Иногда бывала более "доступной".
- Я и сама не могу объяснить, откуда это у меня. Просто появляется потребность писать именно так. То, что я делала раньше, - слишком примитивно. Я думаю, что это болезнь "роста", хотя не знаю, к чему меня это приведет.
А Севенарта это, кажется, устраивало. Он считал, что Катя успокоилась и настроение у нее неплохое. Похоже на то, что теперь у нее нет желания расстаться с этим уютным домом и, пожалуй, с ним.
Территория, куда Катя беспрепятственно могла ходить, заметно расширилась. Однажды, гуляя по парку, он" перешла овраг, поднялась на холм и направилась к аллее кипарисов, казавшихся на фоне окружающей зелени особенно темными и мрачными. Она подошла к ограде кладбища. Прошла вдоль стены с замурованными урнами. В самом конце ее остановилась у совсем недавнего захоронения: еще не высох скрепляющий камни цемент. Необычные цветы были посажены возле этого места:
яркие кусты календулы - цветок Украины, России, как считала Катя. Рядом с розами и лилиями он горел неярко, словно сознавая, что не смеет соперничать, Катя прочитала фамилию умершего: Франсуа Мелонье, какой-то француз. Еще молод. Подошли женщина и мужчина, после приветствия спросили Катю:
- Вы знали его?
- Нет. Я здесь недавно.
Ответ, по-видимому, удовлетворил пару, и они ушли, тихо беседуя.
Катя загляделась на бабочку. Она порхала над календулой, затем, словно торжествуя, взлетала высоко и снова припадала к цветам.
Захрустел гравий. Перед Катей остановился мужчина. Он был худ и бледен, одет в свободного покроя блузу с короткими рукавами и в темные шорты. Какая-то болезненная робость была в его взгляде, движениях. Он спросил заикаясь:
- Вы пришли к нему? - Он кивнул головой в сторону свежего захоронения.
- Нет, зашла случайно.
Незнакомец странно, как-то особенно печально еще раз оглядел Катю. Ее будто что-то подтолкнуло.
- А вы его знали?
- Знал. Его многие знали. А вот вы оттого и не знали, что никогда не приходите к нам. Не интересуетесь, значит... все... никто не нужен, лучше в одиночку...
Катя не могла понять-то ли он разговаривает сам с собой, то ли обращается к ней.
- Но я не знаю, куда это к вам. Вы так странно говорите.
Незнакомец не спешил ответить. Печаль в его глазах словно еще
сильнее обозначилась. Он вынул откуда-то из-под блузы маленький камешек с нарисованным на нем кругом и положил рядом со стеной.
- Что это означает? - Катя нагнулась, рассматривая камешек, не решаясь дотронуться до него.
- Это память о наших беседах. Круг - символ вечности...
- Он был вашим другом?
- Зачем? Не стоит это делать здесь. Так часто все уезжают, бросают людей... Уходят, все уходят... Вот так и живем, расставаясь вечно с кем-то и с чем-то...
"Он болен -видно по всему".
- Франсуа... Он француз?
- Вы хотите это знать, вам это нужно? Да?.. Хорошо, вы мне нравитесь, я покажу вам его облик. - Незнакомец опять откуда-то из-под блузы достал сложенный в несколько раз листок, развернул, разгладил. Контурным, мастерски выполненным рисунком анфас и в профиль был изображен человек явно негроидного типа. Катя едва удержалась от возгласа удивления. Она узнала этого человека. Но это же никакой не Франсуа Мелонье - он носил совсем другое имя... Катя дважды встречалась и беседовала с ним на выставках. Она помнит его улыбку: открытую, дружелюбную. Нет, она не ошибается - он не был похож на кого-то. Он был особенным, этот замечательный, без вести пропавший художник.
- Вам нравится его лицо?
- Очень. Хорошее, доброе. Вы страдаете от этой утраты?
- До чего вы странная... О чем страдать? Раз я помню его, значит, не утратил. А ему так лучше. Кончилась эта бессмыслица...
Глаза незнакомца вдруг изменили выражение, словно где-то в глубине засветился огонь. Он заговорил, хоть и заикаясь по-прежнему, быстро, и хотя Катя свободно владела французским языком, едва успевала улавливать смысл сказанного.
- Неужели вы все еще пребываете в неведении? И, похоже, радуетесь жизни? Но это ненормально, совершенно ненормально... Здесь мы только обязаны выполнить долг, внушить людям, чтобы они больше ни к чему не стремились. Остановиться... вернуться к истокам жизни, не бежать... Из-за этой спешки и алчности гибель неизбежна, близка. Он, - незнакомец указал рукой на урну, - выполнил свой долг, Сделал, сказал что нужно., хорошо сказал... Теперь он отдыхает Покой. Вам знаком покой? Вы изведали его?
Незнакомец крепко сжал запястье Катиной руки. Она отдернула её и инстинктивно отмахнулась как от безумного человека. Он тотчас же замолчал, взгляд погас.
- Ну да, я вас напугал... Но я не хотел этого. Я не понял, что вы еще не прозрели. А мне почему-то так хочется, чтобы мы одинаково смотрели на мир.
Катя, переполненная состраданием к этому, чем-то невыразимо симпатичному ей человеку, сама взяла его руку, слегка сжав.
- Я не испугалась... нисколько... наоборот, мне хочется подружиться с вами. Вы художник?
- Да. Я плохой художник, но много работаю - это требует выхода.
Вы мне очень, очень нравитесь...
- И вы мне. Проводите меня, я покажу, где живу. Меня зовут Катей, а вас?
- Я Жак Лавер.
Жак пошел с Катей и не отказался от приглашения на чашечку кофе.
Он держался деликатно, по-прежнему робко, пил кофе маленькими глотками.
Когда Катя вышла проводить Жака, был вечер, точнее, тихие теплые сумерки, но под деревьями сплошная чернота, серп месяца едва светился, и лишь сиренево-алая полоса пересекала вечернюю прозелень неба. Свет из окна дома падал на лицо Жака. Катя дотронулась до его рукава
- Вы придете завтра, Жак? Я буду вас ждать.
Но тут же она почувствовала, как невидимая преграда словно отдалила его, сделала чужим, посторонним. Он явно не видел ее и думал о своем, хотя понял, о чем она просит.
- Может быть. Но я же работаю и работаю. Так, как сегодня, бывает редко. Я потерял слишком много времени. Это плохо. Но мне казалось, что Франсуа меня позвал, что я ему был зачем-то нужен. Доброй ночи, мадемуазель Катрин.
Катя стояла в дверях веранды до тех пор, пока фигура Жака не растворилась в уже по-настоящему вечерней темноте. Серп месяца стал ярким, и под ним, чуть в стороне, загорелась вечерняя звезда.
ЗАПОЗДАВШИЕ СОЖАЛЕНИЯ
Все страны Земли уже сотню лет назад объединились в сообществе "Единство". В центр управления "Единства" избирались лучшие умы мира. Конечно, создание сообщества было долгим и трудным, окончательно оно сформировалось лишь тогда, когда миновала угроза войн "высоких энергий".
Казалось бы, на земле наступает долгожданный золотой век. Но земляне не ожидали, что их поджидает беда. И беда страшная. Новая болезнь, избиравшая своими жертвами лишь выдающихся людей науки, культуры и политики.
Вот об этом только что закончился разговор главы Всемировой тайной охраны "Единства" Гая Марковича Кленова с известнейшим врачом.
Теперь, оставшись один, он ждал посетителя. Пришел человек с иссинячерными длинными волосами. Черты лица несколько асимметричны, пристальный взгляд небольших колючих глаз. Кленов с удивлением его рассматривал.
- Ну, Фарид, да тебя не узнаешь... Чудо перевоплощения.
Кленов по-отечески обнял Фарида.
- Не бойся сна. Теперь, после операции, тебе не страшны их проверки.
Проводив Фарида, Кленов зашел в большую комнату. Весь пол в ней был устлан репродукциями картин. Кленов прошелся, рассматривая их, Возле аппаратуры хлопотал сотрудник.
- Как, хороши картинки? Никакая наука полсотни лет назад не могла додуматься, что можно превратить в орудие убийства. Тяжело работать?
- Насмотришься на них, чувствуешь себя дискомфортно. Мысли лезут, как раньше говорили, "от лукавого". Если репродукции так заряжены, то картины - изощренные убийцы. Отвращение к ним будто к живым, будто в них сконцентрирована ненависть и злоба к людям.
- Ничего. Потерпим до поры... Что сообщил "горец"?
- Наши предположения подтвердились. "Цех" художников действительно существует, находится всего в двадцати километрах от Парижа.
Это якобы психиатрическая больница закрытого типа, куда помещают хроников с тяжелой формой болезни. Картины создаются там. Проверены данные многих исчезнувших художников из разных стран. Большинство из них "пропадали" одинаково: заболевание, приезжает врач и забирает больного. Куда увозили, что за врачи, установить тогда не могли.
Кленов еще раз бегло окинул взглядом репродукции:
- Все фантастически усложняется в наше время. Еще двадцать лет назад работали совсем иначе А что дальше?
Доктор Дадышо наблюдал за происходящим на экране. Вспышки редкие, слабые, неритмичные. Значит, контакт с "приемником" нарушен, он не может брать энергию и работать по заданной программе.
Дадышо вызвал ассистента.
- Распорядитесь, чтобы проверили все каналы связи с "Око".
Дадышо знал, что во всем мире люди охвачены тревогой. Причины заболеваний не разгаданы. "Концерн" Дадышо может продолжать работу и готовить "объекты". "Мир так изменился... не надо разрушительных бомб, не надо ничего уничтожать. "Единство" рухнет. Можно представить, какие битвы разыграются за лучшие куски. Напрасно Маргарет считает предварительный раздел мира надежной основой. Будет большая свара... Дадышо помрачнел, мысли складывались не радужные. "Не придется ли мне "усмирять" наших теперешних союзничков? А потом? Где конец насилию над человеческим разумом? Вот его участь "властелина рассудка" -не злая ли это насмешка судьбы? Убивай, убивай, убивай..."
Дадышо прошел в библиотеку, посмотрел репродукцию с картины Покровского "Метаморфозы Анны". Он перевел изображение в объемное и любовался прелестью незнакомой женщины. Чистота, величие духа угадывались в этой славянке - сильная кровь не отравлена, как у изнеженных ночных женщин.
Хобби Дадышо - выдающиеся люди всего мира. Он занимается разработкой повторяемости событий в мире, а главное, повторяемости отдельных людей, абсолютно идентичных. Он накопил уже массу материала об этом и теперь много времени отдавал решению этой задачи.
"Какие законы управляют этим удивительным явлением?" О людяхдвойниках у него собрана большая коллекция, книги о них, произведения искусства, созданные ими, и даже сведения о частной жизни.
Последние дни собственные мысли делали Дадышо пленником, приходили незваные, заставляли память служить им. Он много думал о Покровском. Его угнетало сожаление о скорой гибели художника. Может быть, это вызвало желание удалиться в маленький кинолекторий, где он любил смотреть старинные кинофильмы.
У Дадышо было множество знакомых на протяжении всей его жизни, но, как ни странно, никогда не было товарища, друга, с которым он бы мог поделиться своими мыслями и планами, с кем мог "отвести душу".
И вот теперь такое место в его мыслях занял Владислав Покровский.
Дадышо представлял, как бы они беседовали, спорили или вместе отправились в дальнее путешествие.
Мысли о Покровском причудливо переплетались с каждодневной его жизнью, и, наконец, без этих мыслей, без мечты о дружбе и общении с Покровским Дадышо не проходило и дня. Более того, исподволь у него зарождалась антипатия к магистру, порой переходящая в отвращение к нему: ведь это он выбрал Покровского объектом для использования его в своих зловещих намерениях, зная, чем кончится этот эксперимент.
Случилось так, что, изучая творчество Покровского, Дадышо обнаружил поразительное сходство художника с артистом Дворжецким, жившим во второй половине двадцатого века. Артист сыграл несколько ярких ролей в кино и рано умер.
Дадышо интересовала связь внешности человека с характером и способностями Возможно, в Дворжецком мир мог бы обрести выдающегося художника, а Владислав Покровский мог стать большим артистом. Дадышо сожалел, что проверить свои предположения он уже не сможет - Покровского очень скоро не будет.
Дадышо поудобнее уселся - сейчас он посмотрит старый фильм. По экрану пробежали большие, красные, словно накаленные, буквы: "Бег".
По одноименному роману Михаила Булгакова.
Мягкий пушистый снег покрывал землю. В экзотической стране русских творилось безумие. Славянские характеры проявлялись отчетливей в бушующем хаосе. Спасал прелестную, беспомощную женщину русский интеллигент. Все было как в нелепом, кошмарном сне. Хлестали выстрелы, падали люди, метались кони. И в этом вихре, в этом бесцельном безудержном беге людей появился генерал Хлудов. Он безумен, уродлив, страшен и прекрасен.
"Они так могли... гореть, забывать, что это игра... не жалеть жизни...
какой артист!"
Дадышо, отдавшись чувствам, сопереживал, волновался, многое ему было непонятно, но все было настолько убедительно, что усомниться в правдивости рассказанного о той, ушедшей, жизни было невозможно. Все дышало правдой, вся игра талантливых актеров была не представлением, а скорее их истинной жизнью в актерском перевоплощении.
Но вот в далекой, чужой стране томились те, кто уже не имел права ступить на землю родины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10