А Стэнли Мотлинг, следует отметить, за последние четыре года добился просто впечатляющих успехов! И об этом не следует забывать.
Я сложил губы трубочкой и кивнул:
— Да, вполне возможно, во всем этом что-то и есть.
Похоже, мои слова вернули полковнику уверенность в себе.
— Знаете, что я вам скажу? Хотите — соглашайтесь, хотите — нет, но почему бы вам не поговорить с самим Стэнли и не принять его предложение — оно, кстати, буквально витает в воздухе — стать его первым заместителем? На этом посту вы вполне могли бы принести большую пользу компании. Благодаря вашему большому опыту, в чем никто, естественно, никто не сомневается, избавили бы его от большой головной боли и помогли бы компании. Вашей компании!
— Да, вы правы, наверное, мне следует об этом хорошенько подумать, полковник. Или даже передумать.
— Отлично, но только не поддавайтесь старому мышлению, мистер Дин. Так сказать, былым, уже давно канувшим в лету стереотипам. Простите, но я сторонник объективности. Полной и максимальной объективности во всех делах. — Он взял свой бокал со стола, одним глотком выпил и с весьма заметным облегчением снова наполнил его. Искренне был сам собой доволен и даже не хотел этого скрывать.
— Согласен, я несколько устарел или, как вы, возможно, сказали бы, заржавел, покрылся мхом, — не торопясь, как бы раздумывая, ответил я. А затем продолжил: — Хорошо, считайте, что вы меня почти уговорили: пожалуй, я отдам мои голоса Уолтеру Грэнби, и пусть он сам делает все остальное. Почему бы и нет?
Долсон резко поставил бокал с недопитым виски на стол. Недоуменно уставился на меня:
— Грэнби?! Господи ты боже мой! Вы с ума сошли?
— А почему бы и нет? Кстати, мистера Грэнби я давно и прекрасно знаю, полностью ему доверяю. А вот с политикой мистера Мотлинга, увы, далеко не совсем во всем соглашаюсь. Такая вот история, полковник.
— Господи ты боже мой! — тупо, механически повторил он, похоже не совсем понимая, что, собственно, происходит.
Я знал, что поступаю не совсем честно, не совсем по-спортивному, сначала выбивая его из равновесия одним неожиданным ударом, а затем, не давая возможности даже встать на ноги, другим. Да, прием, конечно, жестокий и не очень справедливый, но зато весьма эффективный, особенно когда хочешь получить информацию, которая тебе важна и которую растерявшийся противник может выдать, только невольно проговорившись. Не намеренно. Случайно. От растерянности.
Полковник, очевидно сочтя, что уже пришел в себя, попытался в свою очередь нанести, как ему показалось, ответный удар:
— Мистер Дин, ну нельзя же видеть мир через прицел игрушечного ружья. Грэнби — это совершенно не приспособленный к такому делу пожилой человек. Так сказать, живая история, не более того.
Так, уже интересно. Может, он успел забыть нашу беседу в кабинете Мотлинга? Значит, пора напомнить. Причем не обязательно самым вежливым образом.
— Полковник, мне по-прежнему кажется довольно странным ваш большой, я бы даже сказал, слишком большой интерес к внутренним делам нашей компании. Кажется, мы уже говорили на эту тему, не так ли?
В ответ он начал бормотать что-то невнятное насчет непоправимого ущерба, важных военных заказах...
Я демонстративно повернулся к Хильди:
— Сколько ты еще собираешься здесь работать? Долго?
— Не знаю. Наверное, пока здесь есть деньги. Джо говорит, если они будут так же, как сейчас, я могу здесь петь, пока окончательно не состарюсь, пока не стану совсем как мамаша Уистлера. Впрочем, надеюсь, до этого еще далеко. — Она произнесла это вроде бы равнодушным тоном, но при этом успела многозначительно мне подмигнуть.
Я бросил взгляд на Долсона. Он, казалось, забыл о нашем существовании — неподвижно сидел, тупо глядя на гладкую поверхность стола. Что-то в выражении его лица наводило на далеко не самую приятную мысль: полковник не такой уж благожелательный и не такой простодушный. Загнанные в угол существа вполне способны за себя постоять. Во всяком случае, попытаться. Причем у них может оказаться много очень острых зубов! Дай ты бог, чтоб не слишком... Он тоже посмотрел на меня и без тени былой улыбки сказал:
— Да, вот еще что, мистер Дин. Это ваше собственное решение? Которое никто и ничто не может изменить?
Нет, конечно же это не было моим собственным решением, но оно, похоже, было основано на каком-то не совсем понятном и сильном предчувствии, поэтому особых сомнений у него не вызвало. Слишком уж спокойно, даже невозмутимо я его выразил.
Долсон вдруг встал. Вкрадчиво улыбнулся:
— Что ж, полагаю, это ваши, и только ваши голоса, мистер Дин. А жаль, очень жаль... Я скоро вернусь, Хильди.
— Приложу все силы, чтобы не показывать своего нетерпения, полковник. Уж как-нибудь постараюсь. Не сомневайтесь, пожалуйста.
— Спасибо, моя маленькая озорница, спасибо, — с отсутствующим взглядом ответил он и механически похлопал ее по плечу, даже не заметив, как она при первом же прикосновении его руки инстинктивно чуть отпрянула назад.
Мы молча смотрели, как Долсон направляется к боковой двери зала, ведущей к широкому лестничному проходу в вестибюль.
Хильди церемонно протянула мне маленькую изящную руку:
— Поздравляю. Вы здорово расстроили полковника. Вам это удалось на все сто процентов. Он стал почти сам не свой. Потерял весь свой лоск. Лично мне наблюдать это, честно признаюсь, было очень приятно. Считаете меня садисткой?
— Своими соображениями по этому поводу я поделюсь с тобой чуть позже. А сейчас, похоже, наш полковник собирается срочно кое-кого проинформировать. Если он собирается сделать звонок из телефонной будки в холле, то тогда... тогда ничего не поделаешь. Но вот если он решит позвонить из номера, что мне почему-то кажется более вероятным, то... Слушай, какие у тебя отношения с девочками на коммутаторе?
— Они меня обожают, — ответила она, тут же встала и пошла к выходу, не забыв, впрочем, оглянуться и заговорщицки мне подмигнуть.
Как же хорошо, когда ничего не надо объяснять, когда люди, тем более приятные, понимают все с полуслова... Хильди вернулась через пять томительно долгих минут. Села в кресло напротив меня.
— Звонок был из номера. Как вы и предполагали. Вот. — Она передала мне клочок бумаги с цифрами. Редвуд 8-71-71. Мне они ничего пока не говорили. — Ладно, пойду снова петь.
— Спасибо, Хильди. Очень тебе признателен.
— Ха! Ха-ха! Пора бы уже научиться благодарить не словами, а делами. Лучше держите меня в курсе и передавайте ваши суперсекретные сообщения невидимыми чернилами на спине какого-нибудь пожилого игрока в теннис.
— Это может ровно ничего не значить.
— Тогда приходите снова, когда узнаете. Буду рада вас видеть.
Я прослушал еще одну хорошую песню, встал, вышел в вестибюль, опустил монетку в телефон-автомат, набрал тот самый номер. Линия оказалась занята. Пришлось закурить сигарету, подождать минуту, затем еще раз набрать номер. На этот раз после двух звонков трубку сняли, и в ней раздался голос:
— Алло?
Я молча, ничего не ответив, повесил трубку и вышел из кабины. Голос был вполне узнаваем: густой, жизнерадостный и елейный. Ошибка была практически исключена. Голос благородного Лестера Фитча. Я быстро перелистал телефонный справочник, нашел тот самый номер и адрес. Его адрес.
Что ж, вполне предсказуемо. Другого и не следовало ожидать. Все начинало становиться на свои места. Для Хильди все это, конечно, ничего не значило, а для меня стало прямым и наиболее вероятным подтверждением возможных преступных замыслов Лестера. Конечно, надо было бы предпринять какие-нибудь шаги, чтобы попытаться узнать, не сделал ли полковник другие звонки — и кому? — но теперь, боюсь, уже поздно. Раньше надо было думать. Ладно, кое-что и так уже все-таки есть, и на том спасибо: мне удалось кое в чем убедить Долсона, и он тут же, даже резко прервав свидание с девушкой свой мечты, передал кое-куда требуемую информацию. Значит, я привел что-то в движение, заставил их зашевелиться. Не знаю кто, но они явно вздрогнули, явно забеспокоились. А это уже нечто, над чем стоит подумать.
Я вдруг физически ощутил, как смертельно устал. Да, денек выдался хоть куда. И это всего-навсего третий вечер после моего возвращения в родной город Арланд... Нет, это не пляжная жизнь на побережье. Там совсем другое дело. Здесь же ситуация постепенно становилась слишком запутанной, непонятной. Почти совсем как на настоящей рыбалке, когда не знаешь: то ли ты вытащишь крупную рыбину, то ли она утащит тебя на твоей же леске в открытое море. Но рыба, в отличие от нас, всегда уверена, что стоит ей посильнее дернуть разок-другой — и она свободна. И даже не подозревает, бедняга, что у настоящего рыбака в запасе, как минимум, еще пара крючков и он при необходимости тут же их использует. К великому сожалению самой рыбы.
Нет, пора спать. Подождем до завтра. Лежа в постели своего номера с закрытыми глазами, я смотрел на вертящуюся карусель, полную радостно смеющихся детей, а среди них почему-то были лица Мотлинга, Долсона, Фитча, Грэнби, Ники и Перри. Рядом с ними деревянная голова безликого Лефея... И одно пустое место — моего брата Кена. Они крутились и крутились под звуки банджо, но с каким-то непонятным мотивом. Мелодия мне была неизвестна.
Той же ночью хитрая рыба тарпон отсиживалась в своей глубоко запрятанной под водой норе, совсем рядом с заливом Бока-Гранде. Бог с ней, пусть себе прячется. Рыбаки все равно найдут ее. Будут кидать приманки, настраивать лески и... петь. Громко, весело, ей назло. Некоторые, конечно, могут счесть это варварством, но, на мой взгляд, такое «варварство» в любом случае куда лучше злобного оскала хищных зубов, старательно спрятанных за джентльменской улыбкой убийц. По крайней мере, оно не кривит душой.
Последнее, о чем я подумал перед тем, как крепко уснуть, была мысль о Перри: интересно, как она отреагирует на сто сорок фунтов живого тарпона, который, сияя серебристой чешуей, сначала гордо висит, именно висит в воздухе на внешне практически незаметной леске, а затем с позором и оглушительным грохотом падает вниз?!
Глава 12
Утро пятницы выдалось дождливым, с порывистым ветром, обещая, что так будет практически весь день. Или по крайней мере большую его часть. Пришлось остановиться, зайти в магазинчик на углу Ривер-стрит и купить дождевую накидку. На всякий случай. Кто знает, где мне придется сегодня побывать?
Казалось бы, крепкий ночной сон не принес желанного облегчения. Наверное, сказалось напряжение предыдущего дня. Слишком много самых разных снов и лиц: Ники, Перри, Хильди, Лита, Альма... все вперемежку, все как бы в сонном тумане, произносящие какие-то слова, значение которых до меня никак не доходило. Даже Мотлинг, появившись совершенно неожиданно, как черт из табакерки, начал вдруг четко и детально объяснять мне, что проект «Д-4-Д» — это живое существо, что я сам могу убедиться в том, что оно дышит, и в подтверждение этого силой наклонил мою голову к какому-то железному каркасу. Как мощно бьется чье-то сердце! Как ни странно, тепло, не ударяя по барабанным перепонкам. Когда я снова выпрямился, то с удивлением увидел перед собой гигантскую женскую грудь, но почему-то только одну — оказывается, я слушал биение сердца какой-то женщины. Силуэт второй столь же неимоверно огромной груди виделся на фоне спящего рядом лица Мотлинга. Бред какой-то, но когда я, благополучно убежав от них, проснулся, то почувствовал себя совершенно разбитым и ни к чему не способным. Господи, за что мне все это?
Ривер-стрит шла вдоль реки, но ее почти полностью закрывали складские строения. Там жизнь кипела как в муравейнике, практически круглые сутки: в доках для транзитных перевозок железнодорожным и автомобильным транспортом разгружались баржи и пароходы, у дебаркадеров складов и причалов парковались огромные грузовики, по подъездным проходам туда-сюда непрерывно сновали легковые машины и такси, через многочисленные ворота въезжали и выезжали вильчатые подъемники... Какие-то невзрачные типы, то и дело воровато оглядываясь по сторонам, договаривались со складскими агентами насчет купли-продажи товаров, в дверных проемах и у стен скрючились жертвы похмелья, мрачно наблюдая за развитием серого утреннего мира и вздрагивая от неожиданных, слишком громких звуков. Один за другим открывались бары, источая привычный запах несвежего пива.
Я нашел номер 56 на восточной стороне улицы — узкий дверной проход с не менее узкой лестницей. Прямо между дешевым пивным баром и морским грузовым складом. Внутри, на нижней лестничной площадке, прямо на стенах красовалось множество небольших деревянных табличек: «Школа современного танца», «Русские бани», «Ткацкое предприятие», «Ремонт часов», «Обработка кожи», «Уроки испанского» и «АКМЕ — как достигнуть вершины мастерства!». Последняя табличка явно была самой свежей, прикрепленной совсем недавно. Стрелка и надпись на ней указывали на четвертый этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Я сложил губы трубочкой и кивнул:
— Да, вполне возможно, во всем этом что-то и есть.
Похоже, мои слова вернули полковнику уверенность в себе.
— Знаете, что я вам скажу? Хотите — соглашайтесь, хотите — нет, но почему бы вам не поговорить с самим Стэнли и не принять его предложение — оно, кстати, буквально витает в воздухе — стать его первым заместителем? На этом посту вы вполне могли бы принести большую пользу компании. Благодаря вашему большому опыту, в чем никто, естественно, никто не сомневается, избавили бы его от большой головной боли и помогли бы компании. Вашей компании!
— Да, вы правы, наверное, мне следует об этом хорошенько подумать, полковник. Или даже передумать.
— Отлично, но только не поддавайтесь старому мышлению, мистер Дин. Так сказать, былым, уже давно канувшим в лету стереотипам. Простите, но я сторонник объективности. Полной и максимальной объективности во всех делах. — Он взял свой бокал со стола, одним глотком выпил и с весьма заметным облегчением снова наполнил его. Искренне был сам собой доволен и даже не хотел этого скрывать.
— Согласен, я несколько устарел или, как вы, возможно, сказали бы, заржавел, покрылся мхом, — не торопясь, как бы раздумывая, ответил я. А затем продолжил: — Хорошо, считайте, что вы меня почти уговорили: пожалуй, я отдам мои голоса Уолтеру Грэнби, и пусть он сам делает все остальное. Почему бы и нет?
Долсон резко поставил бокал с недопитым виски на стол. Недоуменно уставился на меня:
— Грэнби?! Господи ты боже мой! Вы с ума сошли?
— А почему бы и нет? Кстати, мистера Грэнби я давно и прекрасно знаю, полностью ему доверяю. А вот с политикой мистера Мотлинга, увы, далеко не совсем во всем соглашаюсь. Такая вот история, полковник.
— Господи ты боже мой! — тупо, механически повторил он, похоже не совсем понимая, что, собственно, происходит.
Я знал, что поступаю не совсем честно, не совсем по-спортивному, сначала выбивая его из равновесия одним неожиданным ударом, а затем, не давая возможности даже встать на ноги, другим. Да, прием, конечно, жестокий и не очень справедливый, но зато весьма эффективный, особенно когда хочешь получить информацию, которая тебе важна и которую растерявшийся противник может выдать, только невольно проговорившись. Не намеренно. Случайно. От растерянности.
Полковник, очевидно сочтя, что уже пришел в себя, попытался в свою очередь нанести, как ему показалось, ответный удар:
— Мистер Дин, ну нельзя же видеть мир через прицел игрушечного ружья. Грэнби — это совершенно не приспособленный к такому делу пожилой человек. Так сказать, живая история, не более того.
Так, уже интересно. Может, он успел забыть нашу беседу в кабинете Мотлинга? Значит, пора напомнить. Причем не обязательно самым вежливым образом.
— Полковник, мне по-прежнему кажется довольно странным ваш большой, я бы даже сказал, слишком большой интерес к внутренним делам нашей компании. Кажется, мы уже говорили на эту тему, не так ли?
В ответ он начал бормотать что-то невнятное насчет непоправимого ущерба, важных военных заказах...
Я демонстративно повернулся к Хильди:
— Сколько ты еще собираешься здесь работать? Долго?
— Не знаю. Наверное, пока здесь есть деньги. Джо говорит, если они будут так же, как сейчас, я могу здесь петь, пока окончательно не состарюсь, пока не стану совсем как мамаша Уистлера. Впрочем, надеюсь, до этого еще далеко. — Она произнесла это вроде бы равнодушным тоном, но при этом успела многозначительно мне подмигнуть.
Я бросил взгляд на Долсона. Он, казалось, забыл о нашем существовании — неподвижно сидел, тупо глядя на гладкую поверхность стола. Что-то в выражении его лица наводило на далеко не самую приятную мысль: полковник не такой уж благожелательный и не такой простодушный. Загнанные в угол существа вполне способны за себя постоять. Во всяком случае, попытаться. Причем у них может оказаться много очень острых зубов! Дай ты бог, чтоб не слишком... Он тоже посмотрел на меня и без тени былой улыбки сказал:
— Да, вот еще что, мистер Дин. Это ваше собственное решение? Которое никто и ничто не может изменить?
Нет, конечно же это не было моим собственным решением, но оно, похоже, было основано на каком-то не совсем понятном и сильном предчувствии, поэтому особых сомнений у него не вызвало. Слишком уж спокойно, даже невозмутимо я его выразил.
Долсон вдруг встал. Вкрадчиво улыбнулся:
— Что ж, полагаю, это ваши, и только ваши голоса, мистер Дин. А жаль, очень жаль... Я скоро вернусь, Хильди.
— Приложу все силы, чтобы не показывать своего нетерпения, полковник. Уж как-нибудь постараюсь. Не сомневайтесь, пожалуйста.
— Спасибо, моя маленькая озорница, спасибо, — с отсутствующим взглядом ответил он и механически похлопал ее по плечу, даже не заметив, как она при первом же прикосновении его руки инстинктивно чуть отпрянула назад.
Мы молча смотрели, как Долсон направляется к боковой двери зала, ведущей к широкому лестничному проходу в вестибюль.
Хильди церемонно протянула мне маленькую изящную руку:
— Поздравляю. Вы здорово расстроили полковника. Вам это удалось на все сто процентов. Он стал почти сам не свой. Потерял весь свой лоск. Лично мне наблюдать это, честно признаюсь, было очень приятно. Считаете меня садисткой?
— Своими соображениями по этому поводу я поделюсь с тобой чуть позже. А сейчас, похоже, наш полковник собирается срочно кое-кого проинформировать. Если он собирается сделать звонок из телефонной будки в холле, то тогда... тогда ничего не поделаешь. Но вот если он решит позвонить из номера, что мне почему-то кажется более вероятным, то... Слушай, какие у тебя отношения с девочками на коммутаторе?
— Они меня обожают, — ответила она, тут же встала и пошла к выходу, не забыв, впрочем, оглянуться и заговорщицки мне подмигнуть.
Как же хорошо, когда ничего не надо объяснять, когда люди, тем более приятные, понимают все с полуслова... Хильди вернулась через пять томительно долгих минут. Села в кресло напротив меня.
— Звонок был из номера. Как вы и предполагали. Вот. — Она передала мне клочок бумаги с цифрами. Редвуд 8-71-71. Мне они ничего пока не говорили. — Ладно, пойду снова петь.
— Спасибо, Хильди. Очень тебе признателен.
— Ха! Ха-ха! Пора бы уже научиться благодарить не словами, а делами. Лучше держите меня в курсе и передавайте ваши суперсекретные сообщения невидимыми чернилами на спине какого-нибудь пожилого игрока в теннис.
— Это может ровно ничего не значить.
— Тогда приходите снова, когда узнаете. Буду рада вас видеть.
Я прослушал еще одну хорошую песню, встал, вышел в вестибюль, опустил монетку в телефон-автомат, набрал тот самый номер. Линия оказалась занята. Пришлось закурить сигарету, подождать минуту, затем еще раз набрать номер. На этот раз после двух звонков трубку сняли, и в ней раздался голос:
— Алло?
Я молча, ничего не ответив, повесил трубку и вышел из кабины. Голос был вполне узнаваем: густой, жизнерадостный и елейный. Ошибка была практически исключена. Голос благородного Лестера Фитча. Я быстро перелистал телефонный справочник, нашел тот самый номер и адрес. Его адрес.
Что ж, вполне предсказуемо. Другого и не следовало ожидать. Все начинало становиться на свои места. Для Хильди все это, конечно, ничего не значило, а для меня стало прямым и наиболее вероятным подтверждением возможных преступных замыслов Лестера. Конечно, надо было бы предпринять какие-нибудь шаги, чтобы попытаться узнать, не сделал ли полковник другие звонки — и кому? — но теперь, боюсь, уже поздно. Раньше надо было думать. Ладно, кое-что и так уже все-таки есть, и на том спасибо: мне удалось кое в чем убедить Долсона, и он тут же, даже резко прервав свидание с девушкой свой мечты, передал кое-куда требуемую информацию. Значит, я привел что-то в движение, заставил их зашевелиться. Не знаю кто, но они явно вздрогнули, явно забеспокоились. А это уже нечто, над чем стоит подумать.
Я вдруг физически ощутил, как смертельно устал. Да, денек выдался хоть куда. И это всего-навсего третий вечер после моего возвращения в родной город Арланд... Нет, это не пляжная жизнь на побережье. Там совсем другое дело. Здесь же ситуация постепенно становилась слишком запутанной, непонятной. Почти совсем как на настоящей рыбалке, когда не знаешь: то ли ты вытащишь крупную рыбину, то ли она утащит тебя на твоей же леске в открытое море. Но рыба, в отличие от нас, всегда уверена, что стоит ей посильнее дернуть разок-другой — и она свободна. И даже не подозревает, бедняга, что у настоящего рыбака в запасе, как минимум, еще пара крючков и он при необходимости тут же их использует. К великому сожалению самой рыбы.
Нет, пора спать. Подождем до завтра. Лежа в постели своего номера с закрытыми глазами, я смотрел на вертящуюся карусель, полную радостно смеющихся детей, а среди них почему-то были лица Мотлинга, Долсона, Фитча, Грэнби, Ники и Перри. Рядом с ними деревянная голова безликого Лефея... И одно пустое место — моего брата Кена. Они крутились и крутились под звуки банджо, но с каким-то непонятным мотивом. Мелодия мне была неизвестна.
Той же ночью хитрая рыба тарпон отсиживалась в своей глубоко запрятанной под водой норе, совсем рядом с заливом Бока-Гранде. Бог с ней, пусть себе прячется. Рыбаки все равно найдут ее. Будут кидать приманки, настраивать лески и... петь. Громко, весело, ей назло. Некоторые, конечно, могут счесть это варварством, но, на мой взгляд, такое «варварство» в любом случае куда лучше злобного оскала хищных зубов, старательно спрятанных за джентльменской улыбкой убийц. По крайней мере, оно не кривит душой.
Последнее, о чем я подумал перед тем, как крепко уснуть, была мысль о Перри: интересно, как она отреагирует на сто сорок фунтов живого тарпона, который, сияя серебристой чешуей, сначала гордо висит, именно висит в воздухе на внешне практически незаметной леске, а затем с позором и оглушительным грохотом падает вниз?!
Глава 12
Утро пятницы выдалось дождливым, с порывистым ветром, обещая, что так будет практически весь день. Или по крайней мере большую его часть. Пришлось остановиться, зайти в магазинчик на углу Ривер-стрит и купить дождевую накидку. На всякий случай. Кто знает, где мне придется сегодня побывать?
Казалось бы, крепкий ночной сон не принес желанного облегчения. Наверное, сказалось напряжение предыдущего дня. Слишком много самых разных снов и лиц: Ники, Перри, Хильди, Лита, Альма... все вперемежку, все как бы в сонном тумане, произносящие какие-то слова, значение которых до меня никак не доходило. Даже Мотлинг, появившись совершенно неожиданно, как черт из табакерки, начал вдруг четко и детально объяснять мне, что проект «Д-4-Д» — это живое существо, что я сам могу убедиться в том, что оно дышит, и в подтверждение этого силой наклонил мою голову к какому-то железному каркасу. Как мощно бьется чье-то сердце! Как ни странно, тепло, не ударяя по барабанным перепонкам. Когда я снова выпрямился, то с удивлением увидел перед собой гигантскую женскую грудь, но почему-то только одну — оказывается, я слушал биение сердца какой-то женщины. Силуэт второй столь же неимоверно огромной груди виделся на фоне спящего рядом лица Мотлинга. Бред какой-то, но когда я, благополучно убежав от них, проснулся, то почувствовал себя совершенно разбитым и ни к чему не способным. Господи, за что мне все это?
Ривер-стрит шла вдоль реки, но ее почти полностью закрывали складские строения. Там жизнь кипела как в муравейнике, практически круглые сутки: в доках для транзитных перевозок железнодорожным и автомобильным транспортом разгружались баржи и пароходы, у дебаркадеров складов и причалов парковались огромные грузовики, по подъездным проходам туда-сюда непрерывно сновали легковые машины и такси, через многочисленные ворота въезжали и выезжали вильчатые подъемники... Какие-то невзрачные типы, то и дело воровато оглядываясь по сторонам, договаривались со складскими агентами насчет купли-продажи товаров, в дверных проемах и у стен скрючились жертвы похмелья, мрачно наблюдая за развитием серого утреннего мира и вздрагивая от неожиданных, слишком громких звуков. Один за другим открывались бары, источая привычный запах несвежего пива.
Я нашел номер 56 на восточной стороне улицы — узкий дверной проход с не менее узкой лестницей. Прямо между дешевым пивным баром и морским грузовым складом. Внутри, на нижней лестничной площадке, прямо на стенах красовалось множество небольших деревянных табличек: «Школа современного танца», «Русские бани», «Ткацкое предприятие», «Ремонт часов», «Обработка кожи», «Уроки испанского» и «АКМЕ — как достигнуть вершины мастерства!». Последняя табличка явно была самой свежей, прикрепленной совсем недавно. Стрелка и надпись на ней указывали на четвертый этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44