Теперь—то они смогут крепко обнять друг друга, поздравить с первым успехом. Толстые скафандры не мешают, и разговаривай сколько угодно! Для этого у каждого есть портативная рация.
— Как чувствуешь себя, Женя? — обратилась Данилова к Яровой.
— Отлично, Танечка! — Ярова вплотную приблизилась к ней и сквозь зеленоватую пластмассу шлема было видно, как весело поблескивали ее глаза. — Соскучилась я по тебе.
— Я тоже.
В широких беловатых скафандрах космонавты своим видом напоминали неуклюжих полярных медведей. Соединенные в одно целое со скафандрами светлые и такие же прочные зеленоватые шлемы из пластмассы, защищая голову, открывали свободный обзор во все стороны. Утолщаясь в верхней части, шлемы превращались в каску. На касках, кроме электролампочек и торчавшей вверх невысокой антенны, была крупно начертана первая буква фамилии космонавта. Электросигнализация была простой. В случае какого—либо несчастья или при выходе из строя радио, на каске вместо зеленой автоматически зажигалась красная лампочка. Широкий у плеча рукав скафандра позволял космонавтам, вытаскивая руку, производить внутри нужные движения — достать воду, еду, записать несколько слов, поправить одежду. Больше ни о чем заботиться не требовалось. Полупроводниковые регуляторы поддерживали внутри нормальную температуру, очищали воздух для дыхания. Снаружи рукава скафандра оканчивались сильными механическими пальцами, напоминавшими не столько кисти рук, сколько сдвоенные клеши.
Побродив немного и размяв ноги, космонавты собрались около корабля. Нужно было что—то предпринимать. Все ждали, что скажет Медведев. Во время полета все убедились, что на этого человека можно положиться смело не подведет, найдет нужное решение.
Еще раз окинув взглядом темную бескрайнюю даль, в которой нигде не было никаких признаков жизни, Медведев начал излагать план действий.
— Неизвестность — хуже всего. Здесь — тем более. Поэтому нет смысла сидеть сложа руки и ждать, что называется, у моря погоды. Мы с вами, друзья, во что бы то ни стало должны раскрыть тайну Цереры, узнать, кто посылал бедственные сигналы по радио. Понимаете? И чем скорее мы сделаем это, тем лучше. Но учтите, — капитан сейчас скорее просил, чем требовал, — будьте очень осторожны. Кто знает, может, каждый наш шаг сопряжен с огромным риском. Далеко от корабля не уходите. Обследуем сначала ближайшую местность. Ориентируйтесь радиополукомпасом. Попробуйте пользоваться и обыкновенными компасами. Магнитная стрелка здесь, как и на Земле, устойчиво держится в одном направлении. Мне кажется, целесообразно разбиться на группы, по два человека в каждой. А двоих оставим на корабле.
— Правильно! — одобрил это предложение Бобров. — Только вот что, товарищ капитан. Не лучше ли в корабле оставить Кулько и Ярову? Кулько займется ремонтом танкетки, а Женя будет поддерживать с нами радиосвязь. А Хачатуров пусть идет вместе с нами.
— Хорошо, — согласился капитан. — Дубравин и Хачатуров направятся к руинам и там поищут следов фаэтов. Вы с Запорожцем пойдете по долине условно на север, а мы с Даниловой на юг. Напоминаю еще раз — осторожность и осмотрительность прежде всего. День на Церере короткий. Поэтому сбор у корабля в, семнадцать ноль—ноль.
— По московскому? — словно для уточнения спросил Дубравин.
— Да, по московскому, Василий! — не без улыбки ответил Медведев.
Космонавты разошлись.
Медведев шел рядом с Таней, и ему было как—то легко и радостно от этого. Они — вместе, вдвоем. А разве могло статься по—другому? Нет, Медведев уже давно решил: за Танину судьбу он в ответе. Не доверит же он другому заботиться о безопасности девушки, которую любит горячо, всей силой своих чувств?
Таня тоже думала о Медведеве. Она чувствовала, как он шагает позади, следя за каждым ее движением, готовый в любой момент оказать ей помощь. Таня была благодарна ему за постоянное внимание, заботу. Благодарна — пожалуй, это не то слово. Ну конечно, не то! Если бы они находились сейчас не на опустошенной местности, а на зеленом лугу, — их так много под Верхневолжском! — она бы собрала большой букет пахучих ярких цветов для Виктора. Но…
Таня обернулась и, потеряв равновесие, чуть не упала.
— Ты что? — тут же услышала она по радио встревоженный голос Медведева.
— Ничего, Виктор. Я так. Оступилась. Не обращай внимания…
Тем временем Дубравин и Хачатуров держали путь к руинам, видневшимся вдали. Через четверть часа они вышли к небольшим курганам. Поднялись на один из них,
— Смотри—ка! Что это? — вдруг крикнул Хачатуров.
Впереди лежали развалины каких—то сооружений. Едва приподнимаясь над поверхностью, торчали остатки каменных столбов, напоминая пни горелого леса. Космонавты в недоумении остановились.
— Уж не город ли здесь был! Но все так разрушено, что даже невозможно представить архитектуру зданий и как город выглядел.
— Похоже, что ты прав.
— Однако! — Дубравин развел руками. — Не могу взять в толк, что же здесь произошло? Землетрясение, огненный смерч? Думай, что хочешь. И ни одного живого существа. А ну—ка, пойдем туда.
— Ты забываешь о предосторожности.
— Ничего, Армен! По всему видно — мы здесь одни.
Космонавты направились к развалинам. Лавируя, они осторожно ходили между обломками камней и каких—то металлических конструкций.
— Должно быть, эти фаэты вовсе неглупы. Наличие железа в строениях свидетельствует о развитии культуры, техники, — продолжал делиться своими впечатлениями Дубравин.
— Давай займемся раскопками, — предложил Хачатуров.
— Нет. Лучше для начала побродим.
Вскоре космонавты наткнулись на остатки разрушенной башни с обломком лестницы. Дубравин поднялся по ней на несколько ступенек. По величине ступеней можно судить, что фаэты не великаны, но и не пигмеи. Скорее их рост приближается к росту невысоких людей.
— Уж не скажешь ли, что и передвигались они на двух ногах?
— Все возможно. Не будь скептиком, Армен.
Дубравин начал подниматься по ступенькам выше.
— Остановись! — предостерегающе крикнул Хачатуров. Но было поздно. Лестница обрушилась, увлекая за собой Дубравина.
Армен поспешил на помощь другу и помог ему встать. Все обошлось благополучно. Дубравин остался цел и невредим. Он только недовольно ворчал, стряхивая со скафандра черноватую пыль.
Походив еще немного по развалинам, космонавты вышли к сухому руслу реки. От реки в долину тянулись широкие канавы с остатками разорванных труб. Их было много. Канавы уходили к скважине, напоминающей гигантскую воронку. Кругом чернели глыбы уродливо сплавившегося металла.
Молча осмотрев всю эту площадь, космонавты еще раз обошли полузасыпанную воронку. Они терялись в догадках, что за сооружение могло стоять здесь.
— Не шахта ли? — неуверенно произнес Хачатуров. — Шахта — котел! — воскликнул он тут же, осененный мелькнувшей у него мыслью.
— Откровенно говоря, никогда не слышал про подобные шахты.
— Такие сооружения могут служить для использования внутрипланетного тепла. Строится глубокая шахта. На дно ее опускаются котлы, змеевики, в которых вода превращается в пар высокого давления. Его можно употребить для отопления городов или для переработки в электроэнергию.
— Вряд ли это возможно, — возразил с сомнением Дубравин.
— Не веришь? — загорячился Хачатуров, отстаивая свою гипотезу. — Чему не веришь? Что здесь могла быть подобная шахта—котел? Что жители использовали тепло горячего ядра своей планеты? А вспомни, какое огромное количество горячей воды и пара выбрасывают у нас на Земле гейзеры. Разве мы используем их тепло? О, просто мы слишком богаты пока поверхностным теплом. Нет, уж тут извини! По виду каналов, идущих от реки к воронке, обилию глыб металла, отсутствию вокруг выброшенной породы я уверен, что тут была энергетическая база в виде шахты — котла. Еще таких две—три находки, и можно будет утверждать, что жители Цереры достигли—таки внушительных успехов в развитии техники.
— Делать выводы еще рано. А сейчас нам надо возвращаться. Опаздывать мы не можем. Еще неизвестно, что несет здесь с собой космическая ночь.
Нагруженные образцами минералов местных пород, которые Дубравин собирал по пути, космонавты добрались до корабля перед наступлением темноты.
— Всю свою силу потерял за один день, — жаловался Хачатуров, с трудом стаскивая с себя скафандр.
— А я, думаешь, нет? Устал, еще и как. Просто—напросто за время перелета мы отвыкли от физической работы, — объяснил Дубравин.
— Уж если говорить, кто больше работал, так это я, — вступила в разговор Ярова. — Целый день пыталась связаться с фаэтами. Перепробовала все волны и диапазоны, но тщетно.
Аварийный лаз был открыт, и теперь космонавты могли перебираться из одной ракеты в другую.
— А я, пока вас не было, возился с танкеткой, — сказал Кулько.
Остававшиеся на корабле как бы отчитывались перед товарищами в сделанном ими за день.
— Отремонтировать ее можно, но на это уйдет не один день.
— Придется, Армен, нам гулять на своих двоих. Надежнейший транспорт! — Дубравин похлопал себя по ногам. — Завтра направимся в горы, а потом и к пропастям, в обрывах которых, кажется, открываются оголенные недра планеты.
— Главное — надо искать фаэтов, — напомнил Хачатуров.
— Вот чудной! Для этого и пойдем в горы. А остальные товарищи вернулись? — поинтересовался Дубравин у Яровой.
— Здесь уже. Отдыхают. Но они не обнаружили ничего примечательного. Вы удачливее, — Ярова, метнула быстрый взгляд на Дубравина.
— Очень лестная характеристика. Как, Армен?
— Поблагодарим на добром слове да пойдем на покой. Завтра рано вставать. День здесь маленький, а ночь совсем короткая. Каких—то пять—шесть часов. Не успеешь лечь, как придется подниматься, — устало ответил Хачатуров, вспомнив, что сутки на Церере вдвое короче земных.
— Будем привыкать к новым суткам. Жить станем энергичней — за один день дважды пообедаем и дважды поработаем.
— Дельная мысль! Возражений не будет.
Небольшой диск розоватого солнца уже скрылся за горизонтом. Сумерки оказались короткими. Темно—синее небо над Церерой сразу почернело. Семидесятиградусный мороз, пришедший вместе с мраком. Сковал и без того безжизненную поверхность планеты.
На черном небосклоне, далеко, как двойная звезда, виднелась Земля, а на другой стороне ярче всех звезд сиял холодным светом Юпитер, окруженный роем своих спутников.
В эту первую ночь на Церере лишь один дежурный боролся со сном. Все остальные космонавты спали как убитые.
У Боброва слипались глаза. Прилечь бы, закутаться мягким одеялом. Но нельзя. Сейчас ты на чужой планете, — как солдат на посту. Сейчас ты за товарищей в ответе охраняя их короткий покой. Отдыхайте, друзья, завтра опять за нелегкую работу.
Следи за космосом! Берегись окружающего мрака! — Бобров посмотрел на экран локатора, который, посылая во все стороны короткие импульсы, как бы прощупывал пространство вокруг корабля.
Вязкая тишина. Космонавт, упрямо, отражая усталость, изредка прохаживался по рубке. Нужно крепиться. Кто знает, что может произойти в ночи, не по—земному необычной.
Бобров бросил взгляд на экран телевизора. Там ничего — мрак, плотно спеленавший мертвенную равнину. Хоть бы один огонек! Ему, светлячку, теплящемуся в деревенском окошке, всегда радуется заблудший путник, утомленный длинной дорогой. То на Земле, а здесь…
Бобров вздрогнул, напряг слух. Тягучий, заунывный звук, похожий на стон. Или это так, галлюцинация? Он резко встряхнул головой и вновь прислушался. Тихо. «Почудилось, верно…» И опять смежаются веки, и снова космонавт, взбадривая себя, зашагал по рубке.
Бледное утро наступило внезапно, без рассвета. Скользнув по замерзшей поверхности, слабые солнечные лучи робко ударили в иллюминаторы корабля.
Чем выше поднималось солнце, тем явственнее равнина, на которой одиноко высился «К. Э. Циолковский», приобретала вид черной и мрачной пустыни.
Легкая физическая зарядка и завтрак заняли немного времени. Космонавты спешили отправиться на поиски фаэтов и обследование планеты. Данилова первой облачилась в скафандр.
— Приятно ощущать небольшое притяжение Цереры, — сказала она. — Парадоксально, но факт: тяжесть бодрит и заставляет работать наши обленившиеся мускулы.
— Проклятый «бродяга»! Лишил нас танкеток, — проворчал Хачатуров, вспомнив про столкновение корабля с метеоритом. — Пешком много не находишь.
— Прояви изобретательность, Армен. Вчера мы начали ходить трехметровыми шагами, а затем и шестиметровыми. Вернейший способ ускорить передвижение, это — еще удвоить шаги, — посоветовал Медведев. Он был бодр и энергичен, как всегда.
— Попробуем! — Дубравин сделал несколько больших прыжков. — Ну, как? — спросил он у Медведева, закончив эксперимент.
— Преотлично! Правда, забавно смотреть на тебя — толстого, неуклюжего.
— Зато скачет он с легкостью, которой могут позавидовать даже блохи, — вставил не без иронии Хачатуров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24