А один раз сестру там, ты садись, мою старшую с
соседким мальчишкой застал. Ох, и лупил же он ее потом".
"Да за что же? Может они любили друг друга" - сказала я садясь на
ковер.
"Была у нас бабка в деревне, все травы на память знала и болезни
заговаривала любые, так она нам сказывала, вот ты говоришь: любили, что
ежели выйдешь ночью на сеновал, может на тебя найти такая истома, что хоть
умри, а не разберешь кто к тебе придет парень или нечистая сила".
"А чта ж плохого, если нечистая сила?"
"Бог с тобой, что ты говоришь такое? Нечисть тебе всю кровь отравит, на
другой день почернеешь и превратишься в горбатую старуху, глаза начнут
слезиться, а из носа станет течь черная жидкость".
"Ба, а было с кем-нибудь у вас такое?" - робко поинтересовалась я, но
бабушка ничего не успеха ответить, потому что ночную тишину нарушил звонок
стоявшего на тумбочке телефона. Второй, спаренный аппарат находился у меня
в комнате и родители никогда даже не просыпались на поздние беспризорные
звонки, зная, что я сама поинтересуюсь, в чем дело, и если случится
что-нибудь важное, сообшу им.
Однако, на всякий случай, чтобы они все-таки ненароком не изменили своей
привычке и не встали к телефону, я поспешила как можно быстрее снять трубку
и дрожащим от волнения голосом произнесла: "Слушаю?"
Гробовое молчание было мне ответом. Казалось, будто посреди комнаты предо
мной разверзся вход в мрачный и сырой подвал, в глубине которого
угадывалось шуршание крыс и звон падающих с потолка капель, но навряд ли
кто смог бы с уверенностью сказать, что там шуршало и звенело. Я ничего не
слышала, и вдруг где-то в адских недрах подвала раздался щелчок и все мое
существо до самого нутра содрогнулось от остервенелого завывания зуммера.
Боже мой, он был подобен пропущенному через детекторы и коммутаторы,
разложенному и сложенному, усиленному в десятки раз гудению комара, в
котором явственно слышались злобные нотки.
Я была близка к обмороку, и, уж, во всяком случае, савершенно не
контролировала себя. "Бабушка, - произнесла я в полузабытьи, - меня зовут".
"Ну чго ж, иди, только помни, что я тебе говорила".
"Иду".
Словно в гипнотическом сне, выставив вперед руки, чтобы не налететь на
шкаф или стол, я почти на ощупь добралась до своей спальни, ожидая увидеть
там поистине нечто ужасное, однако напротив, в моей комнате царили тишина и
порядок. Вещи и предметы, казалось меланхолично менялись в размерах, то
увеличиваясь, то уменьшаясь так, как будто они находились на дне омута под
толщей кристально чистой колышущейся воды, а я смотрела на них с берега.
Все находилось на своих местах, не давая ни малейшего повода для
подозрения, что дело тут неладно. Это несколько успокоило меня, и я сняла
ночную рубашку и легла на кровать, откинув одеяло в сторону.
Не знаю, но в этот момент мне почему-то показалось, что теперь с прилетом
комара я ничего особенного не испытаю, хотя, надо признаться, в глубине
души я все-таки хотела, чтобы еще, пускай бы всего один раз, возникло то
странное чувство, которое так испугало меня. Конечно, можно было много
гадать, что произойдет через несколько секунд, но одно было совершенно
ясно: ничего другого, как побороть в себе страх и отдаться на милость
комара, мне не оставалось.
Я лежала посреди кровати широко раскинув руки и ноги, готовая ко всему.
Ожидая каждый миг услышать ядовитый писк возле самого уха. Однако, комар не
спешил заявлять о себе, а между тем, я уже дрожала от нетерпения. Дыхание
мое, из-за возрастающего волнения, становилось все более частым, и от этого
кружилась голова и все тело охватывала слщкая истома. Тогда же одна
бредовая мысль всплыла у меня из глубины подсознания: я подумала, что
мой-мучитель, по всей видимости, большой знаток женской натуры.
"Ну, где ж ты?" - хотелось крикнуть мне, хотелось позвать его во весь
голос, но вместо этого я издапа только короткий сдавленный стон.
Сердце бешено колотилось и гнало частые и упругие волны крови по всему
организму, там в артериях и венах разыгралась настоящая ураганная буря,
выбрасывающая в мировое пространство колоссальное количество тепловой
энергии. Я уже не в состоянии была шевельнуть даже мизинцем, и комар как
будто ждал этого. Его гипнотизирующий писк промелькнул совсем рядом, и тут
же я ощутила легкое прикосновение к своей левой груди, словно кто-то
осторожно тронул ее губами. Мускулы во всем теле напряглись и одеревенели,
и в страстном порыве я подалась вперед, ожиды, что сейчас комар укусит
меня, и я очутюсь в объятиях безусловно прекрасного невидимого мужчины, как
некогда Психея в объятиях Амура,
Но Комар не торопился насладиться моей кровью, видимо, прекрасно
сознавая, что вся она покорно приготовлена для него, и ничто уже не в силах
помешать ему испить свою чашу до дна. Он кружил надо мной, выбирая наиболее
нежное, наиболее сладкое место, куда можно было страстно впиться со всей
безнаказаннаостью.
Наконец я почувствовала укол в мочку уха, и одновременно с ним у меня
перехватило дыхание, но быть может и реально чья-то могучая рука схватила
меня поперек талии, ведь вслед за зтим сразу пришло ощущение крепких
мужских объятий. Потоки прохладного воздуха побежали вдоль моих бедер,
сначала по внешней стороне, а потом они заструились и между ног. Я
находилась на верху блаженства, почти не омрачаемого тем, что должна была
расплачиваться за него своей кровью, которую бесконечно нежный и
внимательный комар втягивал через тоненькую трубочку судорожными глотками,
перемещаясь постепенно на шею, потом на живот. Не скрою, что, конечно, в
какие-то моменты до меня доходило, что я теряю слишком много крови, но все
равно хотелось как можно дольше продлить эту сладостную пытку. А когда,
после стольких минут счастья, я случайно приоткрыв глаза, увидела на своей
груди перепончатое, членистоногое, отвратитшьное в своей огромности
чудовище, то уже не могло быть и речи о каком-то сопротивлении, Власть
комара была безгранична, и, без сомнения, если бы он захотел, то я бы
умерла.
К счастью, этого не случилось. Еще секунду назад я совершала полеты,
продолжая оставаться в горизонтальном положении, над морем благоухающих
цветов и трав, как вдруг очнулась у себя на кровати. Комар исчез, а я
лежала тяжело дыша и, запрокинув голову, глядела в потолок широко
раскрытыми невидящими глазами.
Прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось подняться и кое-как
добраться до большого круглого зеркала в деревянной раме, висевшего возле
шкафа. Из-за многолетнего безупречного служения истине оно полностью
пользовалось моим доверием, но когда я включила свет и посмотрела на свое
отражение, я готова была скорее предать зеркало, ответить ему черной
неблагодарностью, чем поверить, что вижу себя. Мое лицо, совершенно серое,
покрывали черные раэветвляющиеся прожилки, но, что сразу выдавало меня с
головой, это губы фиолетово-синего цвета.
"Ничего, все обойдется", - хрипло сказала я и неуверенной пошатывающейся
походкой пошла обратано к кровати. Сон моментально овладел мной, навалился
черной бездной, однако сквозь нее я непрерывно ощущала прорывающиеся ко мне
тоненькие лучики счастья, помещенного где-то за пределами бесконечности, и
благодаря этому живительному воздействию, встала утром в менее ужасном
виде, чем предполагала: губы сделались бордовыми, лицо посветлело, а,
главное, слабость прошла. Это было очень кстати, потому что в полдень я
собиралась пойти на свидание, которое не хотелось пропускать.
Мой знакомый, звали его Виктор, хотя меня постоянно тянуло при общении с
ним добавлять еще и отчество из-за разницы в возрасте, был очень серьезным
мужчиной. Он работал на заводе начальником крупного отдела, занимался
загадочными станками и автоматами, что придавало его фигуре элемент
таинственности, возвышало над скучной повседневностью и, вообще, делало в
моих глазах сверхчеловеком. Теперь вы понимаете, что при таком отношении к
нему, для меня было бы невозможным пропустить свидание, и поэтому,
воспользовавшись косметикой более, чем обычно, чтобы хотя бы искусственными
красками оживить свое лицо, я вышла на улицу и отправилась в, находящееся
неподалеку летнее кафе.
Виктор уже ждал меня там. Мы познакомились недавно и наши отношения еще
находились в стадии узнавания друг друга. Мне нравилась его суровая
внешность, и даже глубокие морщины у рта и на лбу я относила за счет
чрезмерного усердия скульптора-времени, пожелавшего предать своему творению
наиболее мужественный вид, и даже чересчур крепкая и обширная нижняя часть
лица имела в моем представлении прямой аналог с подбородками римских
патрициев, и если добавить ко всему этому, что Виктор был со мной очень
остроумен и изобретателен на разного рода развлечения, станет ясно, что мы
проводили вермя совсем не плохо.
Но в этот раз между нами не возникло какой-то мистической связи, когда
все сказанное им мгновенно находило отражение в моем сознании и
возвращалось к нему в виде улыбки, взгляда или ответного замечания. Сначала
я хотела рассказать ему о ночном происшествии, однако потом передумала,
справедливо полагая, что он отнесется с недоверием к моему рассказу, а,
решив молчать, я сразу стала скучной и задумчивой, все мои мысли вертелись
или около прошлой, или около следующей ночи. Но Виктор вежливо притворился,
что не замечает моей рассеянности, правда, он как-то странно посмотрел на
меня, и мне почудилась в этом взгляде нет, не удивление, а какая-то
другая тжкелая и даже порочная мысль.
Но, поглощенная своими переживаниями, я не обратила на это наблюдение
никакого внимания и с удовольствием дала увлечь себя на прогулку по городу.
Разговор не раздражал меня, а напротив, он помог скоротать время, потому
что единственным моим желанием было, чтоб поскорей наступала ночь, и чем
ближе дело шло к вечеру, тем оживленней и радостней я становилась. Поэтому,
находясь в приподнятом настроении, даже милостиво позволила Виктору
проводить меня до самой двери, и назавтра, благо два выходных дня следовали
друг за другом, мы опять договорились встретиться и пойти посмотреть
картины на новой выставке.
Попрощавшись с Виктором, я стрелой вбежала к себе счастливая и довольная,
но первый человек, который встретился мне в прихожей, сразу поверг меня п
глубочайшее уныние. Это была моя двоюродная сестренка, приехавшая к нам в
гости на субботу и воскресенье. Дело в том, что обычно она ложилась спать в
моей комнате, и я страшно перепугалась за нее, потому что не знала, как к
ней отнесется комар, ведь чтобы не разрешить ей ночевать со мной,
требовалось найти вескую причину, а такая никак не приходила в голову. Хотя
оставалась еще надежда, что сестренка сама убежит ночевать к бабушке, как
иногда случалось, когда ей взбредало в голову до изнеможения слушать
сказки. Однако даже, при таком благоприятном исходе все равно пришлось бы
до конца пребывать в томительной неизвестности.
От этого я ужажо страдала, и весь вечер, проведенный в комнате
родителей, где все пили чай, смотрели телевизор и разговаривали, сидела,
как на иголках. А потом, когда мы с сестренкой перешли ко мне, пытка
сделалась еще более невыносимой, каждую секунду я молила, чтобы несносная
девчонка не усидела на месте и упорхнула к бабушке. Всем своим видом я
показывала ей, что мне сегодня не до нее, отвечала на град ее вопросов
отрывисто и недовольно, но сестренка, видимо, и не нуждалась в подробных
ответах, она вся увеклаьь игрой с большой, ростом чуть ли не с нее, недавно
подаренной куклой, и в метафизическом смысле находилась далеко не в моей
спальне, к,сожалению, я бы предпочла, чтобы она отсутствовала физически.
Бедный ребенок даже не подозревал какой он подвергается опасности. А что
могла сделать? От волнения мой мозг окостенел и совершенно отказывался
думать.
Потихоньку все в доме стали ложиться спать, и мама принесла ко мне в
комнату чистую постель и разостлала ее на небольшом диване, стоявшем между
шкафом и окном. Теперь исчезла последжм надежда. Я, не в силах
пошевельнуться, сидела на своей кровати и тупо смотрела в раскрытую книгу,
не понимая в ней ни слова, но поднять глаза от страниц мне было еще
тяжелей, я боялась, что сестренка прочтет в них тот ужас, который я
испытывала и, испугавшись сама, криком или еще каким-нибудь образом
всполошит квартиру.
Однако, когда возня на диване, связанная с раздеванием и укладыванием,
затихла, я все же решилась взглянуть в ее сторону: сестренка, переодетая в
пижаму, сладко спала поверх одеяла. Картина, представшая перед моим взором,
была настолько проста и возвышенна, что я даже на мгновение перестала
думать о комаре, как о всемогущей силе, более того, я даже усомнилась:
1 2 3 4