Вот что все это значит. Неужели не понимаешь?
— Ричард, эта рукопись валялась у меня в комнате много недель.
Внезапно Грей заерзал на месте и стал дико озираться по сторонам.
— Найалл преследует меня? Он и сейчас здесь?
— Я уже говорила. Найалл может быть всюду, где пожелает. Если даже он здесь, это не имеет никакого значения.
— Сейчас он здесь, Сью! Я чувствую, что он в этой комнате!
Грей вскочил, покачнувшись из-за слабого еще бедра, сделал неловкий шаг в сторону и принялся молотить по воздуху своей бумажной дубинкой. Банка, стоявшая у его ног, опрокинулась, и светлое пенистое пиво с бульканьем полилось на ковер. Грей крутился на месте, одной рукой шаря вокруг себя и рассекая воздух зажатыми в другой руке страницами рукописи. Он неуклюже двинулся к двери, рывком открыл ее, выглянул наружу, затем резко захлопнул. Вслепую он чуть не задел меня, подняв вокруг вихри воздуха.
Я отступил назад, стараясь держаться на расстоянии, дабы не быть поколоченным дубинкой из моего собственного сочинения.
— Уймись, Грей! — крикнул я, но ты, конечно же, не услышал.
Зато Сьюзен сразу же подала голос:
— Ричард, ради Бога! Не изображай из себя идиота!
Ни один из нас не обратил на нее внимания. И это правильно, потому что наша ссора, Грей, касается только нас двоих. Ты сейчас передо мной, ты стараешься держаться твердо, опираясь на здоровую ногу, твой кулак нацелен мне в лицо, твои глаза, полные отчаяния, кажется, уставились прямо на меня. Не надейся, я увернулся от твоего пронзительного взгляда, взгляда кинорепортера. Ты превосходный оператор, но без камеры никогда меня не разглядишь.
Однако дело зашло далеко. Пора положить этому конец.
Замри на месте, Грей! Больше ничего не будет происходить. Ты такой крутой. Ты размахиваешь руками, дергаешься: похоже, будто пленку дюйм за дюймом прокручивают в камере. Молчи и не шевелись!
Так-то лучше. Сьюзен, тебе тоже невредно успокоиться, замри!
Я просто беру паузу.
10
У меня дрожат руки. Видишь, до чего ты меня довел, Грей? Тебе так легко меня напугать. Мы оба — угроза друг для друга: ты со своим тупым бесчувствием к страданиям окружающих, я со своим умением дергать тебя за веревочки. Но я-то уже взял себя в руки, пусть даже на время, а ты рискуешь остаться вот так навсегда.
Ладно, довольно об этом. Теперь я скажу тебе такое, что ты меньше всего хотел бы услышать:
Я — твой незримый противник. Я всегда рядом. Ты никогда не сможешь меня увидеть, потому что не знаешь, как смотреть и куда. Я был с тобой всюду. Я следил за тобой в клинике, и когда Сьюзен пришла тебя навестить, я был там. Я знал все о твоих намерениях, я слышал все, что ты говорил. Я был на юге Франции и сочинил партию для тебя. Я следовал за вами в Уэльсе и придумал текст для Сьюзен. Теперь я с тобой в Лондоне, и это снова моя история. Ты никогда не освободишься от меня. Я все время смотрел за тобой и слушал тебя. Мне известно все, что ты делал и о чем думал. У тебя не осталось ни одной тайны, ничего собственного.
Я говорил, что разделаюсь с тобой, Грей, и я добился своего.
Я — то, чего ты всегда боялся. Я невидим для тебя, но не так, как понимает Сьюзен, и уж точно не так, как думаешь ты.
11
Взять хотя бы эту комнату, где мы сейчас втроем. Это твоя гостиная, в квартире, которая, как ты считаешь, твоя. Мы все трое здесь — вечные противники. Мы смотрим друг другу в лицо, но, как всегда, нам не дано ни видеть, ни замечать.
Я знаю эту комнату как свои пять пальцев, хотя в действительности ни разу здесь не был. Я могу ее видеть. Я могу перемещаться по ней, ступать по полу или парить в воздухе, могу оценить ее общий вид и рассмотреть в мельчайших подробностях. Белые стены, которые так ненавидит Сьюзен, выкрашенные дешевой эмульсионной краской, какой часто пользуются при устройстве меблированных комнат. На полу — ковер, уже слегка потертый. Обстановка намного лучше. Мебель досталась тебе по наследству от родителей и несколько лет хранилась на складе, пока ты не нашел себе это жилье. В углу — телевизор, на его экране — слой белесой пыли. Ниже — видеомагнитофон, настроенный на Второй канал Би-би-си, с торчащей из него наполовину записанной кассетой.
Электронные часы показывают 00:00:00 и мигают, ты ведь так и не удосужился поставить их правильно. Я вижу книжные полки на стене. Они провисли посередине, потому что ты или тот, кто их вешал, не измерил толком расстояние между кронштейнами. Я просматриваю корешки, чтобы получить представление о твоих вкусах, и нахожу их скучными, пожалуй, даже мещанскими: технические руководства по кинокамерам и осветительным приборам, книги по фотографии, путеводители и атласы; множество глянцевых журналов, с помощью которых ты убивал долгие вечера, пока не встретил Сьюзен; бестселлеры в бумажной обложке, те, что продаются в аэропортах. — Нам не о чем говорить — тебе и мне, — если мы вдруг встретимся. Ты практичен и лишен воображения, вечно требуешь доказательств. Тебе во все нужно ткнуться носом, чтобы окончательно убедиться.
На подоконнике остались пятна от цветочных горшков там, где стояли комнатные растения. Краска выгорела на солнце, белыми остались только эти пять круглых заплат с крупицами засохшей земли и удобрений. В комнате стоит слабый запах пыли, сырости, нестираных рубашек. Эта комната говорит о холостяцких заботах, зыбкости и непостоянстве. Ты часто в отлучках и, возвращаясь к себе, не чувствуешь домашнего уюта.
Я знаю эту комнату так же хорошо, как тебя. Я мысленно поселился в ней в тот самый день, когда впервые узнал о тебе. Она для меня реальна: именно так я зрительно представляю ее, воображаю себе с тех пор, как узнал о твоем существовании. Точно так же я знаю всю твою квартиру, мой интерес к тебе простирается до мельчайших деталей твоей жизни.
Сьюзен с широко раскрытыми глазами сидит в кресле у окна и наблюдает за тобой, пытаясь понять, чего тебе надо. Она положила свою холщовую сумку на пол, ручка змеей свернулась на ноге. Рядом с креслом на ковре валяется раскрытая папка — в ней я принес тогда свою повесть. Темное пятно влаги расползлось на ковре возле опрокинутой банки. Ты всего в нескольких шагах от Сьюзен, ты застыл в своем поиске: поза та же, что в момент, когда я приказал тебе замереть.
Чего ты добиваешься, так настойчиво пытаясь до меня добраться? Если ты даже отыщешь меня, что будешь делать? Тебе так хочется разрешить все шумной потасовкой? Неужели я еще что-то для тебя значу, ведь я оставил тебя в покое много недель назад? Свои отношения со Сьюзен ты тоже решил разорвать сам. Меня это устраивает, и тебя, в общем, тоже. Как только вы расстанетесь окончательно, у нас с тобой тоже все закончится. Так какое же тебе до меня дело?
Но Сьюзен показала тебе напоследок то, что я о тебе написал, и вот это уже имеет значение!
Ты сжимаешь мое сочинение в кулаке, Грей, понимая, что тебя отменили как личность. Все, что ты помнил о своем пребывании в Девоне, стало вдруг фальшью, как только ты понял, что и это тоже придумал я. Но ведь именно оттуда начинается все дальнейшее, значит, и его тоже отменили.
Ты полагал, что можешь доверять своим воспоминаниям, раз они убедительны. Смею тебя уверить, что это не так.
Веришь ли ты мне? Насколько хороша твоя память? Можешь ли ты вообще доверять тому, что помнишь, или веришь только тому, что тебе говорят?
Все мы — плоды фантазии: ты одна небылица, Сьюзен — другая, я — тоже фикция, пусть в меньшей степени, чем остальные. Я тебя использовал, заставил говорить вместо себя. Я сотворил тебя, Грей. Если ты сомневаешься в моем существовании, то я не верю в твое гораздо сильнее.
Зачем сопротивляться этой мысли? Все мы творим небылицы. Ни один из нас не тот, кем хочет казаться. Встречаясь с другими людьми, мы пытаемся навязать им некий образ самих себя, надеясь, что он будет им приятен или как-то на них повлияет. Когда мы влюбляемся, то становимся слепы к тому, чего не хотим видеть. Мы выбираем себе стиль одежды, марку автомобиля, поселяемся в том или ином районе, создавая в глазах окружающих некий образ нас самих. Мы просеиваем и сортируем свои воспоминания не с целью осмыслить прошлое, но стремясь подогнать его под нынешнее понимание самих себя.
Стремление непрестанно переписывать себя, придумывать собственный образ для нас и окружающих, присутствует в каждом. Втайне же мы всегда надеемся, что наша истинная сущность останется скрытой от посторонних.
Как раз этим я и занимался.
На самом деле ты — это вовсе не ты. Ты — тот, кем я заставил тебя казаться. Сьюзен вовсе не Сью. И я тоже не Найалл, Найалл — одно из моих воплощений. У меня снова нет имени. Я — только «Я».
На этом я ставлю точку, хотя такой финал вряд ли тебя порадует. Жизнь неоднозначна. Счастливого конца не бывает. Объяснений никто не дает.
Что тебе останется от Сьюзен?
Ничего не останется. Ей придется быть со мной.
Я мог бы покинуть тебя здесь, в злую для тебя минуту, замершим навеки, бросить как неоконченную повесть.
Заманчиво, но неправильно. Твоя настоящая жизнь продолжается, и ты можешь в нее вернуться. Возможно, все пойдет лучше, твое тело окрепнет, придет успех в делах. Ты едва ли поймешь почему. Ты обо всем забудешь, наведешь негативную галлюцинацию — тебе ведь не впервой. Твоя забывчивость — не что иное, как неумение видеть.
12
В этом году лето снова выдалось жарким. К концу июня для Ричарда Грея забрезжила перспектива постоянной работы. Один из друзей, работавших на Би-би-си, устроил ему встречу с главой отделения художественного кино. После собеседования Грея заверили, что с ним заключат контракт начиная с сентября.
Имея лето в полном своем распоряжении, Грей снова маялся от безделья. Ему удалось получить небольшую работу на Мальте, но скоро она подошла к концу, и он снова принялся лентяйничать. Наконец подоспела компенсация от Министерства внутренних дел. Она оказалась меньше, чем он рассчитывал, но достаточной, чтобы не беспокоиться о самом насущном. Боли прекратились, конечности работали нормально, но он купил-таки новую машину с автоматической коробкой. Старый «ниссан» начал сдавать, раздражая его завыванием стартера из-за севшего аккумулятора. Когда Александра вернулась из Эксетера в Лондон, чтобы закончить диссертацию, он колебался неделю или две, а потом предложил ей вместе поехать в отпуск.
Они отправились во Францию на новой машине, неторопливо переезжали с места на место, руководствуясь прихотью Александры или любопытством Грея, которое подстегивалось воспоминаниями. Побывали в Париже, Лионе и Гренобле, затем отправились на Ривьеру. Сезон еще не наступил, поэтому на побережье было не очень людно. Грей находил Александру восхитительной, хотя она была на несколько лет моложе его. Они предавались любви, экзотические ландшафты служили достойным фоном для их романа. Они никогда не говорили о прошлом, не возвращались к их первому знакомству и вообще жили сегодняшним днем, в радостном мире праздности и любви. Долгое время они оставались на побережье, загорали, купались, смотрели достопримечательности. Заехали они ненадолго и в Сен-Тропез, и там Грей набрел на небольшой магазинчик, где продавались открытки с репродукциями старинных фотографий. Ему особенно понравилась одна, с изображением гавани в те времена, когда здесь был простой рыбацкий поселок. Он купил ее и послал Сью. «Жаль, что тебя здесь нет», — написал он, старательно выводя каждую букву, и поставил вместо подписи букву «X».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Ричард, эта рукопись валялась у меня в комнате много недель.
Внезапно Грей заерзал на месте и стал дико озираться по сторонам.
— Найалл преследует меня? Он и сейчас здесь?
— Я уже говорила. Найалл может быть всюду, где пожелает. Если даже он здесь, это не имеет никакого значения.
— Сейчас он здесь, Сью! Я чувствую, что он в этой комнате!
Грей вскочил, покачнувшись из-за слабого еще бедра, сделал неловкий шаг в сторону и принялся молотить по воздуху своей бумажной дубинкой. Банка, стоявшая у его ног, опрокинулась, и светлое пенистое пиво с бульканьем полилось на ковер. Грей крутился на месте, одной рукой шаря вокруг себя и рассекая воздух зажатыми в другой руке страницами рукописи. Он неуклюже двинулся к двери, рывком открыл ее, выглянул наружу, затем резко захлопнул. Вслепую он чуть не задел меня, подняв вокруг вихри воздуха.
Я отступил назад, стараясь держаться на расстоянии, дабы не быть поколоченным дубинкой из моего собственного сочинения.
— Уймись, Грей! — крикнул я, но ты, конечно же, не услышал.
Зато Сьюзен сразу же подала голос:
— Ричард, ради Бога! Не изображай из себя идиота!
Ни один из нас не обратил на нее внимания. И это правильно, потому что наша ссора, Грей, касается только нас двоих. Ты сейчас передо мной, ты стараешься держаться твердо, опираясь на здоровую ногу, твой кулак нацелен мне в лицо, твои глаза, полные отчаяния, кажется, уставились прямо на меня. Не надейся, я увернулся от твоего пронзительного взгляда, взгляда кинорепортера. Ты превосходный оператор, но без камеры никогда меня не разглядишь.
Однако дело зашло далеко. Пора положить этому конец.
Замри на месте, Грей! Больше ничего не будет происходить. Ты такой крутой. Ты размахиваешь руками, дергаешься: похоже, будто пленку дюйм за дюймом прокручивают в камере. Молчи и не шевелись!
Так-то лучше. Сьюзен, тебе тоже невредно успокоиться, замри!
Я просто беру паузу.
10
У меня дрожат руки. Видишь, до чего ты меня довел, Грей? Тебе так легко меня напугать. Мы оба — угроза друг для друга: ты со своим тупым бесчувствием к страданиям окружающих, я со своим умением дергать тебя за веревочки. Но я-то уже взял себя в руки, пусть даже на время, а ты рискуешь остаться вот так навсегда.
Ладно, довольно об этом. Теперь я скажу тебе такое, что ты меньше всего хотел бы услышать:
Я — твой незримый противник. Я всегда рядом. Ты никогда не сможешь меня увидеть, потому что не знаешь, как смотреть и куда. Я был с тобой всюду. Я следил за тобой в клинике, и когда Сьюзен пришла тебя навестить, я был там. Я знал все о твоих намерениях, я слышал все, что ты говорил. Я был на юге Франции и сочинил партию для тебя. Я следовал за вами в Уэльсе и придумал текст для Сьюзен. Теперь я с тобой в Лондоне, и это снова моя история. Ты никогда не освободишься от меня. Я все время смотрел за тобой и слушал тебя. Мне известно все, что ты делал и о чем думал. У тебя не осталось ни одной тайны, ничего собственного.
Я говорил, что разделаюсь с тобой, Грей, и я добился своего.
Я — то, чего ты всегда боялся. Я невидим для тебя, но не так, как понимает Сьюзен, и уж точно не так, как думаешь ты.
11
Взять хотя бы эту комнату, где мы сейчас втроем. Это твоя гостиная, в квартире, которая, как ты считаешь, твоя. Мы все трое здесь — вечные противники. Мы смотрим друг другу в лицо, но, как всегда, нам не дано ни видеть, ни замечать.
Я знаю эту комнату как свои пять пальцев, хотя в действительности ни разу здесь не был. Я могу ее видеть. Я могу перемещаться по ней, ступать по полу или парить в воздухе, могу оценить ее общий вид и рассмотреть в мельчайших подробностях. Белые стены, которые так ненавидит Сьюзен, выкрашенные дешевой эмульсионной краской, какой часто пользуются при устройстве меблированных комнат. На полу — ковер, уже слегка потертый. Обстановка намного лучше. Мебель досталась тебе по наследству от родителей и несколько лет хранилась на складе, пока ты не нашел себе это жилье. В углу — телевизор, на его экране — слой белесой пыли. Ниже — видеомагнитофон, настроенный на Второй канал Би-би-си, с торчащей из него наполовину записанной кассетой.
Электронные часы показывают 00:00:00 и мигают, ты ведь так и не удосужился поставить их правильно. Я вижу книжные полки на стене. Они провисли посередине, потому что ты или тот, кто их вешал, не измерил толком расстояние между кронштейнами. Я просматриваю корешки, чтобы получить представление о твоих вкусах, и нахожу их скучными, пожалуй, даже мещанскими: технические руководства по кинокамерам и осветительным приборам, книги по фотографии, путеводители и атласы; множество глянцевых журналов, с помощью которых ты убивал долгие вечера, пока не встретил Сьюзен; бестселлеры в бумажной обложке, те, что продаются в аэропортах. — Нам не о чем говорить — тебе и мне, — если мы вдруг встретимся. Ты практичен и лишен воображения, вечно требуешь доказательств. Тебе во все нужно ткнуться носом, чтобы окончательно убедиться.
На подоконнике остались пятна от цветочных горшков там, где стояли комнатные растения. Краска выгорела на солнце, белыми остались только эти пять круглых заплат с крупицами засохшей земли и удобрений. В комнате стоит слабый запах пыли, сырости, нестираных рубашек. Эта комната говорит о холостяцких заботах, зыбкости и непостоянстве. Ты часто в отлучках и, возвращаясь к себе, не чувствуешь домашнего уюта.
Я знаю эту комнату так же хорошо, как тебя. Я мысленно поселился в ней в тот самый день, когда впервые узнал о тебе. Она для меня реальна: именно так я зрительно представляю ее, воображаю себе с тех пор, как узнал о твоем существовании. Точно так же я знаю всю твою квартиру, мой интерес к тебе простирается до мельчайших деталей твоей жизни.
Сьюзен с широко раскрытыми глазами сидит в кресле у окна и наблюдает за тобой, пытаясь понять, чего тебе надо. Она положила свою холщовую сумку на пол, ручка змеей свернулась на ноге. Рядом с креслом на ковре валяется раскрытая папка — в ней я принес тогда свою повесть. Темное пятно влаги расползлось на ковре возле опрокинутой банки. Ты всего в нескольких шагах от Сьюзен, ты застыл в своем поиске: поза та же, что в момент, когда я приказал тебе замереть.
Чего ты добиваешься, так настойчиво пытаясь до меня добраться? Если ты даже отыщешь меня, что будешь делать? Тебе так хочется разрешить все шумной потасовкой? Неужели я еще что-то для тебя значу, ведь я оставил тебя в покое много недель назад? Свои отношения со Сьюзен ты тоже решил разорвать сам. Меня это устраивает, и тебя, в общем, тоже. Как только вы расстанетесь окончательно, у нас с тобой тоже все закончится. Так какое же тебе до меня дело?
Но Сьюзен показала тебе напоследок то, что я о тебе написал, и вот это уже имеет значение!
Ты сжимаешь мое сочинение в кулаке, Грей, понимая, что тебя отменили как личность. Все, что ты помнил о своем пребывании в Девоне, стало вдруг фальшью, как только ты понял, что и это тоже придумал я. Но ведь именно оттуда начинается все дальнейшее, значит, и его тоже отменили.
Ты полагал, что можешь доверять своим воспоминаниям, раз они убедительны. Смею тебя уверить, что это не так.
Веришь ли ты мне? Насколько хороша твоя память? Можешь ли ты вообще доверять тому, что помнишь, или веришь только тому, что тебе говорят?
Все мы — плоды фантазии: ты одна небылица, Сьюзен — другая, я — тоже фикция, пусть в меньшей степени, чем остальные. Я тебя использовал, заставил говорить вместо себя. Я сотворил тебя, Грей. Если ты сомневаешься в моем существовании, то я не верю в твое гораздо сильнее.
Зачем сопротивляться этой мысли? Все мы творим небылицы. Ни один из нас не тот, кем хочет казаться. Встречаясь с другими людьми, мы пытаемся навязать им некий образ самих себя, надеясь, что он будет им приятен или как-то на них повлияет. Когда мы влюбляемся, то становимся слепы к тому, чего не хотим видеть. Мы выбираем себе стиль одежды, марку автомобиля, поселяемся в том или ином районе, создавая в глазах окружающих некий образ нас самих. Мы просеиваем и сортируем свои воспоминания не с целью осмыслить прошлое, но стремясь подогнать его под нынешнее понимание самих себя.
Стремление непрестанно переписывать себя, придумывать собственный образ для нас и окружающих, присутствует в каждом. Втайне же мы всегда надеемся, что наша истинная сущность останется скрытой от посторонних.
Как раз этим я и занимался.
На самом деле ты — это вовсе не ты. Ты — тот, кем я заставил тебя казаться. Сьюзен вовсе не Сью. И я тоже не Найалл, Найалл — одно из моих воплощений. У меня снова нет имени. Я — только «Я».
На этом я ставлю точку, хотя такой финал вряд ли тебя порадует. Жизнь неоднозначна. Счастливого конца не бывает. Объяснений никто не дает.
Что тебе останется от Сьюзен?
Ничего не останется. Ей придется быть со мной.
Я мог бы покинуть тебя здесь, в злую для тебя минуту, замершим навеки, бросить как неоконченную повесть.
Заманчиво, но неправильно. Твоя настоящая жизнь продолжается, и ты можешь в нее вернуться. Возможно, все пойдет лучше, твое тело окрепнет, придет успех в делах. Ты едва ли поймешь почему. Ты обо всем забудешь, наведешь негативную галлюцинацию — тебе ведь не впервой. Твоя забывчивость — не что иное, как неумение видеть.
12
В этом году лето снова выдалось жарким. К концу июня для Ричарда Грея забрезжила перспектива постоянной работы. Один из друзей, работавших на Би-би-си, устроил ему встречу с главой отделения художественного кино. После собеседования Грея заверили, что с ним заключат контракт начиная с сентября.
Имея лето в полном своем распоряжении, Грей снова маялся от безделья. Ему удалось получить небольшую работу на Мальте, но скоро она подошла к концу, и он снова принялся лентяйничать. Наконец подоспела компенсация от Министерства внутренних дел. Она оказалась меньше, чем он рассчитывал, но достаточной, чтобы не беспокоиться о самом насущном. Боли прекратились, конечности работали нормально, но он купил-таки новую машину с автоматической коробкой. Старый «ниссан» начал сдавать, раздражая его завыванием стартера из-за севшего аккумулятора. Когда Александра вернулась из Эксетера в Лондон, чтобы закончить диссертацию, он колебался неделю или две, а потом предложил ей вместе поехать в отпуск.
Они отправились во Францию на новой машине, неторопливо переезжали с места на место, руководствуясь прихотью Александры или любопытством Грея, которое подстегивалось воспоминаниями. Побывали в Париже, Лионе и Гренобле, затем отправились на Ривьеру. Сезон еще не наступил, поэтому на побережье было не очень людно. Грей находил Александру восхитительной, хотя она была на несколько лет моложе его. Они предавались любви, экзотические ландшафты служили достойным фоном для их романа. Они никогда не говорили о прошлом, не возвращались к их первому знакомству и вообще жили сегодняшним днем, в радостном мире праздности и любви. Долгое время они оставались на побережье, загорали, купались, смотрели достопримечательности. Заехали они ненадолго и в Сен-Тропез, и там Грей набрел на небольшой магазинчик, где продавались открытки с репродукциями старинных фотографий. Ему особенно понравилась одна, с изображением гавани в те времена, когда здесь был простой рыбацкий поселок. Он купил ее и послал Сью. «Жаль, что тебя здесь нет», — написал он, старательно выводя каждую букву, и поставил вместо подписи букву «X».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44