- Напрасно. Я за двадцать лет никого не продал.
- Ты здесь... двадцать лет? - поразился я. - Как же ты?..
- Как вытерпел? - Миас иронически пожал плечами. - Вот так. Осужден навечно. И ты тоже...
- Что я?
- Вытерпишь. Привыкнешь.
- Никогда! - горячо воскликнул я.
- Тише! - испуганно прошептал Миас. - Услышат. Пути отсюда нет!
Я угрюмо огляделся. Да, он говорит правду. По дороге в карьер нас вел такой конвой, что мышь не уйдет. Здесь карабинеры стоят вокруг за пятнадцать - двадцать метров один от другого. Один шаг за обозначенную флажками линию - и меткая пуля догонит безумца. Много вариантов перебрал я в уме, но все пришлось отбросить. Оставался один-единственный, самый безумный и самый верный...
- Номер триста двадцать пятый! - послышался громкий возглас начальника охраны. - Почему не работаешь?
Я согнулся, остервенело долбя ломом камень.
Миас ехидно хихикнул.
- Вот так, парень, день за днем... - прошептал он, складывая камни в штабеля. - На тебя будут беспрерывно кричать, словно на животное, называть номером. Ты привыкнешь, внутренний бунт постепенно угаснет. Ты захочешь сохранить себя, свое здоровье. А потом... Потом будешь считать, что все это в порядке вещей.
- Ложь! - прохрипел я. - Все равно убегу!
- Как?
- Не знаю. Как угодно!
- Поймают, - уверил Миас. - Наша полиция имеет такую агентуру, что беглецу некуда податься. Разве за границу.
- Пусть поймают. А я снова убегу!
Миас покачал головой, тяжело вздохнул.
- После побега здесь не оставляют. Видишь гору? Там, за нею, есть специальная каторжная тюрьма. Наша в сравнении с той - курорт. Вот туда ты попадешь! Тюрьма Маро-Маро.
- Разве оттуда нет путей?
- Оттуда, парень, разве что дух уйдет. Ни днем, ни ночью не выйдешь на воздух. Вонючая камера, пойло, фунт черного хлеба. И так до смерти. Теперь понял?
Да, я все понял. Шутки здесь плохи. Любой шаг грозит смертью. Оставалась тоненькая, почти невидимая ниточка надежды. Надежда на провидение!
Второй путь - ждать. Авось выживу. Пройдет десять лет. Я выйду на свободу. Люси дождется - я знаю. И снова мы заживем радостно, дружно...
Но дожидаться в этом аду? Среди бесконечного унижения? Среди побоев? Под лучами палящего солнца, под дыханием зимних стуж? Напрасные мечты. Несколько лет никчемного прозябания, а потом смерть!
Я решил - пусть лучше сразу смерть!
- Если решил уйти, - прошептал Миас, - выбирай ночь, когда туча с моря. Гроза смоет след, собаки не найдут. Перейдешь реку Еро - там уже легче.
- Спасибо, Миас!
- Кстати, гляди. Видишь, над горой темнеет? Туча...
Я задрожал от внутреннего напряжения. Глубоко вдохнул воздух.
- Туча с моря? - переспросил я.
- Да. Если решил, уходи сегодня. Отложишь раз - потеряешь силу воли, привыкнешь. Станешь таким, как я...
На склон горы, где мы работали, налетел вихрь. В воздухе закружились тучи пыли. Солнце быстро садилось за горизонт, наливалось багрянцем, темнело.
- Будет сильная буря, - сказал Миас, - Когда-то и я в такие минуты готовился и... ни разу не попробовал.
- Кончай работу! - прозвучала над карьером громкая команда.
Надзиратели шли вдоль рядов каторжников, принимали инструмент. Мы сложили ломы и кирки в кучу, присели на камне отдохнуть.
- Попрощаемся? - тихо спросил Миас.
Я молча кивнул.
Миас крепко пожал руку мне, поспешно отошел в сторону. К нам приближался надзиратель, Он проверил инструменты, подозрительно взглянул на нас.
- О чем говорили? - крикнул он. - Почему мало работали?
- Как и вчера, - смиренно сказал Миас.
- Молчать! Еще раз увижу - накажу!
- За что? - не выдержал я.
- Молчать! - налился кровью надзиратель. Резко размахнувшись, он ударил меня дубинкой.
В голове потемнело. Я застонал, но сдержался. Молчание! Молчание! На карту поставлено все...
- В колонну! - крикнул надзиратель.
Построившись в ряды, мы двинулись к дороге. Зазвенели цепи. Зарычали собаки. Десять рядов. Тридцать каторжников.
Двадцать карабинеров и десять собак окружали колонну. Молча шли мы к своей тюрьме. Добраться до нар, прилечь, протянуть занемевшие ноги.
Туча ползла медленно, но неуклонно. Она затягивала непроницаемой пеленой звезды. Загрохотал гром. В зарешеченном окне замерцало зеленоватое пламя молнии, четко выделялись на фоне грозового неба вышки.
Я тихо поднялся с нар. Прислушался. Тишину нарушало лишь грохотанье грозы да храп каторжников. Я быстро вытащил пилочку, начал пилить общую цепь. Дело пошло на лад. Тонкий волосок лез в металл, как в масло. За четверть часа я освободился от кандалов. Схватив сверток у изголовья, тихонько сполз с нар. Кто-то коснулся моего плеча. Я вздрогнул, оглянулся. Миас!
Старый каторжник протягивал ко мне костлявые руки. В сверкании молний я увидел, как блестели слезы на его глазах.
- Пусть бог благословит тебя, сынок! - прошептал он. Пусть хоть тебе повезет!
Он поцеловал меня сухими губами в лоб. Я кинулся к окну, остервенело заработал пилочкой. Гроза бушевала, заглушая тонкое визжание.
За полчаса я распилил несколько прутьев, отогнул их, с трудом вылез наружу. Упал на скалистую землю, замер на мгновение, прислушиваясь. Влажный, грозовой воздух ударил в лицо, наполнил легкие, хмельная волна прокатилась по всему телу. Но я недолго лежал. Нельзя было терять ни секунды!
Лагерь был обнесен высокой оградой из колючей проволоки. Маленькая электростанция давала ток для освещения запретной зоны. Вокруг лагеря торчало шесть вышек. Там сторожили карабинеры, которых каторжники прозвали "попугаями". Я хотел пробраться между двумя часовыми. Погода помогала замыслу. Погуще бы дождь - "попугаи" носа не высунут из-под укрытия.
Несколько месяцев назад я достал кусачки. Теперь они были кстати. Лишь бы псы не лаяли. На этот случай я захватил две пайки хлеба.
Стало совсем темно. Фонари на ограде еле мерцали, качаясь под порывами бешеного ветра. Упали крупные капли дождя, зачастили, потом хлынул теплый ливень.
- Слава тебе, боже! - прошептал я. - Теперь можно.
Я надел брезентовую куртку и, прижимаясь к стене, пополз к ограде. На вышке молчали. Значит, не заметили.
За оградой зарычал пес. Проклятый! Что тебе нужно? Моя жизнь? Но ведь я тебе не сделал ничего плохого! Вот возьми мою пайку и молчи!
Пес жадно схватил кусок хлеба и замолчал, давясь вязкой краюхой. Я быстро заработал кусачками. Одна проволока, вторая, третья... Еще немного, еще недолго. .. Мгновения проходят, как века. Они молчат! Не видят, не слышат! Спасибо тебе, гроза! Ослепи им глаза, закрой уши!
Слепящий блеск молнии расколол небо. Грохнуло так сильно, что я замер от ужаса. Потом огляделся. Стало темно. Погасли лампочки, где-то произошло замыкание. Отверстие готово, теперь можно уходить.
Я проскользнул, словно змея, на ту сторону, поцарапав руки. Пустое, это не страшно. Лишь бы вырваться на свободу!
Пес глухо рычал, доедая хлеб. Я вскочил с земли и бросился в чернильную тьму ночи, прочь от лагеря. Сердце бешено стучало, будто хотело выскочить из груди, мешало бежать. Я на минуту остановился, несколько раз судорожно вздохнул. Подняв лицо к небу, я ловил раскрытым ртом потоки благодатной влаги.
Вдруг на вышке что-то резко хлопнуло - в тумакное небо с шипением полетела ракета. Мерцающий призрачный фейерверк озарил все вокруг. Меня заметили, на вышках закричали. Тупо затрещали выстрелы. Взвизгнули пули. Собаки подняли лай.
Ракета погасла. Я какое-то мгновение неподвижно стоял на месте, будто окаменел. Все пропало! Теперь уже не уйдешь!
Эта мысль ударила в сознание, отобрала силы, волю к сопротивлению. Ноги автоматически несли меня дальше и дальше, но в мозгу стучали тупые, мертвые слова! "Напрасно! Напрасно! Напрасно!.."
Снова вспыхнули ракеты, но они были уже далеко. Стена дождя закрыла меня от преследователей. Может быть, все-таки удастся? Может быть, не догонят?
Но судьба отвернулась от меня. Невдалеке послышался лай собак. Они идут по следу. Возле лагеря беспрерывно взлетают в небо ракеты, соревнуются с молниями, освещая каменистую долину. Передо мной возникает моя огромная качающаяся тень. Будь она проклята! О, если бы сделаться невидимым, растаять во мраке!
Преследователи уже рядом. Даже сквозь шум дождя слышно сопение разъяренных собак. Грозно закричал карабинер, пуская автоматную очередь над моей головой:
- Стой! Стой, тебе говорят!
Но я не останавливался. Мне вдруг показалось, что все это происходит во сне. Бывает так. Тебя кто-то преследует, ты стараешься уйти, уползти, спрятаться. Еще немного, еще мгновение, еще одно усилие, а потом просыпаешься с облегчением!
Да, мне показалось, что это в кошмаре я бегу по каменистому плато и за мной гонится чудище. Сейчас я проснусь... Одно усилие! Все исчезнет, а рядом будет милая Люси, наша бедная хижина и звездная ночь за окном...
- Стой, проклятый! - рявкнул хриплый голос над самым ухом, и страшный удар упал на мой затылок,
Потом будто сквозь вату донеслось:
- Хватит с него! В тюрьму Маро-Маро!
Огненными обручами сжимало виски, жгло ступени ног, горячо было в груди. Но сознание возвращалось ко мне, жизнь еще крепко держалась в изувеченном теле.
Я ощутил касание ласковых пальцев на лбу и с трудом открыл глаза. Болели веки. Надо мной тускло светила лампочка. Она висела в небольшом углублении на белом потолке.
Затем появилось чье-то лицо. Глаза незнакомца усмехались. И вообще все в нем смеялось: круглые щеки, вздернутый нос, высокий бледный лоб, покрытый мелкими морщинами.
- Кто вы? Где я?
- Добрый день! - весело ответил незнакомец. - Познакомимся. Я Морис. Морис Потр. А вы?
- Генрих... Лосс...
- Рад приветствовать товарища! - живо сказал Потр. - Рад за вас. Вы поправляетесь. Замечательный организм. Вас так обработали, что живого места не найдешь.
- Где я?
- Маро-Маро.
- Каторжная тюрьма?
- Да. А вы разве не знали?
- Знал... - прошептал я, бессильно опуская голову.
Да, все случилось так, как пророчил старый Миас. Не захотел быть в лагере, где все же был свежий воздух и работа, а теперь подыхай в мрачной камере.
- Конец! - простонал я, сжимая зубы от боли.
- "Конец"? - послышался вопрос. - Какой конец? Чей?
Я открыл глаза, удивленно взглянул в лицо Мориса. Оно смеялось - лицо нового товарища по несчастью. Что такое? Он сумасшедший?
- Так почему же конец? - переспросил Морис, подкладывая под мою голову туго свернутую куртку.
- Как? Неужели это надо объяснять? - бессильно прошептал я. - Отсюда не выйдешь. Там, в лагере, еще была надежда. А теперь...
- Да, это правда, - весело подтвердил Морис, оглядывая маленькую черно-серую камеру быстрым взором. - Отсюда уйти невозможно, если...
- Если? - с неясной надеждой переспросил я.
- ...если не будет чуда, - серьезно окончил Морис.
Я разочарованно отвернулся к стенке, махнул рукой.
- Разве можно шутить в нашем положении?
- Я не шучу, - ответил Морис.
- Чудеса! Кто теперь поверит в чудеса? Бывают ли они?
- Да, - уверенно сказал Потр. - Да, бывают. Только люди слепы и глухи. Все вокруг чудо. Каждый наш шаг - чудо. Вся жизнь - осуществление чуда: от рождения до ухода с земли. Даже смерть - чудо, равноценное рождению.
- Не понимаю, - равнодушно сказал я.
- Почему же? - возразил Морис. - Вы остались живы после побега - разве не чудо? Это - редчайшее явление. Обычно карабинеры убивают беглецов.
Я удивленно взглянул на него. Да, он верно говорит. Провидение хранило меня. Что стоило преследователям полоснуть по мне очередью? Но этого не случилось. Судьба помиловала меня.
- К тому же, - продолжал Морис, - в лагере вы были в цепях, а здесь без них. Итак, с одной стороны, потеря, а с другой - выигрыш! Тоже чудо!
- Просто здесь цепи ни к чему! - пробормотал я. - Отсюда и тень не уйдет.
- Человек не уйдет, а тень, именно тень, уйдет, - загадочно сказал Морис.
Что-то необычное слышалось в шутливом тоне Потра. Нельзя было понять, смеялся он или говорил серьезно. Кто этот человек? Почему в его голосе, во взгляде непоколебимая уверенность? Я, пересиливая боль, повернулся к нему, с надеждой взглянул в его лицо.
- Что вы имеете в виду... товарищ?
- Когда-нибудь узнаете, - подмигнул мне Морис. - Не все сразу. А сейчас скажу лишь одно - в любом положении не следует отчаиваться. Это недостойно человека. Надо надеяться, верить, мечтать...
- "Мечтать"! - иронически буркнул я. - Мечта не пробьет стен!
- Ошибаетесь, - возразил Морис. - Нет силы более могучей, нежели мечта!..
Металлическая дверь загрохотала. Открылось маленькое окошечко, в которое заключенным подают пищу. Усатая морда с сизым носом алкоголика рявкнула:
- Молчать! Еще раз услышу - карцер!
Окошко закрылось. Шаги в коридоре затихли.
- Какой еще карцер нужен? - прошептал я, оглядывая тесную мрачную камеру с маленьким окошечком наверху.
- По сравнению с карцером эта камера - роскошная комната! - заверил Морис. - Там мокрый цемент, всю одежду отнимают, раз в три дня пойло...
Морис посмотрел в окно, зарешеченное толстыми прутьями. В черном прямоугольнике мерцала яркая звезда. Потр указал на нее.
- Каждую ночь я гляжу на звезду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11