Они говорили тоном мирного собеседника, порой не лишенного юмора, но это отнюдь не ставит их ниже пророков. Как многообразна жизнь и люди, так и Слово Божие, принимая различные облики, постепенно просвещало и возвышало человеческое сердце.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава двадцать первая ВТОРОЙ ХРАМ
1. Бехистунская надпись Дария, русск. пер..-ХДВ, с. 363. Кроме этой большой надписи, источником для истории самозванца, воцарения Дария и восстаний против него служит Геродот (История, III, 67 сл.), рассказ которого в основном совпадает с персидским документом. Греческий писатель ошибся лишь в одном, он полагал, что после убийства лже-Бардии (у него лже-Смердиса) в Персии началось гонение на магов. Но мы знаем, что маги по-прежнему занимали высокое положение (см.: ВДИ, 1958, Э 3, с. 175). Относительно родства Дария с Киром прежде существовали сомнения, которые теперь оставлены (см.: М. Дандамаев. К вопросу о династии Ахменидов.-"Палестинский сборник", 1960, 5, с. 3 cл.; Ю.Юсифов. Хозяйственные документы из Суз и хронология ранних Ахменидов.-ВДИ, 1958, Э3,с. 18).
2. В пятом столбце Бехистунской надписи Дария, правда, есть следующие слова: "Те эламиты были неверными и не чтили Агурамазду. По воле Агурамазды я поступил с ними, как хотел. Кто будет чтить Агурамазду, пока он будет в силах, тот будет блажен при жизни и по смерти" (ХДВ, с. 364). Это дало повод некоторым исследователям считать, что Дарий был уже заратустрийцем (см. В. Абаев. Пятый столбец Бехистунской надписи Дария I и антидэвовская надпись Ксеркса. ВДИ, 1963, Э3, с. 114). Однако против этого есть ряд возражений. Прежде всего, Дарий говорит не об одном Агурамазде, но и о других богах (ХДВ, с. 363). Во-вторых, замечание об эламитах есть лишь враждебный выпад, а не требование всем народам чтить Агурамазду. К тому же эламиты издавна были в тесном родстве с мидянами и персами, и поэтому Дарий мог называть их неверными из-за того, что они не чтут общеиранского Бога. Религия Дария была, по-видимому, культом этого Бога наряду с пантеоном прочих богов (дэвов). Это совершенно несовместимо с учением Заратустры. Влияние этого учения увеличивалось и, как мы увидим, еще больше возросло при преемнике Дария, Ксерксе. Но чистым заратустризмом религия Ахменидов никогда не была (см. J. Duchesne-Guillemin. Zoroastrе, р. 120). Относительно же религии мага Гауматы и его реформ вопрос до сих пор остается открытым. См.. И. Дьяконов. История Мидии, 1956, с. 426 сл.; Р. Фрай. Наследие Ирана, с. 133.
3. О жизни пророка Аггея (евр. Хаггай) ничего не известно, кроме его участия в реконструкции храма (Аг 1,14; 2, 1-2; Езд 6,14). См.: Н. Виноградов. Книга пророка Аггея. Сергиев Посад, 1914, с. 15 сл. ; G.Denzer. Тhе Воокs оf Haggai, Zachariah, Маlachi, Joel, 1966, р.3-10. Его маленькая книга распадается на следующие части 1) Призыв к восстановлению храма, 1, 1-15; 2) Мессианское пророчество, обращенное к Зерубабелю, 2, 20-23. Об этом последнем пророчестве см.: Г. Попович. Книга пророка Аггея. Киев, 1913, с. 224.
4. Пророку Захарии принадлежат только 8 первых глав его книги, остальные написаны, вероятно, более чем через сто пятьдесят лет (см.: G.Denzer. Ук. соч , с 48). О Захарии так же, как и об Аггее, упомянуто в Книге Эзры 5, 1. Видения и проповеди точно датированы (от октября 520 г. до ноября 518 г.), и, таким образом, книга была написана до окончания работ по воссозданию храма. Книга состоит из восьми видений и мессианского эпилога (см. разбор у Д.Рождественского. Книга пророка Захарии, 1910).
5.См.:G. von Rad. Old Testament Theologу, v. II, р. 286.
6. Этот факт некоторые историки ставили под сомнение, но мы знаем, что такое отношение к культам подвластных народов было неизменным принципом Дария. Он восстанавливал и египетские храмы и любил, чтобы египтяне называли его "сыном богини Нейт". См.: Б. Тураев. История древнего Востока, т. 2, с. 134.
7. О мессианском движении времен Зерубабеля см.: С. Трубецкой. Мессианский идеал евреев в связи с учением о Логосе. "Вопросы философии и психологии", Э43; Н.Gаubert. La Renaissance d'Israel, р. 79-81, 103.
8. Подавляющее большинство библеистов относят Книгу Ионы к послепленному периоду (см.: А. Gelin. - RFIB, I, p. 575).
9. "Мидраш" - понятие более широкое; он включает в себя как "агаду", так и "галаху", т. е. предания, касающиеся обрядов и обычаев.
10. По синодальному переводу-"большой кит", между тем в подлиннике стоит "даг гадол", т.е. большая рыба.
11. Следует отметить, что псалом, вставленный в Книгу Ионы (гл. 2), явно не относится к ее содержанию (в нем нет ни слова о рыбе и обстоятельствах жизни Ионы), резко отличается от нее по стилю и характеру и, вероятно, был внесен в нее позднее редактором или переписчиком. То, что Христос ссылается на историю Ионы, нисколько не опровергает мнение, что она есть притча. Ибо Он вполне мог говорить о персонаже и сюжете притчи вне зависимости от ее исторической подоплеки (см.: R.R. Scott. Тhе Sign of Jonah. - "Interpretation", 1965, 19, р. 16).
Глава двадцать вторая
СТЕНЫ И ЗАКОН
Иудея, Персия, Вавилон, 485-423 гг.
Сделайте ограду закона!
Талмуд, Пирке Абот
Наше повествование подходит к концу. Строго говоря, мы могли бы остановиться на Книге Ионы. Именно она указывает на то, что пророков в Израиле сменяют новые учители: мудрецы и книжники. Но это не было результатом медленных и незаметных процессов; напротив, начало нового этапа отметил резкий, крутой поворот. Что-то произошло в духовной жизни Ветхого Завета, выдвинув на первый план иные направления, иные формы учительства, иные устремления.
Библия уделяет большое внимание этой перемене, что побуждает нас подробнее остановиться на ней.
События, непосредственно предшествовавшие перевороту, мало известны, да и вряд ли эти десятилетия были богаты событиями. Мы знаем только, что в первой половине V века до н. э. Община пережила два новых кризиса: национальный и религиозный.
После Зерубабеля наместника в Иерусалим не назначили; провинция потеряла даже тень независимости, она подчинялась теперь правителю Самарии. Подавленные нуждой, налогами и отсутствием перспективы, иудеи влачили нищенское существование. Правда, бедность не была общим уделом: состоятельные члены Общины сумели извлечь выгоду даже из трудностей. Не считаясь ни с чем, они продолжали обирать крестьян и наживаться путем ростовщичества. Многие земледельцы, будучи не в силах выплатить долги и подати, закладывали свои участки и даже продавали себя и родных в неволю. Каждый недород пополнял число рабов-должников.
Не было ни закона, ни права, ни власти, которые могли бы защитить беднейшие слои иудеев. Увеличение же персами дани лишь побуждало алчных ростовщиков действовать еще беспощаднее.
Немало страдал народ и от соседей, которые численно превосходили его. Моавитяне, амонитяне, идумеи и жители филистимского побережья являлись постоянной угрозой Иерусалиму. Иудеи все меньше чувствовали себя хозяевами на своей собственной земле.
И даже мирные отношения с иноплеменниками таили в себе опасность. Среди переселенцев преобладали мужчины, поэтому, вернувшись в Палестину, многие из них женились на язычницах. Их дети уже не знали родного языка и веры отцов. День ото дня народ обезличивался, таял, растворялся. В нем гасло национальное самосознание, иссякали энергия и религиозное рвение.
Само положение Иерусалима наглядно свидетельствовало о глубоком упадке Общины. По-прежнему почти пустой город стоял без стен, и только храм возвышался там как памятник несбывшимся надеждам. В те времена город, лишенный акрополя, был как бы домом без запоров и дверей. Любые враждебные банды беспрепятственно могли проникать туда и держать жителей в страхе и подчинении. Поэтому большинство иудеев предпочитало жить в селах, которые меньше привлекали внимание грабителей и где легче было прокормиться.
Одно время нашлись было смельчаки, решившие восстановить стены крепости, но осуществить свой замысел им не удалось. Подстрекаемые самарянским наместником, который хотел удержать власть над Егудом, персидские чиновники донесли царю, будто иудеи снова готовят мятеж, и тот запретил строительство. Явившиеся из Самарии отряды разрушили то, что было уже сделано, и сожгли все городские ворота (1). Но в это время, когда казалось, что Израилю суждено было через два-три поколения окончательно исчезнуть, к нему пришла неожиданная помощь.
У персидского царя Артаксеркса I (465-425) был приближенный иудей по имени Нехемия. Библия рисует этого человека горячим патриотом, исполненным глубокой веры. В Сузы, где он жил при дворе, дошли вести об отчаянном положении Иерусалима. В своих записях, вошедших в Книгу Нехемии, он рассказывает: "Услышав эти слова, я сел, и заплакал, и печален был несколько дней, и постился, и молился перед Богом небесным". Царь заметил уныние на лице Нехемии и, узнав о причине его горя, спросил, чего бы тот желал. Нехемия ответил, что его мечта-поехать в город, "где могилы его отцов", и "обстроить" его.
Артаксеркс и его жена были расположены к Нехемии и доверяли ему. Царедворец был вскоре же назначен наместником Иудеи и получил пропуск к сатрапу Заречной области. Кроме того, Артаксеркс распорядился, чтобы Асаф, "хранитель царских лев", отпустил Нехемии материалы для сооружения иерусалимских ворот.
В декабре 445 года облеченный полномочиями Нехемия отъехал в Палестину (2). По приезде он сначала действовал тайно, так как был уверен, что власти Самарии будут ему всячески препятствовать. Ночью, объехав город, он осмотрел остатки стен и развалины башен. Ворота являли печальное зрелище; для того чтобы восстановить их, требовалось много труда и средств. Но это не поколебало Нехемию. Закончив осмотр, он созвал старейшин и объявил им о своих правах и намерениях. Те поразились неожиданной вести, но с готовностью решили: "Будем строить!"
По распоряжению Нехемии в город из сел были собраны молодые иудеи; наместник разбил их на отряды, возглавляемые левитами, поставил каждый из них на особом участке строительства. Работа началась.
Самарийский правитель Санбаллат, будучи не в силах открыто причинить вред сопернику, стал плести вокруг него интриги (3). То он обвинял Нехемию в измене царю, то насмехался над ним, то распускал слухи, которые могли бы внести смятение в ряды строителей. Но так как Нехемия оставался равнодушен ко всем этим проискам, Санбаллат в союзе с амонитским военачальником Товией решил действовать силой. Притворяясь доброжелателями Иудеи, они тайно подстрекали соседние воинственные племена напасть на Иерусалим. Однако Нехемия, узнав об этом, поставил вокруг стен стражу и сигнальщиков с трубами. Часть людей работала, часть-несла караул. "Бог наш будет сражаться за нас", - ободрял Нехемия народ.
Были вооружены и сами рабочие: "строившие стену и носившие тяжести одной рукой работали, а другой - держали копье". Санбаллат и Товия, видя, что наместник готов отразить удар, снова попытались прибегнуть к хитрости. Через полтора месяца, когда основная часть стен была отремонтирована, Санбаллат несколько раз вызывал Нехемию в одну из деревень якобы для переговоров, но тот неизменно отвечал: "Я занят большим делом и не могу прийти".
Некий пророк Шехания стал пугать Нехемию заговором и советовал ему искать убежища в храме. Расчет, по-видимому, был прост: очернить наместника в глазах народа, обнаружив его трусость и заставив его войти туда, куда был закрыт вход мирянам. Но упорный Нехемия отказался верить даже пророку. "Я знал,- вспоминал он впоследствии,-что не Бог послал его, хотя он по-пророчески говорил мне, а подкупили его Товия и Санбаллат". Впрочем, как утверждает Иосиф Флавий, на правителя действительно было совершено покушение.
Самым опасным для Нехемии было то, что в его же собственном стане насчитывалось немало сторонников Товии и Санбаллата, которые являлись здесь издавна уважаемыми и известными лицами. Иудейская знать поддерживала с ними дружеские отношения. Обо всех действиях Нехемии его соперники получали точные сведения.
Одной из причин, почему наместник не приобрел популярности среди богатых иудеев, была его любовь к справедливости. Не желая мириться с произволом и беззакониями, сам он подавал пример редкого бескорыстия: в течение двенадцати лет своего правления Нехемия не брал положенной наместнику платы, вносил в строительство свои личные средства, кормил за свой счет множество народа.
Однажды в городе начались волнения, и Нехемия узнал, что крестьяне, разоренные поборами и обращенные в рабство, ищут его заступничества.
"Когда я услышал ропот и такие слова,-рассказывает Нехемия,-я очень разгневался. Сердце мое вскипело, и я строго выговаривал знатным и начальникам, и сказал им: вы берете лихву с братьев своих! И созвал я против них большое собрание, и сказал им: мы выкупали братьев наших иудеев, проданных язычникам, сколько у нас было сил, а вы продаете братьев своих, а мы должны выкупать их! Они молчали и не находили, что ответить. И я сказал им: нехорошие дела вы творите. Не в страхе ли Бога нашего должны вы ходить, чтобы избегнуть поношения от народов, врагов ваших?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава двадцать первая ВТОРОЙ ХРАМ
1. Бехистунская надпись Дария, русск. пер..-ХДВ, с. 363. Кроме этой большой надписи, источником для истории самозванца, воцарения Дария и восстаний против него служит Геродот (История, III, 67 сл.), рассказ которого в основном совпадает с персидским документом. Греческий писатель ошибся лишь в одном, он полагал, что после убийства лже-Бардии (у него лже-Смердиса) в Персии началось гонение на магов. Но мы знаем, что маги по-прежнему занимали высокое положение (см.: ВДИ, 1958, Э 3, с. 175). Относительно родства Дария с Киром прежде существовали сомнения, которые теперь оставлены (см.: М. Дандамаев. К вопросу о династии Ахменидов.-"Палестинский сборник", 1960, 5, с. 3 cл.; Ю.Юсифов. Хозяйственные документы из Суз и хронология ранних Ахменидов.-ВДИ, 1958, Э3,с. 18).
2. В пятом столбце Бехистунской надписи Дария, правда, есть следующие слова: "Те эламиты были неверными и не чтили Агурамазду. По воле Агурамазды я поступил с ними, как хотел. Кто будет чтить Агурамазду, пока он будет в силах, тот будет блажен при жизни и по смерти" (ХДВ, с. 364). Это дало повод некоторым исследователям считать, что Дарий был уже заратустрийцем (см. В. Абаев. Пятый столбец Бехистунской надписи Дария I и антидэвовская надпись Ксеркса. ВДИ, 1963, Э3, с. 114). Однако против этого есть ряд возражений. Прежде всего, Дарий говорит не об одном Агурамазде, но и о других богах (ХДВ, с. 363). Во-вторых, замечание об эламитах есть лишь враждебный выпад, а не требование всем народам чтить Агурамазду. К тому же эламиты издавна были в тесном родстве с мидянами и персами, и поэтому Дарий мог называть их неверными из-за того, что они не чтут общеиранского Бога. Религия Дария была, по-видимому, культом этого Бога наряду с пантеоном прочих богов (дэвов). Это совершенно несовместимо с учением Заратустры. Влияние этого учения увеличивалось и, как мы увидим, еще больше возросло при преемнике Дария, Ксерксе. Но чистым заратустризмом религия Ахменидов никогда не была (см. J. Duchesne-Guillemin. Zoroastrе, р. 120). Относительно же религии мага Гауматы и его реформ вопрос до сих пор остается открытым. См.. И. Дьяконов. История Мидии, 1956, с. 426 сл.; Р. Фрай. Наследие Ирана, с. 133.
3. О жизни пророка Аггея (евр. Хаггай) ничего не известно, кроме его участия в реконструкции храма (Аг 1,14; 2, 1-2; Езд 6,14). См.: Н. Виноградов. Книга пророка Аггея. Сергиев Посад, 1914, с. 15 сл. ; G.Denzer. Тhе Воокs оf Haggai, Zachariah, Маlachi, Joel, 1966, р.3-10. Его маленькая книга распадается на следующие части 1) Призыв к восстановлению храма, 1, 1-15; 2) Мессианское пророчество, обращенное к Зерубабелю, 2, 20-23. Об этом последнем пророчестве см.: Г. Попович. Книга пророка Аггея. Киев, 1913, с. 224.
4. Пророку Захарии принадлежат только 8 первых глав его книги, остальные написаны, вероятно, более чем через сто пятьдесят лет (см.: G.Denzer. Ук. соч , с 48). О Захарии так же, как и об Аггее, упомянуто в Книге Эзры 5, 1. Видения и проповеди точно датированы (от октября 520 г. до ноября 518 г.), и, таким образом, книга была написана до окончания работ по воссозданию храма. Книга состоит из восьми видений и мессианского эпилога (см. разбор у Д.Рождественского. Книга пророка Захарии, 1910).
5.См.:G. von Rad. Old Testament Theologу, v. II, р. 286.
6. Этот факт некоторые историки ставили под сомнение, но мы знаем, что такое отношение к культам подвластных народов было неизменным принципом Дария. Он восстанавливал и египетские храмы и любил, чтобы египтяне называли его "сыном богини Нейт". См.: Б. Тураев. История древнего Востока, т. 2, с. 134.
7. О мессианском движении времен Зерубабеля см.: С. Трубецкой. Мессианский идеал евреев в связи с учением о Логосе. "Вопросы философии и психологии", Э43; Н.Gаubert. La Renaissance d'Israel, р. 79-81, 103.
8. Подавляющее большинство библеистов относят Книгу Ионы к послепленному периоду (см.: А. Gelin. - RFIB, I, p. 575).
9. "Мидраш" - понятие более широкое; он включает в себя как "агаду", так и "галаху", т. е. предания, касающиеся обрядов и обычаев.
10. По синодальному переводу-"большой кит", между тем в подлиннике стоит "даг гадол", т.е. большая рыба.
11. Следует отметить, что псалом, вставленный в Книгу Ионы (гл. 2), явно не относится к ее содержанию (в нем нет ни слова о рыбе и обстоятельствах жизни Ионы), резко отличается от нее по стилю и характеру и, вероятно, был внесен в нее позднее редактором или переписчиком. То, что Христос ссылается на историю Ионы, нисколько не опровергает мнение, что она есть притча. Ибо Он вполне мог говорить о персонаже и сюжете притчи вне зависимости от ее исторической подоплеки (см.: R.R. Scott. Тhе Sign of Jonah. - "Interpretation", 1965, 19, р. 16).
Глава двадцать вторая
СТЕНЫ И ЗАКОН
Иудея, Персия, Вавилон, 485-423 гг.
Сделайте ограду закона!
Талмуд, Пирке Абот
Наше повествование подходит к концу. Строго говоря, мы могли бы остановиться на Книге Ионы. Именно она указывает на то, что пророков в Израиле сменяют новые учители: мудрецы и книжники. Но это не было результатом медленных и незаметных процессов; напротив, начало нового этапа отметил резкий, крутой поворот. Что-то произошло в духовной жизни Ветхого Завета, выдвинув на первый план иные направления, иные формы учительства, иные устремления.
Библия уделяет большое внимание этой перемене, что побуждает нас подробнее остановиться на ней.
События, непосредственно предшествовавшие перевороту, мало известны, да и вряд ли эти десятилетия были богаты событиями. Мы знаем только, что в первой половине V века до н. э. Община пережила два новых кризиса: национальный и религиозный.
После Зерубабеля наместника в Иерусалим не назначили; провинция потеряла даже тень независимости, она подчинялась теперь правителю Самарии. Подавленные нуждой, налогами и отсутствием перспективы, иудеи влачили нищенское существование. Правда, бедность не была общим уделом: состоятельные члены Общины сумели извлечь выгоду даже из трудностей. Не считаясь ни с чем, они продолжали обирать крестьян и наживаться путем ростовщичества. Многие земледельцы, будучи не в силах выплатить долги и подати, закладывали свои участки и даже продавали себя и родных в неволю. Каждый недород пополнял число рабов-должников.
Не было ни закона, ни права, ни власти, которые могли бы защитить беднейшие слои иудеев. Увеличение же персами дани лишь побуждало алчных ростовщиков действовать еще беспощаднее.
Немало страдал народ и от соседей, которые численно превосходили его. Моавитяне, амонитяне, идумеи и жители филистимского побережья являлись постоянной угрозой Иерусалиму. Иудеи все меньше чувствовали себя хозяевами на своей собственной земле.
И даже мирные отношения с иноплеменниками таили в себе опасность. Среди переселенцев преобладали мужчины, поэтому, вернувшись в Палестину, многие из них женились на язычницах. Их дети уже не знали родного языка и веры отцов. День ото дня народ обезличивался, таял, растворялся. В нем гасло национальное самосознание, иссякали энергия и религиозное рвение.
Само положение Иерусалима наглядно свидетельствовало о глубоком упадке Общины. По-прежнему почти пустой город стоял без стен, и только храм возвышался там как памятник несбывшимся надеждам. В те времена город, лишенный акрополя, был как бы домом без запоров и дверей. Любые враждебные банды беспрепятственно могли проникать туда и держать жителей в страхе и подчинении. Поэтому большинство иудеев предпочитало жить в селах, которые меньше привлекали внимание грабителей и где легче было прокормиться.
Одно время нашлись было смельчаки, решившие восстановить стены крепости, но осуществить свой замысел им не удалось. Подстрекаемые самарянским наместником, который хотел удержать власть над Егудом, персидские чиновники донесли царю, будто иудеи снова готовят мятеж, и тот запретил строительство. Явившиеся из Самарии отряды разрушили то, что было уже сделано, и сожгли все городские ворота (1). Но в это время, когда казалось, что Израилю суждено было через два-три поколения окончательно исчезнуть, к нему пришла неожиданная помощь.
У персидского царя Артаксеркса I (465-425) был приближенный иудей по имени Нехемия. Библия рисует этого человека горячим патриотом, исполненным глубокой веры. В Сузы, где он жил при дворе, дошли вести об отчаянном положении Иерусалима. В своих записях, вошедших в Книгу Нехемии, он рассказывает: "Услышав эти слова, я сел, и заплакал, и печален был несколько дней, и постился, и молился перед Богом небесным". Царь заметил уныние на лице Нехемии и, узнав о причине его горя, спросил, чего бы тот желал. Нехемия ответил, что его мечта-поехать в город, "где могилы его отцов", и "обстроить" его.
Артаксеркс и его жена были расположены к Нехемии и доверяли ему. Царедворец был вскоре же назначен наместником Иудеи и получил пропуск к сатрапу Заречной области. Кроме того, Артаксеркс распорядился, чтобы Асаф, "хранитель царских лев", отпустил Нехемии материалы для сооружения иерусалимских ворот.
В декабре 445 года облеченный полномочиями Нехемия отъехал в Палестину (2). По приезде он сначала действовал тайно, так как был уверен, что власти Самарии будут ему всячески препятствовать. Ночью, объехав город, он осмотрел остатки стен и развалины башен. Ворота являли печальное зрелище; для того чтобы восстановить их, требовалось много труда и средств. Но это не поколебало Нехемию. Закончив осмотр, он созвал старейшин и объявил им о своих правах и намерениях. Те поразились неожиданной вести, но с готовностью решили: "Будем строить!"
По распоряжению Нехемии в город из сел были собраны молодые иудеи; наместник разбил их на отряды, возглавляемые левитами, поставил каждый из них на особом участке строительства. Работа началась.
Самарийский правитель Санбаллат, будучи не в силах открыто причинить вред сопернику, стал плести вокруг него интриги (3). То он обвинял Нехемию в измене царю, то насмехался над ним, то распускал слухи, которые могли бы внести смятение в ряды строителей. Но так как Нехемия оставался равнодушен ко всем этим проискам, Санбаллат в союзе с амонитским военачальником Товией решил действовать силой. Притворяясь доброжелателями Иудеи, они тайно подстрекали соседние воинственные племена напасть на Иерусалим. Однако Нехемия, узнав об этом, поставил вокруг стен стражу и сигнальщиков с трубами. Часть людей работала, часть-несла караул. "Бог наш будет сражаться за нас", - ободрял Нехемия народ.
Были вооружены и сами рабочие: "строившие стену и носившие тяжести одной рукой работали, а другой - держали копье". Санбаллат и Товия, видя, что наместник готов отразить удар, снова попытались прибегнуть к хитрости. Через полтора месяца, когда основная часть стен была отремонтирована, Санбаллат несколько раз вызывал Нехемию в одну из деревень якобы для переговоров, но тот неизменно отвечал: "Я занят большим делом и не могу прийти".
Некий пророк Шехания стал пугать Нехемию заговором и советовал ему искать убежища в храме. Расчет, по-видимому, был прост: очернить наместника в глазах народа, обнаружив его трусость и заставив его войти туда, куда был закрыт вход мирянам. Но упорный Нехемия отказался верить даже пророку. "Я знал,- вспоминал он впоследствии,-что не Бог послал его, хотя он по-пророчески говорил мне, а подкупили его Товия и Санбаллат". Впрочем, как утверждает Иосиф Флавий, на правителя действительно было совершено покушение.
Самым опасным для Нехемии было то, что в его же собственном стане насчитывалось немало сторонников Товии и Санбаллата, которые являлись здесь издавна уважаемыми и известными лицами. Иудейская знать поддерживала с ними дружеские отношения. Обо всех действиях Нехемии его соперники получали точные сведения.
Одной из причин, почему наместник не приобрел популярности среди богатых иудеев, была его любовь к справедливости. Не желая мириться с произволом и беззакониями, сам он подавал пример редкого бескорыстия: в течение двенадцати лет своего правления Нехемия не брал положенной наместнику платы, вносил в строительство свои личные средства, кормил за свой счет множество народа.
Однажды в городе начались волнения, и Нехемия узнал, что крестьяне, разоренные поборами и обращенные в рабство, ищут его заступничества.
"Когда я услышал ропот и такие слова,-рассказывает Нехемия,-я очень разгневался. Сердце мое вскипело, и я строго выговаривал знатным и начальникам, и сказал им: вы берете лихву с братьев своих! И созвал я против них большое собрание, и сказал им: мы выкупали братьев наших иудеев, проданных язычникам, сколько у нас было сил, а вы продаете братьев своих, а мы должны выкупать их! Они молчали и не находили, что ответить. И я сказал им: нехорошие дела вы творите. Не в страхе ли Бога нашего должны вы ходить, чтобы избегнуть поношения от народов, врагов ваших?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71