Около посольского дома со вчерашнего дня выставлена вооруженная стража.
Чины посольства, из своих домов выходившие, сообщают мне, что город от сражений, два дня и две ночи продолжавшихся, весьма пострадал. Трупы убитых свозят на пустыри и там сжигают, отчего распространяется ужасный смрад.
Не думаю я, что какому-либо российскому посольству в иностранной державе такое пережить приходилось. Помимо страха насилия, пожара или чего подобного, терпим мы тяжкие лишения от недостатка съестных припасов. Поелику лошадей кормить нечем, их забили. Мясо лошадиное все в Париже охотно в пищу употребляют. Думаю, что и нам придется так поступать.
Положение мятежников и их правительства весьма затруднительно, о чем они сами в воззваниях своих пишут. Справедливо, что часть войск к ним присоединилась, но у регентского правительства войск существенно больше. Притом, по слухам, к Парижу движутся армии Даву и Сульта.
Чины посольства все живы и свой долг исполняют, за исключением лишь надворного советника Истомина, тому три недели из Берлина от его превосходительства г-на Сперанского прибывшего. Как докладывают мне, Истомин в день 26 (14) декабря, когда вооруженный мятеж начался, из дому вышел и более не воротился.
33. Леблан — Жаку Шассу
Я пишу тебе, мой мальчик, с болью в сердце. Наш молодой русский друг погиб. Не смог я выполнить твою просьбу и уберечь его. Единственное утешение, если это утешение, в том, что погиб он в числе многих сотен, может быть, тысяч людей. Мы, то есть я, твой сын и Аннет, живы и невредимы.
О как дорого обходится свобода! Сколько молодых жизней! Порой мне стыдно, что я, старик, жив, а они погибли.
…Когда его ранило картечью, которую эти негодяи применили против безоружной толпы, в кармане у него нашли мой адрес. Неизвестные люди принесли его ко мне, и через час он скончался. Врача мы не смогли найти, да он бы и не помог. Бедный юноша истекал кровью. За несколько минут до смерти он пришел в себя и стал что-то говорить, надо думать, по-русски. Потом опомнился вполне и очень внятно сказал: «Сообщите матери и сестре». Помолчал и добавил: «И Мари». Возможно, это его невеста?
Мы похоронили его вблизи могилы Элизы. Твой брат, несмотря на его нынешнее положение, пришел на похороны и бросил на гроб первую горсть земли. Накануне неожиданно ударил мороз, земля была твердая. Наверное, такова она зимой на его родине.
Я не знаю, что с нами будет. Поленницы дров, которые в этом году меньше обычного по причине летних смут, охраняют вооруженные патриоты. Охраняют от того самого народа, от женщин и детей, ради которых они сражались и умирали неделю назад. Многие дороги в Париж блокированы войсками старого правительства, и почти нет никакого подвоза съестных припасов. Нужда толкает народ на революцию, а революция обрекает на нужду.
Твой брат и его друзья не теряют мужества. У богатых забирают запасы продовольствия и теплой одежды и раздают беднякам. Посланы отряды, которые закупают (а нередко, как я слышал, забирают) продовольствие у крестьян окрестных деревень. Временное правительство надеется на помощь из других городов.
В эти грозные дни, мой мальчик, ты сам должен найти свое место. Моя старая голова не может дать тебе совета. Я постараюсь лишь сберечь твоего сына.
ВАРИАНТ ВТОРОЙ
1. Из донесения русского посланника в Саксонии
Дрезден, 7 июня (26 мая) 1812 г.
…Внезапная кончина императора французов произвела здесь первоначально большое смятение. Руководствуясь общепринятыми правилами этикета, я на другой день после этого несчастного события явился к герцогу де Бассано и выразил ему свое соболезнование. Я добавил, что беру на себя смелость считать это выражением чувств моего государя. Однако герцог принял меня подчеркнуто холодно. На мой вопрос о возможности аудиенции у ее императорского величества регентши он отвечал уклончиво. Принимая во внимание такое отношение французских официальных лиц, я ограничил самыми необходимым знаками вежливости мое участие в состоявшейся вчера церемонии отправления траурного кортежа.
На седьмой или восьмой день после кончины императора сюда прибыл из армии вице-король Италии принц Евгений, а ранее или одновременно с ним некоторые другие военачальники. В течение двух дней принц до поздней ночи совещался с маршалом Бертье, генералом Коленкуром, герцогом де Бассано и другими лицами. Неоднократно в этих совещаниях принимала участие императрица. Как я имел возможность узнать от верных людей, на совещаниях были большие баталии и дело доходило до громких криков. Надо думать, споры шли о военных приготовлениях покойного императора на границах наших.
Вчера оглашена прокламация о назначении вице-короля командующим всеми войсками к западу от Рейна и об образовании ему в помощь Верховного совета армий из командиров корпусов и прочих видных генералов. Князь Невшательский остается начальником штаба.
Сегодня утром вице-король и князь со свитой отбыли к армии. Уверяют, что они направляются в Кенигсберг. По моему разумению, французы готовятся перейти нашу границу не позднее конца июня, чтобы иметь благоприятные условия для летней кампании.
2. Статья из энциклопедии Ларусса
БОГАРНЭ (Евгений де) родился в Париже в 1781 г. Сын генерала Александра де Богарнэ, гильотированного в 1794 г. по приговору революционного трибунала, и Жозефины Таше де ля Пажери, во втором браке жены генерала Наполеона Бонапарта. Служил в армии под началом Бонапарта, участвовал в итальянском и египетском походах. В 1804 г. — бригадный генерал, в 1805 г. назначен вице-королем Италии, в 1806 г. усыновлен императором с титулом принца империи. В том же году женился на Августе-Амелии, дочери короля Баварии. Со славой участвовал в войне 1809 г. с Австрией. В январе 1810 г. вызван в Париж, чтобы подготовить свою мать к разводу с императором. Повиновался с безмолвной покорностью, чем вызвал в публике немало нареканий…
При формировании Великой армии в 1812 г. сначала командовал четвертым корпусом, состоявшим из французских, итальянских и баварских войск. После внезапной кончины императора Наполеона принял главное командование армией и возглавил несчастный поход в Россию.
3. Воззвание к армии
Солдаты! Вам выпала великая честь осуществить замыслы нашего императора. Слепой рок оборвал его жизнь. Но имя его поведет вас на врага. Россия упорно нарушает условия мира, которые император заключил с ней в Тильзите. Она не желает дать объяснение своим действиям и требует удаления наших войск за Рейн.
Неужели мы оставим на ее произвол наших друзей и союзников в Германии и в Польше? Нет! Меч судьбы занесен над Россией, и ваши руки держат этот меч. Солнце Аустерлица будет освещать нам путь. Вас поведут в бой испытанные полководцы императора. Мы перейдем границу и будем вести войну на земле врага.
Победа в этой войне надежно оградит Европу от посягательств на ее свободу. Эта победа окончательно подорвет положение коварной Англии и покроет французское оружие новой бессмертной славой. Итак, под знаменем, которое дал вам император, вперед — к победе!
Евгений
4. Ольга Истомина — Николаю Истомину в Петербург
Владимирская губ., конец мая 1812 г.
Месяц не писала я тебе, наш милый Николенька. Время в деревне тянется медленно, и кажется, что прошла целая вечность. Маменьке стало лучше может быть, от погоды теплой и сухой. Черемуха отцвела, сейчас дивно цветет вишня. Яблони тоже в цвету. Сад весь белый с розовыми прожилками. Вчера ходили мы с маменькой и няней на папенькину могилку. Все там зелено и мирно. И слезы были светлые, тихие…
А третьего дня заезжал к нам по дороге из города в свое имение г-н Русаков (помнишь его: такой румяный, с черными баками и всегда веселый), сказал, что в столицах все войны ждут. Наполеон, мол, поклялся Россию извести. Оставил нам газеты, маменька делает вид, что их читает. Да что из газет поймешь? Хоть бы ты нам объяснил, к чему дело идет. Приедешь ли летом, как собирался? Я тебя очень жду! Хочется обо всем поговорить. Помнишь наши секретные разговоры у няни в светелке? Маменька нас, бывало, не докличется, а папенька говорил: «Опять военный совет?» Очень мне не терпится, чтобы ты об NN своими словами рассказал, в письмах ведь все как-то не так.
Книжки я твои читаю прилежно. Пробовала Tacite, но очень все это страшно и мрачно. Например, как Нерон устраивал гибель своей родной матери. Не могу такое читать.
Мы совсем не знаем, что думать об отставке Сперанского. Может быть, это нехорошо, но мы с маменькой больше думаем не о нем, хоть нам жаль его искренне, а о тебе и твоей службе. Ты не раз писал, что он желает добра России и ты хотел бы всегда работать с ним. Чем же он мог прогневить государя? Юлия Павловна, вице-губернаторша, была у нас на прошлой неделе и рассказала, что его провезли через Владимир с жандармом. Теперь он в Нижнем. Ты писал, что у него дочь — ангел. Что же с ней? Господи, почему в мире столько зла и жестокости?
Маменька целует тебя тысячу раз и говорит, что в следующий раз обязательно напишет тебе сама, а сейчас ей трудно. Она благословляет тебя снова образом Владимирской божьей матери. Наша Матрена Ивановна тебе кланяется. Старая она совсем стала, и ноги у нее пухнут. А сама исхудала страшно. К маменьке доктор из губернии приезжал, я его попросила Матрену посмотреть. Сказал, долго не протянет. Я поплакала. Внука ее Петра в солдаты забрали. Маменька не хотела, да так мир решил.
А что Андрюша Татищев, mon pauvre admirateur? Если он в Петербурге, вот для него засохшая веточка черемухи, а для тебя сирень и сестринские поцелуи, милый Николенька. До свидания, хочется думать — скорого.
5. Из дневника Николая Истомина
Петербург, июнь — июль 1812 г.
…Война с французами загорелась. Боже праведный и всемогущий! Благослови Россию и Александра! Весь город читает рескрипт государя из Вильны: «Французские войска вошли в пределы нашей империи…» Не могу ничем заниматься — ни службой, ни делами, ни NN. Бродил по городу.
…Какой рок влечет сию нацию? Казалось, воля одного человека толкает ее и к славе и к погибели. Но вот его нет, однако та же неодолимая сила гонит французов на поле брани. Много думал об этом до боли в голове. Известий из главной квартиры нет. Полагают, что сражение или уже было, или должно быть со дня на день. Господи, дай победу нашему оружию!
…Думал о покойном отце. Какой совет он дал бы мне теперь? Служба в комиссии, и ранее меня обременявшая, ныне теряет всякий смысл. Тому две причины: не главная, но существенная — изгнание М. М. С.; вторая, главная, — война.
Делаю повседневные дела, но голова занята другим. Много говорят об ополченцах. Если идут все, то что же я? Думается мне, в сей войне российское воинство не будет разбирать сословий, это война подлинно народная. Может быть, нужна именно такая война, чтобы начать дело освобождения рабов?
…Наконец, наконец! Принято два великих решения: я женюсь и я иду в армию. Вернее, я делаю предложение NN и я прошусь в адъютанты к графу Алексею Борисычу. Конец моих мучительных сомнений отпраздновали пуншем у Корсакова. Что было после пунша и как добрался домой, совсем не помню. Утром проснулся больной, однако вынужден был идти на службу: сегодня записка моя по уголовному уложению отправляется в Государственный совет. Одно утешает, что через неделю или две…
…Может ли быть счастие больше моего? NN меня любит! Голова моя кружится от восторга. Слезы блистали в ее прекрасных очах… Лицо ее, одухотворенное любовью к отечеству и, смею думать, ко мне, было прекраснее греческих богинь. Я еду в армию, она будет ждать меня. Теперь предстоит мне разговор с ее матерью.
6. Николай Истомин — сестре
Петербург, начало августа
Сестра, граф Алексей Борисыч (он — наша дальняя родня по отцу, ты его в детстве видела) берет меня в адъютанты. Ему поручена дивизия, которая теперь собирается в Твери. Я выезжаю вместе с ним через два или три дня. От него поклон маменьке.
Я пишу ей особо и еще раз прошу благословения. Для тебя же вот копия с моего письма к матери NN и с ее ответного. Скажу тебе, что несколько дней после счастливого объяснения я был сам не свой от радости. Если бы ты знала, какой она ангел и умница! Но maman! Как видишь, мы должны ждать ее решения. Сколько ждать? С болью душевной я собираю имущественные бумаги для ее сведения о состоянии моем. И это теперь, когда отечество в огне и в крови, и, бог знает, вернусь ли я с войны. Она не хочет, чтобы мы виделись до моего отъезда. Я вынужден повиноваться, хотя одному богу ведомо, как мне это тяжело. Вот никогда не думал, что я, с моей рассудочной натурой, могу так полюбить.
Поговорим о другом.
Когда говорят пушки, молчат музы. Молчат и реформаторы. Я надеюсь, что после победы час Сперанского настанет, и он вернется оправданный от низкой клеветы. Ведь государь проницателен и добр. Вы, конечно, знаете, с каким восторгом встречал его народ в Москве. Боюсь только, боюсь я за Ростопчина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Чины посольства, из своих домов выходившие, сообщают мне, что город от сражений, два дня и две ночи продолжавшихся, весьма пострадал. Трупы убитых свозят на пустыри и там сжигают, отчего распространяется ужасный смрад.
Не думаю я, что какому-либо российскому посольству в иностранной державе такое пережить приходилось. Помимо страха насилия, пожара или чего подобного, терпим мы тяжкие лишения от недостатка съестных припасов. Поелику лошадей кормить нечем, их забили. Мясо лошадиное все в Париже охотно в пищу употребляют. Думаю, что и нам придется так поступать.
Положение мятежников и их правительства весьма затруднительно, о чем они сами в воззваниях своих пишут. Справедливо, что часть войск к ним присоединилась, но у регентского правительства войск существенно больше. Притом, по слухам, к Парижу движутся армии Даву и Сульта.
Чины посольства все живы и свой долг исполняют, за исключением лишь надворного советника Истомина, тому три недели из Берлина от его превосходительства г-на Сперанского прибывшего. Как докладывают мне, Истомин в день 26 (14) декабря, когда вооруженный мятеж начался, из дому вышел и более не воротился.
33. Леблан — Жаку Шассу
Я пишу тебе, мой мальчик, с болью в сердце. Наш молодой русский друг погиб. Не смог я выполнить твою просьбу и уберечь его. Единственное утешение, если это утешение, в том, что погиб он в числе многих сотен, может быть, тысяч людей. Мы, то есть я, твой сын и Аннет, живы и невредимы.
О как дорого обходится свобода! Сколько молодых жизней! Порой мне стыдно, что я, старик, жив, а они погибли.
…Когда его ранило картечью, которую эти негодяи применили против безоружной толпы, в кармане у него нашли мой адрес. Неизвестные люди принесли его ко мне, и через час он скончался. Врача мы не смогли найти, да он бы и не помог. Бедный юноша истекал кровью. За несколько минут до смерти он пришел в себя и стал что-то говорить, надо думать, по-русски. Потом опомнился вполне и очень внятно сказал: «Сообщите матери и сестре». Помолчал и добавил: «И Мари». Возможно, это его невеста?
Мы похоронили его вблизи могилы Элизы. Твой брат, несмотря на его нынешнее положение, пришел на похороны и бросил на гроб первую горсть земли. Накануне неожиданно ударил мороз, земля была твердая. Наверное, такова она зимой на его родине.
Я не знаю, что с нами будет. Поленницы дров, которые в этом году меньше обычного по причине летних смут, охраняют вооруженные патриоты. Охраняют от того самого народа, от женщин и детей, ради которых они сражались и умирали неделю назад. Многие дороги в Париж блокированы войсками старого правительства, и почти нет никакого подвоза съестных припасов. Нужда толкает народ на революцию, а революция обрекает на нужду.
Твой брат и его друзья не теряют мужества. У богатых забирают запасы продовольствия и теплой одежды и раздают беднякам. Посланы отряды, которые закупают (а нередко, как я слышал, забирают) продовольствие у крестьян окрестных деревень. Временное правительство надеется на помощь из других городов.
В эти грозные дни, мой мальчик, ты сам должен найти свое место. Моя старая голова не может дать тебе совета. Я постараюсь лишь сберечь твоего сына.
ВАРИАНТ ВТОРОЙ
1. Из донесения русского посланника в Саксонии
Дрезден, 7 июня (26 мая) 1812 г.
…Внезапная кончина императора французов произвела здесь первоначально большое смятение. Руководствуясь общепринятыми правилами этикета, я на другой день после этого несчастного события явился к герцогу де Бассано и выразил ему свое соболезнование. Я добавил, что беру на себя смелость считать это выражением чувств моего государя. Однако герцог принял меня подчеркнуто холодно. На мой вопрос о возможности аудиенции у ее императорского величества регентши он отвечал уклончиво. Принимая во внимание такое отношение французских официальных лиц, я ограничил самыми необходимым знаками вежливости мое участие в состоявшейся вчера церемонии отправления траурного кортежа.
На седьмой или восьмой день после кончины императора сюда прибыл из армии вице-король Италии принц Евгений, а ранее или одновременно с ним некоторые другие военачальники. В течение двух дней принц до поздней ночи совещался с маршалом Бертье, генералом Коленкуром, герцогом де Бассано и другими лицами. Неоднократно в этих совещаниях принимала участие императрица. Как я имел возможность узнать от верных людей, на совещаниях были большие баталии и дело доходило до громких криков. Надо думать, споры шли о военных приготовлениях покойного императора на границах наших.
Вчера оглашена прокламация о назначении вице-короля командующим всеми войсками к западу от Рейна и об образовании ему в помощь Верховного совета армий из командиров корпусов и прочих видных генералов. Князь Невшательский остается начальником штаба.
Сегодня утром вице-король и князь со свитой отбыли к армии. Уверяют, что они направляются в Кенигсберг. По моему разумению, французы готовятся перейти нашу границу не позднее конца июня, чтобы иметь благоприятные условия для летней кампании.
2. Статья из энциклопедии Ларусса
БОГАРНЭ (Евгений де) родился в Париже в 1781 г. Сын генерала Александра де Богарнэ, гильотированного в 1794 г. по приговору революционного трибунала, и Жозефины Таше де ля Пажери, во втором браке жены генерала Наполеона Бонапарта. Служил в армии под началом Бонапарта, участвовал в итальянском и египетском походах. В 1804 г. — бригадный генерал, в 1805 г. назначен вице-королем Италии, в 1806 г. усыновлен императором с титулом принца империи. В том же году женился на Августе-Амелии, дочери короля Баварии. Со славой участвовал в войне 1809 г. с Австрией. В январе 1810 г. вызван в Париж, чтобы подготовить свою мать к разводу с императором. Повиновался с безмолвной покорностью, чем вызвал в публике немало нареканий…
При формировании Великой армии в 1812 г. сначала командовал четвертым корпусом, состоявшим из французских, итальянских и баварских войск. После внезапной кончины императора Наполеона принял главное командование армией и возглавил несчастный поход в Россию.
3. Воззвание к армии
Солдаты! Вам выпала великая честь осуществить замыслы нашего императора. Слепой рок оборвал его жизнь. Но имя его поведет вас на врага. Россия упорно нарушает условия мира, которые император заключил с ней в Тильзите. Она не желает дать объяснение своим действиям и требует удаления наших войск за Рейн.
Неужели мы оставим на ее произвол наших друзей и союзников в Германии и в Польше? Нет! Меч судьбы занесен над Россией, и ваши руки держат этот меч. Солнце Аустерлица будет освещать нам путь. Вас поведут в бой испытанные полководцы императора. Мы перейдем границу и будем вести войну на земле врага.
Победа в этой войне надежно оградит Европу от посягательств на ее свободу. Эта победа окончательно подорвет положение коварной Англии и покроет французское оружие новой бессмертной славой. Итак, под знаменем, которое дал вам император, вперед — к победе!
Евгений
4. Ольга Истомина — Николаю Истомину в Петербург
Владимирская губ., конец мая 1812 г.
Месяц не писала я тебе, наш милый Николенька. Время в деревне тянется медленно, и кажется, что прошла целая вечность. Маменьке стало лучше может быть, от погоды теплой и сухой. Черемуха отцвела, сейчас дивно цветет вишня. Яблони тоже в цвету. Сад весь белый с розовыми прожилками. Вчера ходили мы с маменькой и няней на папенькину могилку. Все там зелено и мирно. И слезы были светлые, тихие…
А третьего дня заезжал к нам по дороге из города в свое имение г-н Русаков (помнишь его: такой румяный, с черными баками и всегда веселый), сказал, что в столицах все войны ждут. Наполеон, мол, поклялся Россию извести. Оставил нам газеты, маменька делает вид, что их читает. Да что из газет поймешь? Хоть бы ты нам объяснил, к чему дело идет. Приедешь ли летом, как собирался? Я тебя очень жду! Хочется обо всем поговорить. Помнишь наши секретные разговоры у няни в светелке? Маменька нас, бывало, не докличется, а папенька говорил: «Опять военный совет?» Очень мне не терпится, чтобы ты об NN своими словами рассказал, в письмах ведь все как-то не так.
Книжки я твои читаю прилежно. Пробовала Tacite, но очень все это страшно и мрачно. Например, как Нерон устраивал гибель своей родной матери. Не могу такое читать.
Мы совсем не знаем, что думать об отставке Сперанского. Может быть, это нехорошо, но мы с маменькой больше думаем не о нем, хоть нам жаль его искренне, а о тебе и твоей службе. Ты не раз писал, что он желает добра России и ты хотел бы всегда работать с ним. Чем же он мог прогневить государя? Юлия Павловна, вице-губернаторша, была у нас на прошлой неделе и рассказала, что его провезли через Владимир с жандармом. Теперь он в Нижнем. Ты писал, что у него дочь — ангел. Что же с ней? Господи, почему в мире столько зла и жестокости?
Маменька целует тебя тысячу раз и говорит, что в следующий раз обязательно напишет тебе сама, а сейчас ей трудно. Она благословляет тебя снова образом Владимирской божьей матери. Наша Матрена Ивановна тебе кланяется. Старая она совсем стала, и ноги у нее пухнут. А сама исхудала страшно. К маменьке доктор из губернии приезжал, я его попросила Матрену посмотреть. Сказал, долго не протянет. Я поплакала. Внука ее Петра в солдаты забрали. Маменька не хотела, да так мир решил.
А что Андрюша Татищев, mon pauvre admirateur? Если он в Петербурге, вот для него засохшая веточка черемухи, а для тебя сирень и сестринские поцелуи, милый Николенька. До свидания, хочется думать — скорого.
5. Из дневника Николая Истомина
Петербург, июнь — июль 1812 г.
…Война с французами загорелась. Боже праведный и всемогущий! Благослови Россию и Александра! Весь город читает рескрипт государя из Вильны: «Французские войска вошли в пределы нашей империи…» Не могу ничем заниматься — ни службой, ни делами, ни NN. Бродил по городу.
…Какой рок влечет сию нацию? Казалось, воля одного человека толкает ее и к славе и к погибели. Но вот его нет, однако та же неодолимая сила гонит французов на поле брани. Много думал об этом до боли в голове. Известий из главной квартиры нет. Полагают, что сражение или уже было, или должно быть со дня на день. Господи, дай победу нашему оружию!
…Думал о покойном отце. Какой совет он дал бы мне теперь? Служба в комиссии, и ранее меня обременявшая, ныне теряет всякий смысл. Тому две причины: не главная, но существенная — изгнание М. М. С.; вторая, главная, — война.
Делаю повседневные дела, но голова занята другим. Много говорят об ополченцах. Если идут все, то что же я? Думается мне, в сей войне российское воинство не будет разбирать сословий, это война подлинно народная. Может быть, нужна именно такая война, чтобы начать дело освобождения рабов?
…Наконец, наконец! Принято два великих решения: я женюсь и я иду в армию. Вернее, я делаю предложение NN и я прошусь в адъютанты к графу Алексею Борисычу. Конец моих мучительных сомнений отпраздновали пуншем у Корсакова. Что было после пунша и как добрался домой, совсем не помню. Утром проснулся больной, однако вынужден был идти на службу: сегодня записка моя по уголовному уложению отправляется в Государственный совет. Одно утешает, что через неделю или две…
…Может ли быть счастие больше моего? NN меня любит! Голова моя кружится от восторга. Слезы блистали в ее прекрасных очах… Лицо ее, одухотворенное любовью к отечеству и, смею думать, ко мне, было прекраснее греческих богинь. Я еду в армию, она будет ждать меня. Теперь предстоит мне разговор с ее матерью.
6. Николай Истомин — сестре
Петербург, начало августа
Сестра, граф Алексей Борисыч (он — наша дальняя родня по отцу, ты его в детстве видела) берет меня в адъютанты. Ему поручена дивизия, которая теперь собирается в Твери. Я выезжаю вместе с ним через два или три дня. От него поклон маменьке.
Я пишу ей особо и еще раз прошу благословения. Для тебя же вот копия с моего письма к матери NN и с ее ответного. Скажу тебе, что несколько дней после счастливого объяснения я был сам не свой от радости. Если бы ты знала, какой она ангел и умница! Но maman! Как видишь, мы должны ждать ее решения. Сколько ждать? С болью душевной я собираю имущественные бумаги для ее сведения о состоянии моем. И это теперь, когда отечество в огне и в крови, и, бог знает, вернусь ли я с войны. Она не хочет, чтобы мы виделись до моего отъезда. Я вынужден повиноваться, хотя одному богу ведомо, как мне это тяжело. Вот никогда не думал, что я, с моей рассудочной натурой, могу так полюбить.
Поговорим о другом.
Когда говорят пушки, молчат музы. Молчат и реформаторы. Я надеюсь, что после победы час Сперанского настанет, и он вернется оправданный от низкой клеветы. Ведь государь проницателен и добр. Вы, конечно, знаете, с каким восторгом встречал его народ в Москве. Боюсь только, боюсь я за Ростопчина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12