- А теперь? - спросил Келли.
- Дай ему еще минутку, - ответил Доминик. Он перегнулся всем телом
через бортик, рискуя свалиться в бассейн. - Мне кажется, я вижу...
У Келли заныла спина от напряжения. Ему не нравилось, как выглядят
новые органы Джорджи. Они безжизненно колыхались в воде, подобно
водорослям. Если с горгоном что-то случилось...
- Я его отпускаю, - хрипло сказал Келли.
К вящему ужасу Келли, когда он разжал руки, Джорджи остался под
водой. Келли потянулся его схватить, но горгон ускользнул от него. Мягкие
плоские отростки, отходящие от шарообразного тела, мгновенно затвердели.
Работая ими, как веслами, Джорджи стремительно умчался на глубину.
И в этот момент Доминик рухнул в бассейн, подняв огромный фонтан
брызг. Он вынырнул, фыркая и отдуваясь, и повис на лесенке, уходящей вдоль
стенки бассейна под воду. Вода стекала с его комбинезона, как со шкуры
морского льва. Келли, который бросился было ему на выручку, увидел, что
Доминик в порядке, и остановился. Оба посмотрели в воду. Между ними, под
ними и вокруг них носился Джорджи. Он чувствовал себя в воде так
великолепно, что любая рыба могла ему позавидовать.
- Плавники, - сказал Доминик, охнул и выпустил из рук перила. - И
жабры, боже правый!
На этот раз его падение было не столь эффектным. Тем более, что все и
так уже были мокрыми.

Пожалуй, доктора Уолтера Альвареса вполне можно было назвать
мизантропом, и не погрешить против истины. Он не любил людей. Он любил
болезни. Там, внизу, на седьмой планете, когда будет наконец основана
торговая миссия, наверняка найдутся новые и необыкновенные болезни,
которые на много лет вперед сделают доктора счастливым, как жаворонок.
Здесь, на станции, на его долю выпадали лишь тривиальные растяжения
лодыжек, психосоматические насморки, крапивница и расстройства
пищеварения. Был еще такой помощник повара Сэмюэлс, который каждую среду
приходил в лазарет с одним и тем же фурункулом на шее. Всю неделю доктор
Альварес с ужасом ждал среды. Каждый раз, когда в дверях появлялась
простодушная физиономия Сэмюэлса, какая-то болезненная пружина в мозгу
доктора закручивалась еще туже.
Однажды наступит такой день, когда Сэмюэлс откроет рот, чтобы сказать
"Привет, док" - он всегда называл Альвареса "док" - и эта пружина
взовьется со звуком лопнувшей струны банджо. Что случится тогда, Альварес
не брался предсказать.
Когда горгона только привезли на станцию, было два или три случая
восхитительных заболеваний грибком, а потом - ничего. Доктор Альварес был
несказанно разочарован. Он обнаружил в мазках, взятых у Джорджи, по
меньшей мере сотню микроорганизмов, и вырастил их культуры. Но ни один
микроб не прижился на тканях человека. Бактерии, вирусы, паразиты, которые
могли бы покуситься на человека - на любой имеющей жизнь планете такие
непременно находятся - судя по всему, обитали на каких-то других формах
жизни, а не на горгонах. Они являлись доктору Альваресу во сне: микробы в
форме палочек и линзочек, микробы со жгутиками и с ножками. Зубастые
микробы.
Однажды утром доктор Альварес проснулся, чувствуя решимость отчаяния.
Был вторник. Альварес направился прямиком в лазарет, отпустил дежурную
сестру Трамбл, открыл запертый на замок шкафчик и набрал в шприц
прозрачной желтоватой жидкости из ампулы. На врачебном жаргоне это
вещество называлось "руки вверх!" Оно оглушало сенсорные области лобных
долей мозга и снимало с сознания блокировку, вызванную обработкой по
методу Павлова-Моргенштерна. (По странному совпадению, химика, который
запатентовал это средство, звали доктор Джекилл). Альварес впрыснул два
кубика "руки вверх!" себе в вену и сел ждать.
Спустя пару минут его непробиваемо скверное настроение стало
улучшаться. Доктор почувствовал волшебный прилив энергии. Мир вокруг обрел
четкость и заблистал красками. "Ха!" - сказал Альварес. Он встал и подошел
к маленькому холодильничку, где после некоторых поисков нашел полдюжины
пробирок с культурами микроорганизмов, обнаруженных им у Джорджи.
Разумеется, они пребывали в латентной фазе, будучи глубоко замороженными.
Альварес осторожно разморозил их и добавил питательные вещества. Все утро,
пока через лазарет проходили вереницей обычные пациенты со своими мелкими
жалобами, культуры микробов росли и размножались. Альварес был весел с
пациентами. Он отпустил пару удачных шуточек, и раздавал безвредные пилюли
направо и налево.
К полудню четыре из найденных культур процветали. Альварес аккуратно
слил их в одну пробирку и наполнил шприц смесью. Он рассуждал так: ни один
живой организм, будь то человек, свинья или горгон, не является полностью
иммунным к микробам, которые постоянно в нем обитают. Стоит нарушить
баланс, введя в организм значительное количество любого из помянутых
микробов, и мы получим больного горгона - то есть, наказанного горгона.
Разве не так?
Лечение может убить пациента. Но доктор Альварес с легким сердцем
отмел это возражение, как пустую игру слов. Вооружившись шприцем, он
решительно отправился на поиски Джорджи.
Он обнаружил горгона в маленькой гостиной, в компании Доминика,
Уомраса и механика по имени Боб Ритнер. Они окружили и рассматривали
странный механизм - или художественную композицию? - сделанный из
алюминиевых полос.
- Это дыба, - гордо пояснил Ритнер. - Я когда-то видел ее на картинке
в детской книжке.
Основой для "дыбы" служил длинный узкий столик, на одном конце
которого была закреплена лебедка. Все в целом выглядело как грубое
приспособление для растягивания чего-нибудь.
- Мы решили, что настало время для суровых мер, - сказал Доминик
Альваресу, вытирая пот с бритой головы.
- В древние времена, - назидательно произнес Ритнер, - такие
устройства применяли к преступникам, когда они не хотели говорить.
- Я говорю, - неожиданно сказал Джорджи.
- Тебя наказывают за другое, - мягко пояснил Доминик. - Альварес,
прежде чем мы начнем, ты, наверное, хочешь осмотреть своего пациента.
- Ха! - сказал Альварес. - Именно так. Ха-ха!
Он опустился на колени перед Джорджи. Горгон повернул все стебельки с
фоторецепторами в сторону алюминиевой конструкции, изучая ее с
неподдельным любопытством. С таким же любопытством доктор Альварес оглядел
самого Джорджи. Он пощупал кожу горгона. Кожа была плотной и упругой,
великолепного розового цвета. Слуховые органы Джорджи напряженно
подрагивали.
Альварес извлек из своего чемоданчика ручные весы, отрегулированные
под гравитацию уровня A.
- Залазь сюда, Джорджи.
Горгон послушно вскарабкался на чашку весов. Альварес поднял весы и
посмотрел на шкалу.
- Хм, - сказал он. - Джорджи здорово потерял вес.
- Да-а? - с надеждой спросил Доминик.
- Точно. Однако он, похоже, отлично себя чувствует. Я бы сказал -
лучше, чем неделю назад. В лечении он не нуждается. Вот разве что немного
раствора сахара, это его подбодрит...
Альварес извлек из чемоданчика шприц, проколол гладкую кожу Джорджи и
надавил на поршень.
Доминик вздохнул.
- Ну что ж, можем продолжать. Джорджи, запрыгивай сюда. Пусть Ритнер
пристегнет тебя ремнями.
Джорджи охотно взобрался на столик. Ритнер пристегнул ремнями четыре
из его конечностей, и стал крутить лебедку.
- Только не сильно! - встревоженно сказал Джорджи.
- Я аккуратно, - уверил его Ритнер. Он продолжал вращать рукоятку. -
Как ты себя чувствуешь?
Конечности горгона были уже вдвое длиннее, чем обычно, и продолжали
растягиваться.
- Щекотно, - пожаловался Джорджи.
Ритнер крутил лебедку. Уомрас нервно закашлялся. На него зашикали.
Конечности Джорджи все удлинялись и удлинялись. Потом начало становиться
заметно продолговатым его тело.
- С тобой все в порядке, Джорджи? - спросил Доминик.
- В порядке.
Ритнер отчаянно крутнул рукоять в последний раз. Вытянувшееся тело
горгона удобно разлеглось от одного конца дыбы до другого. Больше
растягивать его было некуда.
- Хорошо, - сказал Джорджи. - Сделай еще так.
Он переливался радостными перламутрово-розовыми оттенками. Ритнер
чуть не расплакался и с ненавистью пнул свою машину. Альварес фыркнул и
убрался восвояси. В коридоре, где его никто не мог увидеть, он подпрыгнул
в воздух и стукнул пятками друг о друга. Он просто чудесно проводил время!
Как жаль, что сегодня еще не среда. Хотя, если вдуматься, зачем ждать до
завтра?

Комендант Чарлз Уотсон Карвер, начальник станции 3107A, был обучен
принимать быстрые и смелые решения. Если начальник чувствует малейшее
сомнение в собственной правоте, он начинает колебаться и менять планы на
ходу, становится жертвой суеверий и беспокойства, и в конце концов вообще
теряет способность принимать решения.
Беда в том, что никто не может быть все время прав. Можешь
пунктуально следовать букве инструкции, можешь блистательно
импровизировать - в любом случае рано или поздно ты ошибешься. Искусство
быть начальником заключается в том, чтобы переступить через ошибки и
продолжать дальше, как ни в чем не бывало.
Карвер напряг подбородок, выпрямил спину и посмотрел вниз, на
больного горгона. Да, горгон был болен, и сомневаться в этом не
приходилось. Его отростки поникли и вяло колыхались, кожа была сухой и
горячей.
- И давно он так? - требовательно спросил Карвер, лишь слегка
запнувшись перед местоимением. Мысленно он всегда называл чужаков "оно",
но его подчиненным вовсе ни к чему это знать.
- Минут двадцать. Что-то около того, - ответил доктор Несельрод. - Я
сам пришел сюда... - он подавил зевок, - минут десять назад.
- А что вы вообще здесь делаете? - спросил Карвер. - Сейчас смена
Альвареса.
Несельрод смутился.
- Знаю. Альварес в госпитале. Как пациент. Он набросился на помощника
повара Сэмюэлса. Вылил ему кастрюлю супа за шиворот. И кричал что-то в том
смысле, что хочет раз и навсегда простерилизовать ему фурункул. Пришлось
накачать Альвареса успокоительными. Мы его втроем едва скрутили.
Карвер сжал губы и выпятил подбородок.
- Несельрод, что вообще творится на станции? Сначала это... существо
атаковало мою жену. Теперь Альварес... - Он сердито уставился на Джорджи.
- Вы можете его от этого вылечить, что бы это ни было?
Несельрод удивился.
- Разве можно такое требовать? Мы понятия не имеем о лекарствах
горгонов. Я думал, что вы свяжетесь с базой и спросите у них.
Разумеется, он рассуждал здраво. Вот только, как всегда, оставался
открытым вопрос интерпретации. Как подать то, что произошло? Была ли это
трагическая случайность, которая постигла уважаемого посла чужаков из-за
вопиющей небрежности людей? Или это было необходимое и соответствующее
наказание преступнику, которое они так долго искали? Карвер посмотрел на
часы-перстень. Оставалось ровно три часа до окончания срока, в течение
которого старейшины аборигенов планеты обязали их наказать Джорджи.
- Какого он, по-вашему, цвета? - спросил комендант у Несельрода. - Уж
никак не розовый.
- Не-ет. Но и не синий. Я бы назвал этот цвет оттенком фиолетового.
- Хм. Да. Ну, во всяком случае, он стал меньше, чем был. Верно?
Подозрительно меньше.
Несельрод согласился.
Карвер принял решение.
- Сделайте все, что можете, - велел он Несельроду, затем поднес к
губам наручный коммуникатор: - Есть сейчас связь с начальником планетной
базы?
- Да, сэр, - ответил оператор.
- Хорошо. Дайте мне Робинсона.
Прошло несколько секунд.
- Начальник базы слушает.
- Робинсон, это Карвер. Скажите старейшинам, что у нас здесь очень
несчастный горгон. Мы не уверены, что именно на него так повлияло - мы
перепробовали кучу вещей - но он изрядно потерял вес, и кожа его... -
Карвер едва уловимо заколебался. - ...кожа синеватая. Определенно
синеватая. Принял?
- Да, шеф! Слава богу! Я тотчас же передам сообщение, и свяжусь с
вами.
- Хорошо.
Карвер с резким щелчком захлопнул крышку наручного коммуникатора. Он
бросил еще один взгляд на горгона. Тот выглядел совершенно больным, но как
раз это коменданта не особо тревожило. То, как себя чувствовал горгон,
было личным делом горгона. Комендант Карвер выполнял свой долг.

3
Альварес проснулся с чудовищной головной болью и смутным сознанием
вины. Он находился не у себя в каюте, а на одной из госпитальных коек,
одетый в предписанную для пациентов инструкцией больничную пижаму (к
которой можно было пристегнуть шлем и перчатки, мгновенно превратив пижаму
в скафандр).
1 2 3 4 5