И тут же сверху, над самой моей головой, отчетливо прозвучала короткая автоматная очередь, затем еще одна, и еще, и еще… Сердце мое сжалось от бессилия и боли. Не успели! Пока мы возились с люком, бандиты наверняка добрались до одноэтажной постройки, за которой мы прятались, и застали Фому с Лидой врасплох. А Фома, чтобы не выдавать моего местонахождения, в самый последний момент успел, видно, закрыть крышку люка. Э-эх, ребята!.. Я чуть было не расплакался от отчаяния и обиды на судьбу за этакие выкрутасы, но сдержался и лишь до крови закусил губу. Первым моим порывом было броситься им на выручку, но уже в следующий момент я трезво оценил ситуацию. Чем я мог им помочь? Как только я попытаюсь открыть люк, меня тут же схватят и… Что будет дальше, нетрудно себе представить. Либо меня тут же пристрелят, либо вернут в спортзал — и тот и другой вариант меня нисколько не устраивал, тем более что своим попавшим в беду друзьям я все равно ничем помочь не смогу. Остается только идти вперед по этому темному тоннелю, неизвестно куда ведущему. Положение мое было незавидным. Я стоял в холодной, мутной, грязной воде, в совершенной темноте, промокший до нитки и продрогший словно цуцик, обвешанный автоматами, задыхающийся от тошнотворной вони и смрада. Во что бы то ни стало нужно было выбираться отсюда — но где искать выход? Обратный путь был для меня закрыт, но наверняка где-то есть другой люк. Я смутно сознавал, что, спасая себя, я спасу и всех остальных — по крайней мере, именно с этой целью я покинул спортзал.
Определив по памяти и по расположению труб направление, в котором следовало бы двигаться — тоннель тянулся в сторону главного здания, я успел это заметить еще до того, как люк захлопнулся, — я ощупью, кляня все на свете и в особенности эту дурацкую поездку, согнувшись в три погибели и поминутно касаясь спиной влажного, липкого свода, поддерживая автоматы так, чтобы в них не залилась вода, стараясь держать равновесие и не наступать на скользкие трубы, медленно двинулся вперед. Где-то капала вода, два или три раза я больно ударился головой о какие-то выступы. Стиснув зубы и едва сдерживаясь, чтобы не завыть от отчаяния, я все же продолжал свой путь, уткнувшись носом в водяную жижу и до самых кишок ощущая всю прелесть ее аромата, будь он трижды проклят!.. Знать бы, что все эти муки не зря…
Внезапно под ногами захрустело битое стекло, а откуда-то сверху упала чуть заметная полоска света. В душе моей блеснул слабый луч надежды. Я осторожно поднял голову и к неописуемой радости обнаружил, что стою на дне колодца, как две капли воды похожего на тот, через который я проник в этот ад десять минут назад. Будь я верующим, я бы вознес хвалу Богу за оказанную милость.
Осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, я стал карабкаться наверх. Сердце мое бешено стучало в груди, готовое вырваться наружу, когда я уперся головой в массивную крышку и попытался ее приподнять. Что ждет меня там, наверху, — погибель или спасение?
Крышка чуть приоткрылась, и взору моему представилось жилое помещение. Тишина была полнейшая. Выждав несколько секунд и убедившись, что в помещении никого нет, я отважился на риск и решительно отодвинул крышку люка в сторону. Она с грохотом поддалась. Кто-то громко взвизгнул. Я понял, что обнаружил себя, и быстро выскочил из своего укрытия, взяв один из автоматов на изготовку.
— Кто здесь? — крикнул я, резко поворачиваясь корпусом на все триста шестьдесят градусов.
В дальнем углу, на старом, до дыр протертом диване сидел полный мужчина с обрюзгшим лицом, тусклым взглядом и толстыми губами, а метрах в трех от него, застыв в испуганной позе, стояла… практикантка Катя!
— Руки вверх! — рявкнул я, устремив автомат на мужчину.
— Да бросьте вы, — устало отмахнулся он, не удостоив мое требование вниманием.
— Ой, да это же он! — завизжала Катя и бросилась ко мне. Я едва успел отвернуть автомат, как она уже повисла у меня на шее.
— Что вы, что вы, — забормотал я смущенно, — зачем же так…
Я поймал на себе подозрительный взгляд полного мужчины.
— Кто вы? — спросил он с едва заметным интересом.
— Я — Максим Чудаков, — с достоинством заявил я, — и представляю здесь органы правопорядка. Лучше объясните, где я нахожусь?
Катя наконец отцепилась от моей шеи, сияя радостной улыбкой, так идущей к ее круглому, еще детскому личику, и обернулась к мужчине.
— Я же говорила, что это он! — воскликнула она. — Он жил вместе с тем капитаном в одном номере. Помните, я вам рассказывала?
Мужчина кивнул. Я стоял посередине этого странного помещения и представлял собой довольно-таки комичную фигуру. С моей одежды ручьями стекала вода, образовав уже изрядную лужу под ногами, лицо мое, по-видимому, выражало крайнюю степень недоумения, и в довершение ко всему я был увешан автоматами, словно ходячий арсенал или какой-нибудь Рэмбо.
— Ой, да вы весь мокрый! — снова воскликнула Катя и озабоченно покачала головой. — Идите скорее к огню.
У стены стоял электрокамин и излучал живительное тепло. Я с готовностью принял приглашение девушки.
Мужчина с кряхтением поднялся с дивана и направился ко мне. Я предусмотрительно поднял оружие. Он горько усмехнулся и произнес:
— Да опустите вы свою пушку, не трону я вас. Отвечаю на ваш вопрос: вы находитесь в подвале дома отдыха «Лесной», в так называемой «преисподней». Вам это что-нибудь говорит?
Я оторопело уставился на него. Наверное, мое лицо выражало сейчас такую растерянность, что он утвердительно кивнул и продолжал:
— Значит, говорит. Это упрощает дело. Следовательно, вам не нужно объяснять, что это милое помещение служит укрытием двум десяткам бандитов и их главарю, Баварцу.
— Не нужно, — хрипло ответил я.
«Преисподняя» тянулась метров на двадцать в длину и освещалась тусклым светом трех или четырех лампочек, лишенных абажуров и свисающих с потолка на кривых, узловатых проводах. Интерьер представлял собой уродливую смесь роскоши, запустения и безвкусицы: около десятка дорогих, прожженных в некоторых местах и залитых вином ковров было разбросано по бетонному полу; в дальнем конце помещения на металлической балке, пересекавшей потолок, болталась изрядно пострадавшая от ночных оргий хрустальная люстра; среди немногочисленной мебели отечественного производства попадались вычурные образцы мебели импортной или добротной старинной; по всему полу, и особенно у стен, валялись пустые бутылки из-под водки и других горячительных напитков; на столах, которых я насчитал здесь штук пять, громоздилась грязная посуда с остатками пищи; три телевизора, один из которых был с обнаженными внутренностями и разбитой трубкой, стояли прямо на полу — словом, все здесь говорило о том, что передо мной жилые апартаменты людей, чей культурный и эстетический уровень мало чем отличался от уровня животного. Впрочем, никакое животное не смогло бы выжить в этом хлеву, насквозь пропитанном потом множества немытых тел, спиртным перегаром, миазмами полусгнивших продуктов и тошнотворным запахом сигаретных «бычков», десятки и сотни которых густо устилали и пол, и ковры, и столы, и даже лежанки, на которых бандиты, видимо, отсыпались после бурных возлияний и шумных попоек. Судя по спертому, влажному воздуху, помещение не проветривалось месяцами. Всеобщий потоп, хотя и незначительно, коснулся и «преисподней» — в двух-трех местах растеклись обширные лужи, ковры и мебель набухли от сырости, пахло плесенью и гнилью. Стены были испещрены нецензурщиной и фольклором уровня общественных туалетов.
— Не волнуйтесь, — насмешливо произнес мужчина, поймав мой настороженный взгляд, — бандитов здесь нет — если не считать меня, конечно. Мы с этой милой девушкой предусмотрительно заперлись изнутри.
— Кто вы такой? — спросил я в упор.
— Моя фамилия мало что вам скажет, — пожал он плечами. — Ну, допустим, Харитонов.
— Он работает шеф-поваром, — сказала Катя.
— А! Так это вы отравили Потапова! — воскликнул я грозно и крепче сжал автомат. — Отвечайте — вы?
Он печально опустил голову.
— Я об этом очень сожалею, — произнес Харитонов чуть слышно. — Вам этого не понять, молодой человек, а я ведь всю свою жизнь честно проработал в общепите…
— Да уж куда мне, — зло проговорил я, не спуская с него глаз. — Поднимите лучше руки!
— Да не трону я вас, нужны вы мне… А руки поднимайте сами, если хотите… И нечего сверлить меня глазами, я вас не боюсь. Я теперь никого не боюсь, а смерть сочту за избавление. И зачем я только связался с ними! Надо было сразу уходить отсюда, пока они не втянули меня в свои черные дела. Да уж теперь поздно, прежнего не воротишь.
— Отвечайте, вы отравили Потапова? — решительно произнес я.
— Я, молодой человек, я. И своей вины не отрицаю.
— Зачем вы это сделали?
— А затем, молодой человек, что яд предназначался не для этого несчастного, перед которым я теперь в неоплатном долгу, а совсем для другого человека, — повысил голос Харитонов, в упор глядя на меня. — Нет, не для человека, а для выродка, для оборотня, отравить, раздавить, уничтожить которого — долг каждого честного человека.
— Кто же он, этот человек?
— Понятия не имею, кто он на самом деле, но здесь его зовут Артистом.
У меня перехватило горло от одного звуках этого имени. Опять Артист!
— И вы пошли, — продолжал я, — на это… отравление только потому, что в жертвы предназначался Артист?
— Да, именно так.
— Согласились бы вы отравить любого другого человека?
Он пожал плечами.
— Вряд ли.
В этом «вряд ли» было больше убедительности, чем если бы он просто сказал «нет». Я опустил автомат.
— Каким ядом был отравлен Потапов?
— Не знаю. Яд мне передал Курт, правая рука Баварца.
Я кивнул. С Куртом я уже имел честь познакомиться.
— Во что был подмешан яд?
— В одну-единственную котлету, специально приготовленную лично мною. Она предназначалась для Артиста.
— Каким же образом эта единственная котлета попала в тарелку Потапова? Объясните!
Он беспомощно развел руками.
— Вот чего я никак не могу понять, так именно это. Ведь я сам видел, как порцию с той котлетой Артист самолично взял с раздачи.
— Артист… — я растерянно посмотрел на него. — Вы уверены?
— Абсолютно! На все сто! Я сам положил злополучную котлету в его тарелку. Сам!
Да, было от чего свихнуться.
— Вы лично знакомы с Артистом?
— Лично — нет, но неоднократно видел его здесь и наслышан о его мерзких делах.
— Как он выглядит? — быстро спросил я, подавшись вперед. — Кто скрывается под этим прозвищем?
Он не успел ответить. В дверь кто-то гулко забарабанил.
— Откройте! — грубо потребовали снаружи. — Эй, кто там? Что за дурацкие шутки? Ты, Харитон? Хорош борзеть, старый хрен, открывай!
— Что случилось? — услышал я спокойный голос Баварца.
— Да Харитон заперся. Подлюга! Небось бормоты налакался…
— Девчонка с ним?
— А я почем знаю!
Послышался негромкий стук в дверь.
— Макар Иванович, будьте так любезны, откройте, пожалуйста, дверь, — чуть слышно произнес Баварец.
Катя инстинктивно прижалась ко мне.
— Я боюсь! — прошептала она, вся дрожа.
Харитонов напрягся и сжал кулаки, его толстая, мясистая шея стала багровой.
— Я не дам вас в обиду, — храбро шепнул я девушке в самое ухо. Я почувствовал такой прилив отваги, что готов был сразиться с целой армией Баварцев, Куртов, Утюгов, Сундуков, Смурных и им подобной нечисти. Мне вдруг стало ясно, что чувствовали средневековые рыцари, идя на подвиги ради прекрасных дам.
— Слышите, Макар Иванович? — снова произнес Баварец. — Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам. Откройте дверь, или я прикажу стрелять.
Я взглянул на дверь. Она была обита листовой жестью, но автоматная очередь наверняка прошьет ее насквозь.
— Ну нет, — процедил сквозь зубы Харитонов и решительно шагнул к двери, — достаточно я совершил подлостей в этой жизни. Хватит!.. Слышишь, Баварец? Убирайся прочь и забери свое шакалье! Девушку я вам не отдам — и точка!
Баварец оказался терпеливее, чем я думал.
— Зря вы так горячитесь, Макар Иванович. Я ведь все равно войду, если потребуется, вы же меня знаете.
— Знаю, — глухо произнес Харитонов, — на свою беду.
— А беды может не случиться, если вы будете благоразумны. Давайте жить в мире и согласии, а, Макар Иванович?
— Да что ты с ним цацкаешься, Баварец! — нетерпеливо проревел кто-то из-за двери. — Только моргни — и я шарахну по этой скорлупе из своей пушечки — одни щепки полетят!
Харитонов резко повернулся к нам. Глаза его светились решимостью и покорностью выбранной судьбе, страха в них не было в помине.
— Уходите! — чуть слышно шепнул он и махнул рукой в сторону люка, из которого я появился четверть часа назад. — Быстрее!
— А вы? — спросил я, кидаясь к люку и увлекая девушку за собой.
— На мне кровь человека, — спокойно сказал он, — и я обязан смыть ее. Прощай, Катюша!.. Да идите же вы, чтоб вас!.. — крикнул он, заметив мою нерешительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33