Под яростным напором киммерийца улыбка мигом слетела с лица Малика, и маленький стигиец отступил, прижимаясь спиной к стене. Он ловко отводил удары, но атака Конана была так стремительна, что перейти от обороны к решительным действиям Малик не имел ни малейшей возможности. Однако и Конан, по праву считавшийся в воровском мире одним из самых умелых бойцов, столкнулся с непреодолимым препятствием.
Мечи мелькали в пляске смерти, и бисеринки пота в изобилии осыпали лица воинов. Оба обладали отменной реакцией и не уступали друг другу в искусстве битвы.
Но киммериец оказался намного сильнее и выносливее своего противника. Скоро Малик стал заметно уставать. Каждый направленный на него выпад он отражал с болезненной гримасой на лице. Наконец аквилонский клинок со звоном вылетел из его ослабевших, влажных от пота рук. Конан, тяжело дыша, горой возвышался над поникшим стигийцем.
— Ты победил, киммериец, — прохрипел Малик. — Избавь же меня от позора, прикончи скорее.
— Твой позор — ерунда, по сравнению с подлостью твоего господина. Веди меня к нему, — беззлобно бросил Конан, для убедительности подтолкнув стигийца кончиком меча.
Покорный судьбе Малик неохотно распахнул перед киммерийцем двустворчатую дверь и первым шагнул в спальню Басилиса. Конан не отставал ни на шаг.
Пройдя под тяжелыми шторами зеленого бархата со свисающими гроздьями золотых кистей, Конан вслед за Маликом попал в просторную светлую комнату, в центре которой, занимая чуть ли не все помещение, располагалось высокое ложе, заваленное белоснежными шелковыми подушками.
У подножия кровати стоял поднос с аппетитными спелыми фруктами и чеканный кувшин с длинным горлом. В глубине постели сладко спал Басилис, обняв рукой обнаженную женщину с длинными вьющимися волосами редкого в Заморе соломенного цвета. Губы стигийца вздрагивали во сне. Еще одна девица, уроженка Хаурана, сидела на постели, кутаясь в покрывало, и испуганными глазами дикой серны следила за киммерийцем. Видимо, шум драки и звон оружия напугал ее, но разбудить своего господина рабыня не решалась.
Конан с нескрываемым удовольствием рассматривал девушек, отдавая должное изысканному вкусу стигийца. Под пристальным взглядом киммерийца вторая девица сладко потянулась во сне и приоткрыла глаза. При виде варвара с обагренным кровью мечом в руках, томная улыбка тут же исчезла с ее лица, и девушка резко подскочила на месте, прикрывая руками глаза. Кивком головы Конан отдал приказ, и обе женщины с готовностью скользнули прочь из спальни.
Киммериец подошел к постели и рывком сдернул со стигийца простыню. Басилис что-то обиженно пробурчал и перевернулся на другой бок. Протянув руку, Конан сжал пальцы на горле стигийца. Тот сдавленно захрипел и беспомощно замолотил руками по смятой постели.
— Хочешь что-то сказать? — поинтересовался киммериец, слегка ослабив хватку.
— Конан… мы же были друзьями, — еле выдавил одноглазый.
— Правильно, были. Пока ты, жалкий ублюдок, не взял мое золото, — бросил варвар ему в лицо.
— Я не понимаю, о чем ты! — взревел Басилис, предприняв яростную попытку освободиться от захвата.
Он был немыслимо силен, и отчаяние придало ему мужества, так что киммерийцу пришлось потрудиться, чтобы удержать его на месте. Поняв, что сопротивляться бессмысленно, Басилис смирился со своим положением и притих. Конан разжал пальцы, но оставался настороже.
— Я не понимаю, о чем идет речь, — жалобно заскулил стигиец. — Объясни же, что все это значит?!
— Где мое золото? — угрожающе процедил киммериец и в двух словах разъяснил свой вопрос, подкрепив рассказ увесистой оплеухой, отчего одноглазый кубарем полетел с постели.
— Не брал я твое золото! Боги мне будут свидетели! — вопил Басилис, на четвереньках прытко отползая от подступающего к нему киммерийца.
— Врешь, собака! Я нашел там вот это! — Конан достал из-за пояса посеребренную коробочку и сунул под нос стигийцу.
— Это не моя! Клянусь! — визгливо заорал Басилис— Я тебе докажу, докажу!
Он бросился к своему халату, валявшемуся скомканным на полу и стал яростно перетряхивать содержимое карманов.
— Я докажу, докажу… — приговаривал он. — О, Сет, где же она?! А, вот! Смотри, вот моя!
Басилис бросился к киммерийцу, с торжествующим видом протягивая на раскрытой ладони ореховую безделушку, точное подобие той, что держал в руках Конан.
— Ну что, убедил я тебя! Говорил же тебе, не брал я твое золото! — возбужденно подпрыгивая, вопил Басилис.
Конан молча сравнивал две вещицы, не обращая на него внимания. Наконец он произнес:
— Они очень похожи.
— Еще бы, кхитайцы продают их сотнями.
— Возможно, я ошибся, Басилис. Кажется, я убил двух твоих людей и вышиб зубы еще одному. Скажи, сколько это будет стоить, и я заплачу тебе вдвое, — миролюбиво предложил киммериец.
— А, пустяки… Две сотни монет меня вполне устроят. Малик, пусть принесут нам вина, — Басилис запахнувшись в халат и, успокоившись, присел на краешек просторного ложа. — А много золота пропало?
Конан назвал сумму. Стигиец аж подпрыгнул на месте и потрясенно зацокал языком.
— Теперь я тебя понимаю и не могу ни в чем винить. Да… за такие деньги жизнь отдать не жалко! — Басилис вздохнул еще раз, порадовавшись, что Конан в приступе гнева сразу не свернул ему шею, что сам он на его месте сделал бы не задумываясь.
Вошел слуга, принес вино, разлил его по кубкам и передал в руки Конана и стигийца.
— Что же ты теперь собираешься делать? — с живым участием поинтересовался одноглазый.
— Еще не знаю… Буду искать похитителей, — отрешенно откликнулся варвар и залпом осушил свой кубок.
Басилис помолчал, задумчиво почесывая подбородок, затем лицо его прояснилось, и он, порывисто обернулся к киммерийцу.
— Послушай, Конан. В знак нашей дружбы, позволь мне дать тебе совет, — все еще с трудом веря в свое чудесное спасение, воскликнул Басилис.
Конан вопросительно взглянул на стигийца.
— На улице Ткачей живет один кудесник, его зовут Газим. Сходи к нему с этой коробкой, и он за пару золотых узнает с помощью заклятий, кто ее хозяин, — сияя от гордости за удачную идею, доверительно сообщил одноглазый.
Конан взвесил его слова и решительно направился к двери. На пороге он задержался и на мгновение обернулся.
— Спасибо за совет, Басилис. Когда я верну свое золото, то клянусь, не забуду тебя, — бросил варвар и с этими словами вышел из спальни.
Очутившись на улице, Конан даже зажмурился от нестерпимо яркого света. Солнце уже высоко висело над городом, и тучи мух кружились над мостовой, привлеченные запахом разлагающихся помоев. Степенные горожане неторопливо брели по своим делам. Мимо киммерийца четверо чернокожих рабов пронесли паланкин, и варвар успел поймать мимолетный взгляд женских глаз, блеснувших за кружевной занавеской. Двое стражников проволокли на веревке какого-то несчастного бродягу. Громко вопили лотошники, продавая орехи и сласти. С неприступным видом верхом на осле проехал толстый жрец, возвращаясь в свой храм после визита к ночным красавицам. Шадизар пробуждался от сна.
Улица Ткачей находилась на окраине Пустыньки рядом с Висельной площадью. Там селились зажиточные горожане, не те богачи, что предпочитали спокойную жизнь в центре города, а ремесленники и мастеровые, кто сумел сколотить состояние, денно и нощно надрываясь за работой. Конан спросил у пробегавшего мимо мальчишки дом чародея Газима, и тот за медную монетку с готовностью проводил его до самого порога.
Киммериец постучал бронзовым молоточком в тесовую дверь и долго ждал, пока она, наконец, не открылась. Старая сморщенная старуха бесцветными глазами уставилась на него.
— Мне нужен маг Газим, он дома?
— Дома. Где же ему еще быть. Входите, господин. — Старуха посторонилась, пропуская Конана вперед. — В последней комнате его и найдете.
Киммериец прошел вглубь дома и после недолгих блужданий по многочисленным коридорам нашел наконец мага в его мастерской, занятого какой-то работой.
Кудесник — совсем еще юноша, наверняка из недавно посвященных, сразу не понравился Конану. Он был уже лыс с острым шишковатым черепом. Жадные бегающие глазки так и шарили по карманам киммерийца.
Маг суетливо расхаживал по комнате, пока варвар излагал ему суть дела, и от нетерпения потирал руки.
— Вот эта коробка… Сколько ты возьмешь за работу? — закончил Конан рассказ.
— Всего двенадцать золотых, мой господин, — с заискивающей улыбкой торопливо откликнулся Гаэим и заплясал вокруг табурета, на котором сидел киммериец.
— Двенадцать?! — Конан вскинул бровь. — Но Басилис говорил мне о двух.
— Тяжелые времена, господин, — залебезил, в испугавшись потерять клиента, чародей. — На все поднялись цены, но я готов уступить тебе две монеты.
— Ладно. Держи свои деньги и назови мне имя человека, владельца этой проклятой коробки.
Конан даже не успел заметить, как золото исчезло в складках туники мага. Лицо Газима просияло от счастья.
— Не так все просто, господин. Здесь нужны особые приготовления. Оставь мне вещицу, зайди за ней завтра с утра, и я скажу тебе имя ее прежнего владельца.
— А нельзя ли побыстрее, — досадливо скривился киммериец, уже жалея, что связался с этим проходимцем. Ему-то казалось, что дело тут совсем пустяковое.
Но маг заверил, что сделать эту работу быстрее будет решительно невозможно, и пустился в долгие рассуждения по поводу сложности задачи. Конан ничего не понял из его объяснений, но поверил кудеснику на слово.
Покинув дом Газима, он бесцельно побродил по городу и вернулся на постоялый двор. Заказал себе в комнату вина и мяса, ушел наверх и там взаперти провел весь день и ночь, в ожидании утра.
Чуть только рассвело, он был уже у дома Га-зима. На долгий требовательный стук ему никто не ответил. Конан осторожно потянул за железное кольцо, и неожиданно легко дверь открылась. Из глубины дома потянуло запахом гари. Что ж, пожары — дело обычное, и киммериец не нашел в этом повода для беспокойства, но все же: непонятная тревога навалилась на варвара.
Конан негромко окликнул хозяина, но не получил никого ответа. Тогда он прошел внутрь дома и побрел чередой коридоров, ориентируясь на источник запаха. Чем дальше шел киммериец, тем тверже убеждался, что пожар случился как раз в рабочих комнатах Газима. Дверь в мастерскую мага куда-то исчезла вместе с косяком. Сам кабинет, почерневший от гари и копоти, являл собой настоящее поле боя, как будто здесь пронеслась орда диких пиктов. Все, что могло гореть, исчезло в пламени пожара, многочисленные плошки, кувшины и горшки устилали пол сплошным ковром из глиняных черепков. Не уцелело ничего. Киммериец не сразу заметил Газима. Маг так ужасно обгорел, что превратился в черную головешку. Одежда его истлела, и все тело покрывали страшные ожоги. Он сидел на полу, бессильно прислонясь спиной к стене, и если бы он не открыл глаза, загоревшиеся на обожженном лице двумя белыми пятнами, то Конан его бы и не нашел.
Газим с укором посмотрел на киммерийца и слабо пошевелил потрескавшимися, кровоточащими губами. Конан приблизился и присел рядом, силясь разобрать хотя бы слово. Но понять мага было невозможно.
Газим совсем обессилел и обезумел от боли. Жить ему оставалось недолго, и Конан стал действовать быстро и решительно.
Отправившись на кухню, он перерыл всю кладовку и там, среди кувшинов с оливковым маслом нашел запечатанную баклагу превосходного аквилонского вина. С этой находкой вернулся к умирающему, отбил горлышко фляги и осторожно влил несколько капель в приоткрытый рот чародея. Газим не сразу почувствовал вкус вина, ожоги его были так глубоки, что превратили небо и язык в сплошную кровоточащую язву.
Конан терпеливо вливал ему в рот каплю за каплей, пока баклага не опустела на четверть. Наконец вино добралось до неповрежденных тканей и возымело свое действие.
Газим открыл глаза и встретился с напряженным взглядом киммерийца.
— Из-за тебя… — прошелестели его полумертвые губы.
— Кто здесь был? — беспощадно спросил Конан, приблизив ухо к самым устам чародея.
— Огненный демон… — выдавил Газим и надолго замолчал, только тяжелое прерывистое дыхание говорило о том, что он все еще жив.
— Ты узнал имя человека? — Конан был непреклонен.
— Амалес… демон — его работа. Он нашел меня… Почувствовал заклинание. Я справился… Это нечестно… всего десять золотых… Вот, возьми…
Конан проследил за взглядом Газима. Маг, не в силах пошевелить рукой, разжал пальцы — его ладонь сжимала злополучную ореховую безделушку.
Конан спрятал ее в карман и поднялся на ноги.
— Ты честный человек, Газим, хоть и маг. Если это тебя утешит, то, клянусь жезлом Митры, смерть твоя не сойдет с рук Амалесу… — Киммериец хотел еще что-то добавить, но заметил, что маг его больше не слышит — душа несчастного отошла в небесные чертоги Бога Света.
Конан покинул дом Газима и медленно побрел по улице.
1 2 3 4 5