Свирский шевельнулся, застонал и открыл глаза. Потом приподнялся на локте, мутным взглядом скользнул по Сергею и, наконец, сел, облокотившись спиной о стену. Постепенно сознание возвращалось к нему, в глазах появилось осмысленное выражение.
— Вы сумасшедший, Ростовский, — прохрипел он, еще окончательно не придя в себя. — Вы еще за это поплатитесь.
Взгляд его, колючий, жесткий, выражал откровенную ненависть.
— Сами виноваты, Свирский, — пожал плечами Сергей. — Не переношу, когда в меня целятся.
Свирский тяжело поднялся, попутно сунув в карман плаща валявшийся на полу пистолет, нетвердым шагом добрался до кресла и буквально упал в него.
— С огнем играете, Ростовский. Теперь на анестезию во время операции можете не рассчитывать. — Он взглянул на часы; лицо его потемнело. — Я из-за вас потерял уже целый час. Вставайте! Мы должны быть на месте не позже девяти.
Сергей, пристально глядя в глаза своему врагу, медленно покачал головой.
— Вы слишком торопите события, Свирский. Прежде я хотел бы поставить все точки над "i". — Сергей выдержал подобающую моменту паузу — и неожиданно спросил: — Что вы сделали с моим человеком?
— С каким еще человеком? С тем, что мои ребята на днях вытащили из гостиницы?
— С тем самым.
— Да ничего, жив и здоров, дожидается вас на вилле. — Свирский уже окончательно овладел собой и теперь в упор смотрел на Сергея. — Об этом, Ростовский, разговор у нас будет особый. Вставайте! Поговорим в дороге.
Сергей снова покачал головой.
— Нет, Свирский, об этом мы будем говорить сейчас, — твердо сказал он. — И пока мы не решим этот вопрос, я никуда с вами не поеду.
Свирский метнул в Сергея свирепый взгляд.
— У вас, Ростовский, явно не все дома. Вы что, не понимаете, в каком положении находитесь?
— Я-то как раз понимаю, а вот у вас, Свирский, похоже, память отшибло напрочь, — и он демонстративно, с хрустом, сжал кулак — тот самый, всю мощь которого совсем еще недавно Свирскому довелось испытать на собственной шкуре.
Тот вздрогнул и сунул руку в карман, где покоился его пистолет. Сергей усмехнулся.
— Ладно, Ростовский, — процедил сквозь зубы Свирский, — поговорим сейчас. Но как бы вам эта задержка боком не вышла: Орлов ждать не любит.
— А мне Орлов не указ. У меня своя голова на плечах имеется.
В глазах Свирского зажегся злорадный огонек.
— Ну, это мы легко поправим, Ростовский, — криво усмехнулся он. — Сегодня же. Теперь о вашем человеке. Вам не следовало привлекать к нашему мероприятию постороннего, предварительно не получив на то моего согласия. Вы допустили серьезную ошибку.
— А вам не следовало применять по отношению к нему грубую силу, — парировал Сергей. — Этот человек мне нужен. Он должен будет увезти мою дочь из вашего… волчьего логова. Или вы полагаете, Свирский, что маленький ребенок способен справиться с этой ситуацией один? Я специально вызвал этого человека из Огней; после моей… после операции он вступит в права официального опекуна моей дочери. Все документы на опекунство уже оформлены.
— Хорошо, хорошо, — торопливо проговорил Свирский, бросая нетерпеливый взгляд на часы. — Согласен, я немного поторопился. Однако это не меняет дела. Так или иначе, мы позволим этому человеку увезти вашу дочь.
— Ошибаетесь, Свирский, это меняет дело, — произнес Сергей; он был спокоен как никогда, спокоен и уверен в себе. — Я хочу видеть его. Здесь и сейчас. Это мое условие.
Свирский вскочил.
— Все, хватит! Здесь условия ставлю я. Разговор окончен. — Он выхватил пистолет и направил его на Сергея. — Быстро в машину!
Однако Сергей даже глазом не повел. Достав сигарету, он не спеша закурил.
— Вы не посмеете выстрелить, Свирский, потому что вам нужна моя почка. Вы не можете вернуться без меня, так как Орлов без моей почки со дня на день загнется. Однако прежде чем это случится, вы останетесь без работы. Так что спрячьте вашу пушку, свяжитесь с вашим работодателем и сообщите ему мои условия.
Но Свирский был непреклонен.
— Или вы сейчас же встаете и едете со мной, или я разнесу ваш череп на куски! — прорычал он.
Сергей ухмыльнулся.
— Да, чуть не забыл. Я вынул обойму из вашего пистолета. Так что можете считать себя моим заложником, господин Свирский. Мои требования вы уже слышали.
Свирский быстро проверил пистолет и сильно побледнел. Потом бросил беспомощный взгляд на часы.
— Ла-адно, ваша взяла, — прошипел он; крысиное лицо его дышало яростью. — Но учтите, Ростовский, вы вынуждаете меня на крайние меры.
Почему-то Сергею стало очень весело.
— Да уж куда более крайние! — рассмеялся он. — Или, по-вашему, вырезать у живого человека его последнюю почку — это меры еще не самые крайние?
— Есть кое-что и похуже, — заметил Свирский с явной угрозой в голосе.
На этот раз пришлось побледнеть Сергею.
Катюша! Как он мог забыть о ней! Ведь она все еще у них в руках…
— Если хоть один волосок упадет с ее головы, — глухо процедил он, сверля Свирского глазами, — я разнесу весь ваш бордель по кирпичикам, а вам с Орловым персонально перережу глотки.
Свирский пропустил угрозу мимо ушей. Швырнул бесполезный теперь пистолет на диван и взял со стола свой мобильный телефон. Руки у него тряслись.
Разговор с Орловым был коротким. Босс Свирского был явно недоволен проволочкой, однако согласие на требование Сергея Ростовского все-таки дал. Затем Свирский связался с кем-то из своих помощников и распорядился немедленно выслать машину с задержанным по такому-то адресу.
Сергей бросил взгляд на настенные часы. 20.10. Прекрасно. Доктора привезут не ранее, чем через час. Значит, у Орлова они будут где-то в начале одиннадцатого. До полуночи останется менее двух часов. Что ж, его план пока что работал.
* * *
Сильный порывистый ветер яростно налетал на крохотный самолетик, пытаясь сбросить его с небес на опасно-неприветливую землю.
— Погодка-то, однако, нелетная! — крикнул Василий, перекрывая шум двигателей и вой ветра.
— Сдюжим? — крикнул в ответ Владлен.
— А то как же! — расплылся в широкой улыбке Василий, крепко держась за штурвал.
Они уже подлетали к месту высадки. Однако в запасе у них было еще немного времени.
— Сделай-ка пару кругов над объектом, — попросил пилота Владлен. — Взглянуть надо, для порядка.
— Отчего ж не сделать — сделаю.
Самолет взял крутой вираж и вскоре уже пролетал над особняком Орлова. Затем развернулся и прошел над ним еще раз. Владлен зорко вглядывался в «объект». Взгляд его был прикован к самой высокой точке орловского дома — обширной плоской крыше. На крыше, служившей одновременно и вертолетной площадкой, одиноко маячил небольшой двухместный вертолет.
Владлен удовлетворенно кивнул.
— Все в порядке. Уходим на исходную позицию.
— Как скажешь, командир, — улыбнулся Василий.
На часах было 21.30. Уже заметно стемнело.
Они приземлились в трех километрах от орловского особняка, на небольшом скошенном поле, которое облюбовали еще несколько дней назад. Рядом с полем, за неширокой лесополосой, проходило шоссе, ведущее к дому Орлова. Уже дважды они совершали разведывательные полеты в этот район — один раз ночью и один раз днем — и потому местность знали как свои пять пальцев. Для двух бывших десантников, прошедших огонь, воду и Афган, эта работа была привычной и знакомой.
— Все будет о'кей, Влад, — заверил его Василий. — И не в таких передрягах бывали. Помнишь, как шарахнуло нас под Кандагаром… Э-эх, было времечко!..
Владлен выбрался из кабины и легко спрыгнул на землю.
— Эй, растяпа! — крикнул Василий, свесившись вниз. — Бинокль-то возьми. А заодно и плащ прихвати, мокро сейчас на траве.
Взяв с собой все необходимое, Владлен направился в сторону дороги. Минут через двадцать, миновав лесополосу, он вышел к широкой и прямой, мокрой от прошедшего недавно дождя, асфальтовой ленте шоссе. В этом месте участок шоссе освещался одиноко стоящим фонарем. Километрах в трех от этого места дорога имела ответвление, которое как раз и вело к особняку Орлова. Расстелив плащ на обочине — так, чтобы его не было видно с шоссе, — Владлен Никитин расположился на тонкой подстилке, вооружился биноклем и приготовился ждать.
Он прекрасно понимал: главное сейчас — держать ситуацию под жестким контролем.
* * *
Ровно в восемь вечера Абрек покинул свои апартаменты и отправился на прогулку. В течение часа он праздно бродил по пустынным буковым аллеям орловского парка; мокрый гравий шуршал под его ногами, густые кроны древних буков сплетались где-то в вышине, образуя над прямыми, как стрелы, дорожками живой зеленый свод. Здесь царили полумрак, спокойствие и умиротворение; было тихо, порывы ветра не долетали сюда, в этот уединенный, не знающий человеческих страстей и подлостей, уголок.
Однако Абрек знал: эта идиллия нашпигована орловскими соглядатаями.
К девяти он вернулся в дом и, верный своей роли праздношатающегося «заморского гостя», посетил сначала бильярдную, где мастерски закатил в лузу два-три шара, потом заглянул в бар, минут пятнадцать посидел там, пропустив пару бокалов легкого грузинского вина, с видом бездельника, не знающего, как убить время, прошелся по коридорам особняка.
Со стороны могло показаться, что этот рассеянный «араб», бесцельно плутающий по лабиринтам огромного дома, ничего дальше своего носа не видит. Однако зоркий глаз Абрека подмечал все. Если не считать воскресенья, это был третий день его пребывания здесь; за столь короткий срок он успел основательно изучить расположение помещений особняка — по крайней мере, в той его части, куда был допущен. Он прекрасно ориентировался в переплетении многочисленных коридоров, знал, где расположены камеры слежения и посты охраны, в какие часы происходит «смена караула», какие двери ведут в служебные помещения. Именно эти помещения, располагавшиеся большей частью на нижнем этаже (Абрек был почти что уверен, что имеются и подземные этажи) привлекали его внимание в наибольшей степени. Они занимали целую часть здания, и простым смертным, не имеющих чести состоять в свите Орлова, доступ к ним был закрыт.
В самом начале одиннадцатого один из цивильно одетых молодчиков с квадратной нижней челюстью и тупым взглядом на ломаном английском вежливо, но настойчиво порекомендовал ему вернуться в свою комнату. Абрек широко улыбнулся, кивнул, по-свойски похлопал его по плечу и, насвистывая что-то вроде ламбады, отправился в свои апартаменты.
* * *
Свирский был мрачен и зол. Он нервно ходил по комнате и не сводил глаз с настенных часов. Сергей же, напротив, чувствовал себя превосходно — насколько это возможно, конечно, в подобной ситуации. Свирский уступил ему, вынужден был играть по его правилам, согласился выполнить его требование, более того, он был сейчас в полной его власти — эта мысль доставляла Сергею особенное удовольствие, согревала душу, вселяла уверенность. От былой самонадеянности этого врача-потрошителя не осталось и следа.
Прошло полчаса. На часах было без четверти десять.
Сергей поднялся и прошел в свою комнату. Находиться в одном помещении с убийцей его жены и похитителем дочери сильного желания он не испытывал. В конце концов, он находился у себя дома — почему он должен терпеть общество какого-то выродка?
Пробежав глазами по стеллажу с компакт-дисками, он выбрал один и поставил на проигрыватель. Комната наполнилась мягкими волшебными звуками. Это был «Реквием» Моцарта — произведение, которое, как ему казалось, более всего гармонировало с нынешней ситуацией. Несколько лет назад, будучи проездом через Берлин, он имел уникальную возможность посетить Берлинскую филармонию и слушать «Реквием» в исполнении оркестра Герберта фон Караяна. С тех пор эта магическая, божественная музыка превратилась для него в своего рода душевный бальзам: слушая ее, он словно бы вбирал в себя идущую от нее магнетическую энергию, обретал уверенность, становился крепче, сильнее.
Та же метаморфоза происходила с ним и сейчас. Он слушал музыку и заново рождался. По сравнению с нетленным сочинением великого немца все эти свирские, орловы, алексеевы и иже с ними казались ему сейчас никчемным прахом, пылью на его ботинках, сиюминутным кошмаром, мимолетным наваждением, от которого стоит только отмахнуться — и оно исчезнет, растворится, перестанет быть. Только махнуть рукой — и всю эту шваль и мерзость сметет с лица земли — так, словно никогда ее и не было.
Теперь он знал: все будет хорошо. Все будет так, как он задумал.
Он включил компьютер и запустил DOOM. Когда-то, года четыре назад, Сергей был фанатом этой компьютерной игрушки; он знал ее всю, от и до, легко проходил с первого уровня до самого последнего, тридцать второго. Предпочитая ее более современным и совершенным играм, отличавшихся прекрасной графикой и массой новых возможностей, он оставался верен старенькому доброму DOOM'у. Пулей пролетая по многочисленным виртуальным лабиринтам и ловко сшибая монстров, возникавших по ходу игры, из своего верного винчестера, Сергей тем самым снимал нервную усталость, состояние депрессии и хандры, восстанавливал душевное равновесие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Вы сумасшедший, Ростовский, — прохрипел он, еще окончательно не придя в себя. — Вы еще за это поплатитесь.
Взгляд его, колючий, жесткий, выражал откровенную ненависть.
— Сами виноваты, Свирский, — пожал плечами Сергей. — Не переношу, когда в меня целятся.
Свирский тяжело поднялся, попутно сунув в карман плаща валявшийся на полу пистолет, нетвердым шагом добрался до кресла и буквально упал в него.
— С огнем играете, Ростовский. Теперь на анестезию во время операции можете не рассчитывать. — Он взглянул на часы; лицо его потемнело. — Я из-за вас потерял уже целый час. Вставайте! Мы должны быть на месте не позже девяти.
Сергей, пристально глядя в глаза своему врагу, медленно покачал головой.
— Вы слишком торопите события, Свирский. Прежде я хотел бы поставить все точки над "i". — Сергей выдержал подобающую моменту паузу — и неожиданно спросил: — Что вы сделали с моим человеком?
— С каким еще человеком? С тем, что мои ребята на днях вытащили из гостиницы?
— С тем самым.
— Да ничего, жив и здоров, дожидается вас на вилле. — Свирский уже окончательно овладел собой и теперь в упор смотрел на Сергея. — Об этом, Ростовский, разговор у нас будет особый. Вставайте! Поговорим в дороге.
Сергей снова покачал головой.
— Нет, Свирский, об этом мы будем говорить сейчас, — твердо сказал он. — И пока мы не решим этот вопрос, я никуда с вами не поеду.
Свирский метнул в Сергея свирепый взгляд.
— У вас, Ростовский, явно не все дома. Вы что, не понимаете, в каком положении находитесь?
— Я-то как раз понимаю, а вот у вас, Свирский, похоже, память отшибло напрочь, — и он демонстративно, с хрустом, сжал кулак — тот самый, всю мощь которого совсем еще недавно Свирскому довелось испытать на собственной шкуре.
Тот вздрогнул и сунул руку в карман, где покоился его пистолет. Сергей усмехнулся.
— Ладно, Ростовский, — процедил сквозь зубы Свирский, — поговорим сейчас. Но как бы вам эта задержка боком не вышла: Орлов ждать не любит.
— А мне Орлов не указ. У меня своя голова на плечах имеется.
В глазах Свирского зажегся злорадный огонек.
— Ну, это мы легко поправим, Ростовский, — криво усмехнулся он. — Сегодня же. Теперь о вашем человеке. Вам не следовало привлекать к нашему мероприятию постороннего, предварительно не получив на то моего согласия. Вы допустили серьезную ошибку.
— А вам не следовало применять по отношению к нему грубую силу, — парировал Сергей. — Этот человек мне нужен. Он должен будет увезти мою дочь из вашего… волчьего логова. Или вы полагаете, Свирский, что маленький ребенок способен справиться с этой ситуацией один? Я специально вызвал этого человека из Огней; после моей… после операции он вступит в права официального опекуна моей дочери. Все документы на опекунство уже оформлены.
— Хорошо, хорошо, — торопливо проговорил Свирский, бросая нетерпеливый взгляд на часы. — Согласен, я немного поторопился. Однако это не меняет дела. Так или иначе, мы позволим этому человеку увезти вашу дочь.
— Ошибаетесь, Свирский, это меняет дело, — произнес Сергей; он был спокоен как никогда, спокоен и уверен в себе. — Я хочу видеть его. Здесь и сейчас. Это мое условие.
Свирский вскочил.
— Все, хватит! Здесь условия ставлю я. Разговор окончен. — Он выхватил пистолет и направил его на Сергея. — Быстро в машину!
Однако Сергей даже глазом не повел. Достав сигарету, он не спеша закурил.
— Вы не посмеете выстрелить, Свирский, потому что вам нужна моя почка. Вы не можете вернуться без меня, так как Орлов без моей почки со дня на день загнется. Однако прежде чем это случится, вы останетесь без работы. Так что спрячьте вашу пушку, свяжитесь с вашим работодателем и сообщите ему мои условия.
Но Свирский был непреклонен.
— Или вы сейчас же встаете и едете со мной, или я разнесу ваш череп на куски! — прорычал он.
Сергей ухмыльнулся.
— Да, чуть не забыл. Я вынул обойму из вашего пистолета. Так что можете считать себя моим заложником, господин Свирский. Мои требования вы уже слышали.
Свирский быстро проверил пистолет и сильно побледнел. Потом бросил беспомощный взгляд на часы.
— Ла-адно, ваша взяла, — прошипел он; крысиное лицо его дышало яростью. — Но учтите, Ростовский, вы вынуждаете меня на крайние меры.
Почему-то Сергею стало очень весело.
— Да уж куда более крайние! — рассмеялся он. — Или, по-вашему, вырезать у живого человека его последнюю почку — это меры еще не самые крайние?
— Есть кое-что и похуже, — заметил Свирский с явной угрозой в голосе.
На этот раз пришлось побледнеть Сергею.
Катюша! Как он мог забыть о ней! Ведь она все еще у них в руках…
— Если хоть один волосок упадет с ее головы, — глухо процедил он, сверля Свирского глазами, — я разнесу весь ваш бордель по кирпичикам, а вам с Орловым персонально перережу глотки.
Свирский пропустил угрозу мимо ушей. Швырнул бесполезный теперь пистолет на диван и взял со стола свой мобильный телефон. Руки у него тряслись.
Разговор с Орловым был коротким. Босс Свирского был явно недоволен проволочкой, однако согласие на требование Сергея Ростовского все-таки дал. Затем Свирский связался с кем-то из своих помощников и распорядился немедленно выслать машину с задержанным по такому-то адресу.
Сергей бросил взгляд на настенные часы. 20.10. Прекрасно. Доктора привезут не ранее, чем через час. Значит, у Орлова они будут где-то в начале одиннадцатого. До полуночи останется менее двух часов. Что ж, его план пока что работал.
* * *
Сильный порывистый ветер яростно налетал на крохотный самолетик, пытаясь сбросить его с небес на опасно-неприветливую землю.
— Погодка-то, однако, нелетная! — крикнул Василий, перекрывая шум двигателей и вой ветра.
— Сдюжим? — крикнул в ответ Владлен.
— А то как же! — расплылся в широкой улыбке Василий, крепко держась за штурвал.
Они уже подлетали к месту высадки. Однако в запасе у них было еще немного времени.
— Сделай-ка пару кругов над объектом, — попросил пилота Владлен. — Взглянуть надо, для порядка.
— Отчего ж не сделать — сделаю.
Самолет взял крутой вираж и вскоре уже пролетал над особняком Орлова. Затем развернулся и прошел над ним еще раз. Владлен зорко вглядывался в «объект». Взгляд его был прикован к самой высокой точке орловского дома — обширной плоской крыше. На крыше, служившей одновременно и вертолетной площадкой, одиноко маячил небольшой двухместный вертолет.
Владлен удовлетворенно кивнул.
— Все в порядке. Уходим на исходную позицию.
— Как скажешь, командир, — улыбнулся Василий.
На часах было 21.30. Уже заметно стемнело.
Они приземлились в трех километрах от орловского особняка, на небольшом скошенном поле, которое облюбовали еще несколько дней назад. Рядом с полем, за неширокой лесополосой, проходило шоссе, ведущее к дому Орлова. Уже дважды они совершали разведывательные полеты в этот район — один раз ночью и один раз днем — и потому местность знали как свои пять пальцев. Для двух бывших десантников, прошедших огонь, воду и Афган, эта работа была привычной и знакомой.
— Все будет о'кей, Влад, — заверил его Василий. — И не в таких передрягах бывали. Помнишь, как шарахнуло нас под Кандагаром… Э-эх, было времечко!..
Владлен выбрался из кабины и легко спрыгнул на землю.
— Эй, растяпа! — крикнул Василий, свесившись вниз. — Бинокль-то возьми. А заодно и плащ прихвати, мокро сейчас на траве.
Взяв с собой все необходимое, Владлен направился в сторону дороги. Минут через двадцать, миновав лесополосу, он вышел к широкой и прямой, мокрой от прошедшего недавно дождя, асфальтовой ленте шоссе. В этом месте участок шоссе освещался одиноко стоящим фонарем. Километрах в трех от этого места дорога имела ответвление, которое как раз и вело к особняку Орлова. Расстелив плащ на обочине — так, чтобы его не было видно с шоссе, — Владлен Никитин расположился на тонкой подстилке, вооружился биноклем и приготовился ждать.
Он прекрасно понимал: главное сейчас — держать ситуацию под жестким контролем.
* * *
Ровно в восемь вечера Абрек покинул свои апартаменты и отправился на прогулку. В течение часа он праздно бродил по пустынным буковым аллеям орловского парка; мокрый гравий шуршал под его ногами, густые кроны древних буков сплетались где-то в вышине, образуя над прямыми, как стрелы, дорожками живой зеленый свод. Здесь царили полумрак, спокойствие и умиротворение; было тихо, порывы ветра не долетали сюда, в этот уединенный, не знающий человеческих страстей и подлостей, уголок.
Однако Абрек знал: эта идиллия нашпигована орловскими соглядатаями.
К девяти он вернулся в дом и, верный своей роли праздношатающегося «заморского гостя», посетил сначала бильярдную, где мастерски закатил в лузу два-три шара, потом заглянул в бар, минут пятнадцать посидел там, пропустив пару бокалов легкого грузинского вина, с видом бездельника, не знающего, как убить время, прошелся по коридорам особняка.
Со стороны могло показаться, что этот рассеянный «араб», бесцельно плутающий по лабиринтам огромного дома, ничего дальше своего носа не видит. Однако зоркий глаз Абрека подмечал все. Если не считать воскресенья, это был третий день его пребывания здесь; за столь короткий срок он успел основательно изучить расположение помещений особняка — по крайней мере, в той его части, куда был допущен. Он прекрасно ориентировался в переплетении многочисленных коридоров, знал, где расположены камеры слежения и посты охраны, в какие часы происходит «смена караула», какие двери ведут в служебные помещения. Именно эти помещения, располагавшиеся большей частью на нижнем этаже (Абрек был почти что уверен, что имеются и подземные этажи) привлекали его внимание в наибольшей степени. Они занимали целую часть здания, и простым смертным, не имеющих чести состоять в свите Орлова, доступ к ним был закрыт.
В самом начале одиннадцатого один из цивильно одетых молодчиков с квадратной нижней челюстью и тупым взглядом на ломаном английском вежливо, но настойчиво порекомендовал ему вернуться в свою комнату. Абрек широко улыбнулся, кивнул, по-свойски похлопал его по плечу и, насвистывая что-то вроде ламбады, отправился в свои апартаменты.
* * *
Свирский был мрачен и зол. Он нервно ходил по комнате и не сводил глаз с настенных часов. Сергей же, напротив, чувствовал себя превосходно — насколько это возможно, конечно, в подобной ситуации. Свирский уступил ему, вынужден был играть по его правилам, согласился выполнить его требование, более того, он был сейчас в полной его власти — эта мысль доставляла Сергею особенное удовольствие, согревала душу, вселяла уверенность. От былой самонадеянности этого врача-потрошителя не осталось и следа.
Прошло полчаса. На часах было без четверти десять.
Сергей поднялся и прошел в свою комнату. Находиться в одном помещении с убийцей его жены и похитителем дочери сильного желания он не испытывал. В конце концов, он находился у себя дома — почему он должен терпеть общество какого-то выродка?
Пробежав глазами по стеллажу с компакт-дисками, он выбрал один и поставил на проигрыватель. Комната наполнилась мягкими волшебными звуками. Это был «Реквием» Моцарта — произведение, которое, как ему казалось, более всего гармонировало с нынешней ситуацией. Несколько лет назад, будучи проездом через Берлин, он имел уникальную возможность посетить Берлинскую филармонию и слушать «Реквием» в исполнении оркестра Герберта фон Караяна. С тех пор эта магическая, божественная музыка превратилась для него в своего рода душевный бальзам: слушая ее, он словно бы вбирал в себя идущую от нее магнетическую энергию, обретал уверенность, становился крепче, сильнее.
Та же метаморфоза происходила с ним и сейчас. Он слушал музыку и заново рождался. По сравнению с нетленным сочинением великого немца все эти свирские, орловы, алексеевы и иже с ними казались ему сейчас никчемным прахом, пылью на его ботинках, сиюминутным кошмаром, мимолетным наваждением, от которого стоит только отмахнуться — и оно исчезнет, растворится, перестанет быть. Только махнуть рукой — и всю эту шваль и мерзость сметет с лица земли — так, словно никогда ее и не было.
Теперь он знал: все будет хорошо. Все будет так, как он задумал.
Он включил компьютер и запустил DOOM. Когда-то, года четыре назад, Сергей был фанатом этой компьютерной игрушки; он знал ее всю, от и до, легко проходил с первого уровня до самого последнего, тридцать второго. Предпочитая ее более современным и совершенным играм, отличавшихся прекрасной графикой и массой новых возможностей, он оставался верен старенькому доброму DOOM'у. Пулей пролетая по многочисленным виртуальным лабиринтам и ловко сшибая монстров, возникавших по ходу игры, из своего верного винчестера, Сергей тем самым снимал нервную усталость, состояние депрессии и хандры, восстанавливал душевное равновесие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45