Не издав ни звука, она повалилась ничком на пол, затем медленно перекатилась на левый бок. Из ее горла вырвался тихий стон, и какое-то мгновение Деймону казалось, что она поднимется, что для отключения сознания он ударил ее недостаточно сильно. Затем, сверкнув на него полным недоумения взглядом, она закрыла голубые глаза и затихла. Деймон продолжал стоять над ней, сжимая в руках клавиатуру, и заметил небольшую лужицу крови, потрясающе красную на фоне светло-серого пола, которая потекла откуда-то из-под ее подбородка. Капли крови были на голове и одежде Дарси; на полу вокруг неподвижного тела лежали осколки пластмассы и обломки клавиш.
— Теперь, — тихо сказал Деймон, — я это услышу . Все это… нежность, ощущение близости , неприятие собственных чувств — все то, чего недоставало музыке предыдущих убийств Моцарта, каждый звук которых Деймон сохранил на синдисках. В этом последнем, завершающем, финальном убийстве прозвучит наконец все, чего Деймону так недоставало. Да-да, Моцарт убьет ее, он должен ее убить. Это в его натуре, в этом смысл его жизни. Но последнее убийство не будет похоже ни на одно, уже совершенное этим чужим: оно не станет бесполезной схваткой, бессмысленной борьбой за выживание человеческого существа, стравленного с более крупной и сильной формой чуждой ему жизни.
Голос Моцарта должен звучать после этого убийства иначе, чем просто злобный вопль беспощадного победителя. Время и усилия, потраченные Вэнс на привлечение к себе его внимания, не могли пропасть зря. Моцарт привык к ее тихому голосу, знает, что, кроме нее, его никто не кормил. Убийство Дарси несомненно должно причинить этой твари боль. В конце концов, она — единственное человеческое существо, которое Моцарту знакомо, от которого он зависел, к которому должен быть привязан, если он способен на что-то подобное. Это убийство уничтожит единственный лоскуток в чуждом ему мире. Эта тварь сама себе причинит боль, не сравнимую ни с какой физической… ощутит наконец всплеск эмоций, голоса которых так необходимы Деймону для финала симфонии.
Он наклонился над Вэнс, вцепился обеими руками в ткань халата, сморщившуюся на спине, подтянул к себе и ухитрился придать безжизненному телу сидячее положение. Неуклюже пятясь спиной вперед, он постарался как можно быстрее затащить ее внутрь красного квадрата, обозначавшего площадку клетки-кормушки. Ему была хорошо видна вздувшаяся у самого основания черепа красновато-синеватая шишка, но Дарси уже дышала ровно, и Деймон не сомневался, что она вот-вот придет в себя.
Прислонив тело спиной к двери в клетку Моцарта так, чтобы оно не помешало опуститься прозрачному колпаку, композитор быстро выпрямился, отступил в сторону и нажал кнопку включения гидравлики. Какая-то внезапная мысль об уже содеянном и том, что он намеревался сделать, на мгновение потрясла Деймона, и разум обожгли сомнение и страх.
«Я скажу Брэнгуину, что меня здесь не было», — мелькнуло в голове безрассудное оправдание. Так уж ли трудно поверить, что она зашла в установлении «контакта» настолько далеко? В конце концов, каждое мгновение, не считая времени сна, она разговаривала с чужим, чертила графики достигнутого прогресса, записывала результаты сотен наблюдений за его поведением, строила десятки нелепых предположений о том, как он должен повести себя в той или иной гипотетической ситуации. Все легко поверят, что она пошла дальше и забралась в клетку к чужому, чтобы проверить свои теории.
Еще проще предположить, что она, вероятно, надеялась успеть вернуться в клетку-кормушку и закрыть дверь. Значит, ему всего-навсего необходимо сочинить историю о том, как сломалась клавиатура… Он делал уборку и уронил ее… Придется, конечно, объяснить, почему дверь оказалась закрытой снаружи. Это, вероятно, будет труднее всего, но потом он что-нибудь придумает. Подобным малозначительным вещам в его мире просто не было сейчас места. Самый последний штрих почти готовой симфонии уже витал в голове Деймона, и все, что ему оставалось сделать, — это включить аппаратуру и работать на ней. О, каким красивым обещает стать этот финальный штрих!
Разбитая клавиатура и запертая дверь клетки-кормушки не относились к делу. Сейчас имела значение только Дарси Вэнс… и Моцарт, конечно, который сидел, ссутулившись, по другую сторону стекла и слегка поворачивал массивную, покрытую панцирем голову, словно считал необходимым направлять свое безглазое рыло именно в ту сторону, где находился шагавший то туда, то обратно вдоль стены Деймон.
Возможно, привлекали его вовсе и не движения Деймона. Он пристально посмотрел на животное и мрачно улыбнулся. Этой твари давно известно каждое движение Вэнс, понимает ли Моцарт, что сейчас она… не способна двигаться?
— Скоро, мой чернопанцирный друг, очень скоро ты встретишься со своей подругой во плоти, — пообещал Деймон, быстрым шагом подошел к стойке звукозаписи и начал настройку аппаратуры. Он подумал, не принять ли сразу обе остававшиеся у него дозы королевского желе, чтобы разом пустить вскачь все ощущения, превратить самого себя в сверхчувствительную аудиосистему, но ограничился только вторым пузырьком.
Пульт управления стойкой звукозаписи сиял индикаторами готовности, Моцарт в своем прозрачном загоне поднялся во весь рост и принялся неуклюже шагать вдоль стеклянной стены. Он задирал голову к потолку, вытягивая шею к микрофонам, ощущая ожившие в них электронные импульсы, предвкушая скорое появление корма. Со своего места у стойки Деймон хорошо видел массивную пасть чудовища, жадно обнажившиеся острые зубы, протянувшиеся между верхней и нижней челюстями пряди густой, тускло поблескивавшей зеленоватой слюны.
Деймону казалось, что он таращил глаза то на индикаторы, то на чужого целую вечность, но Вэнс наконец шелохнулась. Он позволил себе усмехнуться, толкнул рычажок громкости вверх и еще раз отрегулировал аппаратуру на прием любого звука — от стука падающей на пол капли крови до мелодичной тональности голоса Дарси Вэнс, недавний стон которой все еще звучал у него в голове мелодией кларнета в руках профессионального музыканта. Стойка управления дышала шорохами готовности к автоматической записи, и Деймон встал из-за пульта. Он подошел к клетке-кормушке и положил палец на кнопку переговорного устройства, чтобы включить его, как только Дарси Вэнс полностью придет в сознание.
Через пару секунд она открыла глаза. Морщась от боли, женщина приподнялась, упираясь одной рукой в пол, а другой осторожно притрагиваясь к шишке на затылке, затем медленно поднесла ладонь к лицу и увидела кровь. Только когда Деймон нажал кнопку и нетерпеливо переступил с нога на ногу, Дарси перевела на него взгляд и поняла наконец, где находится.
— Что случ… О Боже!
— Настал ваш черед, Дарси, — радостно известил ее Деймон. Он жестом показал на Моцарта, вынужденного терпеливо ждать возле двери кормушки. Она, конечно, не могла видеть чужого, но прекрасно знала, где он находился в подобных случаях. — Моя симфония ждет не дождется своего грандиозного финала, и я должен услышать песню Моцарта, убивающего свою маленькую подружку.
Рот Деймона растянулся в такой широкой улыбке, что он почувствовал, как с уголков губ потекла слюна, но ему было все равно. Его давно перестало беспокоить, что о нем думают другие, как он перед ними выглядит, насколько в своем уме им представляется, — да и зачем волноваться по поводу впечатления, производимого им на женщину, которая в ближайшие пять минут будет мертва.
Вэнс попыталась встать, но ей удалось подняться только на колени.
— Вы, ублюдок, — прошипела она. — Вы сумасшедший, маньяк . Я всегда знала, что вам не следует доверять! Вы не можете позволить себе такое. Это убийство, Эддингтон. Неужели вы не видите, что с вами сделала эта программа и ваше желе? Пожалуйста , задумайтесь хотя бы на секунду, что вы собираетесь сделать!
— О, я задумывался , поверьте мне. Убийство? — Деймон склонил голову набок и рассмеялся. — Мы здесь все убийцы, моя дорогая. Вы думаете, что лишь по той причине, что никогда сами не нажимали кнопку клетки-кормушки, чем-то отличаетесь от меня, Брэнгуина или Ахиро? Избавьте меня от ваших нравоучений.
От возбуждения у него, как всегда, леденели руки, и он не мог не потирать их, чтобы согреть и справиться с нетерпением. Она не сводила с него глаз; кровь, запачкавшая лицо Дарси, когда она потеряла сознание, казалась Деймону миловидным румянцем на ее бледной коже.
— Кроме того, — продолжал он, — вы можете и не умереть, неужели забыли? Второе электрошоковое ружье, что Ахиро дал последнему субъекту, все еще лежит в клетке Моцарта, прямо у самой двери кормушки. Если вы сохраните хладнокровие и будете двигаться медленно, вам удастся… вероятно … заполучить его. — Деймон снова ответил широкой ухмылкой на ее пустой, не желающий верить ему взгляд. — Нам всем известно, как Моцарт ненавидит быстрые движения, не так ли?
— Мистер Эддингтон… Деймон … пожалуйста. Моцарт просто чужой. Он мыслит иначе, чем мы, ему безразлично , окажусь перед ним я или кто-то другой. Разве вы не понимаете этого? Я разговаривала с ним, наблюдала за его поведением все это время, но это было частью программы, экспериментом . Он просто чужой, вы и на этот раз не услышите в его голосе ничего нового.
Деймон расхохотался:
— Прекрасная попытка, Вэнс, но ни я, ни вы в это не верим. Довольно препираться. Думаю, пришло время проверить, насколько крепка ваша с ним дружба.
Он сунул руку в карман и вытащил последний пузырек с желе; едва ладонь ощутила тепло склянки, рот композитора наполнился слюной вожделенного ожидания. Чем дольше Деймон принимал королевское желе, тем более менялось ощущение его аромата: каждая доза все меньше напоминала вкус сладкой ваты из далекого детства и все больше походила на дорогой портвейн, крепкий и ароматный.
— Давайте поглядим, — процедил он сквозь зубы, перестав улыбаться и глядя ей прямо в глаза, — сильно ли он вас любит. Надеюсь, вы ему очень нравитесь.
Он поднял пузырек, словно провозглашая тост, осушил его и захихикал, обрадовавшись тому, что заставил эту преданную науке женщину злобно шлепнуть по стеклу ладонью. Королевское желе обожгло ему губы и язык, потекло к горлу, заставляя испуганно вздрагивать каждый участок не только полости рта, где подрагивало даже твердое нёбо, но и губы, и подбородок, на который с уголков губ пролились тонкие струйки, и даже ключицы, куда упали капли. Пролившееся желе покрывало кожу в глубоком вырезе его тенниски синеватыми грязными пятнами. Деймон отшвырнул пустой пузырек в сторону.
— Надеюсь, ему будет мучительно больно вас убивать, — доверительно поведал он Дарси, — надеюсь, это ранит чудовище в самое сердце … если оно у него есть.
Его пленница попыталась заговорить, но Деймон прекрасно знал, как быстро положить конец препирательствам, и мгновенно выключил переговорное устройство. Даже не взглянув больше на Дарси Вэнс, композитор подошел к пульту управления приводом двери, открывавшей выход из клетки-кормушки в загон Моцарта, и дернул рычаг.
* * *
Охранявший грузовой подъезд Зала Пресли парень в синей униформе откровенно скучал. У него еще не было опыта, и вряд ли он пользовался доверием начальства. Юноша совсем недавно достиг возраста, который давал законное право на получение работы, у него были густые, по-мальчишески непослушные волосы и жидкие усики. Они скорее выдавали, чем скрывали его юность. Склонившись над конторкой привратника, Филипп Раис достаточно хорошо разглядел сыпь крохотных прыщей вдоль кромки волос. Видел он и выступившие на лбу бисеринки пота. Ему очень нравилось заставлять людей чувствовать себя не в своей тарелке.
— Мы можем войти, взяв вас в качестве сопровождающего, либо без вас, — повторил он. — Я официально уведомляю, что речь идет об обыске. У нас есть подозрение, что мы обнаружим здесь вещество, распределение которого строго нормируется.
— У вас д-должен быть ордер на обыск, — заикаясь, возразил молодой человек. Он пытался выглядеть непреклонным, но его усилия были жалкими и тщетными. — Вы н-не м-можете…
— Можем и войдем.
Раис еще ниже склонился над конторкой, так что его белая каска почти коснулась лба охранника. Наверное, со стороны эта поза выглядит забавной, подумал Раис, но ему было по-своему жалко юношу, не хотел бы он быть на его месте. С другой стороны, если этот парень не перестанет вести себя по-дурацки, ему придется поступить с ним как с последним дураком.
— Послушайте… — Раис бросил взгляд на именную карточку над левым верхним карманом форменной куртки парня и подчеркнуто четко прочитал фамилию: — Хиггинс. Может быть, вы действительно незнакомы с соответствующим постановлением городских властей, но, возможно, просто прикидываетесь. Однако причина не имеет значения, потому что произойдет то, что должно произойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Теперь, — тихо сказал Деймон, — я это услышу . Все это… нежность, ощущение близости , неприятие собственных чувств — все то, чего недоставало музыке предыдущих убийств Моцарта, каждый звук которых Деймон сохранил на синдисках. В этом последнем, завершающем, финальном убийстве прозвучит наконец все, чего Деймону так недоставало. Да-да, Моцарт убьет ее, он должен ее убить. Это в его натуре, в этом смысл его жизни. Но последнее убийство не будет похоже ни на одно, уже совершенное этим чужим: оно не станет бесполезной схваткой, бессмысленной борьбой за выживание человеческого существа, стравленного с более крупной и сильной формой чуждой ему жизни.
Голос Моцарта должен звучать после этого убийства иначе, чем просто злобный вопль беспощадного победителя. Время и усилия, потраченные Вэнс на привлечение к себе его внимания, не могли пропасть зря. Моцарт привык к ее тихому голосу, знает, что, кроме нее, его никто не кормил. Убийство Дарси несомненно должно причинить этой твари боль. В конце концов, она — единственное человеческое существо, которое Моцарту знакомо, от которого он зависел, к которому должен быть привязан, если он способен на что-то подобное. Это убийство уничтожит единственный лоскуток в чуждом ему мире. Эта тварь сама себе причинит боль, не сравнимую ни с какой физической… ощутит наконец всплеск эмоций, голоса которых так необходимы Деймону для финала симфонии.
Он наклонился над Вэнс, вцепился обеими руками в ткань халата, сморщившуюся на спине, подтянул к себе и ухитрился придать безжизненному телу сидячее положение. Неуклюже пятясь спиной вперед, он постарался как можно быстрее затащить ее внутрь красного квадрата, обозначавшего площадку клетки-кормушки. Ему была хорошо видна вздувшаяся у самого основания черепа красновато-синеватая шишка, но Дарси уже дышала ровно, и Деймон не сомневался, что она вот-вот придет в себя.
Прислонив тело спиной к двери в клетку Моцарта так, чтобы оно не помешало опуститься прозрачному колпаку, композитор быстро выпрямился, отступил в сторону и нажал кнопку включения гидравлики. Какая-то внезапная мысль об уже содеянном и том, что он намеревался сделать, на мгновение потрясла Деймона, и разум обожгли сомнение и страх.
«Я скажу Брэнгуину, что меня здесь не было», — мелькнуло в голове безрассудное оправдание. Так уж ли трудно поверить, что она зашла в установлении «контакта» настолько далеко? В конце концов, каждое мгновение, не считая времени сна, она разговаривала с чужим, чертила графики достигнутого прогресса, записывала результаты сотен наблюдений за его поведением, строила десятки нелепых предположений о том, как он должен повести себя в той или иной гипотетической ситуации. Все легко поверят, что она пошла дальше и забралась в клетку к чужому, чтобы проверить свои теории.
Еще проще предположить, что она, вероятно, надеялась успеть вернуться в клетку-кормушку и закрыть дверь. Значит, ему всего-навсего необходимо сочинить историю о том, как сломалась клавиатура… Он делал уборку и уронил ее… Придется, конечно, объяснить, почему дверь оказалась закрытой снаружи. Это, вероятно, будет труднее всего, но потом он что-нибудь придумает. Подобным малозначительным вещам в его мире просто не было сейчас места. Самый последний штрих почти готовой симфонии уже витал в голове Деймона, и все, что ему оставалось сделать, — это включить аппаратуру и работать на ней. О, каким красивым обещает стать этот финальный штрих!
Разбитая клавиатура и запертая дверь клетки-кормушки не относились к делу. Сейчас имела значение только Дарси Вэнс… и Моцарт, конечно, который сидел, ссутулившись, по другую сторону стекла и слегка поворачивал массивную, покрытую панцирем голову, словно считал необходимым направлять свое безглазое рыло именно в ту сторону, где находился шагавший то туда, то обратно вдоль стены Деймон.
Возможно, привлекали его вовсе и не движения Деймона. Он пристально посмотрел на животное и мрачно улыбнулся. Этой твари давно известно каждое движение Вэнс, понимает ли Моцарт, что сейчас она… не способна двигаться?
— Скоро, мой чернопанцирный друг, очень скоро ты встретишься со своей подругой во плоти, — пообещал Деймон, быстрым шагом подошел к стойке звукозаписи и начал настройку аппаратуры. Он подумал, не принять ли сразу обе остававшиеся у него дозы королевского желе, чтобы разом пустить вскачь все ощущения, превратить самого себя в сверхчувствительную аудиосистему, но ограничился только вторым пузырьком.
Пульт управления стойкой звукозаписи сиял индикаторами готовности, Моцарт в своем прозрачном загоне поднялся во весь рост и принялся неуклюже шагать вдоль стеклянной стены. Он задирал голову к потолку, вытягивая шею к микрофонам, ощущая ожившие в них электронные импульсы, предвкушая скорое появление корма. Со своего места у стойки Деймон хорошо видел массивную пасть чудовища, жадно обнажившиеся острые зубы, протянувшиеся между верхней и нижней челюстями пряди густой, тускло поблескивавшей зеленоватой слюны.
Деймону казалось, что он таращил глаза то на индикаторы, то на чужого целую вечность, но Вэнс наконец шелохнулась. Он позволил себе усмехнуться, толкнул рычажок громкости вверх и еще раз отрегулировал аппаратуру на прием любого звука — от стука падающей на пол капли крови до мелодичной тональности голоса Дарси Вэнс, недавний стон которой все еще звучал у него в голове мелодией кларнета в руках профессионального музыканта. Стойка управления дышала шорохами готовности к автоматической записи, и Деймон встал из-за пульта. Он подошел к клетке-кормушке и положил палец на кнопку переговорного устройства, чтобы включить его, как только Дарси Вэнс полностью придет в сознание.
Через пару секунд она открыла глаза. Морщась от боли, женщина приподнялась, упираясь одной рукой в пол, а другой осторожно притрагиваясь к шишке на затылке, затем медленно поднесла ладонь к лицу и увидела кровь. Только когда Деймон нажал кнопку и нетерпеливо переступил с нога на ногу, Дарси перевела на него взгляд и поняла наконец, где находится.
— Что случ… О Боже!
— Настал ваш черед, Дарси, — радостно известил ее Деймон. Он жестом показал на Моцарта, вынужденного терпеливо ждать возле двери кормушки. Она, конечно, не могла видеть чужого, но прекрасно знала, где он находился в подобных случаях. — Моя симфония ждет не дождется своего грандиозного финала, и я должен услышать песню Моцарта, убивающего свою маленькую подружку.
Рот Деймона растянулся в такой широкой улыбке, что он почувствовал, как с уголков губ потекла слюна, но ему было все равно. Его давно перестало беспокоить, что о нем думают другие, как он перед ними выглядит, насколько в своем уме им представляется, — да и зачем волноваться по поводу впечатления, производимого им на женщину, которая в ближайшие пять минут будет мертва.
Вэнс попыталась встать, но ей удалось подняться только на колени.
— Вы, ублюдок, — прошипела она. — Вы сумасшедший, маньяк . Я всегда знала, что вам не следует доверять! Вы не можете позволить себе такое. Это убийство, Эддингтон. Неужели вы не видите, что с вами сделала эта программа и ваше желе? Пожалуйста , задумайтесь хотя бы на секунду, что вы собираетесь сделать!
— О, я задумывался , поверьте мне. Убийство? — Деймон склонил голову набок и рассмеялся. — Мы здесь все убийцы, моя дорогая. Вы думаете, что лишь по той причине, что никогда сами не нажимали кнопку клетки-кормушки, чем-то отличаетесь от меня, Брэнгуина или Ахиро? Избавьте меня от ваших нравоучений.
От возбуждения у него, как всегда, леденели руки, и он не мог не потирать их, чтобы согреть и справиться с нетерпением. Она не сводила с него глаз; кровь, запачкавшая лицо Дарси, когда она потеряла сознание, казалась Деймону миловидным румянцем на ее бледной коже.
— Кроме того, — продолжал он, — вы можете и не умереть, неужели забыли? Второе электрошоковое ружье, что Ахиро дал последнему субъекту, все еще лежит в клетке Моцарта, прямо у самой двери кормушки. Если вы сохраните хладнокровие и будете двигаться медленно, вам удастся… вероятно … заполучить его. — Деймон снова ответил широкой ухмылкой на ее пустой, не желающий верить ему взгляд. — Нам всем известно, как Моцарт ненавидит быстрые движения, не так ли?
— Мистер Эддингтон… Деймон … пожалуйста. Моцарт просто чужой. Он мыслит иначе, чем мы, ему безразлично , окажусь перед ним я или кто-то другой. Разве вы не понимаете этого? Я разговаривала с ним, наблюдала за его поведением все это время, но это было частью программы, экспериментом . Он просто чужой, вы и на этот раз не услышите в его голосе ничего нового.
Деймон расхохотался:
— Прекрасная попытка, Вэнс, но ни я, ни вы в это не верим. Довольно препираться. Думаю, пришло время проверить, насколько крепка ваша с ним дружба.
Он сунул руку в карман и вытащил последний пузырек с желе; едва ладонь ощутила тепло склянки, рот композитора наполнился слюной вожделенного ожидания. Чем дольше Деймон принимал королевское желе, тем более менялось ощущение его аромата: каждая доза все меньше напоминала вкус сладкой ваты из далекого детства и все больше походила на дорогой портвейн, крепкий и ароматный.
— Давайте поглядим, — процедил он сквозь зубы, перестав улыбаться и глядя ей прямо в глаза, — сильно ли он вас любит. Надеюсь, вы ему очень нравитесь.
Он поднял пузырек, словно провозглашая тост, осушил его и захихикал, обрадовавшись тому, что заставил эту преданную науке женщину злобно шлепнуть по стеклу ладонью. Королевское желе обожгло ему губы и язык, потекло к горлу, заставляя испуганно вздрагивать каждый участок не только полости рта, где подрагивало даже твердое нёбо, но и губы, и подбородок, на который с уголков губ пролились тонкие струйки, и даже ключицы, куда упали капли. Пролившееся желе покрывало кожу в глубоком вырезе его тенниски синеватыми грязными пятнами. Деймон отшвырнул пустой пузырек в сторону.
— Надеюсь, ему будет мучительно больно вас убивать, — доверительно поведал он Дарси, — надеюсь, это ранит чудовище в самое сердце … если оно у него есть.
Его пленница попыталась заговорить, но Деймон прекрасно знал, как быстро положить конец препирательствам, и мгновенно выключил переговорное устройство. Даже не взглянув больше на Дарси Вэнс, композитор подошел к пульту управления приводом двери, открывавшей выход из клетки-кормушки в загон Моцарта, и дернул рычаг.
* * *
Охранявший грузовой подъезд Зала Пресли парень в синей униформе откровенно скучал. У него еще не было опыта, и вряд ли он пользовался доверием начальства. Юноша совсем недавно достиг возраста, который давал законное право на получение работы, у него были густые, по-мальчишески непослушные волосы и жидкие усики. Они скорее выдавали, чем скрывали его юность. Склонившись над конторкой привратника, Филипп Раис достаточно хорошо разглядел сыпь крохотных прыщей вдоль кромки волос. Видел он и выступившие на лбу бисеринки пота. Ему очень нравилось заставлять людей чувствовать себя не в своей тарелке.
— Мы можем войти, взяв вас в качестве сопровождающего, либо без вас, — повторил он. — Я официально уведомляю, что речь идет об обыске. У нас есть подозрение, что мы обнаружим здесь вещество, распределение которого строго нормируется.
— У вас д-должен быть ордер на обыск, — заикаясь, возразил молодой человек. Он пытался выглядеть непреклонным, но его усилия были жалкими и тщетными. — Вы н-не м-можете…
— Можем и войдем.
Раис еще ниже склонился над конторкой, так что его белая каска почти коснулась лба охранника. Наверное, со стороны эта поза выглядит забавной, подумал Раис, но ему было по-своему жалко юношу, не хотел бы он быть на его месте. С другой стороны, если этот парень не перестанет вести себя по-дурацки, ему придется поступить с ним как с последним дураком.
— Послушайте… — Раис бросил взгляд на именную карточку над левым верхним карманом форменной куртки парня и подчеркнуто четко прочитал фамилию: — Хиггинс. Может быть, вы действительно незнакомы с соответствующим постановлением городских властей, но, возможно, просто прикидываетесь. Однако причина не имеет значения, потому что произойдет то, что должно произойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42