В Тибете используются высушенные и измельченные в порошок ветки и корни хвойника.
Жуткий запах, идущий от нарывов при холере, доставляет много неприятностей и врачу, и больному. Лигустикум левистикум уничтожает этот запах.
Несколько советов для женщин. Китаянки красят себе брови – и ботинки! – лепестками розового гибискуса (гибискус роза-синенсис). Отвар из листьев этого растения хорошо освежает лицо, снимает жар. Лилиум тигринум (тигровая лилия) полностью излечивает невралгию яичников. Благотворным действием при различных женских заболеваниях обладает флакуртия индика.
Вернисифера (лаковое дерево) используется китайцами и японцами для производства лака «Шин». Глабра лечит диабет. Ароматика является хорошим средством при лечении заболеваний кожи, цистита. Другое мощное обезболивающее средство, применяемое при воспалении мочевого пузыря, – арктестафилос yвa ypcu (толокнянка). В китайской медицине широко применяют цветы бигнонии грандифлоры, из которых приготавливают сильнодействующий обезболивающий препарат. Когда я работал в лагере военнопленных, я с успехом применял при лечении дизентерии полигонум бисторта (полевая гречиха).
Женщины, ведущие себя в любви красиво, но неблагоразумно, пользуются вяжущим веществом на основе полигонума эректума: это средство широко применяется при абортах. В случае ожогов мы имеем возможность предложить нашим пациентам «новую кожу»: раны или ожоги, смазанные соком сигесбекии ориенталис, высокого растения с желтыми цветками, быстро затягиваются и заживают. Пипер аугустифолиум хорошо сворачивает кровь при ранениях.
Я рассказал о широко распространенных растениях, применяющихся в медицине. Что касается многих других, то для большинства из них еще не подобраны латинские названия – европейцы, большие охотники давать растениям латинские имена, еще не придумали их. А я упоминаю о них только для того, чтобы показать, что о растительных лекарствах мы тоже кое-что знаем!
Все долины и укромные уголки, где росли разнообразные травы, раскинулись перед нашим взором. По другую сторону простирался большой пустынный участок. Мне рассказали, что обратная сторона горы, на склоне которой расположился монастырь, представляла собой настоящую безжизненную пустыню. Все это я смогу увидеть через несколько дней, когда буду планировать на огромном змее.
Меня позвали к ламе Мингьяру Дондупу.
– Монахи собираются посмотреть плато, – сказал мой Учитель, – на котором будут запускаться змеи. Собирайся с ними, Лобсанг. Грядет твой великий день!
Меня не надо было долго упрашивать, я просто сгорал от нетерпения. У главного входа в монастырь нас ждали монахи, ветер развевал их красные платья. Мы спустились по каменным ступеням и направились к продуваемому всеми ветрами плато.
Растительность там была редкая и чахлая. Скалистую платформу покрывал тонкий слой земли. Одинокие кусты цеплялись за гору, словно боясь свалиться в овраг. Над нами, на крыше монастыря, ветер трепал хоругви. Вот уже несколько столетий стонали и поскрипывали их древки, но держались крепко. Рядом с ними стоял послушник и небрежно сбивал землю с сапог, ветер подхватывал пыль. Мы направились к краю скалистого плато, прижавшегося к самому склону горы. В десятке метров от края начиналась расщелина, откуда вырывался шквальный ветер: выбрасывая вверх мелкие камешки и кустики лишайника, он несся дальше и словно метла метался по долине, натыкаясь на стены монастыря и отскакивая к другой горе. Набравшись сил, он снова налетал на нас, как бы играя обретенной свободой.
Нам рассказывали, что иногда, в сезон ураганов, шум ветра напоминал рев тысячи демонов, вырвавшихся из расщелины и ищущих жертву. То усиливаясь, то ослабевая, ветер изменял давление в глубине расщелины, и соответственно менялся тон рева, создавая жуткие завывания. Рассказывали нам и о детях, попавших в струю ветра: их сбивало с ног, поднимало в воздух и бросало на скалы на дне расщелины.
Однако сегодня платформа оказалась очень удачным местом для запуска змеев: поток воздуха был мощным, но равномерным – я видел, что стоит лишь приподнять змея – и он взмоет вертикально вверх. Это было продемонстрировано нам на небольших моделях змеев, почти таких же, какие я делал дома сам. Самый волнующий момент – когда чувствуешь силу натяжения троса в рвущейся в небо руке.
Сопровождавшие нас специалисты предостерегали от возможных опасностей, говорили, как их избежать. Были отмечены места с предательски нисходящими воздушными потоками и боковыми сносами. Нам сказали, что каждый, кто летит на змее, должен взять с собой камень и привязать к нему шелковую кату. На кате пишется молитва, обращенная к божествам воздуха: чтобы они благословили и защитили того, кто проник в их царство. На большой высоте камень бросают «на ветер» – ката разворачивается, давая возможность богам прочесть молитву и заступиться за пилотов. Возвратившись после осмотра площадки в монастырь, мы стали готовиться к предстоящему полету. Все проверялось с особой тщательностью и скрупулезностью. Сантиметр за сантиметром проверялись сосновые доски – чтобы не было ни сучка, ни трещины. Рулоны шелка раскатывались на чистом месте, и каждый квадратный метр материи также выверялся ползавшими на четвереньках монахами. Закончились предварительные работы, и начался монтаж змеев с помощью крепкого корда и деревянных угольников. Змей имел форму коробки размерами 3x3x3,5 метра. Длина плоскостей – «крыльев» – достигала 3 метров. К краям плоскостей снизу крепились опорные бамбуковые полудуги для предотвращения аварии при посадке на землю и при взлете. По основанию коробки проходил полоз из бамбука, загнутый на концах, словно тибетские сапоги. Полоз, толщиной с мое запястье, крепился так, что даже во время приземления змея шелк не соприкасался с грунтом. Трос из шерсти яка, на котором змей взмывал вверх, показался мне не очень крепким. Его раздвоенный конец прикреплен был к основаниям крыльев; другой конец лежал у переднего конца бруса. Двое монахов подняли змея и понесли его к краю плато. На пике восходящих потоков воздуха началась настоящая борьба за укрощение змея. На помощь прибежали еще несколько человек, чтобы не дать ему улететь.
Сначала проводилось испытание. Мы тянули змея сами, вместо лошадей. Монахи, удерживавшие трос, четко выполняли распоряжения руководителя полетами. По его сигналу они побежали что было духу, выводя змея на взлет. И вот он, ухватив струю воздуха из расщелины, рванулся ввысь, словно гигантская птица. Опытные монахи постепенно отпускали трос, и змей забирался все выше и выше. Один из нас, подоткнув полы платья за пояс, вскарабкался по тросу на высоту трех метров, чтобы проверить силу его подъема. За ним последовал второй монах, за вторым – третий. Подъемная сила была достаточна только для двоих взрослых и одного ребенка. Трех монахов оказалось многовато. Тогда руководитель решил увеличить силу тяги. Монахи налегли на трос, осторожно спуская змея и стараясь не попадать на восходящие потоки. Мы все покинули площадку приземления, за исключением двух монахов, фиксировавших трос, да еще двух – для страховки крыльев при посадке. Змей медленно опустился. Он как будто сожалел, что ему приходится расставаться с едва обретенной свободой и возвращаться на землю. Когда змей с легким шипением коснулся земли, монахи расслабились, чтобы перевести дух, но двое из них продолжали крепко держать его за крылья.
Руководитель приказал усилить натяжение шелка. Между сосновыми рейками мы вклинивали дополнительные распорки, чтобы ликвидировать люфты. Был изменен угол атаки. Началось второе испытание. На этот раз змей легко поднял троих взрослых и одного ребенка.
После этого руководитель распорядился поднять на змее камень весом с человека. И снова монахи сражались с восходящим воздушным потоком, снова тянули змея за трос. Змей с камнем быстро поднялся в воздух, затанцевал в поднебесной выси. Наблюдая за монахами и змеем, я мысленно представил себя на месте камня. Меня даже слегка затошнило. Змея снова заставили приземлиться и оттащили его к месту нового взлета. Один лама, имевший за плечами большой опыт таких полетов, сказал мне:
– Я полечу первым, а ты последуешь за мной. Он подвел меня к змею.
– Смотри внимательно, – продолжал лама, – я ставлю ноги на этот брус, руки смыкаю на этой поперечине позади. Как только ты поднимешься в воздух, опустись ниже и сядь на это утолщение на тросе. Когда начнешь приземляться, не долетая до земли двух-трех метров, прыгай. А теперь наблюдай внимательно – я пошел.
На этот раз понадобились лошади. По сигналу ламы они понеслись вскачь. Змей тронулся с места, плавно заскользил вперед, потом подпрыгнул, поймав восходящий поток. На высоте тридцати метров у нас над головами, то есть более тысячи метров над оврагом, лама спустился по тросу и, достигнув равновесия, устроился на утолщении в развилке. Змей поднимался все выше и выше. Через некоторое время пилот дал команду монахам сажать планер. Балансируя и делая крутые виражи, змей пошел на снижение. Семь метров, шесть, три… Лама повис на руках и спрыгнул на землю.
– Теперь твоя очередь, Лобсанг, – сказал он, подергав меня за платье. – Покажи, на что ты способен.
Наступил торжественный момент. Я любил запускать змеев, но сейчас, когда мне самому придется лететь, мой энтузиазм заметно поубавился. «Глупая забава, – подумал я, – глупая и опасная. А вдруг я сорвусь? Неужели суждено оборваться столь многообещающей карьере? Эх, лучше бы мне вернуться к молитвам и травам».
Пытаясь себя хоть как-то утешить, я вспомнил о предсказаниях астрологов. Если мне суждено сегодня умереть, значит, они ошиблись? Нет, они не делают таких грубых ошибок.
Я медленно направился к змею, который уже готов был к старту. Мои ноги ослабли и повиновались мне хуже, чем хотелось бы. Между нами говоря, я их вообще не чувствовал. Устроившись на полозе, я ухватился за поперечину – руки мои едва дотягивались до нее.
– Я готов, – вырвалось из моей груди, хотя у меня не было никакой уверенности в том, что я готов. Никогда еще я не чувствовал себя таким беспомощным.
Время, казалось, остановилось. Лошади понеслись. Трос медленно натягивался, что само по себе уже было невыносимой пыткой. Змей застонал, дернулся так, что сердце едва не выскочило из моей груди. Глаза сами закрылись, да и куда им было смотреть в такой момент… змей начал раскачиваться, а мой желудок – выворачиваться наизнанку, «Вот она, моя последняя минута на Земле», – произнес я про себя и закрыл глаза. Открыть их не было никаких сил. Новый приступ тошноты еще больше усилил чувство страха. «Ох, как скверно начинается астральное путешествие…» – я осторожно открыл таки глаза и тут же от ужаса снова закрыл их: я находился в воздухе, метрах в тридцати над землей! Нарастающие протесты со стороны желудка заставили меня еще раз открыть глаза – на этот раз для того, чтобы определить, где я нахожусь, на случай есл… Но раскрыв глаза, я сразу же забыл о своих страхах – такое великолепие окружало меня со всех сторон! Змей подпрыгнул, еще раз закачался и наконец успокоился, не переставая набирать высоту.
Там, далеко за горами, простиралась земля цвета хаки, несущая на себе неизлечимые раны Времени. Ближе теснились горные хребты, испещренные крутыми обрывами, кое-где покрытыми нежным лишайником. У горизонта последние лучи солнца превратили воды дальнего озера в расплавленное золото. Змей выписывал грациозные реверансы. «Наверное, так развлекаются на небесах боги, – подумал я, – в то время как мы, бедные смертные, являемся узниками земли, страдаем и боремся за каждый день жизни, чтобы получить все свои уроки и в конце концов уйти с миром…»
Резкий толчок. Удар. Мне показалось, что оборвались все мои внутренности. Я набрался храбрости и впервые посмотрел прямо вниз. Небольшие красные точки – это монахи. Теперь они увеличивались с каждой секундой. Змей шел на посадку. Внизу, на дне оврага, маленький ручей продолжал свой хаотичный бег. Я летел над землей на высоте триста метров! Этот ручеек был исполнен важности – ему предстояло преодолеть огромные расстояния, превратиться в полноводную Брахма-путру и успокоиться в Бенгальском заливе. Путники будут пить его святую воду… Но сейчас я парил над местом его рождения и чувствовал себя равным Богу!
Змея трясло в лихорадке. Для сохранения его равновесия монахи натягивали трос изо всех сил. Тут я вспомнил о развилке, куда мне следовало заранее спуститься. До сих пор я стоял на полозе. Отпустив поперечину, я ухватился за шнур и, скрестив на нем руки и ноги, заскользил вниз. Когда я стукнулся задом об утолщение в месте развилки, мне показалось, что меня перережет надвое. Змей уже висел в 6-7 метрах над землей, нельзя было терять ни минуты. Ухватившись за шнур руками, я немного выждал, и когда до земли оставалось не более Двух метров, спрыгнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Жуткий запах, идущий от нарывов при холере, доставляет много неприятностей и врачу, и больному. Лигустикум левистикум уничтожает этот запах.
Несколько советов для женщин. Китаянки красят себе брови – и ботинки! – лепестками розового гибискуса (гибискус роза-синенсис). Отвар из листьев этого растения хорошо освежает лицо, снимает жар. Лилиум тигринум (тигровая лилия) полностью излечивает невралгию яичников. Благотворным действием при различных женских заболеваниях обладает флакуртия индика.
Вернисифера (лаковое дерево) используется китайцами и японцами для производства лака «Шин». Глабра лечит диабет. Ароматика является хорошим средством при лечении заболеваний кожи, цистита. Другое мощное обезболивающее средство, применяемое при воспалении мочевого пузыря, – арктестафилос yвa ypcu (толокнянка). В китайской медицине широко применяют цветы бигнонии грандифлоры, из которых приготавливают сильнодействующий обезболивающий препарат. Когда я работал в лагере военнопленных, я с успехом применял при лечении дизентерии полигонум бисторта (полевая гречиха).
Женщины, ведущие себя в любви красиво, но неблагоразумно, пользуются вяжущим веществом на основе полигонума эректума: это средство широко применяется при абортах. В случае ожогов мы имеем возможность предложить нашим пациентам «новую кожу»: раны или ожоги, смазанные соком сигесбекии ориенталис, высокого растения с желтыми цветками, быстро затягиваются и заживают. Пипер аугустифолиум хорошо сворачивает кровь при ранениях.
Я рассказал о широко распространенных растениях, применяющихся в медицине. Что касается многих других, то для большинства из них еще не подобраны латинские названия – европейцы, большие охотники давать растениям латинские имена, еще не придумали их. А я упоминаю о них только для того, чтобы показать, что о растительных лекарствах мы тоже кое-что знаем!
Все долины и укромные уголки, где росли разнообразные травы, раскинулись перед нашим взором. По другую сторону простирался большой пустынный участок. Мне рассказали, что обратная сторона горы, на склоне которой расположился монастырь, представляла собой настоящую безжизненную пустыню. Все это я смогу увидеть через несколько дней, когда буду планировать на огромном змее.
Меня позвали к ламе Мингьяру Дондупу.
– Монахи собираются посмотреть плато, – сказал мой Учитель, – на котором будут запускаться змеи. Собирайся с ними, Лобсанг. Грядет твой великий день!
Меня не надо было долго упрашивать, я просто сгорал от нетерпения. У главного входа в монастырь нас ждали монахи, ветер развевал их красные платья. Мы спустились по каменным ступеням и направились к продуваемому всеми ветрами плато.
Растительность там была редкая и чахлая. Скалистую платформу покрывал тонкий слой земли. Одинокие кусты цеплялись за гору, словно боясь свалиться в овраг. Над нами, на крыше монастыря, ветер трепал хоругви. Вот уже несколько столетий стонали и поскрипывали их древки, но держались крепко. Рядом с ними стоял послушник и небрежно сбивал землю с сапог, ветер подхватывал пыль. Мы направились к краю скалистого плато, прижавшегося к самому склону горы. В десятке метров от края начиналась расщелина, откуда вырывался шквальный ветер: выбрасывая вверх мелкие камешки и кустики лишайника, он несся дальше и словно метла метался по долине, натыкаясь на стены монастыря и отскакивая к другой горе. Набравшись сил, он снова налетал на нас, как бы играя обретенной свободой.
Нам рассказывали, что иногда, в сезон ураганов, шум ветра напоминал рев тысячи демонов, вырвавшихся из расщелины и ищущих жертву. То усиливаясь, то ослабевая, ветер изменял давление в глубине расщелины, и соответственно менялся тон рева, создавая жуткие завывания. Рассказывали нам и о детях, попавших в струю ветра: их сбивало с ног, поднимало в воздух и бросало на скалы на дне расщелины.
Однако сегодня платформа оказалась очень удачным местом для запуска змеев: поток воздуха был мощным, но равномерным – я видел, что стоит лишь приподнять змея – и он взмоет вертикально вверх. Это было продемонстрировано нам на небольших моделях змеев, почти таких же, какие я делал дома сам. Самый волнующий момент – когда чувствуешь силу натяжения троса в рвущейся в небо руке.
Сопровождавшие нас специалисты предостерегали от возможных опасностей, говорили, как их избежать. Были отмечены места с предательски нисходящими воздушными потоками и боковыми сносами. Нам сказали, что каждый, кто летит на змее, должен взять с собой камень и привязать к нему шелковую кату. На кате пишется молитва, обращенная к божествам воздуха: чтобы они благословили и защитили того, кто проник в их царство. На большой высоте камень бросают «на ветер» – ката разворачивается, давая возможность богам прочесть молитву и заступиться за пилотов. Возвратившись после осмотра площадки в монастырь, мы стали готовиться к предстоящему полету. Все проверялось с особой тщательностью и скрупулезностью. Сантиметр за сантиметром проверялись сосновые доски – чтобы не было ни сучка, ни трещины. Рулоны шелка раскатывались на чистом месте, и каждый квадратный метр материи также выверялся ползавшими на четвереньках монахами. Закончились предварительные работы, и начался монтаж змеев с помощью крепкого корда и деревянных угольников. Змей имел форму коробки размерами 3x3x3,5 метра. Длина плоскостей – «крыльев» – достигала 3 метров. К краям плоскостей снизу крепились опорные бамбуковые полудуги для предотвращения аварии при посадке на землю и при взлете. По основанию коробки проходил полоз из бамбука, загнутый на концах, словно тибетские сапоги. Полоз, толщиной с мое запястье, крепился так, что даже во время приземления змея шелк не соприкасался с грунтом. Трос из шерсти яка, на котором змей взмывал вверх, показался мне не очень крепким. Его раздвоенный конец прикреплен был к основаниям крыльев; другой конец лежал у переднего конца бруса. Двое монахов подняли змея и понесли его к краю плато. На пике восходящих потоков воздуха началась настоящая борьба за укрощение змея. На помощь прибежали еще несколько человек, чтобы не дать ему улететь.
Сначала проводилось испытание. Мы тянули змея сами, вместо лошадей. Монахи, удерживавшие трос, четко выполняли распоряжения руководителя полетами. По его сигналу они побежали что было духу, выводя змея на взлет. И вот он, ухватив струю воздуха из расщелины, рванулся ввысь, словно гигантская птица. Опытные монахи постепенно отпускали трос, и змей забирался все выше и выше. Один из нас, подоткнув полы платья за пояс, вскарабкался по тросу на высоту трех метров, чтобы проверить силу его подъема. За ним последовал второй монах, за вторым – третий. Подъемная сила была достаточна только для двоих взрослых и одного ребенка. Трех монахов оказалось многовато. Тогда руководитель решил увеличить силу тяги. Монахи налегли на трос, осторожно спуская змея и стараясь не попадать на восходящие потоки. Мы все покинули площадку приземления, за исключением двух монахов, фиксировавших трос, да еще двух – для страховки крыльев при посадке. Змей медленно опустился. Он как будто сожалел, что ему приходится расставаться с едва обретенной свободой и возвращаться на землю. Когда змей с легким шипением коснулся земли, монахи расслабились, чтобы перевести дух, но двое из них продолжали крепко держать его за крылья.
Руководитель приказал усилить натяжение шелка. Между сосновыми рейками мы вклинивали дополнительные распорки, чтобы ликвидировать люфты. Был изменен угол атаки. Началось второе испытание. На этот раз змей легко поднял троих взрослых и одного ребенка.
После этого руководитель распорядился поднять на змее камень весом с человека. И снова монахи сражались с восходящим воздушным потоком, снова тянули змея за трос. Змей с камнем быстро поднялся в воздух, затанцевал в поднебесной выси. Наблюдая за монахами и змеем, я мысленно представил себя на месте камня. Меня даже слегка затошнило. Змея снова заставили приземлиться и оттащили его к месту нового взлета. Один лама, имевший за плечами большой опыт таких полетов, сказал мне:
– Я полечу первым, а ты последуешь за мной. Он подвел меня к змею.
– Смотри внимательно, – продолжал лама, – я ставлю ноги на этот брус, руки смыкаю на этой поперечине позади. Как только ты поднимешься в воздух, опустись ниже и сядь на это утолщение на тросе. Когда начнешь приземляться, не долетая до земли двух-трех метров, прыгай. А теперь наблюдай внимательно – я пошел.
На этот раз понадобились лошади. По сигналу ламы они понеслись вскачь. Змей тронулся с места, плавно заскользил вперед, потом подпрыгнул, поймав восходящий поток. На высоте тридцати метров у нас над головами, то есть более тысячи метров над оврагом, лама спустился по тросу и, достигнув равновесия, устроился на утолщении в развилке. Змей поднимался все выше и выше. Через некоторое время пилот дал команду монахам сажать планер. Балансируя и делая крутые виражи, змей пошел на снижение. Семь метров, шесть, три… Лама повис на руках и спрыгнул на землю.
– Теперь твоя очередь, Лобсанг, – сказал он, подергав меня за платье. – Покажи, на что ты способен.
Наступил торжественный момент. Я любил запускать змеев, но сейчас, когда мне самому придется лететь, мой энтузиазм заметно поубавился. «Глупая забава, – подумал я, – глупая и опасная. А вдруг я сорвусь? Неужели суждено оборваться столь многообещающей карьере? Эх, лучше бы мне вернуться к молитвам и травам».
Пытаясь себя хоть как-то утешить, я вспомнил о предсказаниях астрологов. Если мне суждено сегодня умереть, значит, они ошиблись? Нет, они не делают таких грубых ошибок.
Я медленно направился к змею, который уже готов был к старту. Мои ноги ослабли и повиновались мне хуже, чем хотелось бы. Между нами говоря, я их вообще не чувствовал. Устроившись на полозе, я ухватился за поперечину – руки мои едва дотягивались до нее.
– Я готов, – вырвалось из моей груди, хотя у меня не было никакой уверенности в том, что я готов. Никогда еще я не чувствовал себя таким беспомощным.
Время, казалось, остановилось. Лошади понеслись. Трос медленно натягивался, что само по себе уже было невыносимой пыткой. Змей застонал, дернулся так, что сердце едва не выскочило из моей груди. Глаза сами закрылись, да и куда им было смотреть в такой момент… змей начал раскачиваться, а мой желудок – выворачиваться наизнанку, «Вот она, моя последняя минута на Земле», – произнес я про себя и закрыл глаза. Открыть их не было никаких сил. Новый приступ тошноты еще больше усилил чувство страха. «Ох, как скверно начинается астральное путешествие…» – я осторожно открыл таки глаза и тут же от ужаса снова закрыл их: я находился в воздухе, метрах в тридцати над землей! Нарастающие протесты со стороны желудка заставили меня еще раз открыть глаза – на этот раз для того, чтобы определить, где я нахожусь, на случай есл… Но раскрыв глаза, я сразу же забыл о своих страхах – такое великолепие окружало меня со всех сторон! Змей подпрыгнул, еще раз закачался и наконец успокоился, не переставая набирать высоту.
Там, далеко за горами, простиралась земля цвета хаки, несущая на себе неизлечимые раны Времени. Ближе теснились горные хребты, испещренные крутыми обрывами, кое-где покрытыми нежным лишайником. У горизонта последние лучи солнца превратили воды дальнего озера в расплавленное золото. Змей выписывал грациозные реверансы. «Наверное, так развлекаются на небесах боги, – подумал я, – в то время как мы, бедные смертные, являемся узниками земли, страдаем и боремся за каждый день жизни, чтобы получить все свои уроки и в конце концов уйти с миром…»
Резкий толчок. Удар. Мне показалось, что оборвались все мои внутренности. Я набрался храбрости и впервые посмотрел прямо вниз. Небольшие красные точки – это монахи. Теперь они увеличивались с каждой секундой. Змей шел на посадку. Внизу, на дне оврага, маленький ручей продолжал свой хаотичный бег. Я летел над землей на высоте триста метров! Этот ручеек был исполнен важности – ему предстояло преодолеть огромные расстояния, превратиться в полноводную Брахма-путру и успокоиться в Бенгальском заливе. Путники будут пить его святую воду… Но сейчас я парил над местом его рождения и чувствовал себя равным Богу!
Змея трясло в лихорадке. Для сохранения его равновесия монахи натягивали трос изо всех сил. Тут я вспомнил о развилке, куда мне следовало заранее спуститься. До сих пор я стоял на полозе. Отпустив поперечину, я ухватился за шнур и, скрестив на нем руки и ноги, заскользил вниз. Когда я стукнулся задом об утолщение в месте развилки, мне показалось, что меня перережет надвое. Змей уже висел в 6-7 метрах над землей, нельзя было терять ни минуты. Ухватившись за шнур руками, я немного выждал, и когда до земли оставалось не более Двух метров, спрыгнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34