Воевать она будет завтра, а вы отдохнете.
– Ну, дай-то бог.
– Даст, даст, – заверил де Шамбертен.
Однако на следующий день отдыхать не пришлось. Около полудня егеря отступили к невысокой каменной стене, которую наспех соорудили саперы.
Здесь, ведя попеременный огонь эскадронами, они простояли долго. Сверху дважды прикатывали тележку с порохом, пулями, картечью. От бесконечных заряжаний у Иржи ныли руки, болело набитое прикладом плечо. И если утром он еще чувствовал жалость, когда очередная рептилия судорожно хваталась за грудь, живот или выбитый глаз, то к середине дня отупел и уже ни о чем не думал. Стрелял, стрелял и стрелял, намного перекрывая нормативы.
Ящеры все никак не могли преодолеть крутой, усеянный трупами склон, но атак не прекращали. До сих пор движение их армии напоминало ход тугого шомпола, неотвратимо выдавливающего малочисленного противника из ущелья. За половину дня этот шомпол продвинулся почти на четыре километра. Лишь у неказистого, неровно сложенного забора он впервые застопорился.
Среди егерей появились первые раненые, но держаться они могли еще много времени, уж очень удобной была позиция. Возвышенная, узкая, защищенная с флангов отвесными утесами, она казалась неприступной. Однако в сумерках пришел приказ ее оставить.
– Почему? – удивился Иржи.
– Да за ночь ящеры могут обойти нас, – сказал Паттени.
– Они же холода боятся.
– Тут еще не слишком высоко, на вершинах снег не лежит. Вполне могут обойти.
Эпс спрятался за дымом вулкана Демпо. На небе еще горела заря, но в ущелье быстро смеркалось.
– Ахтунг! Отходить повзводно! – крикнул эскадронный командир.
Коноводы подвели лошадей. Егеря поспешно собрали оружие и цепью начали покидать укрепление. Там оставались одни саперы. Они молча возились со своими страшными бочками, обкладывая их камнями. Вверх по склону уже протянулись длинные фитили.
– Вот слуги дьявола, – со смесью осуждения и восхищения сказал Нарген. – Бабахтеры...
Уже в темноте эскадрон поравнялся с поляной, где всю последнюю неделю располагался их палаточный лагерь. Но палаток там уже не было. Ни палаток, ни даже самой поляны. Ниже нее вездесущие «бабахтеры» устроили плотину, перекрывшую боковой ручей от склона до склона. Вода из гейзеров заполнила узкое ответвление ущелья, и на месте поляны под звездами смутно белел пруд. От воды поднимался пар
– А это зачем? – спросил Иржи.
– Похоже, что ящеров ждет хороший душ. Даже не душ, а горячая баня. Видишь, туда опять бочки волокут?
– Порох? – догадался Иржи.
– Нет, – усмехнулся Паттени. – Соленая свинина.
– Много народу поперхнется этой свининой, – сказал Нарген. – Хотя какой это народ? Дикари. Ящеры.
– Ящеры – тоже народ, – неожиданно возразил Паттени. – Темный, злобный, но все же – народ.
Иржи удивленно посмотрел на своего сержанта. Ничего подобного от него он еще не слышал. Здравомысленный, но вроде бы не слишком далекий служака оказался не совсем тем, кем выглядел. Иржи припомнил, что Паттени никогда не рассказывал пошлых анекдотов, столь излюбленных в армии, даже не смеялся над ними. Зато любил перед отбоем побродить в одиночестве либо посидеть на камне, любуясь прощальными отблесками заката. Однажды ночью в задумчивости перечислил названия дюжины звезд, но потом, спохватившись, оборвал себя на полуслове. Были и другие мелкие странности. Иржи, не будь у него отца-небесника, быть может, и не обращал бы на них внимания.
– А вы откуда, Паттени?
– Из Ортоны, герцогство Сентуберланд. А что?
– Нет, ничего.
– Еще вопросы будут?
Иржи сначала замолчал, но потом вдруг выпалил тот самый вопрос, который уже однажды задавал и который задавать не следует:
– Так точно. А кто вы, Урс?
– Я? Вот те раз! Я есть третьей отдельной бригады егер-сержант Паттени. По-моему, ты переутомился, парень. Начальство нужно знать в лицо, милый мой.
– Вот я и пытаюсь, – сказал Иржи. Паттени усмехнулся
– А много будешь знать, скоро состаришься, рядовой Неедлы. Этого я допустить не могу, поскольку снизится боеспособность курфюрстенвера. Ферштеен зи?
– Не очень.
– Ну и не надо делать успехов раньше, чем это потребуется.
После такого ответа Иржи уже не сомневался в том, что егер-сержант Паттени – сержант непростой.
Ночевали у костров. Не раздеваясь, подложив под головы седла. Сначала Иржи спал мертво. Убаюкали тишина, горный воздух и усталость первого военного дня. Но незадолго до рассвета холод его пронял. Вставать еще было рано, поэтому, укутавшись поплотнее в шинель, он вновь попытался вздремнуть.
Не получилось. Вместо этого вдруг вспомнилась прощальная вечеринка, когда его вместе с Ламбо и Ференцем провожали в армию. Иржи тогда рано ушел из корчмы, хотя и веселье было в разгаре, и Анхен так на него посматривала, что дыры могла прожечь. Но совсем не она занимала его мысли. Камея... что за дивное имя, какая таинственная девушка... Иржи тогда и предполагать не мог, что случится то чудесное воскресенье в Бауцене.
Камея... Кто же она такая? Удастся ли еще увидеться? Скорее бы хоть полевую почту наладили! Ни бумаги, ни карандаша... Иржи в сотый раз принялся сочинять письмо, начинающееся вполне допустимым словом «Дорогая», но тут земля дрогнула.
Снизу, из бокового ущелья, докатился грохот, сменившийся непонятным гулом и шумом воды.
Иржи вскочил на ноги.
– Что... что такое?
– А, плотину рванули, – позевывая, сообщил Паттени. – Вон, полюбуйся. Ящеры хотели в темноте подобраться
Со склона, на котором они ночевали, был виден поток, бурлящий в каньоне речки Алтын-Эмеле. В его мутных серых волнах мелькали черные точки.
– Много их посмывало, – опытным глазом определил капрал Нарген. – Сотни две-три будет.
– Да. Невеселая смерть, – сказал кто-то из егерей.
– А когда она бывает веселой?
– Да когда ящеры до нас доберутся, – ухмыльнулся солдат.
– Типун тебе на язык! – обозлился вахмистр Махач. – Взво-од! К ручью умываться... лошадей чистить... бегом марш!
Егеря умылись, почистили и напоили лошадей, позавтракали сами, а ящеры все не показывались.
– Большое у них получилось впечатление от наших бабахтеров, – сказал Нарген.
Взошел Эпс. Ниже поляны, на которой располагался бивуак эскадрона, солдаты-пехотинцы деловито складывали из камней новую стену. За их спинами обустраивалась полковая батарея, к которой подходили навьюченные мулы. Перед штабной палаткой, склонившись над раскладным столиком, совещались офицеры. К ним, ведя за собой лошадь, пробирался адъютант генерала с пакетом в руке.
– Ага, вот и пехота. Семьдесят первый полк в полном составе, – удовлетворенно сообщил Паттени. – Теперь воевать будет веселее.
Однако к середине второго дня войны выяснилось, что веселиться рано. Оправившись от утреннего взрыва, ящеры бросились на приступ, проявив невероятную волю и полное пренебрежение к потерям.
Небольшие ядра горных пушек производили настоящее опустошение. В сомкнутых рядах они пробивали бреши, сшибая по семь-восемь нападающих. Но ящеры все лезли и лезли. Ущелье ниже стены было покрыто сплошной серой массой. Два батальона пехотного полка сначала вели огонь размеренными залпами, поротно, как на учениях. Потом перешли на беглую стрельбу. Через некоторое время она сменилась беспорядочной, все более жидкой трескотней, солдаты уже не успевали перезаряжать штуцеры.
В третьем часу дня, карабкаясь по трупам, ящеры преодолели наконец стену и ворвались на позицию.
В ущелье закипел страшный рукопашный бой. Там, внизу, все перемешалось. Полковая батарея замолчала, поскольку артиллеристы боялись попасть в своих.
А к егерям пробрался адъютант командира дивизии. Генерал Шамбертен приказывал спуститься по склону, засесть в кустарнике и прикрыть ружейным огнем отступающую пехоту. После этого следовало вернуться к лошадям, оторваться от преследования и стать за позицией семьдесят второго полка.
Между тем напряжение боя в ущелье достигло предела. Полковая батарея снималась с позиции. Помогая лошадям, артиллеристы наваливались на колеса и толкали свои пушки вверх по склону. Мимо них из резерва спускался третий батальон. Он шел в штыковую атаку. И вел его лично командир полка, тот самый сердитый оберст с сигарой, которого Иржи видел на дороге около Юмма.
Перейдя на бег, резервный батальон врезался в гущу дерущихся, разметал их и вышел к полуразрушенной, заваленной трупами каменной баррикаде. Грохнул залп, потом – второй, третий. Отстрелявшиеся солдаты резво разбегались по сторонам и вновь пристраивались в хвост колонны.
За их спинами по склону заковыляли раненые, способные передвигаться без посторонней помощи. Других вели товарищи, несли на носилках санитары. Они проходили в пятидесяти—шестидесяти шагах от егерей. Иржи хорошо видел раны и ссадины на лицах, окровавленные повязки, наспех наложенные прямо поверх мундиров. Запомнился бледный, без кровинки в лице солдат, бережно поддерживающий здоровой рукой обрубок другой. В зубах у него дымилась самокрутка
– Шнелль, шнелль! – кричали офицеры.
Третий батальон сделал все, что мог, но долго сдержать напор многократно превосходящего по численности врага был не в состоянии. Довольно скоро, отстреливаясь шеренгами, он начал пятиться. Сзади к нему пристраивались уцелевшие солдаты первого и второго батальонов. Эта помощь была всего лишь каплей против моря ящеров, зато колонна удлинилась, в задних рядах успевали перезарядить оружие, благодаря чему огонь удавалось вести непрерывно. Только это спасало людей от полного истребления. Но не от стрел.
Тающий пехотный полк медленно отступал вдоль русла речки Алтын-Эмеле. Выстрелы звучали все реже, но ущелье по мере подъема суживалось, строй уплотнялся, и солдаты держались.
– Молодцы, – сказал Паттени. – Никто не побежал.
Последняя шеренга миновала кусты, в которых залегла егерская засада. Пробежали несколько отставших солдат. Из ранца одного торчали стрелы. Еще один тащил мертвого ящера, прикрываясь им, как щитом. Им повезло, новые стрелы летели навесом, нацеленные в середину полковой колонны. Солдаты защищались от них кто чем мог: касками, ранцами, шинельными скатками, прикладами штуцеров. И все же злые, зазубренные острия то там, то здесь находили уязвимые места. Слышались стоны, ругань, короткие вскрики. Однако внизу вдруг гулко забухал барабан, обстрел прекратился. Вместо этого ящеры бегом бросились догонять ускользающего противника; наиболее резвые вскоре появились перед кустами. Тут их и подвел азарт преследования.
Немного выждав, поднялся Махач.
– Первый взво-од! Пли!
Раздался треск, над цветущими кустами шиповника всплыли дымки. Рои картечи ударили по ящерам сбоку.
– Первый взвод, отходим! Люс, люс!
Иржи подхватил разряженный штуцер и бросился наверх, забирая вправо. Там в горном леске были привязаны лошади
Внизу ударил залп второго взвода, через несколько секунд отстрелялся третий. Иржи коротко оглянулся.
Во время боя время замедляется, становится удивительно емким. За мгновение он успел охватить взглядом все место сражения. От остатков каменной стены, через которую лезли все новые и новые ящеры, до самой штабной палатки семьдесят первого полка.
Пехота успела отойти. Все, кто мог двигаться. Тот, кто не смог, навсегда остался под шевелящейся массой. Вдоль берега речки падали ближние ящеры, а над кустами шиповника все вспухали и вспухали штуцерные дымки. Второй эскадрон заканчивал стрельбу, а третий начинал. Отстрелявшиеся егеря первого эскадрона шустро карабкались по склону. Ниже них ящеры оттаскивали своих раненых и убитых, расчищая путь для дальнейшей атаки. Из-за этого их движение временно приостановилось.
Пользуясь возникшим замешательством, остатки пехотных батальонов свернулись в походную колонну, перешли на быстрый шаг, а потом и вовсе побежали к тому месту, где еще недавно стояла батарея. Снизу летели тучи стрел, но разрыв между людьми и ящерами начал увеличиваться.
– Хватит любоваться, пошел! – крикнул Паттени. Чуть позже, когда эскадрон вытянулся по узкой горной
тропе, он злым и хриплым голосом сказал:
– Пока ты там торчал пень-пнем, рядом упали две стрелы.
– Правда? Не заметил.
– Вот то-то и оно, что не заметил. Больше чтоб ворон не ловил. В стоящего легко целиться. Да и бежать под обстрелом следует зигзагами, а не как ты – дуриком, напрямки. Дошло?
Иржи вдруг понял, что Паттени опекает его больше всех в отделении. Правда, большинство остальных егерей призывались еще в прошлом году, поэтому считались вполне подготовленными. А двое, Чимболда и Монтегю, служили даже по третьему году. И все же..
– Так точно, герр сержант, дошло. Благодарю.
– Не за что. Эх, мало тебя гоняли в Бауцене!
– Я бы так не сказал, просто из головы вылетело.
– Это потому, что по заднице мало прилетало, – сердито заявил сержант.
А Иржи подумал, что когда-нибудь придется все это описывать – и бледного солдата с обрубленной рукой, и стрелы в ранце, и штыковой удар третьего батальона, и угрюмый вой ящеров, и даже сердитого сержанта Паттени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ну, дай-то бог.
– Даст, даст, – заверил де Шамбертен.
Однако на следующий день отдыхать не пришлось. Около полудня егеря отступили к невысокой каменной стене, которую наспех соорудили саперы.
Здесь, ведя попеременный огонь эскадронами, они простояли долго. Сверху дважды прикатывали тележку с порохом, пулями, картечью. От бесконечных заряжаний у Иржи ныли руки, болело набитое прикладом плечо. И если утром он еще чувствовал жалость, когда очередная рептилия судорожно хваталась за грудь, живот или выбитый глаз, то к середине дня отупел и уже ни о чем не думал. Стрелял, стрелял и стрелял, намного перекрывая нормативы.
Ящеры все никак не могли преодолеть крутой, усеянный трупами склон, но атак не прекращали. До сих пор движение их армии напоминало ход тугого шомпола, неотвратимо выдавливающего малочисленного противника из ущелья. За половину дня этот шомпол продвинулся почти на четыре километра. Лишь у неказистого, неровно сложенного забора он впервые застопорился.
Среди егерей появились первые раненые, но держаться они могли еще много времени, уж очень удобной была позиция. Возвышенная, узкая, защищенная с флангов отвесными утесами, она казалась неприступной. Однако в сумерках пришел приказ ее оставить.
– Почему? – удивился Иржи.
– Да за ночь ящеры могут обойти нас, – сказал Паттени.
– Они же холода боятся.
– Тут еще не слишком высоко, на вершинах снег не лежит. Вполне могут обойти.
Эпс спрятался за дымом вулкана Демпо. На небе еще горела заря, но в ущелье быстро смеркалось.
– Ахтунг! Отходить повзводно! – крикнул эскадронный командир.
Коноводы подвели лошадей. Егеря поспешно собрали оружие и цепью начали покидать укрепление. Там оставались одни саперы. Они молча возились со своими страшными бочками, обкладывая их камнями. Вверх по склону уже протянулись длинные фитили.
– Вот слуги дьявола, – со смесью осуждения и восхищения сказал Нарген. – Бабахтеры...
Уже в темноте эскадрон поравнялся с поляной, где всю последнюю неделю располагался их палаточный лагерь. Но палаток там уже не было. Ни палаток, ни даже самой поляны. Ниже нее вездесущие «бабахтеры» устроили плотину, перекрывшую боковой ручей от склона до склона. Вода из гейзеров заполнила узкое ответвление ущелья, и на месте поляны под звездами смутно белел пруд. От воды поднимался пар
– А это зачем? – спросил Иржи.
– Похоже, что ящеров ждет хороший душ. Даже не душ, а горячая баня. Видишь, туда опять бочки волокут?
– Порох? – догадался Иржи.
– Нет, – усмехнулся Паттени. – Соленая свинина.
– Много народу поперхнется этой свининой, – сказал Нарген. – Хотя какой это народ? Дикари. Ящеры.
– Ящеры – тоже народ, – неожиданно возразил Паттени. – Темный, злобный, но все же – народ.
Иржи удивленно посмотрел на своего сержанта. Ничего подобного от него он еще не слышал. Здравомысленный, но вроде бы не слишком далекий служака оказался не совсем тем, кем выглядел. Иржи припомнил, что Паттени никогда не рассказывал пошлых анекдотов, столь излюбленных в армии, даже не смеялся над ними. Зато любил перед отбоем побродить в одиночестве либо посидеть на камне, любуясь прощальными отблесками заката. Однажды ночью в задумчивости перечислил названия дюжины звезд, но потом, спохватившись, оборвал себя на полуслове. Были и другие мелкие странности. Иржи, не будь у него отца-небесника, быть может, и не обращал бы на них внимания.
– А вы откуда, Паттени?
– Из Ортоны, герцогство Сентуберланд. А что?
– Нет, ничего.
– Еще вопросы будут?
Иржи сначала замолчал, но потом вдруг выпалил тот самый вопрос, который уже однажды задавал и который задавать не следует:
– Так точно. А кто вы, Урс?
– Я? Вот те раз! Я есть третьей отдельной бригады егер-сержант Паттени. По-моему, ты переутомился, парень. Начальство нужно знать в лицо, милый мой.
– Вот я и пытаюсь, – сказал Иржи. Паттени усмехнулся
– А много будешь знать, скоро состаришься, рядовой Неедлы. Этого я допустить не могу, поскольку снизится боеспособность курфюрстенвера. Ферштеен зи?
– Не очень.
– Ну и не надо делать успехов раньше, чем это потребуется.
После такого ответа Иржи уже не сомневался в том, что егер-сержант Паттени – сержант непростой.
Ночевали у костров. Не раздеваясь, подложив под головы седла. Сначала Иржи спал мертво. Убаюкали тишина, горный воздух и усталость первого военного дня. Но незадолго до рассвета холод его пронял. Вставать еще было рано, поэтому, укутавшись поплотнее в шинель, он вновь попытался вздремнуть.
Не получилось. Вместо этого вдруг вспомнилась прощальная вечеринка, когда его вместе с Ламбо и Ференцем провожали в армию. Иржи тогда рано ушел из корчмы, хотя и веселье было в разгаре, и Анхен так на него посматривала, что дыры могла прожечь. Но совсем не она занимала его мысли. Камея... что за дивное имя, какая таинственная девушка... Иржи тогда и предполагать не мог, что случится то чудесное воскресенье в Бауцене.
Камея... Кто же она такая? Удастся ли еще увидеться? Скорее бы хоть полевую почту наладили! Ни бумаги, ни карандаша... Иржи в сотый раз принялся сочинять письмо, начинающееся вполне допустимым словом «Дорогая», но тут земля дрогнула.
Снизу, из бокового ущелья, докатился грохот, сменившийся непонятным гулом и шумом воды.
Иржи вскочил на ноги.
– Что... что такое?
– А, плотину рванули, – позевывая, сообщил Паттени. – Вон, полюбуйся. Ящеры хотели в темноте подобраться
Со склона, на котором они ночевали, был виден поток, бурлящий в каньоне речки Алтын-Эмеле. В его мутных серых волнах мелькали черные точки.
– Много их посмывало, – опытным глазом определил капрал Нарген. – Сотни две-три будет.
– Да. Невеселая смерть, – сказал кто-то из егерей.
– А когда она бывает веселой?
– Да когда ящеры до нас доберутся, – ухмыльнулся солдат.
– Типун тебе на язык! – обозлился вахмистр Махач. – Взво-од! К ручью умываться... лошадей чистить... бегом марш!
Егеря умылись, почистили и напоили лошадей, позавтракали сами, а ящеры все не показывались.
– Большое у них получилось впечатление от наших бабахтеров, – сказал Нарген.
Взошел Эпс. Ниже поляны, на которой располагался бивуак эскадрона, солдаты-пехотинцы деловито складывали из камней новую стену. За их спинами обустраивалась полковая батарея, к которой подходили навьюченные мулы. Перед штабной палаткой, склонившись над раскладным столиком, совещались офицеры. К ним, ведя за собой лошадь, пробирался адъютант генерала с пакетом в руке.
– Ага, вот и пехота. Семьдесят первый полк в полном составе, – удовлетворенно сообщил Паттени. – Теперь воевать будет веселее.
Однако к середине второго дня войны выяснилось, что веселиться рано. Оправившись от утреннего взрыва, ящеры бросились на приступ, проявив невероятную волю и полное пренебрежение к потерям.
Небольшие ядра горных пушек производили настоящее опустошение. В сомкнутых рядах они пробивали бреши, сшибая по семь-восемь нападающих. Но ящеры все лезли и лезли. Ущелье ниже стены было покрыто сплошной серой массой. Два батальона пехотного полка сначала вели огонь размеренными залпами, поротно, как на учениях. Потом перешли на беглую стрельбу. Через некоторое время она сменилась беспорядочной, все более жидкой трескотней, солдаты уже не успевали перезаряжать штуцеры.
В третьем часу дня, карабкаясь по трупам, ящеры преодолели наконец стену и ворвались на позицию.
В ущелье закипел страшный рукопашный бой. Там, внизу, все перемешалось. Полковая батарея замолчала, поскольку артиллеристы боялись попасть в своих.
А к егерям пробрался адъютант командира дивизии. Генерал Шамбертен приказывал спуститься по склону, засесть в кустарнике и прикрыть ружейным огнем отступающую пехоту. После этого следовало вернуться к лошадям, оторваться от преследования и стать за позицией семьдесят второго полка.
Между тем напряжение боя в ущелье достигло предела. Полковая батарея снималась с позиции. Помогая лошадям, артиллеристы наваливались на колеса и толкали свои пушки вверх по склону. Мимо них из резерва спускался третий батальон. Он шел в штыковую атаку. И вел его лично командир полка, тот самый сердитый оберст с сигарой, которого Иржи видел на дороге около Юмма.
Перейдя на бег, резервный батальон врезался в гущу дерущихся, разметал их и вышел к полуразрушенной, заваленной трупами каменной баррикаде. Грохнул залп, потом – второй, третий. Отстрелявшиеся солдаты резво разбегались по сторонам и вновь пристраивались в хвост колонны.
За их спинами по склону заковыляли раненые, способные передвигаться без посторонней помощи. Других вели товарищи, несли на носилках санитары. Они проходили в пятидесяти—шестидесяти шагах от егерей. Иржи хорошо видел раны и ссадины на лицах, окровавленные повязки, наспех наложенные прямо поверх мундиров. Запомнился бледный, без кровинки в лице солдат, бережно поддерживающий здоровой рукой обрубок другой. В зубах у него дымилась самокрутка
– Шнелль, шнелль! – кричали офицеры.
Третий батальон сделал все, что мог, но долго сдержать напор многократно превосходящего по численности врага был не в состоянии. Довольно скоро, отстреливаясь шеренгами, он начал пятиться. Сзади к нему пристраивались уцелевшие солдаты первого и второго батальонов. Эта помощь была всего лишь каплей против моря ящеров, зато колонна удлинилась, в задних рядах успевали перезарядить оружие, благодаря чему огонь удавалось вести непрерывно. Только это спасало людей от полного истребления. Но не от стрел.
Тающий пехотный полк медленно отступал вдоль русла речки Алтын-Эмеле. Выстрелы звучали все реже, но ущелье по мере подъема суживалось, строй уплотнялся, и солдаты держались.
– Молодцы, – сказал Паттени. – Никто не побежал.
Последняя шеренга миновала кусты, в которых залегла егерская засада. Пробежали несколько отставших солдат. Из ранца одного торчали стрелы. Еще один тащил мертвого ящера, прикрываясь им, как щитом. Им повезло, новые стрелы летели навесом, нацеленные в середину полковой колонны. Солдаты защищались от них кто чем мог: касками, ранцами, шинельными скатками, прикладами штуцеров. И все же злые, зазубренные острия то там, то здесь находили уязвимые места. Слышались стоны, ругань, короткие вскрики. Однако внизу вдруг гулко забухал барабан, обстрел прекратился. Вместо этого ящеры бегом бросились догонять ускользающего противника; наиболее резвые вскоре появились перед кустами. Тут их и подвел азарт преследования.
Немного выждав, поднялся Махач.
– Первый взво-од! Пли!
Раздался треск, над цветущими кустами шиповника всплыли дымки. Рои картечи ударили по ящерам сбоку.
– Первый взвод, отходим! Люс, люс!
Иржи подхватил разряженный штуцер и бросился наверх, забирая вправо. Там в горном леске были привязаны лошади
Внизу ударил залп второго взвода, через несколько секунд отстрелялся третий. Иржи коротко оглянулся.
Во время боя время замедляется, становится удивительно емким. За мгновение он успел охватить взглядом все место сражения. От остатков каменной стены, через которую лезли все новые и новые ящеры, до самой штабной палатки семьдесят первого полка.
Пехота успела отойти. Все, кто мог двигаться. Тот, кто не смог, навсегда остался под шевелящейся массой. Вдоль берега речки падали ближние ящеры, а над кустами шиповника все вспухали и вспухали штуцерные дымки. Второй эскадрон заканчивал стрельбу, а третий начинал. Отстрелявшиеся егеря первого эскадрона шустро карабкались по склону. Ниже них ящеры оттаскивали своих раненых и убитых, расчищая путь для дальнейшей атаки. Из-за этого их движение временно приостановилось.
Пользуясь возникшим замешательством, остатки пехотных батальонов свернулись в походную колонну, перешли на быстрый шаг, а потом и вовсе побежали к тому месту, где еще недавно стояла батарея. Снизу летели тучи стрел, но разрыв между людьми и ящерами начал увеличиваться.
– Хватит любоваться, пошел! – крикнул Паттени. Чуть позже, когда эскадрон вытянулся по узкой горной
тропе, он злым и хриплым голосом сказал:
– Пока ты там торчал пень-пнем, рядом упали две стрелы.
– Правда? Не заметил.
– Вот то-то и оно, что не заметил. Больше чтоб ворон не ловил. В стоящего легко целиться. Да и бежать под обстрелом следует зигзагами, а не как ты – дуриком, напрямки. Дошло?
Иржи вдруг понял, что Паттени опекает его больше всех в отделении. Правда, большинство остальных егерей призывались еще в прошлом году, поэтому считались вполне подготовленными. А двое, Чимболда и Монтегю, служили даже по третьему году. И все же..
– Так точно, герр сержант, дошло. Благодарю.
– Не за что. Эх, мало тебя гоняли в Бауцене!
– Я бы так не сказал, просто из головы вылетело.
– Это потому, что по заднице мало прилетало, – сердито заявил сержант.
А Иржи подумал, что когда-нибудь придется все это описывать – и бледного солдата с обрубленной рукой, и стрелы в ранце, и штыковой удар третьего батальона, и угрюмый вой ящеров, и даже сердитого сержанта Паттени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46