Ну, а это, - он пододвинул к Хичкоку пятый
лист, - это мозг обычного шаркуна, одного из тех, кого мы используем на
станции для черной работы.
Хичкок уставился на фотографии, пытаясь обнаружить, в чем они похожи
и в чем различаются. Но он не обладал тренированным взглядом специалиста и
не знал, что, собственно, нужно сравнивать. Фотографии казались ему такими
же бессмысленными, как раньше таблицы. И вновь его просветил Сигурд
Мюллер.
- Мы пользуемся красителем с переменной интенсивностью, - объяснил
он. - Там, где его слой тонок, он дает красный цвет, а где он плотен -
темно-синий. На каждой фотографии окрашена одна клетка.
Он постучал пальцем по фотографии - фотографии человеческого мозга.
На бледном зелено-желтом фоне четко вырисовывалось синее пятно. Во все
стороны от него, словно корешки, расходились отростки, которые
разветвлялись снова и снова, в конце концов превращаясь в бесчисленные
красные нити, тонкие, как волос, и даже тоньше.
- Это одна клетка головного мозга, - пояснил Мюллер. - А это - он
показал на отростки и нити - то, чем она связана с другими клетками. Как
вы понимаете, система связей большого количества таких клеток по
необходимости должна быть невероятно сложной. Другие клетки не окрашены,
но у всех у них есть похожие связи. Это и есть интеллект - вот такие
связи.
Хичкок сдвинул брови. Какая-то абракадабра!
- Повторите еще раз, - распорядился он.
- Ну, скажем так, - начал Мюллер. - Интеллект зависит от большого
числа отдельных клеток, объединяющихся в сложную коммуникационную сеть -
огромное число связей и огромное число контактов. Чем вы сообразительнее,
тем, значит, больше число взаимоперекрещивающихся связей, которыми вы
обладаете, и наоборот. Другими словами, есть два способа обрести
сообразительность - при условии, конечно, что вы уже обзавелись достаточно
вместительной черепной коробкой. Или вы можете обходиться клетками
нормальной величины и развить максимальное количество таких вот связующих
нитей, или же число ваших клеток начнет возрастать за счет того, что они
будут становиться мельче нормальных. Ну, а теперь взгляните на то, что мы
имеем здесь.
Он положил палец на фотографию среза головного мозга человека.
- Клетки нормальной величины и целая паутина связей.
Он сдвинул палец на срезы мозга обыкновенного шаркуна.
- Эта зверюга умом не отличалась. Клетки имеют почти ту же величину -
фотографии выполнены в одном масштабе, - а вот связей между ними заметно
меньше.
Камера Хичкока неотступно следовала за пальцем Мюллера: Хичкок
добросовестно убеждался, что все обстоит именно так, как говорит Мюллер. А
тот уже взял фотографии мозга трех сообразительных шаркунов.
- Теперь поглядите на эти клетки, - сказал Мюллер.
Они были гораздо мельче, более чем вдвое мельче клеток мозга обычного
шаркуна, но от них во все стороны тянулись связующие нити, бесконечно
разветвляясь и истончаясь. Вот это действительно была паутина!
Хичкок даже ахнул. Ведь мозг, состоящий из подобных клеток, должен
быть невиданно могучим.
Мюллер одобрительно улыбнулся.
- А вы быстро схватываете, что к чему, - заметил он.
- Так значит, они... Да это же великолепно! - ликующе воскликнул
Хичкок.
Вот оно - искомое доказательство. Как он и предполагал, ему
бессовестно лгали, уверяя, будто шаркуны - тупые животные, лишенные даже
проблеска разума. И вот теперь у него есть неопровержимое доказательство,
что шаркуны - разумные существа, а потому должны пользоваться всеми
правами и привилегиями, какие положены разумным существам.
Внезапно ему в голову пришла тревожная мысль, пробудившая опасливые
сомнения.
- Но каким образом... каким образом вы получили эти... эти
замечательные образчики?
Мюллер хмыкнул.
- А вы как думаете? Или вы воображаете, что мы позволим им
разгуливать на свободе, а?
Хичкок пришел в ужас.
- Вы их убили!
- Само собой, - ответил Мюллер. - Ну, и что тут такого? Они ведь
животные, и ничего больше.

Интерлюдия.
Кусок льда, обрушившийся на зверушку, совсем ее раздавил, однако едва
Кош-коррозеск сдвинул его, упругие косточки почти вернулись в прежнее свое
положение, и Кош-коррозеск увидел, как она выглядела, пока еще жила.
И Кош-коррозеск удивился. Ему еще никогда не попадались такие
зверушки. Он оторвал заднюю ногу. Укрывшись от ветра в расселине под низко
нависшим выступом скалы, он быстро съел ее вместе с костью. Потом оторвал
и съел другую заднюю ногу.
Терзавший его голод немного утих, и вместо того, чтобы сунуть
остальную тушку в рот, он принялся внимательно ее рассматривать. До сих
пор он был уверен, что знает все живые существа, населяющие мир, - их вид,
их повадки, их хитрости, их вкус. Но такую зверушку он видел впервые.
Кош-коррозеск начал думать.
В расселину ворвался ледяной ветер и взъерошил его шерсть. Но он
ничего не заметил. Он думал, старался понять. Как случилось, что в мире
жила зверушка, а он до сих пор ни разу ее не видел? Ему впервые попалось
животное, которого он не знал, то есть впервые с того времени, когда он
был детенышем и только-только покинул сумку своего родителя. Из расселины,
которая узкой белой полоской уходила вверх, в горы, Кош-коррозеск
оглядывал распростертый внизу мир. Белая одинаковая земля раскинулась на
семь сторон, а горы, замыкавшие ее, были могучими, крутыми и черными там,
где кончалась белая земля. А впереди, на середине земли, где не полагалось
быть горам, поднимался к небу одинокий пик со срезанной плоской вершиной.
Может быть, одно из чудовищ, притаившихся под землей, замерзло в ту
минуту, когда уже почти вырвалось на свободу.
Кош-коррозеск знал все уголки мира, прошел его холодную белую землю
вдоль и поперек, обследовал все полоски земли, которые уводили в горы, и
побывал у самого их конца, где путь ему загородили обрывы. И он добрался
почти до самой вершины одинокого пика на середине мира. Он соскребал
чешуйки еды со скал на том склоне, на котором почти не бывало ветра.
Он узнал, где в мире есть пища и где ее нет. Он научился находить
пищу, ловить ее ловушками, выслеживать, убивать. Он знал все, что нужно
было знать о мире и о живущих в нем существах.
...Кроме вот этой зверушки - ее убил кусок льда, который он поставил
на другой кусок. Кош-коррозеск оторвал заднюю половину тушки и медленно
съел ее. Было приятно ощущать во рту пищу. Он чувствовал, что ему хорошо -
что он ест. Лучше этого чувства - очень редкого чувства - не было ничего.
Кош-коррозеск за всю жизнь ни разу полностью не утолил свой вечный голод.
Но и наслаждаясь пищей, он все-таки продолжал думать о том, что
никогда прежде такие зверушки ему не попадались. Добыча была уже почти
съедена, и только тут пришла догадка.
Догадка странная... странная и пугающая. Но Кош-коррозеск весь
встрепенулся, и пока он доедал добычу, лапы его подрагивали от волнения.
Он доедал не торопясь, смакуя удовольствие от еды, радуясь своей догадке,
дивясь ей.
Может быть, за краем мира есть что то еще? Может быть, неизвестная
зверушка пришла оттуда?
Здесь, в этом мире, жизнь была трудной. Все живые существа голодали и
умирали от голода. Жизнь заключалась в том, чтобы разыскивать пищу,
ставить ловушки, а голод грызет нутро и подгоняет, подгоняет, не зная
утоления.
Кончив есть, Кош-коррозеск снова установил кусок льда так, чтобы он
сразу упал, если кто-то схватит приманку - смешанную со снегом бирюзовую
кровь, которая накапала из его пасти, пока он ел. Он не думал, что
вернется на это место. Но если все-таки вернется, а кусок льда убьет
какое-нибудь животное, быть может, эта добыча продлит ему жизнь.
Соорудив ловушку, он ушел. Но не вниз, а вверх, туда, куда вела белая
полоска земли - в горы, к самому краю мира. Если зверушка пришла оттуда,
то, может быть, ему удастся уйти за край мира.
Жизнь - это поиски пищи. Кош-коррозеск медленно карабкался все выше,
туда, где вставал край мира.

5.
Через тридцать два часа грузовой космолет покинет эту омерзительную
планету и возьмет курс на Лямбду Змееносца - одной этой мысли было
достаточно, чтобы Адам Хичкок пришел в самое приятное расположение духа.
Он думал об отъезде с радостью. Станция казалась ему тюрьмой. Снаружи
завывает ледяной ветер, холодные волны с ревом накатываются на скалистые
берега острова, а внутри некуда деваться от ручных шаркунов - безмозглые
тупые твари! И сколько еще можно терпеть отсутствие даже элементарного
комфорта? А кормят тут! Нет, эти примитивные первые и вторые блюда не для
цивилизованного человека, постигшего все тонкости современной кухни.
Он мужественно выносил эти тяжкие испытания, но теперь настало время
возвратиться к благам цивилизации.
Тем более что жертвовал он своими удобствами не зря: его миссия
увенчалась успехом. Он ознакомился с фактами, он узнал правду. Теперь
остается только вернуться домой и довести эту правду до сведения широкой
публики. А уж тогда коренные жители планеты наконец-то получат необходимую
помощь, в которой им так долго и бессердечно отказывали.
И его Общество защиты гуманности, история которого не знает ни
единого поражения, пожнет очередные заслуженные лавры. Да, он имеет полное
право гордиться собой.
Но до отъезда остается выполнить еще один долг. Пустяк, в сущности.
Простая формальность. Тем не менее он нравственно обязан предоставить этим
ученым возможность устранить те вопиющие нарушения законов гуманности,
которые он разоблачил. Они, конечно, откажутся - ничего другого он от них
и не ждет, - но этот отказ лишит их права протестовать, когда он возбудит
против них общественное негодование.
И Хичкок отправился в кабинет Бена Рийза. Рийз, копавшийся в бумагах,
не сразу заметил его присутствие.
- Я справедливый человек, - провозгласил Хичкок.
Бен Рийз вздрогнул от неожиданности и поднял голову. Документы,
требовавшие резолюции, подписи или просто проверки, окружали его точно
крепостной вал.
- А разве я когда-нибудь это отрицал? - спросил он с простодушным
недоумением.
Однако Хичкок неумолимо продолжал заранее заготовленную речь.
- У меня есть доказательства, - заявил он, - неопровержимые
доказательства, что коренных обитателей этой планеты подвергают поистине
преступному обращению, что их ввергли в рабство, что они не получают
никакой помощи для удовлетворения самых насущных своих нужд и потребностей
и что ваши подчиненные доводят их до смерти в буквальном смысле слова. Тем
не менее я обязан открыто предупредить вас, что считаю своим нравственным
долгом предать все эти прискорбные факты гласности, если только вы не
примете немедленных мер для исправления существующего положения. В случае
вашего отказа я снимаю с себя всякую ответственность за последствия,
которыми чреваты публичные разоблачения, на которые вы меня вынуждаете.
Рийз покорно выслушал его до конца.
- Мы ведь ведем тут научные исследования, - виновато объяснил он. -
Вопросы материального обеспечения в нашу компетенцию не входят. Выполнение
ваших требований означает... полный конец всего, ради чего мы работали, на
что надеялись.
Уловки, уловки! Хичкок ничего другого и не ожидал. Он знал, что
никакому ученому не удастся его провести.
- Все, ради чего вы работали! - повторил он со жгучей насмешкой в
голосе. - Преднамеренное низведение до уровня рабов коренного населения
планеты, которое заслуживает всех человеческих прав и привилегий не менее,
чем вы или я! Моя совесть требует, чтобы я положил конец такому
неслыханному произволу! И я...
Рийз умоляюще поднял руку.
- Но это же неправда, - возразил он, словно испытывая большую
внутреннюю неловкость. - Вы забываете, мистер Хичкок... Они - животные, а
не люди. Они не обладают сознанием. Способностью мыслить.
- Это ложь! - произнес Хичкок тоном прокурора. - У меня есть
неопровержимые доказательства того, что их сознание развито даже более,
чем у людей. У всех людей. Я утверждаю, что вы преднамеренно чините им
всяческие помехи, потому что опасаетесь вершин, которых они могут достичь
в своем развитии.
Рийз беспомощно пожал плечами.
- Я не понимаю, о каких доказательствах вы говорите.
- Новая ложь! - крикнул Хичкок, потрясая кулаками. - Неужели вы
думаете, что я поверю, будто вы не осведомлены о доказательствах, которые
собрал один из ваших же собственных подчиненных?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10