Это крайне отрицательно сказывается на людях и, самое главное, нарушает Божественный замысел как о человеке, так и о природе. Сказанное можно пояснить на примере осмысления видов искусств, которое предлагает святитель Василий Великий. Согласно святителю, «из искусств одни называются творящими, другие состоящими либо в действовании, либо в умозрении. Завершением искусств, состоящих в умозрении, служит сама деятельность ума; а завершением искусств, состоящих в действовании, - самое движение тела, по прекращении которого ничего уже нет и не осталось для зрителей: так, пляска или игра на свирели не дают ничего в произведении, но это действие ограничивается только само собою. В искусствах же творящих, и по прекращении действия дело на виду; таковы следующие искусства: домостроительство, плотничество, кузнечество, ткачество и подобные им. Хотя художника и нет налицо, однако же эти искусства сами собою достаточно показывают художнический ум, и ты можешь удивляться домостроителю, кузнецу, ткачу, смотря на его произведение».
Сейчас мы уже можем не говорить, как святитель Василий, о музыкальном искусстве или искусстве танца как о тех, плоды которых не оставляют после себя запечатленного следа. Ведь современные видеотехнологии, а также звукозаписывающие и иные технологии, в отличие от эпохи святителя Василия, позволяют запечатлеть музыку, танец и другие подобные им искусства, сохранить плоды этих искусств и явить людям, не наблюдавшим их непосредственно, и вообще, сделать доступными эти плоды для последующих поколений.
Особенно велика ответственность художника (в широком смысле слова), плоды деятельности которого копируются во множестве изделий и получают массовое распространение. Ведь очевидно, что художник, создавший красивую и доброкачественную вещь, предназначенную к тому, чтобы быть растиражированной для общественного использования, приносит большую пользу для общества, чем создатель вещи, хранящийся лишь у одного человека, использующего ее. Создавший же некое уродливое изделие, предназначенное для общественного, массового использования, плодит зло для общества в значительнейшем масштабе, и - вообще говоря - против него должны быть направлены инструменты общественного порицания.
Таким образом, всякий художник и вообще, всякий делатель должен сознавать ту большую ответственность за плоды своих трудов, которая лежит на нем, имея в виду, что дело его благо и благословлено Господом. Но ему следует сознавать и то, что при этом его ожидают искушения, связанные с его деятельностью, и нужно быть готовым их преодолеть, для чего необходимо следовать правилам православной этики хозяйствования.
Итак, сама по себе способность к творчеству и к тому, чтобы производить на свет нечто красивое, индифферентна по отношению к спасению для того, кто приводит в мир красоту. Так, нельзя сказать, что Леонардо да Винчи или Пушкин из-за своих великих произведений более близки к спасению, чем любой другой человек. При этом плоды труда творца могут гармонизировать душевное устроение других людей, даже если сам творец использует данную ему Богом способность к созиданию красоты себе во зло. В этом случае имеется определенная аналогия с нерадивым священником. Как известно, личные грехи священника не умаляют действительности совершаемых им таинств - и точно так же, если творец использует свой Благословенный Богом дар созидать красоту во вред собственной душе, разжигаясь через него гордыней и самопревозношением, прекрасные плоды его труда все равно могут приносить пользу другим людям.
Иной вариант - когда человек, наделенный способностью производить красоту, использует эту способность откровенно во зло, производя плоды труда прекрасными, но при этом соблазняющими на какой-то грех; это возможно - и нередко встречается - поскольку, как показывает история человеческой культуры, гений и злодейство вполне совместимы. В качестве примера можно привести талантливые произведения искусства, пропагандирующие тот или иной попущенный Богом антихристианский социальный строй, либо вид человеческого греха (например, противоестественные сексуальные отношения). Можно утверждать, что здесь мы сталкиваемся с таким случаем, когда красота не имеет никакой положительной ценности.
Таким образом, производя плоды нашего труда, мы должны стремиться реализовывать заложенную Богом в каждом нас способность производить красоту, поскольку, производя некрасивые и уродливые вещи, мы будем выявлять лишь отсутствие собственного гармонического устроения, правильного согласования между духовным, душевным и телесным началом в нас. Однако, созидая красоту по мере своих сил и способностей, мы должны иметь правильное душевное устроение, не превозносить себя в собственных глазах, но понимать, что истинным источником производимого нами является Бог, даром Которого мы и пользуемся в своей деятельности. Иначе для нас самих от производимого нами не будет никакой пользы, но оно будет приносить нам только вред.
Кроме того, как мы уже упоминали, пользой для нас, когда мы производим на свет нечто красивое, может являться определенный психотерапевтический эффект от созидания красоты, поскольку, приводя в мир красоту, мы, таким образом, гармонизируем и себя, отвлекаемся от страстей, упорядочиваем собственные душевные движения и продвигаемся к правильному устроению нашего естества, если, конечно, созидание красоты не связывается у нас с тщеславием и самопревозношением.
9б. Плоды труда: социальный аспект
С другой стороны, необходимость созидания красоты как результата нашего труда связана с социальным аспектом трудовой деятельности. Ведь истинная конечная цель любого труда заключается не в зарабатывании денег человеком, производящим труд, но в созидании общей пользы для всех людей, составляющих общество. Именно в этом видят отцы Церкви смысл труда в его социальном (а не аскетическом) измерении. Когда смысл и цель труда таковы, тогда устраняется какая-либо вражда между теми, кто трудятся на одном поприще, о чем и говорит святитель Григорий Богослов: «Не хвалю Гесиода, который занимающихся одним ремеслом назвал противниками по ремеслу, говоря: “И горшечник косо смотрит на горшечника, и плотник - на плотника”. Ибо, по-моему мнению, не столько ненавидят они друг друга, сколько бегут друг к другу, взаимно лобзаются и обнимаются, как родные».
Человек, не вредящий обществу своей деятельностью, но лишь не вносящий вклада в общее дело, при том, что он поставлен выполнять ту или иную функцию, святителем Иоанном Златоустом серьезно порицается: «Возьмем в пример земледельца: пусть он нисколько не причиняет ущерба нашему имуществу, не клевещет, не ворует, а только, сложа руки, сидит дома, - не сеет, не проводить борозд, не запрягает волов, не ухаживает за виноградником, вообще не прилагает никакого попечения о земле. Разве мы не накажем такого? И, однако, он не сделал никакой неправды, и нам не в чем обвинить его. Но этим самым [бездействием] он и совершил неправду, потому что, по общему понятию, неправедно поступает тот, кто не принимает со своей стороны участия в общем деле».
Человек же, который в качестве цели своего труда - так же как в качестве цели своей духовной жизни - видит только собственную пользу, согласно святителю Иоанну Златоусту, и не может называться человеком: «Если в житейских делах никто не живет только сам для себя, а все - и ремесленник, и воин, и земледелец, и купец - все трудятся на общую пользу и благо ближнего, то гораздо более должно делать то же в делах духовных, в этом ведь и состоит главным образом жизнь; а кто живет только для себя одного, всех же других презирает, тот напрасно и существует, и даже не человек он, и не нашего рода. Итак, кто хочет стать богатым, пусть станет бедным, чтобы сделаться богатым; пусть тратит, чтобы получить; пусть расточает, чтобы собрать. Если это кажется странным и невероятным, то посмотри на сеющего и размысли, что и он не может иначе собрать большего, если не посеет того, что имеет, и не расточит готового запаса».
Таким образом, можно сказать, что необходимость созидания красоты в качестве плодов нашего труда связана именно с тем, что в социальном плане цель и смысл человеческого труда, как об этом однозначно говорят отцы Церкви, заключается в общественной пользе. Однако если человек трудится не ради чистой прибыли, но ради пользы общества, в котором он живет, то он будет стремиться производить изделия не одинаковые и штампованные, как детали на заводе, но вкладывая в них или в процесс их изготовления свою душу и желая принести людям наибольшую пользу, он станет и плоды своего труда делать причастными к красоте. Поэтому там, где эстетический фактор, может быть, не совпадает вполне с экономическими интересами, то хотя бы из соображений общественной пользы следует иметь его в виду и быть готовым поступиться в определенной мере интересами прибыли.
При этом следует иметь в виду, что отцы Церкви выступали против окружающей людей излишней роскоши. Ведь эстетически совершенные вещи не являются роскошными, но представляют собой соединение практической полезности для человека и красоты. Бессмысленные украшения, посредством которых человек хочет продемонстрировать (не важно, себе или окружающим людям) свое могущество или положение в этом мире, при том, что средства, потраченные на роскошь, могли бы быть пущены на благотворительные нужды, - однозначно осуждаются отцами Церкви.
Святитель Василий Великий пишет об этом следующим образом: «Когда вхожу случайно в дом человека глупого и некстати богатого, и вижу, что дом испещрен всякого рода цветами, тогда узнаю, что у этого человека нет других драгоценностей, кроме видимых, что он украшает бездушные вещи, а душа у него не украшена. Скажи мне, к какому выгоднейшему употреблению служат серебряные ложа и серебряные столы, постели и седалища из слоновой кости, между тем как ради их богатство не переходит к бедным, хотя они тысячами стоят у дверей и оглашают их всяким жалобным голосом?». Ему вторит святитель Иоанн Златоуст: «Не будем считать богатство чем-либо великим и не станем думать, будто золото лучше грязи; достоинство вещества зависит не от естественных свойств его, но от нашего мнения о нем. Кто тщательно будет исследовать, тот найдет, что железо гораздо необходимее золота, так как последнее не имеет никакого приложения к жизни, а первое доставляет нам много пользы, помогая в бесчисленных ремеслах. Но для чего я делаю сравнение между железом и золотом? Даже и простые камни нужнее драгоценных, так как из последних не может быть ничего полезного, а из первых сделаны и дома, и стены, и города. Покажи мне, какая может быть польза от жемчужин, или лучше, какого не может быть от них вреда? Чтобы тебе носить одно такое зерно [жемчуга], тысячи бедных томятся голодом; какое же ты найдешь оправдание, какое прощение?».
Итак, связанная с властью страстей над человеческой душою роскошь, которая необходимым образом приводит к духовной расслабленности, по общему мнению отцов Церкви, - является злом. Однако, как мы видели, стремление производить плоды труда красивыми, при надлежащем устроении души делателя, есть благо, и представляет собой следование Божиему замыслу о человеке и его труде.
10. Красота и обожение
Однако высшее предназначение человека, согласно православному вероучению, это обожение - непосредственная причастность и видение Бога христианином, результатом чего является усвоение обоживаемым человеком Божественных свойств. И в рамках церковного предания разработано цельное учение о красоте в контексте темы обожения человека, о чем мы сейчас и будем вести речь.
Согласно учителям Церкви, поскольку человек сотворен по образу Бога, в нем есть нечто сродное Божеству, то, что и позволяет ему - при содействии Божественной благодати - обоживаться. Это «сродное» Богу начало нередко понималось отцами Церкви как душевно-духовное (умное) начало в человеке. Обожение - очень сложный и трудный, но необходимый для каждого из нас процесс, поскольку к обожению преуготовил Бог каждое человеческое существо и для обожения Бог производит на свет каждого человека. Восхождение к Богу предполагает постоянную борьбу человека со своими страстями, препятствующими его восхождению к Божеству и тянущими его к ложной красоте страстных искушений. Однако в результате соединения (без слияния) с Богом человек и обретает истинную и высочайшую Красоту. По слову святителя Григория Богослова, «душа есть Божественная некая струя и приходит к нам свыше или вся, или властитель и правитель ее - ум, то у нее одно дело единственно естественное ей - парить горе, вступать в общение с Богом, непрестанно устремлять взор к сродному, как можно менее порабощаясь немощам тела, ибо тело и само стремится к земле, и душу влечет долу, вводит в это приятное скитание по предметам видимым, в это омрачение чувств, в котором душа, не управляемая разумом, постепенно погружаясь, падает ниже и ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Сейчас мы уже можем не говорить, как святитель Василий, о музыкальном искусстве или искусстве танца как о тех, плоды которых не оставляют после себя запечатленного следа. Ведь современные видеотехнологии, а также звукозаписывающие и иные технологии, в отличие от эпохи святителя Василия, позволяют запечатлеть музыку, танец и другие подобные им искусства, сохранить плоды этих искусств и явить людям, не наблюдавшим их непосредственно, и вообще, сделать доступными эти плоды для последующих поколений.
Особенно велика ответственность художника (в широком смысле слова), плоды деятельности которого копируются во множестве изделий и получают массовое распространение. Ведь очевидно, что художник, создавший красивую и доброкачественную вещь, предназначенную к тому, чтобы быть растиражированной для общественного использования, приносит большую пользу для общества, чем создатель вещи, хранящийся лишь у одного человека, использующего ее. Создавший же некое уродливое изделие, предназначенное для общественного, массового использования, плодит зло для общества в значительнейшем масштабе, и - вообще говоря - против него должны быть направлены инструменты общественного порицания.
Таким образом, всякий художник и вообще, всякий делатель должен сознавать ту большую ответственность за плоды своих трудов, которая лежит на нем, имея в виду, что дело его благо и благословлено Господом. Но ему следует сознавать и то, что при этом его ожидают искушения, связанные с его деятельностью, и нужно быть готовым их преодолеть, для чего необходимо следовать правилам православной этики хозяйствования.
Итак, сама по себе способность к творчеству и к тому, чтобы производить на свет нечто красивое, индифферентна по отношению к спасению для того, кто приводит в мир красоту. Так, нельзя сказать, что Леонардо да Винчи или Пушкин из-за своих великих произведений более близки к спасению, чем любой другой человек. При этом плоды труда творца могут гармонизировать душевное устроение других людей, даже если сам творец использует данную ему Богом способность к созиданию красоты себе во зло. В этом случае имеется определенная аналогия с нерадивым священником. Как известно, личные грехи священника не умаляют действительности совершаемых им таинств - и точно так же, если творец использует свой Благословенный Богом дар созидать красоту во вред собственной душе, разжигаясь через него гордыней и самопревозношением, прекрасные плоды его труда все равно могут приносить пользу другим людям.
Иной вариант - когда человек, наделенный способностью производить красоту, использует эту способность откровенно во зло, производя плоды труда прекрасными, но при этом соблазняющими на какой-то грех; это возможно - и нередко встречается - поскольку, как показывает история человеческой культуры, гений и злодейство вполне совместимы. В качестве примера можно привести талантливые произведения искусства, пропагандирующие тот или иной попущенный Богом антихристианский социальный строй, либо вид человеческого греха (например, противоестественные сексуальные отношения). Можно утверждать, что здесь мы сталкиваемся с таким случаем, когда красота не имеет никакой положительной ценности.
Таким образом, производя плоды нашего труда, мы должны стремиться реализовывать заложенную Богом в каждом нас способность производить красоту, поскольку, производя некрасивые и уродливые вещи, мы будем выявлять лишь отсутствие собственного гармонического устроения, правильного согласования между духовным, душевным и телесным началом в нас. Однако, созидая красоту по мере своих сил и способностей, мы должны иметь правильное душевное устроение, не превозносить себя в собственных глазах, но понимать, что истинным источником производимого нами является Бог, даром Которого мы и пользуемся в своей деятельности. Иначе для нас самих от производимого нами не будет никакой пользы, но оно будет приносить нам только вред.
Кроме того, как мы уже упоминали, пользой для нас, когда мы производим на свет нечто красивое, может являться определенный психотерапевтический эффект от созидания красоты, поскольку, приводя в мир красоту, мы, таким образом, гармонизируем и себя, отвлекаемся от страстей, упорядочиваем собственные душевные движения и продвигаемся к правильному устроению нашего естества, если, конечно, созидание красоты не связывается у нас с тщеславием и самопревозношением.
9б. Плоды труда: социальный аспект
С другой стороны, необходимость созидания красоты как результата нашего труда связана с социальным аспектом трудовой деятельности. Ведь истинная конечная цель любого труда заключается не в зарабатывании денег человеком, производящим труд, но в созидании общей пользы для всех людей, составляющих общество. Именно в этом видят отцы Церкви смысл труда в его социальном (а не аскетическом) измерении. Когда смысл и цель труда таковы, тогда устраняется какая-либо вражда между теми, кто трудятся на одном поприще, о чем и говорит святитель Григорий Богослов: «Не хвалю Гесиода, который занимающихся одним ремеслом назвал противниками по ремеслу, говоря: “И горшечник косо смотрит на горшечника, и плотник - на плотника”. Ибо, по-моему мнению, не столько ненавидят они друг друга, сколько бегут друг к другу, взаимно лобзаются и обнимаются, как родные».
Человек, не вредящий обществу своей деятельностью, но лишь не вносящий вклада в общее дело, при том, что он поставлен выполнять ту или иную функцию, святителем Иоанном Златоустом серьезно порицается: «Возьмем в пример земледельца: пусть он нисколько не причиняет ущерба нашему имуществу, не клевещет, не ворует, а только, сложа руки, сидит дома, - не сеет, не проводить борозд, не запрягает волов, не ухаживает за виноградником, вообще не прилагает никакого попечения о земле. Разве мы не накажем такого? И, однако, он не сделал никакой неправды, и нам не в чем обвинить его. Но этим самым [бездействием] он и совершил неправду, потому что, по общему понятию, неправедно поступает тот, кто не принимает со своей стороны участия в общем деле».
Человек же, который в качестве цели своего труда - так же как в качестве цели своей духовной жизни - видит только собственную пользу, согласно святителю Иоанну Златоусту, и не может называться человеком: «Если в житейских делах никто не живет только сам для себя, а все - и ремесленник, и воин, и земледелец, и купец - все трудятся на общую пользу и благо ближнего, то гораздо более должно делать то же в делах духовных, в этом ведь и состоит главным образом жизнь; а кто живет только для себя одного, всех же других презирает, тот напрасно и существует, и даже не человек он, и не нашего рода. Итак, кто хочет стать богатым, пусть станет бедным, чтобы сделаться богатым; пусть тратит, чтобы получить; пусть расточает, чтобы собрать. Если это кажется странным и невероятным, то посмотри на сеющего и размысли, что и он не может иначе собрать большего, если не посеет того, что имеет, и не расточит готового запаса».
Таким образом, можно сказать, что необходимость созидания красоты в качестве плодов нашего труда связана именно с тем, что в социальном плане цель и смысл человеческого труда, как об этом однозначно говорят отцы Церкви, заключается в общественной пользе. Однако если человек трудится не ради чистой прибыли, но ради пользы общества, в котором он живет, то он будет стремиться производить изделия не одинаковые и штампованные, как детали на заводе, но вкладывая в них или в процесс их изготовления свою душу и желая принести людям наибольшую пользу, он станет и плоды своего труда делать причастными к красоте. Поэтому там, где эстетический фактор, может быть, не совпадает вполне с экономическими интересами, то хотя бы из соображений общественной пользы следует иметь его в виду и быть готовым поступиться в определенной мере интересами прибыли.
При этом следует иметь в виду, что отцы Церкви выступали против окружающей людей излишней роскоши. Ведь эстетически совершенные вещи не являются роскошными, но представляют собой соединение практической полезности для человека и красоты. Бессмысленные украшения, посредством которых человек хочет продемонстрировать (не важно, себе или окружающим людям) свое могущество или положение в этом мире, при том, что средства, потраченные на роскошь, могли бы быть пущены на благотворительные нужды, - однозначно осуждаются отцами Церкви.
Святитель Василий Великий пишет об этом следующим образом: «Когда вхожу случайно в дом человека глупого и некстати богатого, и вижу, что дом испещрен всякого рода цветами, тогда узнаю, что у этого человека нет других драгоценностей, кроме видимых, что он украшает бездушные вещи, а душа у него не украшена. Скажи мне, к какому выгоднейшему употреблению служат серебряные ложа и серебряные столы, постели и седалища из слоновой кости, между тем как ради их богатство не переходит к бедным, хотя они тысячами стоят у дверей и оглашают их всяким жалобным голосом?». Ему вторит святитель Иоанн Златоуст: «Не будем считать богатство чем-либо великим и не станем думать, будто золото лучше грязи; достоинство вещества зависит не от естественных свойств его, но от нашего мнения о нем. Кто тщательно будет исследовать, тот найдет, что железо гораздо необходимее золота, так как последнее не имеет никакого приложения к жизни, а первое доставляет нам много пользы, помогая в бесчисленных ремеслах. Но для чего я делаю сравнение между железом и золотом? Даже и простые камни нужнее драгоценных, так как из последних не может быть ничего полезного, а из первых сделаны и дома, и стены, и города. Покажи мне, какая может быть польза от жемчужин, или лучше, какого не может быть от них вреда? Чтобы тебе носить одно такое зерно [жемчуга], тысячи бедных томятся голодом; какое же ты найдешь оправдание, какое прощение?».
Итак, связанная с властью страстей над человеческой душою роскошь, которая необходимым образом приводит к духовной расслабленности, по общему мнению отцов Церкви, - является злом. Однако, как мы видели, стремление производить плоды труда красивыми, при надлежащем устроении души делателя, есть благо, и представляет собой следование Божиему замыслу о человеке и его труде.
10. Красота и обожение
Однако высшее предназначение человека, согласно православному вероучению, это обожение - непосредственная причастность и видение Бога христианином, результатом чего является усвоение обоживаемым человеком Божественных свойств. И в рамках церковного предания разработано цельное учение о красоте в контексте темы обожения человека, о чем мы сейчас и будем вести речь.
Согласно учителям Церкви, поскольку человек сотворен по образу Бога, в нем есть нечто сродное Божеству, то, что и позволяет ему - при содействии Божественной благодати - обоживаться. Это «сродное» Богу начало нередко понималось отцами Церкви как душевно-духовное (умное) начало в человеке. Обожение - очень сложный и трудный, но необходимый для каждого из нас процесс, поскольку к обожению преуготовил Бог каждое человеческое существо и для обожения Бог производит на свет каждого человека. Восхождение к Богу предполагает постоянную борьбу человека со своими страстями, препятствующими его восхождению к Божеству и тянущими его к ложной красоте страстных искушений. Однако в результате соединения (без слияния) с Богом человек и обретает истинную и высочайшую Красоту. По слову святителя Григория Богослова, «душа есть Божественная некая струя и приходит к нам свыше или вся, или властитель и правитель ее - ум, то у нее одно дело единственно естественное ей - парить горе, вступать в общение с Богом, непрестанно устремлять взор к сродному, как можно менее порабощаясь немощам тела, ибо тело и само стремится к земле, и душу влечет долу, вводит в это приятное скитание по предметам видимым, в это омрачение чувств, в котором душа, не управляемая разумом, постепенно погружаясь, падает ниже и ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11