Во многом и многом они подошли к первой партии измотанными, издерганными. И неслучайными выглядят грубые, грубейшие ошибки, начиная с чудовищного хода С:h2 (Фишера, будто бы желавшего сразу (?!) форсировать ничью).
Матч-92 оказался испорченным, искромсанным с разных сторон. Он заслуживал "реабилитации", "переделки", я чуть было не написал - переигрывания. Но сделать это было не так-то просто, это откладывалось Фишером на далекое потом - когда воспоминания станут "окончательными", заматереют; когда первый матч отодвинется уже точно в другую, даже совсем другую, эпоху - вот тогда можно играть второй.
Риск заключался в том, что второй вообще мог не состояться. Его и не было бы, если бы не появился истинный, редчайший любитель шахмат, поклонник Фишера до мозга костей Ездимир Василевич, ставший при своем "подопечном" чем-то вроде живого талисмана, кем-то вроде дядьки Савельича.
Прежде всего он сам, лично, под свою, как говорится, ответственность - оберегая отдых (а важнее всего - сердцевину, основу, драгоценность отдыха - сон), памятен дружеский скандальчик, учиненный Бобби по пово-ду неизвестного вертолета - оказалось, это американский, военный - своим шумом разбудивший заокеанского гроссмейстера, оправдания "ответственного за покой"... Строго-дозированными, осмотрительными были пляжные развлечения (появления) - в отличие от нескольких "запойных" загораний Спасского, приведших к едва ли не опасному солнечному полуудару...
Это было почти неправдоподобное исполнение мечтаний. И на повторение подобного чего-то хоть отдаленно-близкого, крайне трудно (теперь) решиться; как говаривал грибоедовский герой (Фамусов), "ну так и жду содома". Ну, не может, не сможет так быть, чтобы второе чудо прошло, как первое, без сучка-задоринки; обязательно обстоятельства ведь преподнесут некую гримасу, непременно что-нибудь лопнет, откажет, сорвется, провалится!.. Исказится.
С другой стороны, непрерывный - нацеленный на Большой матч - тренировочный процесс не может остаться без применения. "Мясорубка" Фишера отлажена, смазана, опробована, обкатана, как бы даже раскручена. Попасть (попасться) к нему "на прием"... На это решится не всякий современный гроссмейстер - из числа самых ведущих, в частности.
Оказаться за одним столиком с самим Фишером - человеком так и столько работавшим над шахматами. Играть с ним, да еще полностью на его условиях?!..
Можно сколько угодно говорить, что Фишер уже не тот, далеко не тот, в смысле - не образца 1972 года. Да он и не может быть (оставаться!) тем самым.
Кто знает, чего понаподготовил он за эти годы, десятилетия. Никто не узнает, пока "тайное оружие" не будет пущено в ход. Ясно лишь, что матч-92 со Спасским не заставил Фишера скрести по сусекам, выложиться - хотя бы и в теоретическом плане - полностью.
И кто ведает, какой "ряд чудесных изменений милого лица" приготовлен, запрограммирован им для долгого, продлинновенного, чуть ли не вечного матча (до 14 - 16 - 18 - 20-ти побед; а что с него станет, он, "не желая играть", может выдвинуть и такое требование). Какой запас прочности он накопил, какими способами подготовил себя к игре, едва ли не многолетней? Ну хорошо, может подумать кто-то из кандидатов, выиграю я 8 - 10 - 12 партий, даже 14, но ведь впереди был бы (будет) целый новый матч - до 6-ти, скажем, побед (для меня, по крайней мере, успевшего к этому моменту понести тоже кое-какие, может быть, почти такие же, цифровые потери; а вдруг я поплыву, перестану считать, что-то соображать, как это, кажется (что-то такое, похожее, о чем-то сходном шли слухи во время одного из безлимитных матче), было с одним из замечательных гроссмейстеров?!..) Стоп машина - ни одной (даже одной!) партии вдруг уже не может, ну, никак, даже получая выигранные позиции, ни одной не может закончить в свою пользу - или ничьи или проигрыши, словом - поплыл, дело застопорилось. Вот тут-то я, никогда не готовившийся, может быть, и вполовину так (и столько), как (и сколько) готовился Фишер, дойду до полнейшего отупения. Может, он на это и рассчитывает: выиграв у него, у самого Фишера, невиданно большое количество партий (Спасский в Югославии смог победить лишь пять раз!), я могу окончательно сносить, износить, испортить, разладить, затупить свой, так выразимся, победный (победительный) механизм. Да и как играть с человеком, совершенно уверенным (иначе, наверное, опытнейший спортсмен не стал бы и предлагать "самоубийственную", взаимоуничтожительную, простите, формулу!), что, скажем, 18-20 партий в одном соревновании у него не выиграет решительно никто. Уйдя на десятилетия со сцены, он мог годами - годами! времени у него в запасе для таких упражнений уйма, и все его время подлинно его (ни семьи, ни жен-детей-тещь-зятьев, ни пеленок-распашонок, ни кефир-клистиров: здоровье, по слухам, отменное, весь прямо-таки перетренирован!) - имитировать подобные нагрузки. А я? Чем я занимался?..
Это был необычайный матч, изобиловавший - хоть в книгу рекордов Гиннеса - чудовищными, детскими, уже совершенно непонятными, необъяснимыми ошибками. Прежде всего со стороны Спасского, хотя и Фишер постарался - две партии выиграл нелепо, а в третьей (второй по счету) ему было засчитано поражение за неявку.
Матч выявил, однако - и вместе с тем - СТАВКУ НА ОШИБКУ. Которая (ставка) и стала, извините за некоторый каламбур, была, вероятно, с самого начала, сделана Фишером. Чарли Чаплин открыл, как упоминалось, "закон возни" - участь обычного, обыденного человека (которого иногда подмывает назвать, про себя, конечно, не на страницах этих заметок, человечком). Великий художник ее, участь, конкретизировал, расшифровал, материализовал по-своему... Роберт Фишер открыл своего рода ,закон ошибки"!
Неправильное - и не только по отношению к шахматам (прямо) поведение в жизни обязательно, непременнейше ведет к неточностям и промахам за доской. Спасский к моменту начала матча предстал перед ним, Р.Фишером, как человек поистине переполненный, как говорится, тяжким грузом, ворохами нешахматных ошибок. Их число и качество достигло дикой "отметки". Отметка же за поведение - два с минусом, если не единица: он вел себя "образцово наоборот", совсем, совершенно не так, как полагается (полагалось бы) профессионалу; слишком много было отклонений по этому признаку, слишком много "уклонений" от профессиональной, исследовательской, по отношению к своему Делу, линии. Вот то основание, которое давало Фишеру, нет, не надежду, но уверенность в том, что матч будет выигран... И скорее всего отнюдь не с минимальным счетом, а крупно! - несмотря на начальный счет 0:2 (1-ю партию американец проиграл, во 2-й, напоминаю и повторяю, ему было зачтено поражение за неявку - Фишер не хотел играть при телекамерах, в явно (!) неподобающих, некомфортных, скорее для него особенно некомфортных, условиях). В известном заявлении Е.Геллера, возглавлявшего делегацию Спасского, - впрочем, как раз не очень известном: от него никто официально вроде бы не отказывался, но о нем предпочитают сейчас как-то не упоминать, - в нем говорится, что Фишер был вполне уверен в победе (в матче-72), потому что рассчитывал на "технические" (!!) средства воздействия на психику Б.Спасского.
Расчет был, надежда - и, как видим, более чем блестяще оправдавшаяся - была. Но - на то, что Спасский... сам на себя подействует. Изнутри. И еще как!
Спасский, говоря коротко, с самого начала жил жизнью, в самом лучшем случае, полупрофессионала, частичного профессионала. И это, в основном благодаря огромнейшему дарованию, позволило, правда, не с первой попытки, взойти на шахматный Олимп. При встрече (сколько-то длительном взаимодействии) со 100%-м профессионалом (в котором проглядывал уже и супер-профессионализм) Борис Васильевич был обречен. Страшновато подумать, как сложился бы рейкъявикский матч, будь он безлимитным: по собственному признанию Спасского, он к последней (проигранной им, 7-й проигранной) партии "сломался". Удивительно, как этого не произошло раньше!
В сущности, матч-72 уже не имел особого смысла: Фишер доказал, правда, не в персональном сопоставлении с самим чемпионом, что он играет сильнее всех, а главное - что как-то старались все-таки не замечать - подготовлен не то что лучше, но как бы иначе, чем остальные претенденты, куда более основательно, куда более прочно.
И на острие этой подготовки находилось то, что находится и сейчас, так сказать, в авангарде упований Фишера: партнеры не так, как он относящиеся к шахматам, не могут не ошибаться грубее и чаще, чем он, пожалуй, - нелепее... Второй матч со Спасским подтвердил то, что в подтверждении, ни теоретически, ни практически, считаю, уже не нуждалось.
Таким образом, Фишер вольно или невольно обеднил, совершенно сознательно, свою игру, пошел на сужение диапазона приемов выигрывания, если так можно выразиться.
Это (такое) сужение позволило и позволяет ему все более блестяще, отточенно совершенствовать свою позицию, внутреннюю, особым образом организовывать и поддерживать мир ожиданий (ошибки партнера).
В подавляющем большинстве случаев Фишер "хладнокровнее" относится к результату (возможному) партии. Ему не надо ее обязательно выигрывать (или сыграть вничью). Важно достойно провести и завершить исследовательский процесс - совместно с партнером, собеседником, участником равноправной дискуссии. Он более "наблюдателен", он в большей мере способен смотреть на все происходящее натренированным, "объективирующим" взором.
И он - ограничивает как бы свои возможности, свою структуру ожиданий. Овладев полностью (редкий случай в шахматах, если не единственный) техникой позиционной игры (на самом деле, понятно, овладение непрестанно попросту пополняется, совершенствуется, растет), он подмечает неточности ожидаемые: ему ведь кое-что известно об образе жизни того или иного противника (пардон, партнера), о его "отклонениях" от профессионализма, от беззаветного служения шахматам, то есть такого, какого они только (!) и требуют. Шероховатости, промахи, ошибки, просмотры и т.п. - они, так сказать, на кончике пера фишеровского соавтора. Они не могут не следовать друг за другом - хотя бы потому, что безупречность отношения Фишера к Игре, как правило, - да практически уже всегда - выше, нежели у его визави. И, следовательно, надо тщательно, неотступно сосредотачиваться (сосредоточиваться тоже) на, грубо говоря, подлавливании, на "оформлении" победы - благодаря подмечанию (подмечиванию) отклонений от классических, позиционных, более чем испытанных, истинных и, пожалуй, единственных - для Фишера по крайней мере - линий.
Рейкъявик-72 принес ужасающие результаты.
Югославия-92, может быть, чуть менее рельефные.
Открываю Гоголя, собрание сочинений, повести, том 3-й, Москва, "Художественная литература", 1959. "Шинель", стр.131: "Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую (разрядка везде моя - Л.Б.)службу, приказал дать му что-нибудь поважнее, чем обыкновенное переписыванье; именно из готового уже дела велено было ему сделать какое-то отношение в присутственное место; дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-какие глаголы из первого лица в третье. Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и наконец сказал: "Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь". С тех пор оставили его навсегда переписывать. Вне этого переписыванья, казалось, для него ничего не существовало".
Мудрый гоголевский герой, казалось бы, вогнал себя в самую тупую, примитивную часть работы, превратил(ся) в автомат. Но представим себе некий конкурс, соревнование переписчиков. Там будут сравниваться не только почерки (по красоте - субъективные судейские оценки - эстетичности, разборчивости), но и приниматься во внимание количество ошибок: жюри должно включать в себя специалистов в области грамматики, правильности русского языка. И вот их оценки, во всяком случае подсчеты описок, ошибок, помарок, совершенных при переписывании совершенно одинаковых или сопоставимых, сходных по сложности текстов - это уже в какой-то, а может быть и в почти полной, мере объективный показатель.
Если тот же (такой же, такого же типа... ну, тут пожалуй, уж и сам тип будет другой, сделается несколько иным!) конкурс устроить с директорскими привнесениями, заставить участников переписывать бумаги с изменениями ("переменять" титулы и глаголы - далеко не верх чиновничьей сложности!), то всем видимые доказательные, наглядные критерии спрячутся, замутнятся, размоются. А в "случае Башмачкина" все яснее и проще - кто сколько раз ошибся, написал не ту букву, пропустил букву или две, вынужден был исправить написанное и т.п.
Вот на таком, тупо-копировочном, то есть собственно-переписочном конкурсе у Акакия Башмачкина, согласитесь, были бы (возникли бы) совсем неплохие шансы попасть в число лауреатов; кстати, и почерк у него был отработан неплохо.
Если бы будущие и настоящие (что, видимо, одно и то же) партнеры Фишера чуть пристальнее вгляделись в его вполне органичную (для него), ограничивающую (это - само собой разумеющееся, общепринятое мнение) манеру, возможно, им стало бы.
1 2 3 4 5 6 7 8