Созерцание её мира извне духовно очищало; изменение перспективы давало передышку от бремени, тяготившем её, когда она находилась на планете.
Бремени? Неужели она так подумала? Как могло это слово проникнуть в её мысли? Чувство вины овладело ею, когда она поняла, что болезнь Сарека стала бременем для неё. Он был её муж, она любила его больше всего на свете, была стольким обязана ему – она не должна думать о его ужасной болезни, как о бремени.
Это всё неожиданное сочувствие капитана Пикарда. Она не сомневалась, что именно оно пробудило в ней эти чувства. Его слова, понимание того, как ей тяжело, подействовали на эмоции, которые она так старательно сдерживала, и теперь эмоции эти грозили вырваться наружу. Что ж, пусть попробуют, и она загонит их назад, туда, где они должны находиться. В этом у неё был большой опыт.
– Перрин? – Голос Пикарда вернул её к действительности, и, обернувшись, она увидела, что он стоит перед ней с двумя дымящимися чашками чая. Улыбнувшись, она взяла чашку и глубоко вдохнула аромат.
– Чай с мятой – последний раз я пила его много лет назад. У вулканцев есть какой-то странный состав, который они называют мятой, но по вкусу Вы бы ни за что этого не сказали. – Она отпила глоток ароматной жидкости, снова повернулась к иллюминатору и стала смотреть на звёзды. Если бы только можно было стоять так часами, прихлёбывая чай, глядя на звёзды…
– Перрин, Вы знаете, что привело меня на Вулкан. – Пикард произнёс это мягко, и всё же его слова резанули её, как ножом. Она знала о цели его визита и не чувствовала ни малейшего желания говорить о ней. Перрин понимала, что от этого разговора не уйти, капитан не может позволить себе избежать его. Всё же ей так хотелось продолжать просто смотреть в иллюминатор, видеть Вулкан как огромный, окутанный дымкой шар – одну из бесчисленного множества планет…
– Я должен спросить Вас о Споке.
Она обернулась, чувствуя, как поднимается в душе волна горечи, грозя выйти из-под контроля.
– Он даже не простился со своим отцом, прежде чем уехать. – Она видела теплоту во взгляде Пикарда, чувствовала понимание её чувств, его старания облегчить ей этот разговор. Она была благодарна ему за это.
– Возможно ли, чтобы его похитили?
– Нет. Он очень тщательно устроил свои дела. Он планировал это заранее. – Мысленно возвращаясь к последним неделям перед исчезновением Спока, Перрин поняла, насколько тщательно он всё продумал. Он позаботился о своём имуществе, устроил свои служебные дела. И от этого его поступок заслуживал в её глазах ещё большего осуждения.
– У Вас есть какие-либо предположения, почему он мог покинуть Вулкан подобным образом?
Перрин пристально посмотрела на него. Кто вообще мог знать, почему Спок делает то или иное? Более замкнутого и скрытного человека она никогда не встречала. Сарек в сравнении с ним был разговорчивым и общительным. Она ответила, стараясь, чтобы голос её звучал бесстрастно:
– Капитан, что касается меня, он исчез уже давно.
Перехватив изумлённый взгляд Пикарда, она поняла, что ответ её прозвучал резче, чем ей хотелось.
Её отношения со Споком не заладились с самого начала. Она оказалась не готова к жизни среди вулканцев. Она считала, что достаточно хорошо знает их; в университете Скидмор штата Нью-Йорк у неё были друзья-вулканцы, и ей импонировала их сдержанность. Спокойствие её вулканских друзей уравновешивало её собственную впечатлительность, и это было, по её мнению, удачное сочетание.
Всё же она была совершенно не готова, что в жизни её появится Сарек. Молодая женщина-историк, она отправилась на Вулкан, чтобы стать его секретаршей. Она полюбила его с первой минуты, покорённая исходившей от него силой. То, что он проникся к ней ответным чувством, до сих пор казалось ей чудом.
Когда она выходила за Сарека, его сын Спок был раза в четыре старше её.
Она совершенно не представляла себе, что Спок думал о ней. Он был учтив, заботлив, почтителен. Упрекнуть его было не в чём. И всё же она подозревала, что он ненавидит её – настолько бесстрастным он всегда был в её присутствии.
Возможно, он не мог смириться с тем, что она заняла место его матери? Аманда умерла за много лет до этого, в глубокой старости – в сравнении с вулканским век землян так недолог. Каждый человек тяжело переживает потерю матери, и Перрин боялась, что горе Спока обернётся горечью по отношению к ней. Она даже пыталась поговорить с ним об этом, надеясь прояснить обстановку и установить отношения если не тёплые, то хотя бы приемлемые. Но Спок отгородился от неё, явно не желая обсуждать с ней столь личную тему – вежливо, разумеется, но непреклонно. После этого разговаривать с ним она уже не пыталась.
Она так и не определилась, какую роль могла бы играть по отношению к нему. «Мачеха» было нелепым по отношению к человеку, настолько старшему её самой. «Друг» было бы неплохо, но Спок делал это невозможным. В конце концов, она уже не могла бы сказать, кем они друг другу приходятся; она была просто женой Сарека.
Но исчезновение Спока пробудило в ней гнев. Ибо она видела, как это подействовало на Сарека.
Словно прочитав её мысли, Пикард сказал:
– Не будет ли с моей стороны нескромным спросить, что произошло между Вами и Споком?
Некоторое время она молча смотрела на него, борясь с обуревающими её чувствами, спрашивая себя, не лучше ли будет просто повернуться и уйти. В горле стоял комок, мешая дышать. Ещё немного – и она разрыдается.
– Не между Споком и мною. Между Споком и его отцом. Они спорили годами – но то было в семье. Но когда начались дебаты в связи с кардассианской войной, Спок подверг позицию Сарека критике – открыто. Он не проявил ни малейшей лояльности по отношению к своему отцу. – То было ужасное время, и теперь она переживала всё заново – Сарек безмолвно переносит боль, отказываясь осудить сына; собственный гнев против Спока…
– Мне не было известно, – осторожно произнёс Пикард, – что Сарек был оскорблён позицией Спока.
– Я была оскорблена позицией Спока. И я позаботилась, чтобы он об этом знал. – Возможно, она поступила неправильно? Может, то, что она сделала, лишь углубило пропасть между отцом и сыном? Она пыталась сдержать быть сдержанной даже тогда, но всякий раз при виде боли в глазах Сарека в ней подымался гнев. – Я защищала своего мужа, и не чувствую себя виноватой.
Наступило молчание. Затем Пикард, решив уйти от болезненной темы, спросил:
– А Сарек может знать, почему Спок вдруг покинул Вулкан?
Будь на месте Пикарда кто-нибудь другой, она никогда не заговорила бы столь открыто. Но в разговоре с этим человеком чувства её изливались сами собою.
– Если бы Вы видели его таким, каким я его вижу… бессильного… говорящего с самим собою… – Перин поглядела в сочувственное лицо Пикарда, и ей стало легче продолжать: – Он хочет видеть сына, примириться с ним прежде, чем он умрёт. Но теперь может быть уже слишком поздно.
Голос её прервался, и она отвернулась, не желая показывать всю глубину своей боли. Всё же теперь, когда она так много сказала Пикарду, ей стало легче. Она услышала его полный сочувствия голос и поняла, насколько он опечален её горем.
– Перин, Вы позволите мне увидеться с Сареком?
Перрин обернулась к нему, охваченная неуверенностью. Имеет ли Пикард хоть малейшее представление, о чём он просит? Понимает ли он, насколько яростно защищает она Сарека от посторонних глаз? Как может она допустить, чтобы муж её был унижен ещё больше, позволив другим увидеть его? И всё же…
– Никому другому я бы этого не позволила. – Она шагнула вперёд, глядя Пикарду прямо в глаза. Но Вы – часть его, а он – Вас.
С этими словами она снова повернулась к иллюминатору.
Стоя рядом с главным инженером Джорди Ла Форжем во втором грузовом отсеке, Райкер с досадой созерцал разложенные перед ним на полу обломки. Обломков было множество – большие и маленькие, искорёженные и гладкие, неправильной формы и симметричные – сущая головоломка из осколков, частей, фрагментов. Усмотреть среди них какую-либо закономерность было просто невозможно.
– Вулканцы не могут определить, что это за фрагменты, – сказал он Джорди, – но они установили, что металл является сплавом дентариума.
– Что говорит, что они были изготовлены на Вулкане, – отвечал Джорди. – А дентариум означает только одно: что бы это ни было, оно предназначалось для звездолёта.
Некоторое время оба молча созерцали металлические обломки. Визор Джорди резко контрастировал с его чёрной кожей. Слепой с рождения, Джорди в детстве перенёс операцию, позволившую ему «видеть» с помощью визора, посылавшего электромагнитные сигналы непосредственно в кору головного мозга.
– Судя по характеру повреждений, – произнёс Джорди, – это было столкновение.
– Это было обнаружено на грузовом корабле ференги, погибшем в поясе астероидов Ганолин, – подтвердил его предположение Райкер. – Обломки разбросало в радиусе ста километров. – Никто из команды не спасся, иначе им, возможно, не пришлось бы теперь заниматься этой длительной, монотонной работой. Всё, чем они располагают – груда металлических обломков и любопытный факт, что контейнеры, в которых они были обнаружены, предназначались, судя по маркировке, для медицинского оборудования.
Возможно, других контейнеров у них просто не оказалось под рукой, подумал Райкер, чей интерес ко всей этой истории таял на глазах. Он подумал, что в будущей жизни ни за что не станет археологом. У него просто не хватает терпения на такую медленную, тщательную реконструкцию. Если существует ответ, он хочет знать его сейчас.
Беспокойство.
Заставляя себя сосредоточиться, он двинулся между рядами металлических обломков, которые Джорди со своей командой выложил на полу. Райкер поднял часть повреждённого контейнера; Джорди также подобрал один из фрагментов и провёл над ним трикодером.
– Думаете, это могло быть частью системы вооружения? – спросил он.
– Сначала я так и подумал, – признал Райкер. – Но у вулканцев не зарегистрировано никаких случаев кражи вооружений. Да и кражи деталей, если уж на то пошло. И вообще никаких случаев краж.
Джорди покачал головой, обводя взглядом разложенные на полу куски искорёженного металла.
– Это будет всё равно, что складывать из кусочков огромную картину – причём не имея ни малейшего понятия, какой должна получиться эта картина.
Райкер кивнул, пытаясь пробудить в себе увлечённость. Вдруг он заметил в дальнем конце отсека энсина Нейлор, занятую чтением записей в электронном блокноте. Она что, всё это время была здесь? Как получилось, что он её не заметил? Может, её подключили к этому проекту?
И не это ли то самое увлечение, которого он ищет? В мозгу звякнул сигнал тревоги, и Райкер поспешил отвести глаза, пока взгляды их не встретились.
Путь от ворот в имение Сарека к входу в его дом действовал успокаивающе. Пикард знал, что именно такова была цель планировки ландшафта с его инопланетными растениями. Войдя в ворота (большинство вулканцев окружали свои дома стеной – обычай, который Пикард считал несколько устаревшим), он очутился в саду, чья безупречная планировка навевала покой. Звук струящейся воды в фонтанах на удивление точно сочетался с симметричностью сада. В целом это напоминало Пикарду те японские сады, где ему доводилось побывать, и откуда он всегда выходил освежённым и успокоенным.
Разумеется, здесь, на Вулкане, было ужасно жарко. Он пробыл на поверхности всего несколько минут, и уже чувствовал, как липнет к телу одежда. Жара была нестерпимая, будто стоишь возле плавильной печи. Перин, встретившая его у ворот, сочувственно улыбнулась.
– Ужасно, не правда ли? Первое время мне приходилось носить охлаждающий костюм. Постепенно я акклиматизировалась, но до сих пор чувствую себя так, будто живу в Долине Смерти.
Она провела его через сад в дом с его просторными, с высокими потолками, просто обставленными комнатами. Вулканцы с увлечением отдавались планировке своих садов, радующих взгляд разнообразием растений и богатством цветов, но жилища свои обставляли просто, и украшения в комнатах были редкостью. Человек чувствовал себя в вулканском доме, как в храме. Идя рядом с Перрин через анфиладу комнат, где гулко отдавался звук их шагов, Пикард видел, как неясные фигуры освобождают им путь, сворачивая за угол, исчезая в дверных проёмах. Он знал, что на Вулкане это знак уважения к гостю – не мешать ему своим присутствием. Всё же у него было жутковатое ощущение, будто он идёт по дому, населённому призраками.
Остановившись перед широкой, украшенной резьбой дверью – одним из немногочисленных украшений – Перрин просительно оглянулась на него. Глаза её молили – о чём? О понимании? О сочувствии? Он взглянул на неё в ответ, безмолвно обещая, чего бы она ни просила.
Дверь отворилась, и они шагнули внутрь.
Просторная комната была залита светом из больших, во всю стену окон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Бремени? Неужели она так подумала? Как могло это слово проникнуть в её мысли? Чувство вины овладело ею, когда она поняла, что болезнь Сарека стала бременем для неё. Он был её муж, она любила его больше всего на свете, была стольким обязана ему – она не должна думать о его ужасной болезни, как о бремени.
Это всё неожиданное сочувствие капитана Пикарда. Она не сомневалась, что именно оно пробудило в ней эти чувства. Его слова, понимание того, как ей тяжело, подействовали на эмоции, которые она так старательно сдерживала, и теперь эмоции эти грозили вырваться наружу. Что ж, пусть попробуют, и она загонит их назад, туда, где они должны находиться. В этом у неё был большой опыт.
– Перрин? – Голос Пикарда вернул её к действительности, и, обернувшись, она увидела, что он стоит перед ней с двумя дымящимися чашками чая. Улыбнувшись, она взяла чашку и глубоко вдохнула аромат.
– Чай с мятой – последний раз я пила его много лет назад. У вулканцев есть какой-то странный состав, который они называют мятой, но по вкусу Вы бы ни за что этого не сказали. – Она отпила глоток ароматной жидкости, снова повернулась к иллюминатору и стала смотреть на звёзды. Если бы только можно было стоять так часами, прихлёбывая чай, глядя на звёзды…
– Перрин, Вы знаете, что привело меня на Вулкан. – Пикард произнёс это мягко, и всё же его слова резанули её, как ножом. Она знала о цели его визита и не чувствовала ни малейшего желания говорить о ней. Перрин понимала, что от этого разговора не уйти, капитан не может позволить себе избежать его. Всё же ей так хотелось продолжать просто смотреть в иллюминатор, видеть Вулкан как огромный, окутанный дымкой шар – одну из бесчисленного множества планет…
– Я должен спросить Вас о Споке.
Она обернулась, чувствуя, как поднимается в душе волна горечи, грозя выйти из-под контроля.
– Он даже не простился со своим отцом, прежде чем уехать. – Она видела теплоту во взгляде Пикарда, чувствовала понимание её чувств, его старания облегчить ей этот разговор. Она была благодарна ему за это.
– Возможно ли, чтобы его похитили?
– Нет. Он очень тщательно устроил свои дела. Он планировал это заранее. – Мысленно возвращаясь к последним неделям перед исчезновением Спока, Перрин поняла, насколько тщательно он всё продумал. Он позаботился о своём имуществе, устроил свои служебные дела. И от этого его поступок заслуживал в её глазах ещё большего осуждения.
– У Вас есть какие-либо предположения, почему он мог покинуть Вулкан подобным образом?
Перрин пристально посмотрела на него. Кто вообще мог знать, почему Спок делает то или иное? Более замкнутого и скрытного человека она никогда не встречала. Сарек в сравнении с ним был разговорчивым и общительным. Она ответила, стараясь, чтобы голос её звучал бесстрастно:
– Капитан, что касается меня, он исчез уже давно.
Перехватив изумлённый взгляд Пикарда, она поняла, что ответ её прозвучал резче, чем ей хотелось.
Её отношения со Споком не заладились с самого начала. Она оказалась не готова к жизни среди вулканцев. Она считала, что достаточно хорошо знает их; в университете Скидмор штата Нью-Йорк у неё были друзья-вулканцы, и ей импонировала их сдержанность. Спокойствие её вулканских друзей уравновешивало её собственную впечатлительность, и это было, по её мнению, удачное сочетание.
Всё же она была совершенно не готова, что в жизни её появится Сарек. Молодая женщина-историк, она отправилась на Вулкан, чтобы стать его секретаршей. Она полюбила его с первой минуты, покорённая исходившей от него силой. То, что он проникся к ней ответным чувством, до сих пор казалось ей чудом.
Когда она выходила за Сарека, его сын Спок был раза в четыре старше её.
Она совершенно не представляла себе, что Спок думал о ней. Он был учтив, заботлив, почтителен. Упрекнуть его было не в чём. И всё же она подозревала, что он ненавидит её – настолько бесстрастным он всегда был в её присутствии.
Возможно, он не мог смириться с тем, что она заняла место его матери? Аманда умерла за много лет до этого, в глубокой старости – в сравнении с вулканским век землян так недолог. Каждый человек тяжело переживает потерю матери, и Перрин боялась, что горе Спока обернётся горечью по отношению к ней. Она даже пыталась поговорить с ним об этом, надеясь прояснить обстановку и установить отношения если не тёплые, то хотя бы приемлемые. Но Спок отгородился от неё, явно не желая обсуждать с ней столь личную тему – вежливо, разумеется, но непреклонно. После этого разговаривать с ним она уже не пыталась.
Она так и не определилась, какую роль могла бы играть по отношению к нему. «Мачеха» было нелепым по отношению к человеку, настолько старшему её самой. «Друг» было бы неплохо, но Спок делал это невозможным. В конце концов, она уже не могла бы сказать, кем они друг другу приходятся; она была просто женой Сарека.
Но исчезновение Спока пробудило в ней гнев. Ибо она видела, как это подействовало на Сарека.
Словно прочитав её мысли, Пикард сказал:
– Не будет ли с моей стороны нескромным спросить, что произошло между Вами и Споком?
Некоторое время она молча смотрела на него, борясь с обуревающими её чувствами, спрашивая себя, не лучше ли будет просто повернуться и уйти. В горле стоял комок, мешая дышать. Ещё немного – и она разрыдается.
– Не между Споком и мною. Между Споком и его отцом. Они спорили годами – но то было в семье. Но когда начались дебаты в связи с кардассианской войной, Спок подверг позицию Сарека критике – открыто. Он не проявил ни малейшей лояльности по отношению к своему отцу. – То было ужасное время, и теперь она переживала всё заново – Сарек безмолвно переносит боль, отказываясь осудить сына; собственный гнев против Спока…
– Мне не было известно, – осторожно произнёс Пикард, – что Сарек был оскорблён позицией Спока.
– Я была оскорблена позицией Спока. И я позаботилась, чтобы он об этом знал. – Возможно, она поступила неправильно? Может, то, что она сделала, лишь углубило пропасть между отцом и сыном? Она пыталась сдержать быть сдержанной даже тогда, но всякий раз при виде боли в глазах Сарека в ней подымался гнев. – Я защищала своего мужа, и не чувствую себя виноватой.
Наступило молчание. Затем Пикард, решив уйти от болезненной темы, спросил:
– А Сарек может знать, почему Спок вдруг покинул Вулкан?
Будь на месте Пикарда кто-нибудь другой, она никогда не заговорила бы столь открыто. Но в разговоре с этим человеком чувства её изливались сами собою.
– Если бы Вы видели его таким, каким я его вижу… бессильного… говорящего с самим собою… – Перин поглядела в сочувственное лицо Пикарда, и ей стало легче продолжать: – Он хочет видеть сына, примириться с ним прежде, чем он умрёт. Но теперь может быть уже слишком поздно.
Голос её прервался, и она отвернулась, не желая показывать всю глубину своей боли. Всё же теперь, когда она так много сказала Пикарду, ей стало легче. Она услышала его полный сочувствия голос и поняла, насколько он опечален её горем.
– Перин, Вы позволите мне увидеться с Сареком?
Перрин обернулась к нему, охваченная неуверенностью. Имеет ли Пикард хоть малейшее представление, о чём он просит? Понимает ли он, насколько яростно защищает она Сарека от посторонних глаз? Как может она допустить, чтобы муж её был унижен ещё больше, позволив другим увидеть его? И всё же…
– Никому другому я бы этого не позволила. – Она шагнула вперёд, глядя Пикарду прямо в глаза. Но Вы – часть его, а он – Вас.
С этими словами она снова повернулась к иллюминатору.
Стоя рядом с главным инженером Джорди Ла Форжем во втором грузовом отсеке, Райкер с досадой созерцал разложенные перед ним на полу обломки. Обломков было множество – большие и маленькие, искорёженные и гладкие, неправильной формы и симметричные – сущая головоломка из осколков, частей, фрагментов. Усмотреть среди них какую-либо закономерность было просто невозможно.
– Вулканцы не могут определить, что это за фрагменты, – сказал он Джорди, – но они установили, что металл является сплавом дентариума.
– Что говорит, что они были изготовлены на Вулкане, – отвечал Джорди. – А дентариум означает только одно: что бы это ни было, оно предназначалось для звездолёта.
Некоторое время оба молча созерцали металлические обломки. Визор Джорди резко контрастировал с его чёрной кожей. Слепой с рождения, Джорди в детстве перенёс операцию, позволившую ему «видеть» с помощью визора, посылавшего электромагнитные сигналы непосредственно в кору головного мозга.
– Судя по характеру повреждений, – произнёс Джорди, – это было столкновение.
– Это было обнаружено на грузовом корабле ференги, погибшем в поясе астероидов Ганолин, – подтвердил его предположение Райкер. – Обломки разбросало в радиусе ста километров. – Никто из команды не спасся, иначе им, возможно, не пришлось бы теперь заниматься этой длительной, монотонной работой. Всё, чем они располагают – груда металлических обломков и любопытный факт, что контейнеры, в которых они были обнаружены, предназначались, судя по маркировке, для медицинского оборудования.
Возможно, других контейнеров у них просто не оказалось под рукой, подумал Райкер, чей интерес ко всей этой истории таял на глазах. Он подумал, что в будущей жизни ни за что не станет археологом. У него просто не хватает терпения на такую медленную, тщательную реконструкцию. Если существует ответ, он хочет знать его сейчас.
Беспокойство.
Заставляя себя сосредоточиться, он двинулся между рядами металлических обломков, которые Джорди со своей командой выложил на полу. Райкер поднял часть повреждённого контейнера; Джорди также подобрал один из фрагментов и провёл над ним трикодером.
– Думаете, это могло быть частью системы вооружения? – спросил он.
– Сначала я так и подумал, – признал Райкер. – Но у вулканцев не зарегистрировано никаких случаев кражи вооружений. Да и кражи деталей, если уж на то пошло. И вообще никаких случаев краж.
Джорди покачал головой, обводя взглядом разложенные на полу куски искорёженного металла.
– Это будет всё равно, что складывать из кусочков огромную картину – причём не имея ни малейшего понятия, какой должна получиться эта картина.
Райкер кивнул, пытаясь пробудить в себе увлечённость. Вдруг он заметил в дальнем конце отсека энсина Нейлор, занятую чтением записей в электронном блокноте. Она что, всё это время была здесь? Как получилось, что он её не заметил? Может, её подключили к этому проекту?
И не это ли то самое увлечение, которого он ищет? В мозгу звякнул сигнал тревоги, и Райкер поспешил отвести глаза, пока взгляды их не встретились.
Путь от ворот в имение Сарека к входу в его дом действовал успокаивающе. Пикард знал, что именно такова была цель планировки ландшафта с его инопланетными растениями. Войдя в ворота (большинство вулканцев окружали свои дома стеной – обычай, который Пикард считал несколько устаревшим), он очутился в саду, чья безупречная планировка навевала покой. Звук струящейся воды в фонтанах на удивление точно сочетался с симметричностью сада. В целом это напоминало Пикарду те японские сады, где ему доводилось побывать, и откуда он всегда выходил освежённым и успокоенным.
Разумеется, здесь, на Вулкане, было ужасно жарко. Он пробыл на поверхности всего несколько минут, и уже чувствовал, как липнет к телу одежда. Жара была нестерпимая, будто стоишь возле плавильной печи. Перин, встретившая его у ворот, сочувственно улыбнулась.
– Ужасно, не правда ли? Первое время мне приходилось носить охлаждающий костюм. Постепенно я акклиматизировалась, но до сих пор чувствую себя так, будто живу в Долине Смерти.
Она провела его через сад в дом с его просторными, с высокими потолками, просто обставленными комнатами. Вулканцы с увлечением отдавались планировке своих садов, радующих взгляд разнообразием растений и богатством цветов, но жилища свои обставляли просто, и украшения в комнатах были редкостью. Человек чувствовал себя в вулканском доме, как в храме. Идя рядом с Перрин через анфиладу комнат, где гулко отдавался звук их шагов, Пикард видел, как неясные фигуры освобождают им путь, сворачивая за угол, исчезая в дверных проёмах. Он знал, что на Вулкане это знак уважения к гостю – не мешать ему своим присутствием. Всё же у него было жутковатое ощущение, будто он идёт по дому, населённому призраками.
Остановившись перед широкой, украшенной резьбой дверью – одним из немногочисленных украшений – Перрин просительно оглянулась на него. Глаза её молили – о чём? О понимании? О сочувствии? Он взглянул на неё в ответ, безмолвно обещая, чего бы она ни просила.
Дверь отворилась, и они шагнули внутрь.
Просторная комната была залита светом из больших, во всю стену окон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27