Ми—дион считает, что она в эту счастливую минуту лучше всяких слов выразит чувства, которые переживают фаэты.
— Пожалуйста. Мы с большим удовольствием послушаем, — согласился Медведев.
И вдруг, словно с дуновением ласкового ветерка, в зал впорхнули сотни чудных звуков и закружились в вихре необыкновенной мелодии. Это была настоящая лирическая симфония. То, как сказочный дождь из невидимых звуков, она лилась сверху, то взлетала снизу фонтанами рассыпающихся звуковых брызг. В ней слышались и перезвон серебряных колокольчиков, и чарующие напевы свирелей, и лишь под конец раздались ликующие торжественные аккорды, звеневшие как песнь победы.
Космонавты заслушались и не заметили, как музыка, постепенно затихая, растаяла под куполом.
— Ах, душа моя, как замечательно! — воскликнул Хачатуров.
Космонавты разделяли восторг своего друга. Радовались и фаэты — судя по выражению их лиц, они были очень довольны, что доставили гостям приятное. Фаэты держались уже свободнее, исчезла скованность в их движениях. Ни—лия, посматривая на Дубравина, улыбалась, Ми—дион подсел к Медведеву, Хачатуров пытался объяснить что—то Ги—диону.
— Армения — родина, понимаешь, — доносились обрывки его фраз.
Такая непринужденная обстановка возникает, когда собираются хорошие друзья.
— Вы построили замечательную машину — эфиролет, — сказал Ми—дион Медведеву. — Но сможет ли он увезти всех нас?
— В ней могут свободно разместиться сто человек. Вы скоро увидите его, Ми—дион.
— Ию! — удивился фаэт.
— На астероиде долго мы задерживаться не можем. Зачем подвергаться излишним опасностям. А потом — наступает самый благоприятный срок отлета на Землю, — Медведев стал излагать план действий. — Из вещей, очевидно, надо взять только то, что представляет историческую или научную ценность.
Ми—дион пожелал, чтобы на Землю была увезена хоть часть музыкальных и художественных произведений.
— С этим согласен. И обязательно захватите ноты чудесной музыки, только что прослушанной нами, — улыбнулся Медведев.
— А драгоценные камни и жемчужный металл! Ми—дион просит обойти с ним кладовые сокровищ, — перевел Дубравин.
— Посмотреть на драгоценности фаэтов? Это интересно. Но с собой не возьмем ни одной безделушки, ни одного грамма золота. Не за этим мы прилетели сюда. Пусть эти «сокровища» так и останутся на Церере.
Сообщив на корабль, чтобы там не беспокоились, космонавты решили задержаться у фаэтов и обстоятельно познакомиться с условиями их жизни, устройством убежища, конструкцией машин.
На третий день, закончив экскурсии по машинным залам, хранилищам, плантациям, космонавты вместе с Ми—дионом стали составлять список имущества, намечаемого к вывозке.
Вещей оказалось так много, что и за пять рейсов «К. Э. Циолковского» не удалось бы переправить их на Землю.
— Как? Вы оставляете богатства, накопленные народами Фаэтии в течение многих веков! — воскликнул пораженный Ми—дион, когда Медведев беспощадно вычеркнул из списка все наименования драгоценностей. — Разве вы не хотите иметь жемчужный металл?
— Нет, Ми—дион. Золота нам не нужно. У нас достаточно своих богатств. Книги, научные рукописи — это другое дело. В них ваша история, ваша жизнь.
Пять дней космонавты перевозили на танкетке к кораблю различные грузы. По пути ее движения образовалась широкая и ровная дорога. Небольшая сила веса на астероиде позволяла людям легко поднимать даже тяжелые ящики и тюки.
Наконец на поверхность планеты поднялись и фаэты, облаченные в скафандры. Первым на черную почву Цереры ступил Ми—дион, за ним по пеплу, лежащему толстым слоем, следовали остальные. С робостью и грустью смотрели они на родную и такую печальную сейчас местность.
Жалость к фаэтам пронизала сердце Дубравина.
«Ох, как тяжело им сейчас, — подумал он. — Потерять все — это что—нибудь да значит». Но на лицах Ни—лии и Ги—диона он не прочел чувства горя или страха. В их глазах выражались растерянность и любопытство.
Когда танкетка подъехала к кораблю, Ми—дион всплеснул руками.
— Это и есть ваш эфиролет? Какая махина! — в старческом голосе слышалось неподдельное изумление. Расширенными глазами смотрели на корабль и другие фаэты.
— Да, вы видите нашего «Циолковского», — не скрывая гордости, ответил Дубравин.
— Ци—ол—ков—ский, — раздельно произнес старец. — А что означает такое?
— Циолковский Константин Эдуардович — это великий деятель науки, — начал объяснять Дубравин. — Он всю жизнь страстно мечтал о межпланетных полетах, разрабатывал проблемы, связанные с ними. Как видите, его мечта и осуществилась. Его именем назван наш корабль.
— О — о! Это был большой человек! — заключил Ми—дион. Фаэты вышли из танкетки и с огромным любопытством осмотрели корабль со всех сторон.
Неожиданно Ни—лия покачнулась и с легким стоном упала на руки Дубравина. Космонавт с ужасом увидел, что глаза фаэтянки закатились, а лицо приобрело мертвенно—бледный цвет.
— С Ни—лией плохо! — в отчаянии крикнул Дубравин, не зная, как ей помочь. Раскрыть скафандр в условиях разреженной атмосферы — значило бы убить фаэтянку.
— Быстрей в корабль! — вывел Дубравина из замешательства окрик Медведева.
Космонавт подхватил девушку на руки и быстро взобрался по трапу.
— Женя, помоги! Ей помоги, — остановил он бросившуюся к нему Ярову. — Я жив и здоров.
Ярова радостно вскрикнула, но было не до объяснений. Быстро сняв с фаэтянки шлем, она помогла Дубравину освободить ее от скафандра. Ни—лия едва дышала, но сердце ее, хоть и слабо, билось ровно.
— Обморок, — поставила диагноз Ярова. — Сейчас пройдет.
И действительно, фаэтянка начала приходить в себя. Послышался глубокий вдох. Затем Ни—лия, открыв глаза, протянула Яровой, сидевшей у ее изголовья, руку.
— Зу—лей! — тихо пропела она незнакомое для Жени слово.
— Она благодарит тебя, — пояснил Дубравин. Женя порывисто расцеловала фаэтянку, а потом, показывая на Дубравина, шепнула:
— Это за него! Зу—лей!
Фаэтам отвели каюты и попросили чувствовать себя на корабле, как дома, среди своих. Дубравин проинструктировал их, как открывать двери в непроницаемых переборках, как пользоваться корабельным оборудованием. Как вести себя в случае опасности, если будет подана команда: «тревога».
Фаэты быстро осваивались.
— Мы безмерно счастливы, что судьба свела нас с вами, — говорил Ми—дион Дубравину.
Остаток дня космонавты употребили на сооружение своеобразного памятника в ознаменование их пребывания на астероиде. Из металлических конструкций, взятых из убежища фаэтов, воздвигли высокую башню, увенчанную пятиконечной звездой. На стенах памятника электросварочным аппаратом были сделаны короткие надписи на двух языках — русском и фаэ.
«Здесь, на обломке некогда существовавшей десятой планеты солнечной системы, побывали советские люди. Мы прилетели сюда на космическом — корабле „К. Э.Циолковский“. Вместе с нами отсюда улетели на Землю последние потомки фаэтов, переживших ужасную катастрофу своей планеты.
В. Медведев, В. Дубравин, Т. Данилова, Е. Ярова, А. Хачатуров, В. Бобров, Г. Запорожец, А. Кулько, Старейшина фаэтов Ми—дион».
Рядом космонавты нарисовали схему, изображающую. Солнце и планеты, обращающиеся вокруг него, а пунктиром показали условный путь корабля от Земли до Цереры. Внутри башни уложили документы, привезенные с Земли. На десяти языках коротко излагалось описание планет солнечной системы, развитие жизни на Земле и достижения человечества. Написанные на стекле и металле, документы были помещены в стеклянный шар, покрытый толстым слоем резины, асбеста и заваренный в сферическом футляре из нержавеющей стали.
В день отлета Медведев разрешил Дубравину разбудить фаэтов до наступления рассвета, чтобы дать им возможность в последний раз посмотреть на родные места, проститься со своей планетой и полюбоваться восходом солнца.
Рассвет еще не брезжил, когда фаэты собрались в астрономической рубке. В иллюминаторы был виден лишь черный мрак ночи, окружающий корабль. Еле—еле мерцали звезды. Вдруг тонкая золотая змейка обозначила далекий горизонт В тот же миг по черному небу, среди звезд, мелькнули синие стрелы. Желтея внизу, они сходились вместе, то рассыпались вспышками слабого света. И вот, рассеивая мрак оранжевыми лучами, из—за гор выкатился золотой мяч Солнца. Какое оно здесь небольшое!
— Прощай, моя родина, — горестно прошептала Ни—лия. Одетые на шее у фаэтянки ларингофоны по радио донесли ее никому не предназначавшиеся слова до слуха Дубравина, который тоже стоял у иллюминатора рядом с Ни—лией.
— Ты что, Ни—лия? — Дубравин хотел отвлечь ее от тяжелых размышлений.
— Ничего, Ва—си—я. Мне немножко тягостно. Здесь жили мои предки, а я, кроме пепла, ничего не вижу. В глубоких казематах я впервые услышала биение собственного сердца И вот приходится покидать все это навсегда. У меня такое чувство, как будто оставляю здесь частицу своего существа Единственное, что дает мне сил, — это сознание: летим мы отсюда в новый мир, навстречу счастью. Так хочется верить в это!..
Солнце подходило к зениту. Наступило время отлета.
— Женя! Ты уже сообщила на «Комсомолию», что мы покидаем Цереру?
— Да. Нас ждут с огромным нетерпением. Желают счастливого пути, — ответила Ярова капитану.
— Хорошо, — удовлетворенно произнес Медведев. Он поднялся в свою рубку и скомандовал:
— Все по местам! Дубравин и Запорожец, проверьте, правильно ли устроились в креслах фаэты!
В последние минуты перед вылетом все были особенно деятельны.
Дубравин подошел к Ни—лии.
— Ва—си—я, вы не забыли ее взять? — девушка показала на видневшуюся через иллюминатор танкетку, которая одиноко стояла в стороне.
— Капитан решил не брать ее, чтобы облегчить взлет, — объяснил Дубравин.
Он видел, что фаэтянка сильно возбуждена. В ее глазах читался страх. Большое беспокойство испытывали и другие фаэты. У себя в убежище они ходили пешком и разве только пользовались лифтом, а тут нужно улетать и преодолеть такое расстояние, размеры которого даже мысленно трудно представить.
— Ни—лия, путешествие тебе понравится, — подбодрил ее Дубравин.
Девушка благодарно улыбнулась в ответ.
Убедившись, что все готово, Медведев включил гравитационный генератор и довел его мощность до крайнего предела. Корабль наполнился глухим гулом. Невидимые силы тянули его вверх, заставляли терять вес. Но «К. Э. Циолковский» продолжал стоять на месте. Сил тяготения оказалось недостаточно, чтобы поднять тяжело нагруженный корабль.
Тогда в хвостовых дюзах глухо зарокотали атомные выхлопы двигателей, и, будь на Церере атмосфера плотней, они слились бы в один ужасающий рев.
И тут корабль, вздрогнув, как бы приподнялся на огненных столбах, а в следующее мгновение взвился вверх, оставив на почве глубокие воронки.
Разбросав клубы пепла и пыли, «К. Э. Циолковский» снова устремился в космос. С каждой секундой скорость нарастала.
Все помогало космонавтам возвращаться на родную планету: и Солнце своим притяжением, и просвет в кольце астероидов, и даже Земля, которая, двигаясь им навстречу, сокращала кораблю обратный путь.
— Прощай, Фаэтия! — Медведев выключил атомные двигатели. На этот раз, заботясь о фаэтах, он постарался избежать больших перегрузок.
«Взлетели хорошо», — подумал он, но поторопился с выводом. Казалось, все было предусмотрено, и все же произошло неприятное событие.
Беспокоясь за Ни—лию, Дубравин задержался в ее каюте и не успел вовремя занять место в откидном кресле. Сила ускорения навалилась на него, когда он застегивал ремни, неудобно склонившись на бок. Острая боль мгновенно пронизала место, где был рубец от недавнего ранения молнией. Дубравин, теряя сознание, почувствовал, как струйка горячей крови побежала по груди из открывшейся раны на плече…
Глава одиннадцатая
ВСТРЕЧА С КОМЕТОЙ
— Мы проходим самые опасные места — пояс астероидов. Рана нисколько не помешает мне дежурить у радиолокатора, — настаивал Дубравин. Он не мог оставаться без дела, когда товарищи были перегружены работой.
Медведев внимательно посмотрел на друга. Он не хотел попускать Дубравина к вахтенной службе, но вынужден был уступить его уговорам.
— Ладно. Если тебе так хочется, согласен.
Наравне с другими Дубравин начал нести вахты. Ни на малейшее послабление для себя он не соглашался. Частенько к нему заходил Медведев.
— Что слышно и видно — спросил его однажды капитан, входя в радиорубку.
— Нам пока везет. Локаторы фиксируют отсутствие встречных метеоритов.
— Вспоминаю, — говорил Медведев, — на заре завоевания космоса метеориты считались чуть ли не главным препятствием для космических путешествий. Позже решили, что эта опасность сильно преувеличена. Я же убеждаюсь, что снижать настороженность к встрече с метеоритами ни в коем случае нельзя. Ну, а что передает Земля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Пожалуйста. Мы с большим удовольствием послушаем, — согласился Медведев.
И вдруг, словно с дуновением ласкового ветерка, в зал впорхнули сотни чудных звуков и закружились в вихре необыкновенной мелодии. Это была настоящая лирическая симфония. То, как сказочный дождь из невидимых звуков, она лилась сверху, то взлетала снизу фонтанами рассыпающихся звуковых брызг. В ней слышались и перезвон серебряных колокольчиков, и чарующие напевы свирелей, и лишь под конец раздались ликующие торжественные аккорды, звеневшие как песнь победы.
Космонавты заслушались и не заметили, как музыка, постепенно затихая, растаяла под куполом.
— Ах, душа моя, как замечательно! — воскликнул Хачатуров.
Космонавты разделяли восторг своего друга. Радовались и фаэты — судя по выражению их лиц, они были очень довольны, что доставили гостям приятное. Фаэты держались уже свободнее, исчезла скованность в их движениях. Ни—лия, посматривая на Дубравина, улыбалась, Ми—дион подсел к Медведеву, Хачатуров пытался объяснить что—то Ги—диону.
— Армения — родина, понимаешь, — доносились обрывки его фраз.
Такая непринужденная обстановка возникает, когда собираются хорошие друзья.
— Вы построили замечательную машину — эфиролет, — сказал Ми—дион Медведеву. — Но сможет ли он увезти всех нас?
— В ней могут свободно разместиться сто человек. Вы скоро увидите его, Ми—дион.
— Ию! — удивился фаэт.
— На астероиде долго мы задерживаться не можем. Зачем подвергаться излишним опасностям. А потом — наступает самый благоприятный срок отлета на Землю, — Медведев стал излагать план действий. — Из вещей, очевидно, надо взять только то, что представляет историческую или научную ценность.
Ми—дион пожелал, чтобы на Землю была увезена хоть часть музыкальных и художественных произведений.
— С этим согласен. И обязательно захватите ноты чудесной музыки, только что прослушанной нами, — улыбнулся Медведев.
— А драгоценные камни и жемчужный металл! Ми—дион просит обойти с ним кладовые сокровищ, — перевел Дубравин.
— Посмотреть на драгоценности фаэтов? Это интересно. Но с собой не возьмем ни одной безделушки, ни одного грамма золота. Не за этим мы прилетели сюда. Пусть эти «сокровища» так и останутся на Церере.
Сообщив на корабль, чтобы там не беспокоились, космонавты решили задержаться у фаэтов и обстоятельно познакомиться с условиями их жизни, устройством убежища, конструкцией машин.
На третий день, закончив экскурсии по машинным залам, хранилищам, плантациям, космонавты вместе с Ми—дионом стали составлять список имущества, намечаемого к вывозке.
Вещей оказалось так много, что и за пять рейсов «К. Э. Циолковского» не удалось бы переправить их на Землю.
— Как? Вы оставляете богатства, накопленные народами Фаэтии в течение многих веков! — воскликнул пораженный Ми—дион, когда Медведев беспощадно вычеркнул из списка все наименования драгоценностей. — Разве вы не хотите иметь жемчужный металл?
— Нет, Ми—дион. Золота нам не нужно. У нас достаточно своих богатств. Книги, научные рукописи — это другое дело. В них ваша история, ваша жизнь.
Пять дней космонавты перевозили на танкетке к кораблю различные грузы. По пути ее движения образовалась широкая и ровная дорога. Небольшая сила веса на астероиде позволяла людям легко поднимать даже тяжелые ящики и тюки.
Наконец на поверхность планеты поднялись и фаэты, облаченные в скафандры. Первым на черную почву Цереры ступил Ми—дион, за ним по пеплу, лежащему толстым слоем, следовали остальные. С робостью и грустью смотрели они на родную и такую печальную сейчас местность.
Жалость к фаэтам пронизала сердце Дубравина.
«Ох, как тяжело им сейчас, — подумал он. — Потерять все — это что—нибудь да значит». Но на лицах Ни—лии и Ги—диона он не прочел чувства горя или страха. В их глазах выражались растерянность и любопытство.
Когда танкетка подъехала к кораблю, Ми—дион всплеснул руками.
— Это и есть ваш эфиролет? Какая махина! — в старческом голосе слышалось неподдельное изумление. Расширенными глазами смотрели на корабль и другие фаэты.
— Да, вы видите нашего «Циолковского», — не скрывая гордости, ответил Дубравин.
— Ци—ол—ков—ский, — раздельно произнес старец. — А что означает такое?
— Циолковский Константин Эдуардович — это великий деятель науки, — начал объяснять Дубравин. — Он всю жизнь страстно мечтал о межпланетных полетах, разрабатывал проблемы, связанные с ними. Как видите, его мечта и осуществилась. Его именем назван наш корабль.
— О — о! Это был большой человек! — заключил Ми—дион. Фаэты вышли из танкетки и с огромным любопытством осмотрели корабль со всех сторон.
Неожиданно Ни—лия покачнулась и с легким стоном упала на руки Дубравина. Космонавт с ужасом увидел, что глаза фаэтянки закатились, а лицо приобрело мертвенно—бледный цвет.
— С Ни—лией плохо! — в отчаянии крикнул Дубравин, не зная, как ей помочь. Раскрыть скафандр в условиях разреженной атмосферы — значило бы убить фаэтянку.
— Быстрей в корабль! — вывел Дубравина из замешательства окрик Медведева.
Космонавт подхватил девушку на руки и быстро взобрался по трапу.
— Женя, помоги! Ей помоги, — остановил он бросившуюся к нему Ярову. — Я жив и здоров.
Ярова радостно вскрикнула, но было не до объяснений. Быстро сняв с фаэтянки шлем, она помогла Дубравину освободить ее от скафандра. Ни—лия едва дышала, но сердце ее, хоть и слабо, билось ровно.
— Обморок, — поставила диагноз Ярова. — Сейчас пройдет.
И действительно, фаэтянка начала приходить в себя. Послышался глубокий вдох. Затем Ни—лия, открыв глаза, протянула Яровой, сидевшей у ее изголовья, руку.
— Зу—лей! — тихо пропела она незнакомое для Жени слово.
— Она благодарит тебя, — пояснил Дубравин. Женя порывисто расцеловала фаэтянку, а потом, показывая на Дубравина, шепнула:
— Это за него! Зу—лей!
Фаэтам отвели каюты и попросили чувствовать себя на корабле, как дома, среди своих. Дубравин проинструктировал их, как открывать двери в непроницаемых переборках, как пользоваться корабельным оборудованием. Как вести себя в случае опасности, если будет подана команда: «тревога».
Фаэты быстро осваивались.
— Мы безмерно счастливы, что судьба свела нас с вами, — говорил Ми—дион Дубравину.
Остаток дня космонавты употребили на сооружение своеобразного памятника в ознаменование их пребывания на астероиде. Из металлических конструкций, взятых из убежища фаэтов, воздвигли высокую башню, увенчанную пятиконечной звездой. На стенах памятника электросварочным аппаратом были сделаны короткие надписи на двух языках — русском и фаэ.
«Здесь, на обломке некогда существовавшей десятой планеты солнечной системы, побывали советские люди. Мы прилетели сюда на космическом — корабле „К. Э.Циолковский“. Вместе с нами отсюда улетели на Землю последние потомки фаэтов, переживших ужасную катастрофу своей планеты.
В. Медведев, В. Дубравин, Т. Данилова, Е. Ярова, А. Хачатуров, В. Бобров, Г. Запорожец, А. Кулько, Старейшина фаэтов Ми—дион».
Рядом космонавты нарисовали схему, изображающую. Солнце и планеты, обращающиеся вокруг него, а пунктиром показали условный путь корабля от Земли до Цереры. Внутри башни уложили документы, привезенные с Земли. На десяти языках коротко излагалось описание планет солнечной системы, развитие жизни на Земле и достижения человечества. Написанные на стекле и металле, документы были помещены в стеклянный шар, покрытый толстым слоем резины, асбеста и заваренный в сферическом футляре из нержавеющей стали.
В день отлета Медведев разрешил Дубравину разбудить фаэтов до наступления рассвета, чтобы дать им возможность в последний раз посмотреть на родные места, проститься со своей планетой и полюбоваться восходом солнца.
Рассвет еще не брезжил, когда фаэты собрались в астрономической рубке. В иллюминаторы был виден лишь черный мрак ночи, окружающий корабль. Еле—еле мерцали звезды. Вдруг тонкая золотая змейка обозначила далекий горизонт В тот же миг по черному небу, среди звезд, мелькнули синие стрелы. Желтея внизу, они сходились вместе, то рассыпались вспышками слабого света. И вот, рассеивая мрак оранжевыми лучами, из—за гор выкатился золотой мяч Солнца. Какое оно здесь небольшое!
— Прощай, моя родина, — горестно прошептала Ни—лия. Одетые на шее у фаэтянки ларингофоны по радио донесли ее никому не предназначавшиеся слова до слуха Дубравина, который тоже стоял у иллюминатора рядом с Ни—лией.
— Ты что, Ни—лия? — Дубравин хотел отвлечь ее от тяжелых размышлений.
— Ничего, Ва—си—я. Мне немножко тягостно. Здесь жили мои предки, а я, кроме пепла, ничего не вижу. В глубоких казематах я впервые услышала биение собственного сердца И вот приходится покидать все это навсегда. У меня такое чувство, как будто оставляю здесь частицу своего существа Единственное, что дает мне сил, — это сознание: летим мы отсюда в новый мир, навстречу счастью. Так хочется верить в это!..
Солнце подходило к зениту. Наступило время отлета.
— Женя! Ты уже сообщила на «Комсомолию», что мы покидаем Цереру?
— Да. Нас ждут с огромным нетерпением. Желают счастливого пути, — ответила Ярова капитану.
— Хорошо, — удовлетворенно произнес Медведев. Он поднялся в свою рубку и скомандовал:
— Все по местам! Дубравин и Запорожец, проверьте, правильно ли устроились в креслах фаэты!
В последние минуты перед вылетом все были особенно деятельны.
Дубравин подошел к Ни—лии.
— Ва—си—я, вы не забыли ее взять? — девушка показала на видневшуюся через иллюминатор танкетку, которая одиноко стояла в стороне.
— Капитан решил не брать ее, чтобы облегчить взлет, — объяснил Дубравин.
Он видел, что фаэтянка сильно возбуждена. В ее глазах читался страх. Большое беспокойство испытывали и другие фаэты. У себя в убежище они ходили пешком и разве только пользовались лифтом, а тут нужно улетать и преодолеть такое расстояние, размеры которого даже мысленно трудно представить.
— Ни—лия, путешествие тебе понравится, — подбодрил ее Дубравин.
Девушка благодарно улыбнулась в ответ.
Убедившись, что все готово, Медведев включил гравитационный генератор и довел его мощность до крайнего предела. Корабль наполнился глухим гулом. Невидимые силы тянули его вверх, заставляли терять вес. Но «К. Э. Циолковский» продолжал стоять на месте. Сил тяготения оказалось недостаточно, чтобы поднять тяжело нагруженный корабль.
Тогда в хвостовых дюзах глухо зарокотали атомные выхлопы двигателей, и, будь на Церере атмосфера плотней, они слились бы в один ужасающий рев.
И тут корабль, вздрогнув, как бы приподнялся на огненных столбах, а в следующее мгновение взвился вверх, оставив на почве глубокие воронки.
Разбросав клубы пепла и пыли, «К. Э. Циолковский» снова устремился в космос. С каждой секундой скорость нарастала.
Все помогало космонавтам возвращаться на родную планету: и Солнце своим притяжением, и просвет в кольце астероидов, и даже Земля, которая, двигаясь им навстречу, сокращала кораблю обратный путь.
— Прощай, Фаэтия! — Медведев выключил атомные двигатели. На этот раз, заботясь о фаэтах, он постарался избежать больших перегрузок.
«Взлетели хорошо», — подумал он, но поторопился с выводом. Казалось, все было предусмотрено, и все же произошло неприятное событие.
Беспокоясь за Ни—лию, Дубравин задержался в ее каюте и не успел вовремя занять место в откидном кресле. Сила ускорения навалилась на него, когда он застегивал ремни, неудобно склонившись на бок. Острая боль мгновенно пронизала место, где был рубец от недавнего ранения молнией. Дубравин, теряя сознание, почувствовал, как струйка горячей крови побежала по груди из открывшейся раны на плече…
Глава одиннадцатая
ВСТРЕЧА С КОМЕТОЙ
— Мы проходим самые опасные места — пояс астероидов. Рана нисколько не помешает мне дежурить у радиолокатора, — настаивал Дубравин. Он не мог оставаться без дела, когда товарищи были перегружены работой.
Медведев внимательно посмотрел на друга. Он не хотел попускать Дубравина к вахтенной службе, но вынужден был уступить его уговорам.
— Ладно. Если тебе так хочется, согласен.
Наравне с другими Дубравин начал нести вахты. Ни на малейшее послабление для себя он не соглашался. Частенько к нему заходил Медведев.
— Что слышно и видно — спросил его однажды капитан, входя в радиорубку.
— Нам пока везет. Локаторы фиксируют отсутствие встречных метеоритов.
— Вспоминаю, — говорил Медведев, — на заре завоевания космоса метеориты считались чуть ли не главным препятствием для космических путешествий. Позже решили, что эта опасность сильно преувеличена. Я же убеждаюсь, что снижать настороженность к встрече с метеоритами ни в коем случае нельзя. Ну, а что передает Земля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24