– спросил Романов, когда Белопольский рассказал о намерении венериан.
– Это совсем просто, – ответил Константин Евгеньевич, – воздухом Венеры.
Белопольский вошёл в машину. Он пригласил обоих венериан последовать за собой, но они отказались.
Значило ли это, что они дойдут сами? Или Белопольский снова не понял их? И то и другое было возможно.
«Черепахи» подняли и понесли вездеход. Венериане пошли за ними.
«Город» по-прежнему казался пустым. Но люди уже знали, что это впечатление обманчиво.
«Жаль, что мы не видели, их жилищ, – подумал Белопольский. – Те дома, где мы были, явно не жилые. У них должны быть мастерские, где изготовляются, например, блюда».
Их пронесли мимо знакомого дома «тюрьмы». Белопольский и Романов тревожно подумали, что «черепахи» повёрнут к ней и оставят их на этот раз на верную смерть. Но они прошли мимо опасного места.
Вот, наконец, и розовый туннель.
Оба венерианина, сопровождавшие машину, повернули куда-то в сторону и исчезли. «Черепахи» вошли в воду.
Почти трое земных суток люди пробыли в плену у венериан, в подземном «городе». Что они видели за это время? Можно сказать, – ничего! Что узнали о венерианах? Очень мало!
Приключение, едва не стоившее им жизни, ни на шаг не продвинуло вперёд их знаний о жителях планеты. Загадок стало, пожалуй, ещё больше.
Вот и дно озера, освещённое слабым светом загадочных брёвен.
Лесная просека…
Снова появились венериане. Было совершенно очевидно, что они вышли из пещеры другим, наземным, выходом и обошли озеро по берегу. Значило ли это, что венериане не могли находиться под водой? Безусловно.
Берег реки…
И, наконец, в темноте ночи громадой возник перед людьми силуэт родного корабля.
Конец плена
Несколько минут восемь человек в каком-то оцепенении стояли перед светящимся экраном. Радость и горе, надежда и отчаяние – чувства, противоречившие друг другу, боролись в них, попеременно уступая место одно другому. Они боялись поверить своему зрению и страстно желали, чтобы всё это не оказалось сном.
То, что они видели, было слишком невероятно. Появление вездехода, который на глазах трёх членов экипажа был унесён в озеро, походило на сказку.
Всего несколько минут назад Мельников сказал: «Если они найдут нужным, то сами доставят тела наших погибших товарищей». И вот, словно ему в ответ, машина стоит у двери выходной камеры. В ней должны находиться три мёртвых тела.
Но приборы пульта решительно опровергали такой вывод. Фильтровальная установка работала. Никто, кроме Белопольского, Баландина или Романова, не мог пустить её в ход, не мог даже проникнуть в выходную камеру.
Но как могло случиться, что кто-то из них остался в живых, если кислород в резервуарах вездехода кончился ещё вчера? Под водой, без доступа наружного воздуха его нельзя экономить.
– Может быть, вернулся только один из них, – прошептал Мельников.
Это было единственным и, очевидно, правильным объяснением. На одного человека кислорода могло хватить на лишние сутки.
Кто же из трёх вернулся на звездолёт? Кого придётся оплакивать?..
Один из тех, кого они уже «похоронили», находился в выходной камере, совсем рядом. Но из восьми человек ни один не кинулся к ней. Они хорошо знали, что внутренняя дверь не откроется раньше чем через двадцать минут. Мучаясь неизвестностью, все оставались на месте, не спуская глаз с экрана.
И они увидели…
В состоянии растерянности никто не догадался включить прожектор и осветить вездеход. В полумраке ночи он казался неясной тенью. И вот рядом с ним появились другие, движущиеся, тени.
Их было три!
Но ведь кто-то, пусть даже один человек, находился в камере. Людей возле машины не могло быть больше чем двое.
Но теней было три.
Наклонившись к экрану, звездоплаватели напряжённо всматривались.
Одна из этих теней… Они узнали высокую фигуру Белопольского. Возле него смутно шевелилось что-то… два существа, тёмные силуэты которых имели странные, непривычные формы… Что это?..
– Зажгите свет! – приказал Мельников.
– Не надо! – вдруг закричал Князев. – Это венериане!
– Да, это они! – взволнованно подтвердил Коржёвский.
Новая, и ещё более поразительная неожиданность!
Неужели удалось найти общий язык с обитателями озера? Неужели венериане обладают развитой техникой и сумели снабдить людей кислородом для дыхания? Но как иначе могли остаться в живых оба звездоплавателя? В выходной камере, очевидно, находился Баландин. Белопольский почему-то оставался снаружи вместе с венерианами.
Из трёх человек двое были живы.
– Мы не ошиблись, – сказал Топорков. – Рация вездехода вышла из строя. А личных у них не было.
– Да, – со вздохом отозвался Мельников, – это ясно. И не менее ясно, что Василий Васильевич погиб. У него была личная рация.
Всё указывало на печальную истину. Если бы Романов был жив, связь была бы давно восстановлена. Но он погиб, в этом невозможно было сомневаться. Напрасная и бесполезная смерть – оба человека, из-за которых погиб Романов, были живы.
– О чём мы думаем? – сказал Игорь Дмитриевич. – Почему не включаем связь с камерой?
Даже об этом они все забыли…
– Но ведь Баландин и сам может вызвать центральный пульт. Почему же он этого не делает?
Топорков повернул ручку и нажал кнопку. Боковой экран вспыхнул, появилась внутренность выходной камеры.
Крик радости и испуга вырвался у всех.
В камере живой и, по-видимому, невредимый, стоял Василий Романов. На его руках было неподвижное человеческое тело, с бессильно повисшей головой. С ужасом они узнали в нём Баландина. Профессор казался мёртвым.
Геолог смотрел на приборы. На общий крик, который должен быть слышен в камере, он никак не реагировал.
Топорков пристально вгляделся и понял, в чём дело.
– У него нет рации, – сказал он, – она куда-то исчезла. Сквозь шлем он нас не слышит.
Вернулись все трое. Это было необъяснимо!
Как это произошло?.. Никто не хотел мучиться догадками. Пройдёт немного времени, и они всё узнают.
Они видели, как геолог осторожно положил тело Баландина на пол. Потом он снял с себя противогазовый костюм и начал раздевать профессора.
Так, значит, он жив! Никто бы не стал снимать костюм с мёртвого.
– Василий Васильевич! – тихо позвал Мельников.
Геолог вздрогнул и повернулся на голос. В выходной камере не было экрана, и он не мог видеть, кто с ним говорит.
– Я слушаю, – сказал он.
– Василий Васильевич, дорогой! Мы так рады! Что с Зиновием Серапионовичем? Почему Константин Евгеньевич не вошёл в камеру?
– Он остался с венерианами. Они пришли к нам в гости. Зиновий Серапионович очень плох. Пусть Степан Аркадьевич приготовится принять его.
Романов говорил «возмутительно» спокойно. Точно они трое вернулись из короткой поездки и ничего особенного с ними не произошло.
– Немного потерпите, – прибавил он, – мы вам всё расскажем. Константин Евгеньевич приказал, чтобы вы ни в коем случае не зажигали прожектор.
– Мы просто забыли о нём, – ответил Мельников.
– Очень хорошо. Глаза венериан не выносят света. Встретьте меня у двери камеры с носилками. Процесс окончится через десять минут. Да! Ещё надо – герметически закрыть все двери, кроме коридора, идущего от камеры к центральному пульту, самого пульта и обсерватории. Но сначала надо доставить Зиновия Серапионовича в госпиталь. И всюду уменьшить свет.
– Зачем это?
– Я же говорил, к нам в гости пришли венериане. Придётся пустить на корабль воздух Венеры. Иначе наши гости не смогут дышать.
– Но как вы остались живы?
– Об этом после.
Пришлось сдержать нетерпение. Геолог был достойным товарищем Белопольского. Было ясно, что он и не подумает удовлетворить их любопытство.
Семь человек отправились к камере. Мельников остался на пульте, чтобы выполнить приказ начальника экспедиции. Пустить в часть помещений звездолёта воздух Венеры было не страшно. Придётся только всем надеть противогазы. Потом, когда венериане покинут корабль, его можно быстро освободить от формальдегида и углекислого газа. Фильтровальные установки были достаточно мощны.
Внимательно следя за всем, что происходило внутри корабля и за его бортом, Мельников часто останавливался взглядом на высокой фигуре Константина Евгеньевича, который медленно и, казалось, совсем спокойно прохаживался возле вездехода. Там же виднелись трудно различимые в темноте небольшие фигурки венериан.
Кто бы мог подумать совсем недавно, что между людьми и жителями Венеры так быстро возникнут дружеские отношения? Всего несколько часов тому назад это казалось безнадёжно недостижимым.
Только что всё казалось потерянным, трое человек погибшими, цель экспедиции – недостигнутой. И вот, точно волшебством, всё изменилось. Начальник экспедиции и его спутники живы, венериане через несколько минут будут здесь, внутри корабля.
Бурная радость, которую Мельников испытывал, увидя живым учителя и друга, сменилась спокойным и ровным ощущением счастья. И только мысль о Баландине, который, по словам Романова, находился в тяжёлом состоянии, омрачала радость. Что с ним?..
Мельников видел на экране, как отворилась дверь выходной камеры, видел, как Второв и Князев приняли от Романова безжизненное тело Баландина и бережно уложили на носилки. Потам, сопровождаемые Андреевым и Коржёвским, они понесли профессора в госпитальный отсек. Пайчадзе, Топорков и Зайцев горячо обнимали молодого геолога.
А немного спустя Мельников и сам обнял чудом спасённого товарища.
– Надо торопиться! – оказал Романов. – В баллоне Константина Евгеньевича почти не осталось кислорода.
Мельников невольно взглянул на экран.
Белопольский всё так же медленно «прогуливался» возле машины. Было совсем не похоже, что этот человек знает, что промедление может стоить ему жизни. Но он, конечно, хорошо это знал.
– Что надо делать? Говорите скорей!
– Открыть обе двери выходной камеры.
Почему Белопольский не входит на корабль? Неужели нельзя оставить венериан одних на несколько минут?
Мельников действовал быстро. Закрыть все люки и двери – это заняло одну минуту. Баландина уже внесли в лазарет. Мельников предупредил Андреева, что он и Коржёвский вместе с больным будут отрезаны от остальных помещений на всё время пребывания на корабле венериан. Тревога за командира, находящегося в смертельной опасности, заставила его забыть обо всём, и он даже не спросил у врача о состоянии пострадавшего. Впрочем, Андреев всё равно не мог ещё ничего сказать.
– Одевайтесь! – приказал он всем остальным.
Не прошло и пяти минут, а все и он сам уже были в противогазовых костюмах.
Мельников протянул руки к нужным кнопкам.
Конструкторы звездолёта сделали всё, чтобы оградить корабль от проникновения в него воздуха другой планеты.
В космическом рейсе это было одной из важнейших задач. Совершенная автоматика, установки фильтров, взаимная блокировка дверей и окон обсерватории, термические выключатели дверных кнопок – всё подчинялось одной цели. Открыть обе двери выходной камеры случайно было совершенно невозможно. Чтобы сделать это, приходилось один за другим выключить шестнадцать автоматов.
Усилием воли Мельников подавил в себе невольно возникшее чувство протеста. Приказ командира звездолёта должен быть выполнен.
Погасла расположенная в центре пульта, на самом видном месте, ни разу с самого старта на Земле не потухавшая лампочка. Её зелёный свет сменился красным – грозным сигналом катастрофы. Спустились к нулю стрелки приборов автоматики. Корабль лишился защиты!
Мельникове положил пальцы на последние кнопки. Укоренившееся в четырёх космических рейсах, вошедшее в плоть и кровь звездоплавателя сознание, что этого нельзя делать, против воли удерживало его руку.
Понадобилось физическое усилие, чтобы нажать легко поддающиеся кнопки.
То, что, казалось бы, никогда не произойдёт, свершилось…
Белопольский терпеливо ждал. Он знал, что Мельников не будет медлить. Но он чувствовал, как всё труднее и труднее становится дышать. Кислород в баллоне кончался. Резервуары вездехода были уже пусты. Они вернулись к кораблю буквально в последний момент.
Может быть, ему следовало войти в камеру вместе с Романовым? Но как отнеслись бы к этому венериане? Они могли уйти, а Белопольский придавал огромное значение предстоящему посещению корабля жителями Венеры. Это было столь важно, что он не колеблясь решился впустить в звездолёт воздух планеты.
Оба венерианина стояли возле вездехода. «Черепахи», принёсшие машину, куда-то исчезли. Прозрачная темнота, чёрный контур близкого леса, почти невидимая река – всё это Белопольский видел впервые. Он знал, что сумерки уже окончились, что сейчас ночь. Её относительная «светлость» не удивляла астронома, – он ждал этого.
Полчаса показались ему бесконечно долгими.
Но вот с хорошо знакомым мелодичным звоном раскрылись двери выходной камеры. На Землю быстро спустились трое и подбежали к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Это совсем просто, – ответил Константин Евгеньевич, – воздухом Венеры.
Белопольский вошёл в машину. Он пригласил обоих венериан последовать за собой, но они отказались.
Значило ли это, что они дойдут сами? Или Белопольский снова не понял их? И то и другое было возможно.
«Черепахи» подняли и понесли вездеход. Венериане пошли за ними.
«Город» по-прежнему казался пустым. Но люди уже знали, что это впечатление обманчиво.
«Жаль, что мы не видели, их жилищ, – подумал Белопольский. – Те дома, где мы были, явно не жилые. У них должны быть мастерские, где изготовляются, например, блюда».
Их пронесли мимо знакомого дома «тюрьмы». Белопольский и Романов тревожно подумали, что «черепахи» повёрнут к ней и оставят их на этот раз на верную смерть. Но они прошли мимо опасного места.
Вот, наконец, и розовый туннель.
Оба венерианина, сопровождавшие машину, повернули куда-то в сторону и исчезли. «Черепахи» вошли в воду.
Почти трое земных суток люди пробыли в плену у венериан, в подземном «городе». Что они видели за это время? Можно сказать, – ничего! Что узнали о венерианах? Очень мало!
Приключение, едва не стоившее им жизни, ни на шаг не продвинуло вперёд их знаний о жителях планеты. Загадок стало, пожалуй, ещё больше.
Вот и дно озера, освещённое слабым светом загадочных брёвен.
Лесная просека…
Снова появились венериане. Было совершенно очевидно, что они вышли из пещеры другим, наземным, выходом и обошли озеро по берегу. Значило ли это, что венериане не могли находиться под водой? Безусловно.
Берег реки…
И, наконец, в темноте ночи громадой возник перед людьми силуэт родного корабля.
Конец плена
Несколько минут восемь человек в каком-то оцепенении стояли перед светящимся экраном. Радость и горе, надежда и отчаяние – чувства, противоречившие друг другу, боролись в них, попеременно уступая место одно другому. Они боялись поверить своему зрению и страстно желали, чтобы всё это не оказалось сном.
То, что они видели, было слишком невероятно. Появление вездехода, который на глазах трёх членов экипажа был унесён в озеро, походило на сказку.
Всего несколько минут назад Мельников сказал: «Если они найдут нужным, то сами доставят тела наших погибших товарищей». И вот, словно ему в ответ, машина стоит у двери выходной камеры. В ней должны находиться три мёртвых тела.
Но приборы пульта решительно опровергали такой вывод. Фильтровальная установка работала. Никто, кроме Белопольского, Баландина или Романова, не мог пустить её в ход, не мог даже проникнуть в выходную камеру.
Но как могло случиться, что кто-то из них остался в живых, если кислород в резервуарах вездехода кончился ещё вчера? Под водой, без доступа наружного воздуха его нельзя экономить.
– Может быть, вернулся только один из них, – прошептал Мельников.
Это было единственным и, очевидно, правильным объяснением. На одного человека кислорода могло хватить на лишние сутки.
Кто же из трёх вернулся на звездолёт? Кого придётся оплакивать?..
Один из тех, кого они уже «похоронили», находился в выходной камере, совсем рядом. Но из восьми человек ни один не кинулся к ней. Они хорошо знали, что внутренняя дверь не откроется раньше чем через двадцать минут. Мучаясь неизвестностью, все оставались на месте, не спуская глаз с экрана.
И они увидели…
В состоянии растерянности никто не догадался включить прожектор и осветить вездеход. В полумраке ночи он казался неясной тенью. И вот рядом с ним появились другие, движущиеся, тени.
Их было три!
Но ведь кто-то, пусть даже один человек, находился в камере. Людей возле машины не могло быть больше чем двое.
Но теней было три.
Наклонившись к экрану, звездоплаватели напряжённо всматривались.
Одна из этих теней… Они узнали высокую фигуру Белопольского. Возле него смутно шевелилось что-то… два существа, тёмные силуэты которых имели странные, непривычные формы… Что это?..
– Зажгите свет! – приказал Мельников.
– Не надо! – вдруг закричал Князев. – Это венериане!
– Да, это они! – взволнованно подтвердил Коржёвский.
Новая, и ещё более поразительная неожиданность!
Неужели удалось найти общий язык с обитателями озера? Неужели венериане обладают развитой техникой и сумели снабдить людей кислородом для дыхания? Но как иначе могли остаться в живых оба звездоплавателя? В выходной камере, очевидно, находился Баландин. Белопольский почему-то оставался снаружи вместе с венерианами.
Из трёх человек двое были живы.
– Мы не ошиблись, – сказал Топорков. – Рация вездехода вышла из строя. А личных у них не было.
– Да, – со вздохом отозвался Мельников, – это ясно. И не менее ясно, что Василий Васильевич погиб. У него была личная рация.
Всё указывало на печальную истину. Если бы Романов был жив, связь была бы давно восстановлена. Но он погиб, в этом невозможно было сомневаться. Напрасная и бесполезная смерть – оба человека, из-за которых погиб Романов, были живы.
– О чём мы думаем? – сказал Игорь Дмитриевич. – Почему не включаем связь с камерой?
Даже об этом они все забыли…
– Но ведь Баландин и сам может вызвать центральный пульт. Почему же он этого не делает?
Топорков повернул ручку и нажал кнопку. Боковой экран вспыхнул, появилась внутренность выходной камеры.
Крик радости и испуга вырвался у всех.
В камере живой и, по-видимому, невредимый, стоял Василий Романов. На его руках было неподвижное человеческое тело, с бессильно повисшей головой. С ужасом они узнали в нём Баландина. Профессор казался мёртвым.
Геолог смотрел на приборы. На общий крик, который должен быть слышен в камере, он никак не реагировал.
Топорков пристально вгляделся и понял, в чём дело.
– У него нет рации, – сказал он, – она куда-то исчезла. Сквозь шлем он нас не слышит.
Вернулись все трое. Это было необъяснимо!
Как это произошло?.. Никто не хотел мучиться догадками. Пройдёт немного времени, и они всё узнают.
Они видели, как геолог осторожно положил тело Баландина на пол. Потом он снял с себя противогазовый костюм и начал раздевать профессора.
Так, значит, он жив! Никто бы не стал снимать костюм с мёртвого.
– Василий Васильевич! – тихо позвал Мельников.
Геолог вздрогнул и повернулся на голос. В выходной камере не было экрана, и он не мог видеть, кто с ним говорит.
– Я слушаю, – сказал он.
– Василий Васильевич, дорогой! Мы так рады! Что с Зиновием Серапионовичем? Почему Константин Евгеньевич не вошёл в камеру?
– Он остался с венерианами. Они пришли к нам в гости. Зиновий Серапионович очень плох. Пусть Степан Аркадьевич приготовится принять его.
Романов говорил «возмутительно» спокойно. Точно они трое вернулись из короткой поездки и ничего особенного с ними не произошло.
– Немного потерпите, – прибавил он, – мы вам всё расскажем. Константин Евгеньевич приказал, чтобы вы ни в коем случае не зажигали прожектор.
– Мы просто забыли о нём, – ответил Мельников.
– Очень хорошо. Глаза венериан не выносят света. Встретьте меня у двери камеры с носилками. Процесс окончится через десять минут. Да! Ещё надо – герметически закрыть все двери, кроме коридора, идущего от камеры к центральному пульту, самого пульта и обсерватории. Но сначала надо доставить Зиновия Серапионовича в госпиталь. И всюду уменьшить свет.
– Зачем это?
– Я же говорил, к нам в гости пришли венериане. Придётся пустить на корабль воздух Венеры. Иначе наши гости не смогут дышать.
– Но как вы остались живы?
– Об этом после.
Пришлось сдержать нетерпение. Геолог был достойным товарищем Белопольского. Было ясно, что он и не подумает удовлетворить их любопытство.
Семь человек отправились к камере. Мельников остался на пульте, чтобы выполнить приказ начальника экспедиции. Пустить в часть помещений звездолёта воздух Венеры было не страшно. Придётся только всем надеть противогазы. Потом, когда венериане покинут корабль, его можно быстро освободить от формальдегида и углекислого газа. Фильтровальные установки были достаточно мощны.
Внимательно следя за всем, что происходило внутри корабля и за его бортом, Мельников часто останавливался взглядом на высокой фигуре Константина Евгеньевича, который медленно и, казалось, совсем спокойно прохаживался возле вездехода. Там же виднелись трудно различимые в темноте небольшие фигурки венериан.
Кто бы мог подумать совсем недавно, что между людьми и жителями Венеры так быстро возникнут дружеские отношения? Всего несколько часов тому назад это казалось безнадёжно недостижимым.
Только что всё казалось потерянным, трое человек погибшими, цель экспедиции – недостигнутой. И вот, точно волшебством, всё изменилось. Начальник экспедиции и его спутники живы, венериане через несколько минут будут здесь, внутри корабля.
Бурная радость, которую Мельников испытывал, увидя живым учителя и друга, сменилась спокойным и ровным ощущением счастья. И только мысль о Баландине, который, по словам Романова, находился в тяжёлом состоянии, омрачала радость. Что с ним?..
Мельников видел на экране, как отворилась дверь выходной камеры, видел, как Второв и Князев приняли от Романова безжизненное тело Баландина и бережно уложили на носилки. Потам, сопровождаемые Андреевым и Коржёвским, они понесли профессора в госпитальный отсек. Пайчадзе, Топорков и Зайцев горячо обнимали молодого геолога.
А немного спустя Мельников и сам обнял чудом спасённого товарища.
– Надо торопиться! – оказал Романов. – В баллоне Константина Евгеньевича почти не осталось кислорода.
Мельников невольно взглянул на экран.
Белопольский всё так же медленно «прогуливался» возле машины. Было совсем не похоже, что этот человек знает, что промедление может стоить ему жизни. Но он, конечно, хорошо это знал.
– Что надо делать? Говорите скорей!
– Открыть обе двери выходной камеры.
Почему Белопольский не входит на корабль? Неужели нельзя оставить венериан одних на несколько минут?
Мельников действовал быстро. Закрыть все люки и двери – это заняло одну минуту. Баландина уже внесли в лазарет. Мельников предупредил Андреева, что он и Коржёвский вместе с больным будут отрезаны от остальных помещений на всё время пребывания на корабле венериан. Тревога за командира, находящегося в смертельной опасности, заставила его забыть обо всём, и он даже не спросил у врача о состоянии пострадавшего. Впрочем, Андреев всё равно не мог ещё ничего сказать.
– Одевайтесь! – приказал он всем остальным.
Не прошло и пяти минут, а все и он сам уже были в противогазовых костюмах.
Мельников протянул руки к нужным кнопкам.
Конструкторы звездолёта сделали всё, чтобы оградить корабль от проникновения в него воздуха другой планеты.
В космическом рейсе это было одной из важнейших задач. Совершенная автоматика, установки фильтров, взаимная блокировка дверей и окон обсерватории, термические выключатели дверных кнопок – всё подчинялось одной цели. Открыть обе двери выходной камеры случайно было совершенно невозможно. Чтобы сделать это, приходилось один за другим выключить шестнадцать автоматов.
Усилием воли Мельников подавил в себе невольно возникшее чувство протеста. Приказ командира звездолёта должен быть выполнен.
Погасла расположенная в центре пульта, на самом видном месте, ни разу с самого старта на Земле не потухавшая лампочка. Её зелёный свет сменился красным – грозным сигналом катастрофы. Спустились к нулю стрелки приборов автоматики. Корабль лишился защиты!
Мельникове положил пальцы на последние кнопки. Укоренившееся в четырёх космических рейсах, вошедшее в плоть и кровь звездоплавателя сознание, что этого нельзя делать, против воли удерживало его руку.
Понадобилось физическое усилие, чтобы нажать легко поддающиеся кнопки.
То, что, казалось бы, никогда не произойдёт, свершилось…
Белопольский терпеливо ждал. Он знал, что Мельников не будет медлить. Но он чувствовал, как всё труднее и труднее становится дышать. Кислород в баллоне кончался. Резервуары вездехода были уже пусты. Они вернулись к кораблю буквально в последний момент.
Может быть, ему следовало войти в камеру вместе с Романовым? Но как отнеслись бы к этому венериане? Они могли уйти, а Белопольский придавал огромное значение предстоящему посещению корабля жителями Венеры. Это было столь важно, что он не колеблясь решился впустить в звездолёт воздух планеты.
Оба венерианина стояли возле вездехода. «Черепахи», принёсшие машину, куда-то исчезли. Прозрачная темнота, чёрный контур близкого леса, почти невидимая река – всё это Белопольский видел впервые. Он знал, что сумерки уже окончились, что сейчас ночь. Её относительная «светлость» не удивляла астронома, – он ждал этого.
Полчаса показались ему бесконечно долгими.
Но вот с хорошо знакомым мелодичным звоном раскрылись двери выходной камеры. На Землю быстро спустились трое и подбежали к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45