Перед казнью ему дали возможность вознести тайные молитвы. Отдав свой долг неведомому культу? Сивере хладнокровнейшим образом сунул голову в петлю. Многие полагали, что он вообще не человек. Так вот, именно Сивере забрал Матвея из лагеря с собой, предварительно подвергнув его каким-то изуверским испытаниям. Для чего Сабуров был ему нужен, неизвестно. С того момента следы Матвея теряются. Был ли он у Сиверса до конца войны или переходил к кому-то еще, чем занимался — тайна, покрытая мраком. Но выучился, судя по всему, многому…
— Почему вы так думаете?
— Есть причины. Когда советские части вошли в Германию, Матвею скрыться не удалось, хотя он наверняка пытался это сделать. Во время бомбежки Сабуров был тяжело ранен. Раненого его наши и подобрали.
— Погодите, кажется, я догадываюсь, что было дальше, — подался вперед Павел. — В числе прочих военнопленных его этапировали в СССР?
— Естественно. Потом долго разбирались — кто таков, зачем сдался в плен, почему не пытался бежать… Обычная история. В деле есть протоколы допросов Матвея. Следователь отмечает, что подсудимый упорно молчал, точнее, повторял одно и то же: работал в подсобном хозяйстве у немцев, пас скот, выращивал пшеницу. Дали ему в итоге десять лет — стандартная норма. Отсидел он из них семь, попал под амнистию. На зоне известной личностью был. Его не только заключенные, но и начальство побаивалось. В уголовные авторитеты, правда, не выбился, потому что к этому и не стремился, урок презирал. В пятьдесят третьем великий вождь и учитель умер, и Матвей вернулся в Глинск совершенно другим человеком. Ничего общего с тем, прошлым, Матвеем у него не было. Если что и осталось в нем светлого, человеческого, так это любовь, или, скорее, воспоминание о любви к Карасевой. Пришел, а у нее дочь растет, замужем побывала, хоть и недолго. Матвей к ней попытался пристроиться, да только ничего не вышло. Неизвестно, что между ними произошло, — одни говорят, ссора, другие утверждают, что она его выгнала, едва на пороге увидала… В общем, Матвей дом продал и переехал куда-то за город. Только, похоже, бабушка ваша его раскусила.
— Раскусила? В каком смысле? Катя отвела взгляд, уставилась куда-то в угол. Казалось, она взвешивает слова, прежде чем ответить на вопрос своего собеседника.
— Понимаете, Павел, — наконец решилась она. — Матвей был намного старше Анны. У него до войны уже была семья.
— Мне говорили. Лет пятнадцать, а то и двадцать у них с моей бабкой была разница. И что в этом позорного? От кого он прятался в глуши? Город у вас небольшой, все как на ладони.
— А вот представьте: пятнадцать или двадцать лет разницы плюс немецкий концлагерь плюс ранение и контузия, потом наши места не столь отдаленные… Человек после таких испытаний должен стариком выглядеть.
— А Матвей?
— А Матвей такой же, каким и до войны был. Статный, сильный, ни одного седого волоса. Люди поражались, как он сохранился, а Карасева сразу сообразила, в чем секрет его молодости.
— И в чем же?
— Ну, как? — Брови Кати изумленно поползли вверх. — Вы же только сегодня читали про упырей… Кто пьет кровь живого человека, тому передается чужая жизнь и чужая молодость, так и Матвей.
Павел откинулся на спинку стула.
— И вы в это верите? Вы же образованный человек, Катя!
— Не верила. До тех пор, пока с документами не ознакомилась. Да и что вокруг делается, вижу, не слепая.
— Вы хотите сказать, что Матвей продал душу дьяволу?
— Дьяволу, черту, Вельзевулу, Воланду… Слов много, а смысл один. Важно, что ваша бабушка это поняла.
— И Матвей, как я догадываюсь, стал ее врагом? — уточнил Павел.
— Сказать, что они открыто враждовали, нельзя. Но втайне…
— В чем это выражалось?
— Например, вашей бабушке неоднократно предлагали сотрудничество спецслужбы. Она иногда соглашалась, иногда нет.
— В этом, мне кажется, нет ничего зазорного, — пожал плечами Ткачев. — На Западе многие так поступают. Если человек обладает сверхспособностями, естественно, что государство стремится использовать его дар в своих интересах.
— Это хорошо, если цели у государства благие, — отозвалась Катя. — А если нет…
— Ее склоняли к доносам на клиентов?
— Это далеко не самое страшное, — усмехнулась девушка. — Анна Карасева умела насылать порчу. Ее пытались заставить устранять очень высокопоставленных персон. Но она отказалась.
— Что ж, достойно уважения, — не удержался от комментария Павел.
— Ее многие уважали, хотя толком никто не знал, куда ее возили по ночам. Думали, что лечить городское руководство. Когда же Карасева заартачилась, там, наверху, обратились к Матвею.
— И он оказался более предприимчивым?
— И насколько! Вероятно, ему не хватало лишь старта, некоего толчка. Скоро Сабуров в такие генералы вышел, что у кого угодно бы дух захватило. Хотя чинов официальных не имел, шитый золотом мундир или там ордена за заслуги не носил. Карасева пыталась по-своему противостоять ему, но куда там. На его стороне стояла огромная государственная машина… В общем, в итоге он натравил кого надо на Карасеву. Ломать ее начали с детей…
— Да, мои родители погибли во время автомобильной аварии…
— Похоже, авария эта была не случайной. Однако, несмотря на горе, Анна Антиповна не сдалась. Тогда Матвей взялся за нее как следует.
«Выходит, именно этому человеку я обязан тем, что остался сиротой и вырос в чужой стране, — подумал Павел и тут же сам себя оборвал: — Вот это да! Как быстро я стал называть Англию чужой страной! А ведь еще не далее как два дня назад… Ладно, проехали. Надо со здешними парадоксами быстрей кончать — и к родным пенатам…»
— Что же произошло потом? — спросил он у Кати.
— Ничего. Карасева бесследно исчезла. Куда — неизвестно. Да ее особенно никто и не искал…
— А Матвей?
— Он еще долго жил в городе. Такой же молодой и холостой.
— Неужели не женился? — не поверил Ткачев. — Вроде мужчины в цене после войны были.
— Мужчины всегда в цене, — обворожительно улыбнулась Катя, и Павел с удовольствием отметил про себя, что зубки у нее ровные, а на щеках, когда она улыбается, появляются очень даже симпатичные ямочки. — Но вы правы. Матвей себе подругу жизни так и не выбрал. Он вообще жил очень уединенно. Детей у него тоже не было, даже от первого брака. И вот тут-то мы и доходим до самого интересного.
— Ого! Еще интереснее, чем было?
— Думаю, да. Матвей взял из детдома приемного ребенка. Не знаю, тоска его заела или он кому-то дар свой темный уже тогда захотел передать… Упорен в этом был, говорят, просто жуть. Все бумаги собрал, все разрешения. Чтобы официально было. Приглядывался к детям долго. Воспитатели рассказывали, придет, сядет в углу — и молча исподлобья наблюдает.
— И кого же он в итоге выбрал?
— Девчонку одну, сироту. Матвей удочерил ее, обучил всему, что знал, и умер.
— Как же он умер? Он же не мог умереть обычной человеческой смертью, вы мне сами только что сказали! — удивился Павел.
— О, это отдельная история, — усмехнулась Катя, поднимаясь со стула и глядя, как Павел расплачивается за обед. — Пошли, на обратном пути расскажу.
Ткачев спрятал бумажник, распахнул перед девушкой дверь и пропустил Катю вперед, не без удовольствия отметив крайне соблазнительные особенности стройной фигурки — тонкую талию, лебединую шею…
— Так вот, Павел, завершая наш экскурс в историю города Глинска, — бодро сказала Катя, шагая по разогретому полуденным солнцем тротуару, — скажу вам, что умер Матвеи очень интересно.
— Я весь внимание.
— Дело в том, что между вашей бабушкой и Матвеем не так все просто было.
— Я понимаю…
— Нет, я о другом. Думаю, у Карасевой было что-то, что Матвей страстно стремился заполучить и ради этого не остановился бы ни перед чем… Нашли же Матвея в лесу — упал в волчью яму, прямо на острые колья, которые торчали на дне. В кармане у него была найдена то ли записка, то ли карта с точным указанием этой волчьей ямы, причем написанная явно не им. Никаких других улик не нашли, потому произошедшее сочли несчастным случаем и дело закрыли.
— И что же в этой смерти странного?
— А то, что записка была написана рукой вашей бабушки, Анны Антиповны Карасевой, и колья на дне этой ямы были сделаны не из дуба или там ольхи, а из осины.
— А это откуда известно?
— Из протокола. А насчет осины — я сама туда ходила. Яма эта там до сих пор есть. Сгнило все, конечно, но кое-какие следы сохранились. Павел присвистнул.
— Так вы хотите сказать…
— Да, именно это и хочу. Яма была западней. Анна Антиповна точно все рассчитала. Она знала, что Матвей будет искать вещь, принадлежащую ей, и оставила карту или схему того, где она спрятана. Карту, как водится, поместила в яйцо, яйцо в утку, утку в зайца и так далее, чтобы Матвей, добыв карту, поверил что она настоящая. По крайней мере я бы именно так поступила.
— А когда колдун пришел к указанному месту, его поджидал сюрприз? — подхватил Павел, недоумевая, как он сам раньше не догадался.
— Конечно. Все проще простого. И концов не найдешь.
— Действительно, — усмехнулся Павел, на минуту представив, как какой-нибудь местный Пинкертон делает подобный доклад перед милицейским начальством. Психушка — минимум, на что он мог бы рассчитывать сразу после его окончания.
— Катя, можно, я сам эти дела почитаю? — не выдержал Павел, заметив, что они уже подошли к дверям библиотеки.
— Не верите? — задорно рассмеялась девушка. — Сейчас принесу. Они теперь в открытом доступе.
— И многие спрашивают?
— Есть кое-кто. Воспитанница Матвея интересовалась. На дом ей возили. Что удивительно, оба дела она вернула. Я сама опись документов составляла, там ничего не пропало. Идите в читальный зал. Я мигом.
Катя поспешила в хранилище, но по пути остановилась, обернулась и смущенно заулыбалась.
— И спасибо за обед, Павел.
Скоро Катя притащила два аккуратных скоросшивателя и оставила Павла наедине с личными делами Анны Карасевой и Матвея Сабурова. Ткачев углубился в чтение. Он листал материалы, не отрываясь, и спохватился только перед закрытием, когда в библиотеке погасили верхний свет, а к его столу снова подошла Катя.
— Закончили? Убедились, что я ничего не насочиняла?
— Да, Катя. Спасибо за помощь. Позвольте я провожу вас. Вы далеко живете?
— Да нет, не особенно. Минут двадцать пешком. Давайте я отнесу материалы в архив, и потом мы свободны.
Они под руку вышли на улицу. Теплый летний вечер только опускался на Глинск. Робкие сиреневые сумерки намечались над горизонтом, и в воздухе застыла умиротворяющая тишина. Город собирался на покой. Истомившиеся за день говорливые бабульки в платочках и ситцевых юбках уже поднимались со своих лавочек в уютных двориках, а непреклонные мамаши тащили упирающихся, перепачканных уличной пылью детей домой ужинать. В густой листве деревьев умолкли птицы, а солнце, ленивое, оранжево-розовое, плавно клонилось к закату, готовясь упасть в прозрачную пелену перистых облаков на горизонте.
То ли очарованный красотой окружающего пейзажа, то ли просто оттого, что ужасно не хотелось тащиться в гостиницу с тараканами, Павел решил попытаться продолжить интересное знакомство.
— А скажите мне, Катя, — с «тэйлоровской» улыбкой на устах начал он, — где в Глинске можно приятно провести вечер? Предположим, в кино сходить, в баре посидеть, в боулинг сгонять?
Катя заинтересованно улыбнулась.
— Все можно. В одном и том же месте. Развлекательный центр «Сатурн». Вам так объяснить или проводить до дверей?
— Честно говоря, я рассчитывал, что вы составите мне компанию, — объявил Павел.
— Вот как?
— Конечно. Вы столько для меня сегодня сделали, так помогли мне продвинуться в моих… э-э-э… изысканиях. Я хотел бы вас отблагодарить. Просто по-дружески.
— Ну раз по-дружески, тогда пойдемте.
Катя развернулась в противоположную сторону и зашагала вниз по улице — вдоль висящих в пыльных двориках чьих-то цветастых простыней, вдоль унылых однообразно желтых двухэтажных зданий довоенной постройки и лениво облаивающих кого ни попадя дворняг, коротающих время в придорожных зарослях лопухов.
— Кстати, «Сатурн» принадлежит Ларисе Кирьяш, воспитаннице Матвея, о которой я вам сегодня рассказывала, — обернулась к Павлу Катя, окончательно войдя в роль экскурсовода. — В общем-то почти все, что приносит в Глинске солидный доход, принадлежит ей. Исключительно удачливая бизнес-леди.
— Надо же, а я собрался было спросить, что стало с несчастной сиротой после смерти Матвея.
— Теперь она уже не несчастная сирота. Совсем наоборот.
— Рад за нее. А поесть в «Сатурне» можно? — поинтересовался Павел.
— Еще как! Там такие изыски… У нас туда в основном приезжие и заходят. Не с нашими зарплатами так шиковать…
«Сатурн» оказался вполне приличным, даже по московским меркам, трехэтажным развлекательным комплексом. На первом уровне помещалось три небольших кинозала, в каждом из которых крутили разные фильмы (не в смысле содержания, конечно, а в смысле названий — что-то вроде «Умри, тварь», «Не лохмать бабушку», «Убийство за три бакса», «Любовь на крыше небоскреба» или что-то в этом роде).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
— Почему вы так думаете?
— Есть причины. Когда советские части вошли в Германию, Матвею скрыться не удалось, хотя он наверняка пытался это сделать. Во время бомбежки Сабуров был тяжело ранен. Раненого его наши и подобрали.
— Погодите, кажется, я догадываюсь, что было дальше, — подался вперед Павел. — В числе прочих военнопленных его этапировали в СССР?
— Естественно. Потом долго разбирались — кто таков, зачем сдался в плен, почему не пытался бежать… Обычная история. В деле есть протоколы допросов Матвея. Следователь отмечает, что подсудимый упорно молчал, точнее, повторял одно и то же: работал в подсобном хозяйстве у немцев, пас скот, выращивал пшеницу. Дали ему в итоге десять лет — стандартная норма. Отсидел он из них семь, попал под амнистию. На зоне известной личностью был. Его не только заключенные, но и начальство побаивалось. В уголовные авторитеты, правда, не выбился, потому что к этому и не стремился, урок презирал. В пятьдесят третьем великий вождь и учитель умер, и Матвей вернулся в Глинск совершенно другим человеком. Ничего общего с тем, прошлым, Матвеем у него не было. Если что и осталось в нем светлого, человеческого, так это любовь, или, скорее, воспоминание о любви к Карасевой. Пришел, а у нее дочь растет, замужем побывала, хоть и недолго. Матвей к ней попытался пристроиться, да только ничего не вышло. Неизвестно, что между ними произошло, — одни говорят, ссора, другие утверждают, что она его выгнала, едва на пороге увидала… В общем, Матвей дом продал и переехал куда-то за город. Только, похоже, бабушка ваша его раскусила.
— Раскусила? В каком смысле? Катя отвела взгляд, уставилась куда-то в угол. Казалось, она взвешивает слова, прежде чем ответить на вопрос своего собеседника.
— Понимаете, Павел, — наконец решилась она. — Матвей был намного старше Анны. У него до войны уже была семья.
— Мне говорили. Лет пятнадцать, а то и двадцать у них с моей бабкой была разница. И что в этом позорного? От кого он прятался в глуши? Город у вас небольшой, все как на ладони.
— А вот представьте: пятнадцать или двадцать лет разницы плюс немецкий концлагерь плюс ранение и контузия, потом наши места не столь отдаленные… Человек после таких испытаний должен стариком выглядеть.
— А Матвей?
— А Матвей такой же, каким и до войны был. Статный, сильный, ни одного седого волоса. Люди поражались, как он сохранился, а Карасева сразу сообразила, в чем секрет его молодости.
— И в чем же?
— Ну, как? — Брови Кати изумленно поползли вверх. — Вы же только сегодня читали про упырей… Кто пьет кровь живого человека, тому передается чужая жизнь и чужая молодость, так и Матвей.
Павел откинулся на спинку стула.
— И вы в это верите? Вы же образованный человек, Катя!
— Не верила. До тех пор, пока с документами не ознакомилась. Да и что вокруг делается, вижу, не слепая.
— Вы хотите сказать, что Матвей продал душу дьяволу?
— Дьяволу, черту, Вельзевулу, Воланду… Слов много, а смысл один. Важно, что ваша бабушка это поняла.
— И Матвей, как я догадываюсь, стал ее врагом? — уточнил Павел.
— Сказать, что они открыто враждовали, нельзя. Но втайне…
— В чем это выражалось?
— Например, вашей бабушке неоднократно предлагали сотрудничество спецслужбы. Она иногда соглашалась, иногда нет.
— В этом, мне кажется, нет ничего зазорного, — пожал плечами Ткачев. — На Западе многие так поступают. Если человек обладает сверхспособностями, естественно, что государство стремится использовать его дар в своих интересах.
— Это хорошо, если цели у государства благие, — отозвалась Катя. — А если нет…
— Ее склоняли к доносам на клиентов?
— Это далеко не самое страшное, — усмехнулась девушка. — Анна Карасева умела насылать порчу. Ее пытались заставить устранять очень высокопоставленных персон. Но она отказалась.
— Что ж, достойно уважения, — не удержался от комментария Павел.
— Ее многие уважали, хотя толком никто не знал, куда ее возили по ночам. Думали, что лечить городское руководство. Когда же Карасева заартачилась, там, наверху, обратились к Матвею.
— И он оказался более предприимчивым?
— И насколько! Вероятно, ему не хватало лишь старта, некоего толчка. Скоро Сабуров в такие генералы вышел, что у кого угодно бы дух захватило. Хотя чинов официальных не имел, шитый золотом мундир или там ордена за заслуги не носил. Карасева пыталась по-своему противостоять ему, но куда там. На его стороне стояла огромная государственная машина… В общем, в итоге он натравил кого надо на Карасеву. Ломать ее начали с детей…
— Да, мои родители погибли во время автомобильной аварии…
— Похоже, авария эта была не случайной. Однако, несмотря на горе, Анна Антиповна не сдалась. Тогда Матвей взялся за нее как следует.
«Выходит, именно этому человеку я обязан тем, что остался сиротой и вырос в чужой стране, — подумал Павел и тут же сам себя оборвал: — Вот это да! Как быстро я стал называть Англию чужой страной! А ведь еще не далее как два дня назад… Ладно, проехали. Надо со здешними парадоксами быстрей кончать — и к родным пенатам…»
— Что же произошло потом? — спросил он у Кати.
— Ничего. Карасева бесследно исчезла. Куда — неизвестно. Да ее особенно никто и не искал…
— А Матвей?
— Он еще долго жил в городе. Такой же молодой и холостой.
— Неужели не женился? — не поверил Ткачев. — Вроде мужчины в цене после войны были.
— Мужчины всегда в цене, — обворожительно улыбнулась Катя, и Павел с удовольствием отметил про себя, что зубки у нее ровные, а на щеках, когда она улыбается, появляются очень даже симпатичные ямочки. — Но вы правы. Матвей себе подругу жизни так и не выбрал. Он вообще жил очень уединенно. Детей у него тоже не было, даже от первого брака. И вот тут-то мы и доходим до самого интересного.
— Ого! Еще интереснее, чем было?
— Думаю, да. Матвей взял из детдома приемного ребенка. Не знаю, тоска его заела или он кому-то дар свой темный уже тогда захотел передать… Упорен в этом был, говорят, просто жуть. Все бумаги собрал, все разрешения. Чтобы официально было. Приглядывался к детям долго. Воспитатели рассказывали, придет, сядет в углу — и молча исподлобья наблюдает.
— И кого же он в итоге выбрал?
— Девчонку одну, сироту. Матвей удочерил ее, обучил всему, что знал, и умер.
— Как же он умер? Он же не мог умереть обычной человеческой смертью, вы мне сами только что сказали! — удивился Павел.
— О, это отдельная история, — усмехнулась Катя, поднимаясь со стула и глядя, как Павел расплачивается за обед. — Пошли, на обратном пути расскажу.
Ткачев спрятал бумажник, распахнул перед девушкой дверь и пропустил Катю вперед, не без удовольствия отметив крайне соблазнительные особенности стройной фигурки — тонкую талию, лебединую шею…
— Так вот, Павел, завершая наш экскурс в историю города Глинска, — бодро сказала Катя, шагая по разогретому полуденным солнцем тротуару, — скажу вам, что умер Матвеи очень интересно.
— Я весь внимание.
— Дело в том, что между вашей бабушкой и Матвеем не так все просто было.
— Я понимаю…
— Нет, я о другом. Думаю, у Карасевой было что-то, что Матвей страстно стремился заполучить и ради этого не остановился бы ни перед чем… Нашли же Матвея в лесу — упал в волчью яму, прямо на острые колья, которые торчали на дне. В кармане у него была найдена то ли записка, то ли карта с точным указанием этой волчьей ямы, причем написанная явно не им. Никаких других улик не нашли, потому произошедшее сочли несчастным случаем и дело закрыли.
— И что же в этой смерти странного?
— А то, что записка была написана рукой вашей бабушки, Анны Антиповны Карасевой, и колья на дне этой ямы были сделаны не из дуба или там ольхи, а из осины.
— А это откуда известно?
— Из протокола. А насчет осины — я сама туда ходила. Яма эта там до сих пор есть. Сгнило все, конечно, но кое-какие следы сохранились. Павел присвистнул.
— Так вы хотите сказать…
— Да, именно это и хочу. Яма была западней. Анна Антиповна точно все рассчитала. Она знала, что Матвей будет искать вещь, принадлежащую ей, и оставила карту или схему того, где она спрятана. Карту, как водится, поместила в яйцо, яйцо в утку, утку в зайца и так далее, чтобы Матвей, добыв карту, поверил что она настоящая. По крайней мере я бы именно так поступила.
— А когда колдун пришел к указанному месту, его поджидал сюрприз? — подхватил Павел, недоумевая, как он сам раньше не догадался.
— Конечно. Все проще простого. И концов не найдешь.
— Действительно, — усмехнулся Павел, на минуту представив, как какой-нибудь местный Пинкертон делает подобный доклад перед милицейским начальством. Психушка — минимум, на что он мог бы рассчитывать сразу после его окончания.
— Катя, можно, я сам эти дела почитаю? — не выдержал Павел, заметив, что они уже подошли к дверям библиотеки.
— Не верите? — задорно рассмеялась девушка. — Сейчас принесу. Они теперь в открытом доступе.
— И многие спрашивают?
— Есть кое-кто. Воспитанница Матвея интересовалась. На дом ей возили. Что удивительно, оба дела она вернула. Я сама опись документов составляла, там ничего не пропало. Идите в читальный зал. Я мигом.
Катя поспешила в хранилище, но по пути остановилась, обернулась и смущенно заулыбалась.
— И спасибо за обед, Павел.
Скоро Катя притащила два аккуратных скоросшивателя и оставила Павла наедине с личными делами Анны Карасевой и Матвея Сабурова. Ткачев углубился в чтение. Он листал материалы, не отрываясь, и спохватился только перед закрытием, когда в библиотеке погасили верхний свет, а к его столу снова подошла Катя.
— Закончили? Убедились, что я ничего не насочиняла?
— Да, Катя. Спасибо за помощь. Позвольте я провожу вас. Вы далеко живете?
— Да нет, не особенно. Минут двадцать пешком. Давайте я отнесу материалы в архив, и потом мы свободны.
Они под руку вышли на улицу. Теплый летний вечер только опускался на Глинск. Робкие сиреневые сумерки намечались над горизонтом, и в воздухе застыла умиротворяющая тишина. Город собирался на покой. Истомившиеся за день говорливые бабульки в платочках и ситцевых юбках уже поднимались со своих лавочек в уютных двориках, а непреклонные мамаши тащили упирающихся, перепачканных уличной пылью детей домой ужинать. В густой листве деревьев умолкли птицы, а солнце, ленивое, оранжево-розовое, плавно клонилось к закату, готовясь упасть в прозрачную пелену перистых облаков на горизонте.
То ли очарованный красотой окружающего пейзажа, то ли просто оттого, что ужасно не хотелось тащиться в гостиницу с тараканами, Павел решил попытаться продолжить интересное знакомство.
— А скажите мне, Катя, — с «тэйлоровской» улыбкой на устах начал он, — где в Глинске можно приятно провести вечер? Предположим, в кино сходить, в баре посидеть, в боулинг сгонять?
Катя заинтересованно улыбнулась.
— Все можно. В одном и том же месте. Развлекательный центр «Сатурн». Вам так объяснить или проводить до дверей?
— Честно говоря, я рассчитывал, что вы составите мне компанию, — объявил Павел.
— Вот как?
— Конечно. Вы столько для меня сегодня сделали, так помогли мне продвинуться в моих… э-э-э… изысканиях. Я хотел бы вас отблагодарить. Просто по-дружески.
— Ну раз по-дружески, тогда пойдемте.
Катя развернулась в противоположную сторону и зашагала вниз по улице — вдоль висящих в пыльных двориках чьих-то цветастых простыней, вдоль унылых однообразно желтых двухэтажных зданий довоенной постройки и лениво облаивающих кого ни попадя дворняг, коротающих время в придорожных зарослях лопухов.
— Кстати, «Сатурн» принадлежит Ларисе Кирьяш, воспитаннице Матвея, о которой я вам сегодня рассказывала, — обернулась к Павлу Катя, окончательно войдя в роль экскурсовода. — В общем-то почти все, что приносит в Глинске солидный доход, принадлежит ей. Исключительно удачливая бизнес-леди.
— Надо же, а я собрался было спросить, что стало с несчастной сиротой после смерти Матвея.
— Теперь она уже не несчастная сирота. Совсем наоборот.
— Рад за нее. А поесть в «Сатурне» можно? — поинтересовался Павел.
— Еще как! Там такие изыски… У нас туда в основном приезжие и заходят. Не с нашими зарплатами так шиковать…
«Сатурн» оказался вполне приличным, даже по московским меркам, трехэтажным развлекательным комплексом. На первом уровне помещалось три небольших кинозала, в каждом из которых крутили разные фильмы (не в смысле содержания, конечно, а в смысле названий — что-то вроде «Умри, тварь», «Не лохмать бабушку», «Убийство за три бакса», «Любовь на крыше небоскреба» или что-то в этом роде).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15