5
— Милорд, вы установили новый финансовый порядок.
— Да, но теперь нужно навести порядок в умах.
— Отлично, полагаю, это будет забавное зрелище.
— Кто правит умами москвичей?
— Помилуйте, господин, конечно, деньги.
— И всего лишь?
— Да, Сир.
— А как же гении?
— Да нет их.
— Милорд, здесь как-то все не так — где булыжные мостовые, где замки, где ухоженные парки?
— Мне неуютно здесь, — вдруг произнес молчаливый слуга, которого Магистр называл Шевалье.
— Магистр пропустил мимо ушей вопрос с мостовыми и обратился к Любезному:
— А что же наш «вноситель лепт», где он сейчас?
— В глуши, Милорд.
— Выражайся яснее.
— Извольте: в деревне, за двести километров от Москвы, в полуразвалившейся избе.
Надо навестить, все равно пока нечего делать.
И вся компания отправилась в гости к вершителю лепт за откровениями. Когда наконец отыскали деревянный дом на окраине деревни, уже наступили сумерки. Ополоумевший писатель черкал что-то в грязной ученической тетради.
— День добрый, — сказал Магистр, войдя в комнату.
Краснов отреагировал на шум, пронзил Магистра пустым взглядом и тихо сказал:
— Вечер добрый.
После этого опять окунулся в тетрадь, не обращая внимания на гостей.
— Что пишете?
— Роман, — многозначительно заявил Краснов. — Значит, роман? — Да.
— И, позвольте вас спросить, как называется?
— «Колодец».
— И о чем сие произведение?
— О духовном падении нации.
— Магистр удивился и продолжил расспрос.
— И что же, вся нация духовно пала?
— Вся без остатку.
— Откуда же такая уверенность, милейший?
— Я знаю, — произнес писатель и загадочно замолчал.
— Конечно, знает, недавно они, — и Любезный показал на бедного Краснова, — пытались искупать секретаршу своего шефа в ванне, наполненной шампанским.
— Ну, — протяжно произнес Магистр.
— Ну и искупал, — сказал Любезный.
— Ну и что тут такого, мне подарили десять ящиков полусладкого «Абрау-Дюрсо», я его все равно не пью, да и не было потом ничего, — обреченно сказал Краснов.
— Это ваша роковая ошибка, — дремуче произнес Магистр, — никогда, никогда не пользуйтесь полусладким, для ванны из шампанского подходит исключительно брют.
На это профессиональное замечание Краснов никак не отреагировал и так и продолжал смотреть куда-то вдаль.
— Ну, хорошо, а почему вы выбрали такое странное место для творчества?
— Здесь душа не сквернословит.
Магистр ничего не понял.
— И много ли вы написали?
— Тружусь.
Краснов начал симулировать муки творчества и профессиональную отрешенность.
— Значит, вы один пишете за всю совесть нации.
— Один, один как перст, а, позвольте вас спросить, по какому вы вопросу ко мне?
— О, батенька, мы специализируемся по самому широкому кругу вопросов, но в данный момент нас интересуют писатели, — ответил Любезный.
— Очень интересно, а вы из какой организации?
— Из самой высокой, — завопил Любезный, — Уж поверьте нам.
— Я вам ничего не скажу, оставьте меня в покое.
— А если мы заглянем в глаза вашей судьбы? — тихо спросил иностранец.
— От этих слов Краснов пришел в бурное беспокойство и начал кружится на кровати, бормоча одно и то же:
— Один, один как перст, за всех один… — Вводит себя в транс, Магистр, — произнес Лю-езный, — я видел это сотни раз у творческих людей.
— Ничего, вернем к жизни очень быстро.
Магистр склонился над Красновым, и их взгляды встретились.
— А если кто кроме тебя пишет великое?
Взгляд непрошеного гостя так поразил писателя, что он затрясся, вспоминая всех российских писателей, знакомых ему. Но зависть — это божественное взлелеянное человеком чувство — не способна на правду.
— Нету, никого нету, я костьми лег, я сюда ушел от людей, я с небом говорю, — вопил писатель.
Магистр тихо шепнул что-то на ухо Краснову. Взгляд его сразу оживился, воля и чувства вернулись, и он заговорил:
— Да, вспомнил, мой господин, конечно, конечно, есть, Андрей Варфоломеев.
— Значит, вы все же не одиноки в литературе.
— Конечно, нет, мы даже хотели написать роман в творческом тандеме, — неудобно заерзал Краснов.
— О, ну, уж про ваши тандемы мне достоверно известно, — юродиво сообщил Магистр и смерил убийственным взглядом Краснова.
— Ворует романы, — спокойно констатировал Любезный.
— Нет, что вы, как же можно, все сами, все сами пишем, — затрясся писатель.
— Монсеньор, я боюсь, вы его доведете до умопомешательства.
— Ничего, русской литературе не привыкать, там сумасбродов хватало.
— Мой господин, — завопил Краснов, — он живет здесь недалеко, один на даче.
— Кто он?
— Андрей Варфоломеев.
— Хорошо, а что он пишет?
— Не знаю точно, но очень необычно.
— Роман?
— Да.
— Интересно, и о чем там говорится?
— Я не знаю, мой господин, но это гениально, я читал и высказал свое мнение.
— Какое?
— Отрицательное, — уверенно произнес Краснов.
— И что же, позвольте, после этого с вами сделать?
— Мне все равно, — тихо и уверенно сказал Краснов.
— Ну что же, пусть будет так.
— А как же писатель Балтазар Елисеев? — спросил Любезный.
Тут писатель оживился и выдал такую сложно-отрицательную тираду, что вызвал даже восхищение Магистра и его спутников.
— Балтазар Елисеев стал лауреатом премии «Книга за книгу». Первое место было присуждено ему за роман «Пуп вечности». Во множестве интервью он проявил потрясающее видение судьбы. На большинство вопросов он отвечал вялой мимикой лица, а корреспонденты потом переводили эту мимику на свой вкус. Получалось очень цветистое интервью, выражавшее не столько предпочтения автора, сколько его сюрреалистический взгляд на литературу. Молчание, как это часто бывает, приняли за гениальность.
Краснов достал последнюю сигарету из-за уха, громко закурил и тихо произнес:
— Нет, вам нужен Варфоломеев.
6
Прохладным подмосковным утром иностранец со свитой пили чай у Андрея Варфоломеева. Он принял их за иностранных журналистов и, одичавший от одиночества, с удовольствием пригласил в гости.
— Так вы, значит, писатель? — спросил многозначительно Магистр.
Андрей замялся и не знал, что ответить.
— Пожалуй, можно утверждать, что писатель.
— Ну, конечно, писатель, — услышал он голос за спиной. Слуга Магистра держал в руках несколько страниц, набранных на компьютере.
— Ну, что там, Любезный?
— Сейчас прочитаю, Монсеиьор… «В начале не было ничего».
— Не ново, — сказал Магистр.
— «Потом явился свет. Темнота была зачатием света. Так рождается младенец, он видит свет и издает крик, крик жизни».
Воцарилась тишина, которую люди совершенно точно называют гробовой. Любезный продолжал:
— «Свет родился из глубины тьмы, но даже у тьмы есть свет. Луна — это фонарь темноты. Ее перво-возвестник. Так устроено все в этом мире — одно уравновешивает другое.
— Сколько бы сердец не соединилось на Земле, если бы не волшебство лунного света, Света Тьмы. Разве Солнце соединяет людей? Нет, Луна, свет темноты».
— Ваше?
Андрей одобрительно кивнул.
— Так, — как будто безучастно сказал Магистр и осмотрел жилище писателя с глубоким интересом. Его взгляд остановился на галерее пустых бутылок, стоящих в ряд около печки.
— Пьет все время, — тут же заметил Любезный.
— Пьяница? — возмущенно спросил иностранец.
Андрей хотел было оправдаться, но не успел открыть рот, как услышал голос Любезного.
— О, что вы, Монсеньор, как же это может быть, какой же он пьяница, пьет только благородные вина, преимущественно итальянское, вчера две бутылки «Бароло», давеча «Амароне» уговорил…
— Что это ты по-древнему заговорил?
— Но ведь вы, Милорд, знаете нашу природу, больше месяца и я впитываю в себя местный этнос, можно сказать, с кровью. — И Любезный с удовольствием опрокинул остатки красного вина из бутылки, стоящей на столе.
— Ладно, помолчи, зачем же вы, мой друг, тратите деньги на вино?
— Там истина, ведь вы знаете.
— В вине?
— Нет, во мне.
— А, что же, вы итальянские предпочитаете?
— Да, в основном.
— Позвольте полюбопытствовать, почему именно итальянские?
— Они теплее других, — сказал Андрей.
После этих слов Андрей жадно сглотнул и подумал о бокале красного вина.
— Рано еще об этом думать, — оборвал его мысли Магистр.
Магистр сразу отметил, что в этом доме никогда не было женщины.
— Вы не женаты? — спросил он неожиданно.
— Нет, к сожалению.
— Уверены, что «к сожалению»?
— Да, я жду ее, но она не приходит.
— Вы уверены, что нужно ждать?
— Конечно, а разве бывает по-другому?
Магистр улыбнулся кромкой губ и углубился в чаепитие.
— Шевалье, расскажите нашему другу, к чему приводит безучастное ожидание в любви.
Тот, кого Магистр называл Шевалье, побагровел, упал на колени и закрыл лицо руками.
— Что с ним? — спросил Андрей.
— С ним — великая трагедия любви, он ждал свою возлюбленную целую жизнь, но так и не дождался.
— Почему? — спросил Андрей.
— Он боялся признаться ей в любви, а она умерла от тоски, думая, что он ее не любит.
— И что теперь? — глупо спросил Андрей.
— Теперь он должен мучиться вечность, чтобы после вечности соединиться с любимой.
— Слова иностранца показались Андрею укором в его адрес. Андрей не знал, что говорить теперь.
— Радушие русского писателя, поверившего, что Магистр и его люди журналисты, удивило иностранца.
— Так у вас истина в форме заметок или на произведение какое-нибудь претендуете?
— Хочу написать роман.
— О чем?
— О Добре и Зле.
— И вы точно знаете, что есть добро и что есть зло?
— Нет, в этом и тяжесть моего труда, я не знаю, что они есть, знаю лишь, что они существуют, но как отделить одно от другого, где между ними граница, я не знаю, и это мучает меня.
— А зачем их делить, — сказал странный иностранец, — ведь человек — это черно-белое существо, разве не так?
Андрей не знал, что ответить.
— Вы верите в бога?
— Не знаю, — честно ответил Андрей.
— Не знаю, — тихо повторил иностранец, — это очень удобная форма общения с ним. Вы в него не верите, но признаете возможность его существования.
Андрей смущенно развел руками, не зная, что ответить.
— На всякий случай боитесь? — спросил Магистр и посмотрел в небо.
Андрей сразу понял, что имеет в виду загадочный иностранный гость:
— Зачем бояться, ведь он свет, а от света не бывает плохо.
— Не судите так, мой друг, яркое Солнце может обжечь вас.
Только теперь Андрей начал понимать, что гости, появившиеся в его доме, не совсем обычные люди.
— Да, мой друг, вы проницательны, мы — хранители тайных желаний.
Андрею показалось, что загадочный господин не то чтобы читает его мысли, но предвосхищает его вопрос молниеносным ответом. Магистр сделал паузу, чтобы посмотреть, какой эффект произвели его слова на Андрея.
— У вас есть тайные желания? — спросил Магистр, и по его глазам пробежал огонь.
Потухшие глаза Андрея вспыхнули, он ожил, и взволнованно сказал:
— Есть.
— Я слушаю, — преображаясь, ответил Магистр.
Его плащ как ветром вздернуло ввысь. Только сейчас Андрей заметил, что гость одет не по погоде, да и не так, как одеваются современные люди.
— А зачем вам мои желания?
— Я люблю исполнять желания честных людей.
Андрей, давно потерявший нить общения с этим бессмысленным для него миром, был удивлен. Конечно, интуиция сразу предупредила его, что сегодняшние гости необычные люди, но насколько необычные — он не мог даже предположить.
— Вы хотите славы? — вдруг спросил Магистр.
— Я не знаю, вернее, не уверен, хочу ли?
— Но ведь все хотят, и тогда она узнает, где вас искать.
— Она? — Андрея удивило не то, что сказал иностранец, а уверенность, с которой Магистр произнес — «она».
— Конечно, ведь вы любили одну женщину, насколько мне известно.
— Почему любил? Я и сейчас ее люблю, и только ее одну.
— Так почему вы не говорили ей об этом последние двадцать лет?
— А что я ей мог дать… — и Андрей обреченно обвел взглядом свое жилище.
— Разве нужно что-то давать? А почему вы уверены, что женщина потребует от вас что-нибудь, кроме любви?
— Но ведь настало такое время, когда…
Магистр опять прервал его:
— Какое еще время, — рассерженно сказал он, — Для любви все времена одинаковые, она не просит ничего взамен, разве вы, писатель, не знаете о таких простых вещах?
— Я об этом почему-то никогда не думал.
— Вот так, мой друг, вы сами обрекли себя на несчастье.
После этих слов Андрей ощутил страшную боль в затылке, боль начала усиливаться, захватывать все пространство вокруг — и вдруг исчезла.
Я умоляю вас, не превращайте его в узника.
Его женщина жива, отдайте Ее ему, я умоляю вас.
Я вымолил у вас вечность, чтобы встретиться
с Ней. Я отдаю свою вечность ему.
Да будет так, — сказал тот, кого называли
Магистром.
Андрею показалось, что все это он слышит во сне…
Он очнулся от того, что почувствовал, как по его губам в рот втекает удивительная жидкость, растворяющая сознание и вселяющая силы.
Что это? — спросил он, не зная у кого.
«Лакрима Кристи», оно вернет тебя к жизни, — сказал кто-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13