Среди костей да камешков самоцветных - наверх,
в мир, к обоим нам, думаю, не слишком ласковый.
Северянин шагал впереди, прикрывшись пластиной. Словно в
бой шел против целой армии. Меч он не выпустил и готов был,
видно, сразиться, хоть с выводком демонов. Я за спиной его
вышагивал, и муторно мне было, словно ядовитый гриб съел.
Миновали мы травы, лес миновал и подошли к скалам.
Тут варвар мой и говорит, обернувшись:
- Не знаю, правду ли ты мне сказывал, белобрысый, и
смогу ли я из сего гиблого места ноги унести. А только
давай поделимся. Думаю, "лучезарные зерна" мне так же
пригодятся, как и тебе.
Справедливо сказал. Попросил я у него меч, разрубил
оотэку пополам и ему часть отдал. Что ж, пропадать добру,
так пропадать.
Топаем вверх по тропинке, что среди скал вьется. Я уже
муть, закрывающую вход в Провал, вижу, а северянин мой
весело насвистывать принялся. Киммерийцы они киммерийцы и
есть, и в двух шагах от смерти веселиться будут.
И вот, наблюдаю, занялся щит в руках его бледным
пламенем. Пламя то все возгорается, свирепеет, миг - и
руки северянина уже объяты его холодными языками. Знаю я,
что жжет ему руки, и грудь тоска смертная холодит, и ноги
подкашиваются... Многих я видел, кого водил в пропасть, и
ужас их видел, и отчаяние, и тщетные попытки спастись.
Затем и водил, что Провал двоих не отпускает, и один,
первым идущий, должен щит перед собой нести, второму дорогу
прокладывая. И когда последний сполох, яркий, как зарница
в грозовом небе, поглотит незадачливого героя, следом
идущий, выродок белобрысый, получит свободную дорогу
наверх, к людям, которые презирают его и жаждут его
диковин, со дна пропасти принесенных...
Только ничего этого на сей раз не было. Конан-варвар,
прокладывающий мне путь, только помянул Крома своего
неведомого, щит из рук не выпуская, зеленые сполохи оплели
его тело, пыхнули и растаяли, как туман под утренним
ветром. И понял я, что тоска и предчувствие беды там, на
Тропе Мертвецов, не обманули. Время Ходка ушло, путь в
Провал ему отныне заказан, а Агибалл, небожитель неведомый,
обратил лик свой на иное человеческое существо...
* * *
- Прощай, белобрысый!
- Прощай и ты, Конан-северянин!
- Видишь, слаб оказался твой Агибалл.
- Слаб или милостив - не нам судить.
- Что делать станешь?
- Не бойся, не пропаду. Деньги у меня есть, есть и
невеста, нежная и преданная. Построю усадьбу в долине
Лема, обнесу высоким тыном, собак во двор напущу и стану
жить, с людьми не знаясь.
- Все еще оотэка покоя не дает?
- Может, и так. Ты свою долю сбудь подальше отсюда.
Лучше всего в Заморе, стране воров, тамошние толстосумы
падки до зелий неведомых. И упаси тебя Кром возвращаться в
Провал. Прощай.
- Прощай и ты, Альбинос. Мир велик, есть что
посмотреть, кроме дыры этой затхлой. Смотри, не клади за
щеку "лучезарные зерна", люб свою жену слепо, до правды не
доискивайся!
Они махнули на прощание друг другу и разошлись, вздымая
пыль: Конан-варвар - подошвами потертых сапог, Халар Ходок -
босыми, привычными к окольным путям ступнями.
1 2 3 4 5 6
в мир, к обоим нам, думаю, не слишком ласковый.
Северянин шагал впереди, прикрывшись пластиной. Словно в
бой шел против целой армии. Меч он не выпустил и готов был,
видно, сразиться, хоть с выводком демонов. Я за спиной его
вышагивал, и муторно мне было, словно ядовитый гриб съел.
Миновали мы травы, лес миновал и подошли к скалам.
Тут варвар мой и говорит, обернувшись:
- Не знаю, правду ли ты мне сказывал, белобрысый, и
смогу ли я из сего гиблого места ноги унести. А только
давай поделимся. Думаю, "лучезарные зерна" мне так же
пригодятся, как и тебе.
Справедливо сказал. Попросил я у него меч, разрубил
оотэку пополам и ему часть отдал. Что ж, пропадать добру,
так пропадать.
Топаем вверх по тропинке, что среди скал вьется. Я уже
муть, закрывающую вход в Провал, вижу, а северянин мой
весело насвистывать принялся. Киммерийцы они киммерийцы и
есть, и в двух шагах от смерти веселиться будут.
И вот, наблюдаю, занялся щит в руках его бледным
пламенем. Пламя то все возгорается, свирепеет, миг - и
руки северянина уже объяты его холодными языками. Знаю я,
что жжет ему руки, и грудь тоска смертная холодит, и ноги
подкашиваются... Многих я видел, кого водил в пропасть, и
ужас их видел, и отчаяние, и тщетные попытки спастись.
Затем и водил, что Провал двоих не отпускает, и один,
первым идущий, должен щит перед собой нести, второму дорогу
прокладывая. И когда последний сполох, яркий, как зарница
в грозовом небе, поглотит незадачливого героя, следом
идущий, выродок белобрысый, получит свободную дорогу
наверх, к людям, которые презирают его и жаждут его
диковин, со дна пропасти принесенных...
Только ничего этого на сей раз не было. Конан-варвар,
прокладывающий мне путь, только помянул Крома своего
неведомого, щит из рук не выпуская, зеленые сполохи оплели
его тело, пыхнули и растаяли, как туман под утренним
ветром. И понял я, что тоска и предчувствие беды там, на
Тропе Мертвецов, не обманули. Время Ходка ушло, путь в
Провал ему отныне заказан, а Агибалл, небожитель неведомый,
обратил лик свой на иное человеческое существо...
* * *
- Прощай, белобрысый!
- Прощай и ты, Конан-северянин!
- Видишь, слаб оказался твой Агибалл.
- Слаб или милостив - не нам судить.
- Что делать станешь?
- Не бойся, не пропаду. Деньги у меня есть, есть и
невеста, нежная и преданная. Построю усадьбу в долине
Лема, обнесу высоким тыном, собак во двор напущу и стану
жить, с людьми не знаясь.
- Все еще оотэка покоя не дает?
- Может, и так. Ты свою долю сбудь подальше отсюда.
Лучше всего в Заморе, стране воров, тамошние толстосумы
падки до зелий неведомых. И упаси тебя Кром возвращаться в
Провал. Прощай.
- Прощай и ты, Альбинос. Мир велик, есть что
посмотреть, кроме дыры этой затхлой. Смотри, не клади за
щеку "лучезарные зерна", люб свою жену слепо, до правды не
доискивайся!
Они махнули на прощание друг другу и разошлись, вздымая
пыль: Конан-варвар - подошвами потертых сапог, Халар Ходок -
босыми, привычными к окольным путям ступнями.
1 2 3 4 5 6