находится лицом к лицу с великолепно сложенным негром, который держал в правой руке похожий на мачете нож панга.
— Что здесь происходит? — резко спросил Чельмсвуд.
— Здесь происходит освобождение, лейтенант, — на почти идеальном английском ответил чернокожий. Меня послали, чтобы убить доктора Лики, но ты тоже подойдешь.
— Зачем вы убиваете? — спросил Чельмсвуд. — Что плохого мы сделали масаи?
— На этот вопрос ответят сами масаи. Любой из них бросит на меня один взгляд и скажет тебе, что я кикуйю… Но для вас, англичан, мы все одинаковы, не правда ли?
Чельмсвуд потянулся к кобуре и внезапно понял, что оставил ее на чехле дисплея.
— Для меня все вы — трусливые дикари!
— Почему? Потому, что мы не встречаемся с вами в открытом бою? — Лицо пришельца покрылось маской гнева. — Вы отняли у нас землю, запретили нам иметь оружие, и даже когда мы держим в руках копья, вы считаете это преступлением. И после этого вы называете нас дикарями только потому, что мы не выходим строем против ваших пушек! — Он презрительно сплюнул на пол. — Мы сражаемся с вами единственным способом, который вы нам оставили.
— Но это большая страна, достаточно большая для обоих народов, — сказал Чельмсвуд.
— Если бы мы пришли к вам, в Англию, и забрали ваши лучшие земли, и заставили вас работать на нас, тогда бы вам показалось, что Англия достаточно велика для обоих народов?
— Я не политик, — сказал Чельмсвуд, незаметно делая еще один шаг к своему оружию. — Я всего лишь выполняю свою работу.
— Твоя работа заключается в том, чтобы удержать две сотни белых на земле, которая когда-то кормила миллион кикуйю, — сказал чернокожий, и на его лице отразилась ненависть.
— Вас будет намного меньше миллиона, когда мы вами займемся! — прошипел Чельмсвуд, бросаясь к пистолету.
Но черный человек оказался быстрее, и одним движением своего панга он почти отрубил правую кисть англичанина. Чельмсвуд взревел от боли и развернулся, подставив кикуйю спину, но дотянулся до пистолета здоровой рукой.
Еще один взмах панга чуть не разрезал его пополам, но лейтенант успел обхватить пальцами рукоятку пистолета и нажать на спусковой крючок. Пуля ударила чернокожего прямо в грудь, и он тоже упал на пол.
— Ты убил меня! — простонал Чельмсвуд. — Зачем кому-то понадобилось меня убивать?
— У вас есть так много, а у нас так мало, — прошептал чернокожий. — Зачем вам понадобилось то, что принадлежит нам?
— Что я тебе сделал? — спросил Чельмсвуд.
— Ты пришел сюда. Этого достаточно, — сказал чернокожий. — Грязный англичанин! — Он закрыл глаза и затих.
— Поганый ниггер! — пробормотал Чельмсвуд и тоже умер.
А снаружи четверо масаи не обратили никакого внимания на шум в здании.
Они даже не взглянули на уходящего маленького кикуйю. Дела низшего по происхождению народа их не касались.
***
— Эти замечания насчет превосходства одних членов расы над другими очень трудно понять, — сказал Беллидор. — Ты уверен, что прочитал артефакт правильно, Тот-Кто-Смотрит?
— Я не читаю артефакты, — ответил я. — Я их поглощаю. Становлюсь с ними единым целым. Все, что с ними происходило, переживаю и я. — Я сделал паузу. — Ошибки быть не может.
— Да, понять это довольно трудно, особенно когда речь идет о народе, который когда-то держал под контролем большую часть Галактики. Они действительно считали низшей каждую расу, которую встречали?
— Их поведение говорит о том, что они на самом деле так считали, — сказал Историк. — Они проявляли уважение только по отношению к тем расам, которые оказывали им сопротивление… Но и в этих случаях люди полагали, что, победив их в войне, они докажут собственное превосходство.
— А еще из древних записей нам известно, что примитивный Человек поклонялся неразумным животным, — вставил Экзобиолог.
— Они не должны были выжить в течение такого долгого промежутка времени, — сказал Историк. — Если Человек относился к галактическим народам с таким презрением, насколько худшим должно было быть его отношение к бедным созданиям, с которыми он делил свой мир?
— Возможно, он относился к ним так же, как к моей расе, — предположил я. — Если у них не было ничего, что он хотел, если они не представляли для Человека угрозы…
— У них было то, что он хотел, — сказал Экзобиолог. — Человек был хищником. А животные — мясом.
— И еще земля, — добавил Историк. — Если даже целой Галактики не хватило для того, чтобы удовлетворить желание Человека захватывать новые территории, то подумай, как он не хотел делить с кем-то свой собственный мир.
— Я подозреваю, что на этот вопрос никто никогда не найдет ответа, — сказал Беллидор.
— Если только ответ не находится в одном из оставшихся артефактов, — согласился Экзобиолог.
Я уверен, что это замечание не было направлено на то, чтобы вывести меня из бездействия, но в этот момент я понял, что прошло полдня с тех пор, как я впитал рукоятку ножа, и что я восстановил достаточно сил, чтобы проверить следующий артефакт.
Он представлял собой металлическое перо.
***
15 февраля 2103 года:
Ну вот, наконец-то мы здесь! Сверхкрот переправил нас по туннелю из Нью-Йорка в Лондон всего за четыре часа. Но и при этом мы опоздали минут на двадцать, пропустили свой рейс и вынуждены были прождать лишних пять часов до следующего челнока на Хартум. Начиная с этого момента средства нашего передвижения становились все более и более примитивными: реактивные самолеты в Найроби и Арушу, затем — скоростной пригородный поезд до нашего лагеря. В конце концов цивилизованные районы остались далеко позади. Раньше я никогда не видел такого открытого пространства; здесь с трудом можно было представить себе небоскребы ближайшего города Ниерере.
Прослушав ознакомительную речь о том, чего ожидать и как себя вести во время сафари, мы потратили остаток дня на то, чтобы познакомиться со своими компаньонами. Я в группе самый младший: просто такого рода путешествие слишком дорого обходится для людей моего возраста. Конечно, у большинства моих ровесников не было дяди Рубена, который бы умер и оставил им тонну денег. (Ну, не тонну, а примерно восемь унций — именно столько приходится заплатить за участие в сафари. Ха-ха.) Домик был сколочен довольно грубо. Для приготовления пищи использовались причудливые старинные микроволновки, однако большинство из нас собирались питаться в ресторанах. Я узнал, что наибольшей популярностью будут пользоваться японский и бразильский рестораны: первый — из-за самой пищи (настоящая рыба), второй — благодаря всяким развлечениям. Моим соседом по комнате оказался мистер Шибони, пожилой японский джентльмен, который сообщил мне, что ради этого сафари он копил деньги в течение пятнадцати лет.
Он казался очень приятным, добродушным человеком, и я надеялся, что ему удастся успешно преодолеть суровые испытания предстоящего путешествия.
Мне очень хотелось принять душ, просто чтобы проникнуться сутью вещей, но вода здесь — настоящий дефицит, и, похоже, мне придется довольствоваться все тем же привычным сухим химическим душем. Знаю, знаю, он дезинфицирует не хуже, чем смывает грязь, но ведь если бы я хотел все время пользоваться домашними удобствами, то просто остался бы дома и сэкономил 150000 долларов.
***
16 февраля:
Сегодня мы встретились с нашим проводником. Не знаю, почему, но он вовсе не соответствовал моим представлениям о том, каким должен быть проводник в африканском сафари. Я ожидал увидеть какого-нибудь седовласого старого ветерана с огромным запасом различных историй, который, возможно, видел живую циветту или антилопу дукер — еще до того, как они полностью исчезли. А перед нами предстал Кевин Оле Тамбаке, молодой, не старше двадцати пяти лет, масаи, одетый в обычный костюм (на нас же было что-то вреде армейского обмундирования). Но, я думаю, этот масаи знает, что ему делать — ведь он прожил в этих местах всю жизнь.
И еще. Не могу не отдать ему должное: Кевин оказался великолепным рассказчиком. Он потратил полчаса, рассказывая нам байки о том, как его народ жил в хижинах, называемых маньятта, об их ритуале вступления во взрослую жизнь, во время которого юноша должен был убить копьем льва. Как будто правительство могло позволить им убивать животных!
Все утро у нас ушло на то, чтобы спуститься в кратер Нгоро-Нгоро. Он представляет собой разрушенную кальдеру, или вулкан, который когда-то был выше самой Килиманджаро. Кевин говорит, что раньше здесь в изобилии водилась дичь, но я не понимаю, как это может быть — во время обвала любое животное, оказавшееся наверху, должно было мгновенно погибнуть.
Думаю, истинной причиной того, что мы туда отправились, было желание избежать проблем, связанных с нашим флаером, и научиться правильно себя вести. Но результат, похоже, получился тот же самый. В двух отделениях не работала система воздушного кондиционирования, обслуживающий механизм не давал правильной температуры для приготовления охлажденных напитков, а один раз, когда нам показалось, будто мы увидели птицу, трое из нас одновременно попытались позвонить по телефону Кевину и вызвали сбой его коммуникационной линии.
После полудня мы отправились в Серенгети. Кевин говорит, что раньше эта долина простиралась аж до кенийской границы, однако теперь она представляет собой примыкающий к кратеру парк площадью всего 20 квадратных миль. Примерно через час после начала похода мы заметили земляную белку, но она успела юркнуть в нору до того, как я отрегулировал голокамеру. И все же она произвела сильное впечатление. Животное было покрыто шерстью различных оттенков коричневого, с темными глазами и пушистым хвостом. Кевин оценил ее вес почти в три фунта и сказал, что не таких больших земляных белок он не видел с тех пор, как был ребенком.
Перед тем, как мы вернулись в лагерь, Кевин получил по радио сообщение от другого водителя, который обнаружил двух скворцов, гнездившихся на дереве примерно в восьми милях к северо-востоку от нас. Компьютер нам сообщил, что мы не доберемся туда до темноты, поэтому Кевин отметил это место в памяти и пообещал, что завтра с утра мы отправимся туда в первую очередь.
Я решил пойти в бразильский ресторан и потратил несколько приятных часов, слушая настоящих, живых музыкантов. Что ж, первый полный день в сафари закончился довольно приятно.
***
17 февраля:
С рассветом мы вышли на поиски скворцов. Но несмотря на то, что дерево оказалось в положенном месте, птиц мы так и не увидели. Похоже, один из пассажиров (кажется, это был маленького роста человек из Бирмы, но я не уверен) начал жаловаться, потому что Кевин вскоре объявил всему отряду, что мы находимся в сафари, и что нет никакой гарантии того, что нам удастся увидеть какую-то конкретную птицу или животное, и несмотря на то, что он делает для нас все от него зависящее, никто не может сказать точно, где могут прятаться животные.
В это время, пока он говорил, словно из ниоткуда появилась полосатая мангуста почти футовой длины. Казалось, она не обращает на нас никакого внимания. Кевин сказал, что мы выключили мотор, чтобы не напугать животное.
Через минуту-другую все, кто находился с правой стороны нашего летательного аппарата, сделали голографии, и мы стали медленно разворачиваться, чтобы мангусту смогли увидеть и те, кто находился с левой стороны. Но это движение, похоже, испугало зверька, так как через тридцать секунд, а наш маневр занял именно столько, его уже нигде не было видно.
Кевин объявил, что машина сделала снимки мангусты автоматическими голокамерами, и пообещал, что каждый, кто не успел сделать снимок сам, сможет получить копии этих голографий.
Когда мы остановились на ленч, у нас (по крайней мере у правой стороны флаера) было прекрасное настроение. А во время вечерней прогулки мы видели трех желтых ткачиков, которые сооружали на дереве свои шарообразные гнезда.
Кевин оставил нас одних, предупредив, чтобы мы не приближались к дереву ближе, чем на тридцать ярдов, и мы почти час потратили, наблюдая и голографируя птиц.
В общем, день оказался очень хорошим.
***
18 февраля:
Сегодня примерно через час после восхода Солнца мы покинули лагерь и отправились на новое место: в Олдувайское ущелье.
Кевин объявил, что оставшиеся два дня мы проведем там. Он сказал, что теперь, когда равнинные земли сплошь покрыты городами и фермами, все оставшиеся крупные звери в основном находятся в ущелье и на его склонах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9