руки лежат на груди. Как у покойника.
И вдруг померещилось ему что-то вроде эскалатора или движущейся ленты и там - множество людей со сверкающими глазами, в которых отражаются все новые и новые живописные пейзажи. А эскалатор, не останавливаясь ни на секунду, несет их в черную пасть туннеля, и оттуда нет возврата...
Нескуба усмехнулся. Действует закон энтропии... Ну что ж, пусть себе действует...
Инстинктивно убрал руки с груди, левую подложил ладонью под затылок, правую протянул вдоль тела. Будь она неладна, эта смерть, все-таки лучше о ней не думать, чтобы в крови не появились ее токсины. Естественно, если о ней думают старики, а ему пока еще рано, он молодой. "Мыслю - значит живу", - вспомнил известный афоризм. - Жить - это моя обязанность перед Природой, и я должен исполнять ее как можно лучше. Ведь столько впереди неосуществленного - и здесь, на этой необычайной планете, и в космосе... Где-то там затерялся в пространстве голубой шарик. Да и вообще - не пройдена еще и половина жизни. Нервы надо сдерживать, иначе..."
Усилием воли заставил себя успокоиться и, когда эмоциональные всплески улеглись, приступил к аутотренингу, прерванному болезнью. Разве он потерял управление своим организмом, своим живым космическим кораблем, разве не контролирует свое тело и свою психику? Нет, анархии он не допустит, у него есть цель, и светит ему из дальней дали путеводная звезда - родное Солнце, а рядом с ним - Земля. И хотя их пространство сомкнулось для него до размера элементарной частицы, он все равно будет стремиться туда годами, десятилетиями, всю жизнь. И уже слышалась ему музыка небесных сфер, и казалось: раскрываются необъятные объемы Вселенной, и через гравитационные шлюзы выплывает "Викинг" в то, в свое пространство... Для этого стоит жить, жить и действовать!
И, несмотря на физическую слабость, появилось у Нес кубы приподнятое настроение. Думалось легко, в дымке фантазии возникали какие-то неясные, но привлекательные картины будущего, и это окрыляло, пробуждало радость бытия.
На следующий день, сразу после медиков, вошел в палату Лойо Майо. Настороженное выражение его лица сразу начало таять: астронома успокоил вид Нескубы. Капитан лежал хотя и изможденный болезнью, но не сломленный ею. Взгляд у него был не безвольный, не апатичный, как бывает у тяжелобольных, наоборот - ощущалась в нем внутренняя сила. Впечатление было такое, что Нескуба сейчас встанет и возьмется, как всегда, за работу.
Секунду-другую астроном смотрел на больного, словно желая убедиться в этом своем впечатлении. Потом закивал головой и, потирая руки, подошел к кровати.
- Не надо быть врачом, чтобы увидеть - вам лучше.
- Вроде бы помаленьку выздоравливаю, - улыбнулся Нескуба. - Садитесь.
Визит чудака-астронома был ему приятен. Лойо Майо стал союзником Нескубы с того самого момента, когда продемонстрировал приспособление, с помощью которого можно демаскировать черные дыры космоса. В определенном смысле они были заговорщиками, и это их сблизило. Да еще настроение жен: обе боялись обратного космического полета и, кажется, уже не сомневались, что их мужья "одумаются".
Лойо Майо знал, что Нескубы ждут ребенка, и пришел выяснить, не изменились ли намерения капитана, для которого сынишка был золотой мечтой. Сам Лойо Майо всеми фибрами души принадлежал космосу и не мог понять, как можно отказаться от такой великой идеи, хотя бы даже ради семьи. С другой же стороны, думал он, а почему бы женам не согласиться с мужьями? "Викинг" - корабль большой, для четверых был бы если уж не планетой, то астероидом. Жить можно.
Сгорбившись на стуле, Лойо Майо повел тонкий дипломатический разговор с намеками и недомолвками. То сетовал, что здесь, на Гантели, условия для наблюдений неба весьма неблагоприятны и даже Осипов - на что уж терпеливый человек! - и тот ворчит, то хвалил обсерваторию "Викинга".
Капитан, конечно, догадывался о том, что беспокоит астронома, однако слушал не перебивая. Но когда закрыл глаза, Лойо Майо умолк на полуслове.
Нескуба глянул на него, пошевелил пальцами под одеялом.
- Что же вы? Продолжайте, я слушаю.
Глаза Лойо Майо сверкнули, он нервно потер свои худощавые руки.
- Может быть, рано еще об этом говорить, но...
- Вы о возвращении на Землю?
- Да. Об этой идее.
- Идее? - удивленно вскинул брови Нескуба. - Но разве вы не верите в реальную возможность?
Лойо Майо снисходительно улыбнулся:
- Откровенно говоря, шанс достижения нашей Солнечной системы равен нулю.
- В таком случае я вас не понимаю. - Нескуба попытался даже встать, но не хватило сил и он только повернул голову на подушке. - Поставили крест?
- Да что вы, капитан! Я и жену почти убедил. Чувствую: еще немножко, и она согласится. А как... Эола?
- С Эолой сложнее, - вздохнул Нескуба. - Вы ведь знаете: ждем продолжателя рода...
- Да... - Лойо Майо потупился, настроение у него сразу упало.
- Продолжатель рода! - повторил Нескуба. - Это, знаете ли, событие большого значения.
- Еще бы! - Лойо Майо взмахнул руками, как будто ему не хватало слов.
Нескуба, покосившись на него, спросил:
- Так что же получается, шансов, по-вашему, нет, а все-таки собираетесь. Непонятно.
- Почему же... Меня привлекает не столько цель полета, сколько сам полет, космическая трасса. Идеальные условия для наблюдений!
- Но ведь наблюдения можно вести и с орбиты, - возразил Нескуба. - "Викинг" - это ведь летающая космическая обсерватория, и мы не собираемся опускать его на Гантель.
- Да, конечно, можно и на орбите, - Лойо Майо пожал плечами, - но... это самый минимальный вариант. И, главное, здесь астроном перешел на шепот, - главное, я не хочу стать добычей гумуса...
- Вы говорите загадками, - Нескуба пристально посмотрел на Лойо Майо, - что значит -"добыча гумуса"?
Астроном как-то странно улыбнулся.
- Это, если угодно, моя философская система. Она, правда, еще не отработана во всех аспектах, но... Коротко говоря, процесс органической жизни сводится к гумусу. Это тонкий плодоносящий слой, покрывающий всю поверхность Земли, да и Гантели, обеспечивает рост всего живого - и флоры, и фауны. Гумус - щедрый кредитор - бери, используй нужные элементы и соединения, расти, набирайся силы, расцветай! Но затем... расплачивайся своей жизнью. Недаром сказано: мы вышли из земли, в землю и вернемся. - Лойо Майо вздохнул, потер смуглый лоб ладонью и продолжал: - Так вот. Мы считаем, что вся природа создана для наших нужд, а в действительности - это форма существования гумуса. Это он живет! И все холит, пестует, выращивает для себя. Людям кажется, что это он для них - и рожь, и пшеницу... А он все только для себя, для себя. Человек обречен repere per humum, как сказал когда-то Гораций - ползать по земле.
- Ну знаете... - поморщился Нескуба. - Это ваша схема... Остается только наделить гумус некоей формой сознания, и карикатура на природу будет завершена. Злая карикатура... Скажите, Лойо Майо, по-дружески, доверительно. Как у вас семейные отношения? Вы счастливы в личной жизни?
Астроном съежился:
- Я, простите, излагаю вам философскую концепцию, а вы... При чем тут личная жизнь? Не вижу связи.
- А я вижу, - вежливо, но вместе с тем покровительственно произнес Нескуба. - Ваша схема обмена живой материи слишком мрачна.
- Уверяю вас...
- Не надо, Лойо Майо. По тому, какой цвет доминирует в ваших представлениях, можно поставить безошибочный диагноз. Но я на это не имею права и делать этого не буду.
- А что вы можете сказать по существу моей гипотезы?
- Ну что ж... Эту схему, - Нескуба нарочито повторил уничижительное словцо, произнося его с заметным нажимом, - вы могли бы положить в основу фантастического романа, не будь она столь пессимистична. Вы ведь астроном, Лойо Майо, а не заметили, что Вселенная наполнена светом. Да, собственно, и сама органическая жизнь - это творение света, детище луча. Вспомните хотя бы процесс фотосинтеза, без которого не было бы и гумуса. Как чудесно устроен мир! И свести всю его сложность к какомуто одному элементу...
Дискуссия продолжалась довольно долго, Нескуба даже устал, но так они ни к чему и не пришли, каждый остался при своем мнении. Объединяла их только идея полета, мечта, которая не давала покоя капитану, неудержимо влекла и одновременно отпугивала своей фантастичностью. Нескуба слушал рассуждения Лойо Майо, а сам думал: согласится ли Эола? Как ее убедить? Как преодолеть ее непонятное женское упрямство? Она оттягивает решение до родов. Хитрит...
- Да, солнца, галактики, - продолжал между тем Лойо Майо, - это прекрасно, потому-то и тянет меня в космос... Но, во всяком случае, вы знаете теперь мои соображения. В конце концов, не для того я ушел от одного гумуса, чтобы попасть в лапы другого. Если мы не полетим, я конечно же буду работать на орбите, ну а если умру, буду просить рассеять мой пепел в космосе.
- Все равно выпадет на планету, - мрачно пошутил Нескуба.
- Так протрубит ли нам стартовая труба? - спросил Лойо Майо, не обращая внимания на неудачную шутку.
Нескуба - совсем еще недавно такой волевой, решительный и часто прямолинейный - сейчас колебался. Лицо его морщилось, словно он пытался что-то вспомнить, взглядом он прощупывал потолок, как будто надеялся найти там ответ.
- Я... не могу еще точно сказать... - произнес он наконец. - Понимаете, Эола...
- Понимаю. Но нет, не Эола, не ребенок, который скоро родится, держат вас здесь, капитан. Это гумус не желает расстаться со своей добычей, гумус Гантели.
- Да ну его, ваш гумус! - проворчал капитан. - Гумус да гумус...
Устало закрыл глаза, а когда открыл, Лойо Майо в палате уже не было. "Он действительно здесь, на этой планете, как рыба, выброшенная на песок, - сочувственно подумал он об астрономе. - Космос - его стихия. Вот и не может успокоиться его дух. А я? Разве моя душа спокойна?.."
Первый гантелянин!
Родился он ранним утром, когда теплые лучи Светила окрасили в красный цвет окрестные горы, похожие на огромные стога сена, неслышно опустились вниз и выхватили из черноты ночи пластиковые крыши поселения. И словно изучая эти новостройки. Светило ощупало стены, заглянуло в четырехугольные окна. Именно в это мгновение крохотный Нескуба громким криком оповестил о своем появлении на свет, о котором он еще сам ничегошеньки не знал. Светило мягким прикосновением огладило его тельце, с которым, немного нервничая, возилась молодая мать, и сразу же сделало его розовым.
- Ув-ва! Ув-ва!
- Ого, какой горластый! - воскликнула доктор Рената Павзевей, и в голосе ее звучала радость. - А ну давай, давай, кричи еще, зови своего папочку!
- А что, Гордей здесь? - подняла голову роженица. - Так впустите его! Рената, позови...
- Успокойся, Эола. Ты что, забыла, что он на "Викинге"? Ему еще не передали.
Эола обессиленно опустила голову на подушку.
- Скажи, чтобы немедленно передали. Это очень важно.
- Скажу, скажу, только не надо волноваться, вот сейчас мы немножко запеленаемся, чтобы не было нам холодно. Ты только подумай - первый на Гантели! Как вы его назовете?
- Посмотрим. Еще не думали.
- Ув-ва! Ув-ва!
Хотя роды прошли хорошо и Эола почти не чувствовала боли, все-таки потеря крови ослабила ее, и тяжесть в животе почему-то не проходила. Ей хотелось тишины, покоя, хотелось отдохнуть после циклона, который опустошил ее тело, и сейчас было совсем не до разговоров. А на Ренату, всегда такую сдержанную, словно что-то нашло, и она говорила, говорила не умолкая.
- А что, если Гордейчик?
- Может быть.
- Ув-ва!
- Ах ты, маленький!
- Нужно известить Гордея. Слышишь, Рената? Ой...
- Плохо тебе, Эолочка? Не беспокойся, миленькая, радиограмма долетит мигом. Вот мы уже и укутаны, уже не плачем, наш организмик достиг теплового равновесия. - Рената ловко уложила малыша в кроватку, пододвинутую к постели матери. Ну вот, вот так и лежи себе, Нескубеночек, набирайся сил.
- Рената... - простонала Эола. - Прошу тебя... Радиограмму...
- Бегу! Уже побежала!
Рената быстро вышла, закрыв за собой дверь. Эола повернула голову в сторону своего малыша, посмотрела в его личико и вспомнила о его отце - вчера, как только ее положили в родильное отделение, он поспешно вылетел вместе с Лойо Майо на "Викинг". На прощанье поцеловал ее в лоб, бросил какие-то успокоительные слова и был таков. Что-то беспокоило Эолу, появилось невыразимое, как густая мгла, тяжелое предчувствие, в котором тонула даже радость материнства, вместо нее были тревога и боль. Как было бы хорошо, если б Гордей сидел здесь, возле детской кроватки...
Она смотрела на свою крошку и вместо радости ощущала одно только удивление. Вот она и стала матерью. От нее отделилось маленькое существо... Какое таинство Природы! А в самом деле - как же мы его назовем? Долго что-то не возвращается Рената. А боль вроде бы усиливается... Красная дымка... На Земле бывают алые восходы и алые закаты, а здесь - целый день красная мгла застилает глаза. Неужели что-то случилось с Гордеем?
Резкая боль ножом полоснула низ живота. Эола вскрикнула, сбросила с себя одеяло, извиваясь, схватила подушку, скорчилась, прося облегчения, но боль беспощадно жалила, душила, в глазах стало темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
И вдруг померещилось ему что-то вроде эскалатора или движущейся ленты и там - множество людей со сверкающими глазами, в которых отражаются все новые и новые живописные пейзажи. А эскалатор, не останавливаясь ни на секунду, несет их в черную пасть туннеля, и оттуда нет возврата...
Нескуба усмехнулся. Действует закон энтропии... Ну что ж, пусть себе действует...
Инстинктивно убрал руки с груди, левую подложил ладонью под затылок, правую протянул вдоль тела. Будь она неладна, эта смерть, все-таки лучше о ней не думать, чтобы в крови не появились ее токсины. Естественно, если о ней думают старики, а ему пока еще рано, он молодой. "Мыслю - значит живу", - вспомнил известный афоризм. - Жить - это моя обязанность перед Природой, и я должен исполнять ее как можно лучше. Ведь столько впереди неосуществленного - и здесь, на этой необычайной планете, и в космосе... Где-то там затерялся в пространстве голубой шарик. Да и вообще - не пройдена еще и половина жизни. Нервы надо сдерживать, иначе..."
Усилием воли заставил себя успокоиться и, когда эмоциональные всплески улеглись, приступил к аутотренингу, прерванному болезнью. Разве он потерял управление своим организмом, своим живым космическим кораблем, разве не контролирует свое тело и свою психику? Нет, анархии он не допустит, у него есть цель, и светит ему из дальней дали путеводная звезда - родное Солнце, а рядом с ним - Земля. И хотя их пространство сомкнулось для него до размера элементарной частицы, он все равно будет стремиться туда годами, десятилетиями, всю жизнь. И уже слышалась ему музыка небесных сфер, и казалось: раскрываются необъятные объемы Вселенной, и через гравитационные шлюзы выплывает "Викинг" в то, в свое пространство... Для этого стоит жить, жить и действовать!
И, несмотря на физическую слабость, появилось у Нес кубы приподнятое настроение. Думалось легко, в дымке фантазии возникали какие-то неясные, но привлекательные картины будущего, и это окрыляло, пробуждало радость бытия.
На следующий день, сразу после медиков, вошел в палату Лойо Майо. Настороженное выражение его лица сразу начало таять: астронома успокоил вид Нескубы. Капитан лежал хотя и изможденный болезнью, но не сломленный ею. Взгляд у него был не безвольный, не апатичный, как бывает у тяжелобольных, наоборот - ощущалась в нем внутренняя сила. Впечатление было такое, что Нескуба сейчас встанет и возьмется, как всегда, за работу.
Секунду-другую астроном смотрел на больного, словно желая убедиться в этом своем впечатлении. Потом закивал головой и, потирая руки, подошел к кровати.
- Не надо быть врачом, чтобы увидеть - вам лучше.
- Вроде бы помаленьку выздоравливаю, - улыбнулся Нескуба. - Садитесь.
Визит чудака-астронома был ему приятен. Лойо Майо стал союзником Нескубы с того самого момента, когда продемонстрировал приспособление, с помощью которого можно демаскировать черные дыры космоса. В определенном смысле они были заговорщиками, и это их сблизило. Да еще настроение жен: обе боялись обратного космического полета и, кажется, уже не сомневались, что их мужья "одумаются".
Лойо Майо знал, что Нескубы ждут ребенка, и пришел выяснить, не изменились ли намерения капитана, для которого сынишка был золотой мечтой. Сам Лойо Майо всеми фибрами души принадлежал космосу и не мог понять, как можно отказаться от такой великой идеи, хотя бы даже ради семьи. С другой же стороны, думал он, а почему бы женам не согласиться с мужьями? "Викинг" - корабль большой, для четверых был бы если уж не планетой, то астероидом. Жить можно.
Сгорбившись на стуле, Лойо Майо повел тонкий дипломатический разговор с намеками и недомолвками. То сетовал, что здесь, на Гантели, условия для наблюдений неба весьма неблагоприятны и даже Осипов - на что уж терпеливый человек! - и тот ворчит, то хвалил обсерваторию "Викинга".
Капитан, конечно, догадывался о том, что беспокоит астронома, однако слушал не перебивая. Но когда закрыл глаза, Лойо Майо умолк на полуслове.
Нескуба глянул на него, пошевелил пальцами под одеялом.
- Что же вы? Продолжайте, я слушаю.
Глаза Лойо Майо сверкнули, он нервно потер свои худощавые руки.
- Может быть, рано еще об этом говорить, но...
- Вы о возвращении на Землю?
- Да. Об этой идее.
- Идее? - удивленно вскинул брови Нескуба. - Но разве вы не верите в реальную возможность?
Лойо Майо снисходительно улыбнулся:
- Откровенно говоря, шанс достижения нашей Солнечной системы равен нулю.
- В таком случае я вас не понимаю. - Нескуба попытался даже встать, но не хватило сил и он только повернул голову на подушке. - Поставили крест?
- Да что вы, капитан! Я и жену почти убедил. Чувствую: еще немножко, и она согласится. А как... Эола?
- С Эолой сложнее, - вздохнул Нескуба. - Вы ведь знаете: ждем продолжателя рода...
- Да... - Лойо Майо потупился, настроение у него сразу упало.
- Продолжатель рода! - повторил Нескуба. - Это, знаете ли, событие большого значения.
- Еще бы! - Лойо Майо взмахнул руками, как будто ему не хватало слов.
Нескуба, покосившись на него, спросил:
- Так что же получается, шансов, по-вашему, нет, а все-таки собираетесь. Непонятно.
- Почему же... Меня привлекает не столько цель полета, сколько сам полет, космическая трасса. Идеальные условия для наблюдений!
- Но ведь наблюдения можно вести и с орбиты, - возразил Нескуба. - "Викинг" - это ведь летающая космическая обсерватория, и мы не собираемся опускать его на Гантель.
- Да, конечно, можно и на орбите, - Лойо Майо пожал плечами, - но... это самый минимальный вариант. И, главное, здесь астроном перешел на шепот, - главное, я не хочу стать добычей гумуса...
- Вы говорите загадками, - Нескуба пристально посмотрел на Лойо Майо, - что значит -"добыча гумуса"?
Астроном как-то странно улыбнулся.
- Это, если угодно, моя философская система. Она, правда, еще не отработана во всех аспектах, но... Коротко говоря, процесс органической жизни сводится к гумусу. Это тонкий плодоносящий слой, покрывающий всю поверхность Земли, да и Гантели, обеспечивает рост всего живого - и флоры, и фауны. Гумус - щедрый кредитор - бери, используй нужные элементы и соединения, расти, набирайся силы, расцветай! Но затем... расплачивайся своей жизнью. Недаром сказано: мы вышли из земли, в землю и вернемся. - Лойо Майо вздохнул, потер смуглый лоб ладонью и продолжал: - Так вот. Мы считаем, что вся природа создана для наших нужд, а в действительности - это форма существования гумуса. Это он живет! И все холит, пестует, выращивает для себя. Людям кажется, что это он для них - и рожь, и пшеницу... А он все только для себя, для себя. Человек обречен repere per humum, как сказал когда-то Гораций - ползать по земле.
- Ну знаете... - поморщился Нескуба. - Это ваша схема... Остается только наделить гумус некоей формой сознания, и карикатура на природу будет завершена. Злая карикатура... Скажите, Лойо Майо, по-дружески, доверительно. Как у вас семейные отношения? Вы счастливы в личной жизни?
Астроном съежился:
- Я, простите, излагаю вам философскую концепцию, а вы... При чем тут личная жизнь? Не вижу связи.
- А я вижу, - вежливо, но вместе с тем покровительственно произнес Нескуба. - Ваша схема обмена живой материи слишком мрачна.
- Уверяю вас...
- Не надо, Лойо Майо. По тому, какой цвет доминирует в ваших представлениях, можно поставить безошибочный диагноз. Но я на это не имею права и делать этого не буду.
- А что вы можете сказать по существу моей гипотезы?
- Ну что ж... Эту схему, - Нескуба нарочито повторил уничижительное словцо, произнося его с заметным нажимом, - вы могли бы положить в основу фантастического романа, не будь она столь пессимистична. Вы ведь астроном, Лойо Майо, а не заметили, что Вселенная наполнена светом. Да, собственно, и сама органическая жизнь - это творение света, детище луча. Вспомните хотя бы процесс фотосинтеза, без которого не было бы и гумуса. Как чудесно устроен мир! И свести всю его сложность к какомуто одному элементу...
Дискуссия продолжалась довольно долго, Нескуба даже устал, но так они ни к чему и не пришли, каждый остался при своем мнении. Объединяла их только идея полета, мечта, которая не давала покоя капитану, неудержимо влекла и одновременно отпугивала своей фантастичностью. Нескуба слушал рассуждения Лойо Майо, а сам думал: согласится ли Эола? Как ее убедить? Как преодолеть ее непонятное женское упрямство? Она оттягивает решение до родов. Хитрит...
- Да, солнца, галактики, - продолжал между тем Лойо Майо, - это прекрасно, потому-то и тянет меня в космос... Но, во всяком случае, вы знаете теперь мои соображения. В конце концов, не для того я ушел от одного гумуса, чтобы попасть в лапы другого. Если мы не полетим, я конечно же буду работать на орбите, ну а если умру, буду просить рассеять мой пепел в космосе.
- Все равно выпадет на планету, - мрачно пошутил Нескуба.
- Так протрубит ли нам стартовая труба? - спросил Лойо Майо, не обращая внимания на неудачную шутку.
Нескуба - совсем еще недавно такой волевой, решительный и часто прямолинейный - сейчас колебался. Лицо его морщилось, словно он пытался что-то вспомнить, взглядом он прощупывал потолок, как будто надеялся найти там ответ.
- Я... не могу еще точно сказать... - произнес он наконец. - Понимаете, Эола...
- Понимаю. Но нет, не Эола, не ребенок, который скоро родится, держат вас здесь, капитан. Это гумус не желает расстаться со своей добычей, гумус Гантели.
- Да ну его, ваш гумус! - проворчал капитан. - Гумус да гумус...
Устало закрыл глаза, а когда открыл, Лойо Майо в палате уже не было. "Он действительно здесь, на этой планете, как рыба, выброшенная на песок, - сочувственно подумал он об астрономе. - Космос - его стихия. Вот и не может успокоиться его дух. А я? Разве моя душа спокойна?.."
Первый гантелянин!
Родился он ранним утром, когда теплые лучи Светила окрасили в красный цвет окрестные горы, похожие на огромные стога сена, неслышно опустились вниз и выхватили из черноты ночи пластиковые крыши поселения. И словно изучая эти новостройки. Светило ощупало стены, заглянуло в четырехугольные окна. Именно в это мгновение крохотный Нескуба громким криком оповестил о своем появлении на свет, о котором он еще сам ничегошеньки не знал. Светило мягким прикосновением огладило его тельце, с которым, немного нервничая, возилась молодая мать, и сразу же сделало его розовым.
- Ув-ва! Ув-ва!
- Ого, какой горластый! - воскликнула доктор Рената Павзевей, и в голосе ее звучала радость. - А ну давай, давай, кричи еще, зови своего папочку!
- А что, Гордей здесь? - подняла голову роженица. - Так впустите его! Рената, позови...
- Успокойся, Эола. Ты что, забыла, что он на "Викинге"? Ему еще не передали.
Эола обессиленно опустила голову на подушку.
- Скажи, чтобы немедленно передали. Это очень важно.
- Скажу, скажу, только не надо волноваться, вот сейчас мы немножко запеленаемся, чтобы не было нам холодно. Ты только подумай - первый на Гантели! Как вы его назовете?
- Посмотрим. Еще не думали.
- Ув-ва! Ув-ва!
Хотя роды прошли хорошо и Эола почти не чувствовала боли, все-таки потеря крови ослабила ее, и тяжесть в животе почему-то не проходила. Ей хотелось тишины, покоя, хотелось отдохнуть после циклона, который опустошил ее тело, и сейчас было совсем не до разговоров. А на Ренату, всегда такую сдержанную, словно что-то нашло, и она говорила, говорила не умолкая.
- А что, если Гордейчик?
- Может быть.
- Ув-ва!
- Ах ты, маленький!
- Нужно известить Гордея. Слышишь, Рената? Ой...
- Плохо тебе, Эолочка? Не беспокойся, миленькая, радиограмма долетит мигом. Вот мы уже и укутаны, уже не плачем, наш организмик достиг теплового равновесия. - Рената ловко уложила малыша в кроватку, пододвинутую к постели матери. Ну вот, вот так и лежи себе, Нескубеночек, набирайся сил.
- Рената... - простонала Эола. - Прошу тебя... Радиограмму...
- Бегу! Уже побежала!
Рената быстро вышла, закрыв за собой дверь. Эола повернула голову в сторону своего малыша, посмотрела в его личико и вспомнила о его отце - вчера, как только ее положили в родильное отделение, он поспешно вылетел вместе с Лойо Майо на "Викинг". На прощанье поцеловал ее в лоб, бросил какие-то успокоительные слова и был таков. Что-то беспокоило Эолу, появилось невыразимое, как густая мгла, тяжелое предчувствие, в котором тонула даже радость материнства, вместо нее были тревога и боль. Как было бы хорошо, если б Гордей сидел здесь, возле детской кроватки...
Она смотрела на свою крошку и вместо радости ощущала одно только удивление. Вот она и стала матерью. От нее отделилось маленькое существо... Какое таинство Природы! А в самом деле - как же мы его назовем? Долго что-то не возвращается Рената. А боль вроде бы усиливается... Красная дымка... На Земле бывают алые восходы и алые закаты, а здесь - целый день красная мгла застилает глаза. Неужели что-то случилось с Гордеем?
Резкая боль ножом полоснула низ живота. Эола вскрикнула, сбросила с себя одеяло, извиваясь, схватила подушку, скорчилась, прося облегчения, но боль беспощадно жалила, душила, в глазах стало темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17