Ему стало ясно, что тысячи мужчин и женщин живут на краю нищеты – и не потому, что не умеют или не хотят работать, а по вине обстоятельств и по воле случая. Случай, как зверь, с ледяным взором вытаскивал людей целыми семьями из домов и с таким же равнодушием лишал их жизни.
– Эй, Дэн! Сколько человек ты убил? На него упали две тени. Он поднял голову и увидел Стива и Куртиса. Солнце светило им в спины.
– Что? – спросил он.
– Сколько человек ты убил? – повторил Куртис. Ему было едва за тридцать; на его желтой футболке красовалась надпись: ЯДЕРНОЙ БОМБОЙ ПО КИТАМ. – Сколько желтых макак? Больше двадцати или меньше?
– Желтых макак? – Дэн никак не мог взять"” ток, о чем его спрашивают.
– Ну да. – Куртис вытащил из кармана джинсов пачку “Уинстона” и зажигалку. – Этих узкоглазых подонков. Как вы их там называли? Ты убил их больше, чем двадцать штук?
Джо сдвинул на затылок фуражку.
– У вас, парни, что, нет занятия получше, чем приставать к человеку?
– Нет, – сказал Куртис, закуривая. – Мы же никого не обижаем, верно ведь, Дэн? Я хочу сказать – ты же гордишься тем, что ты ветеран, развесе так?
– Горжусь. – Дэн отпил еще чая. В Долине многие знали, что он воевал во Вьетнаме – и не потому, что он кричал об этом на каждом углу, а потому, что Куртис как-то пристал к нему с расспросами о том, откуда у него такая татуировка. Куртис был болтуном, а Дэн предпочитал помалкивать: неважное сочетание. – Я горжусь тем, что служил своей стране, – сказал Дэн.
– Да, уж ты, наверно, не бегал в Канаду, как сволочи-дезертиры, а? – спросил Стив. Он был на несколько лет старше Куртиса, у него были хитрые голубые глазки и грудь, похожая на пивной бочонок.
– Нет, – сказал Дэн. – Я делал то, что мне приказывали.
– Так сколько же? – опять взялся за свое Куртис. – Больше двадцати или меньше?
Дэн устало вздохнул. Солнце молотило лучами по его черепу даже через бейсболку.
– Да какое это имеет значение?
– Мы хотим знать, – сказал Куртис. В зубах у него была зажата сигарета, и дым словно бы вытекал изо рта. – Ведь ты же считал убитых, верно?
Дэн смотрел прямо перед собой, на цепочку заборов. За ней виднелась стена из бурого кирпича, разлинованная солнцем и тенью. В воздухе ощущался запах гари.
– Я тут разговаривал с одним ветераном в Мобиле, – торопливо продолжал Куртис. – Он потерял во Вьетнаме ногу. Он сказал, что вел счет. Сказал, что знает сколько человек убил, с точностью до одного.
– Боже мой! – воскликнул Джо. – Валите отсюда, парни, и приставайте с этим дерьмом к кому-нибудь другому! Вы что, не видите, что Дэн не хочет об этом говорить?
– У него есть язык, – вмешался Стив. – Он сам может сказать, хочет он говорить об этом или не хочет.
Дэн почувствовал, что Джо собрался подняться со стула. А когда он вставал, это означало, что он либо отправляется за “билетом”, либо хочет вытрясти из кого-нибудь душу.
– Я никогда не считал убитых, – сказал Дэн, прежде чем Джо успел встать. – Я просто делал свою работу.
– Но ты можешь прикинуть хотя бы примерно? – Куртис явно не собирался уходить, не обглодав все мясо с этой кости. – Так больше или меньше, скажи?
Медленное колесо воспоминаний начало вращаться в голове Дэна. Даже в лучшие времена воспоминания эти никогда не уходили от него слишком далеко. Вместе с колесом кружились обрывки событий: мины, взметающие фонтаны грязи среди джунглей, где солнечный свет угасал до густого полумрака; рисовые плантации, поблескивающие в полуденном зное; стрекочущие над головой вертолеты; солдаты, молящие по радио о подмоге; пули снайперов, вспарывающие воздух; обманчивое веселье неоновых реклам на улицах и в барах Сайгона; невидимые в темноте, ощущаемые только на ощупь, человеческие экскременты – знак презрения к юным посланцам дяди Сэма; ракеты, исчертившие белым и красным сумеречное небо; Энн-Маргарет в высоких, до самых бедер, сапогах и розовых шортах, танцующая некое подобие твиста; труп вьетконговского солдата, мальчика лет пятнадцати, который наступил на мину и был разорван на части, на его окровавленном лице шевелилась черная маска из мух; перестрелка на открытом заболоченном месте и жуткий голос, без конца повторяющий только одно: ублюдок, ублюдок, ублюдок, как какое-то странное заклинание; серебристый дождь без единой капли воды, поливающий деревья, лианы и траву, волосы, кожу, глаза; и деревня.
О да. Деревня.
У Дэна пересохло во рту. Он сделал еще глоток чая. Лед в стакане почти растаял. Он чувствовал, что эти двое ждут от него ответа, и знал, что они не оставят его в покое, пока он не заговорит. – Больше двадцати.
– Ну, черт возьми, я же говорил! – Куртис, хихикнув, толкнул Стива локтем под ребра и протянул раскрытую ладонь. – А ну-ка, выкладывай ее, приятель!
– Ладно-ладно. – Стив вытащил смятый тощий бумажник, открыл его и с силой хлопнул пятидолларовой купюрой по ладони Куртиса. – Я все равно получу ее обратно, рано или поздно.
– У вас, ребята, дела, должно быть, идут блестяще, раз вы так швыряетесь деньгами? – насмешливо усмехнувшись, сказал Джо.
Дэн поставил стакан на землю. В висках у него стучало.
– Так вы заключили пари, – проговорил он, глядя на Стива и Куртиса холодным взглядом. – Пари на то, сколько трупов я оставил во Вьетнаме? – Да, и я говорил, что их было больше двадцати, – сказал Куртис, – а Стив утверждал, что, наверное…
– У меня появилась идея. – Дэн встал. Его движение было спокойным, хотя он чувствовал боль в коленях. – Вы меня использовали, и теперь я должен получить свою долю, не так ли, Куртис?
– Несомненно, – это было сказано с гордостью. Куртис начал запихивать пятерку в карман.
– Дай-ка мне взглянуть на эти деньги. Все еще улыбаясь, Куртис протянул Дэну банкноту. Но Дэн не смеялся. Его рука рванулась вперед, и пальцы схватили банкноту прежде, чем успела увянуть ухмылка Куртиса.
– Тпру-у! – воскликнул Куртис. – Верни-ка ее, приятель!
– Ты меня использовал, и что же мне остается? Мне кажется, я заслужил половину, не так ли? – И без малейшего колебания Дэн разорвал купюру надвое.
– Эй, приятель! Это нечестно – рвать мои деньги!
– Давай, попробуй поспорить со мной. Вот твоя половина.
Куртис побагровел. – – За такие вещи башку разбивают, понял?
– Может быть, ты и прав. Что же, попробуй. Почуяв драку, остальные обитатели Долины начали потихоньку подходить ближе. На губах Куртиса вновь появилась улыбка, но на этот раз она была слабой.
– Я могу придушить тебя одной рукой, ты, старый тощий ублюдок.
– Может быть. – Дэн внимательно следил за глазами Куртиса, зная, что в них он увидит удар раньше, чем начнет подниматься рука. – Может быть. Но прежде, чем ты попытаешься это сделать, я хочу, чтобы ты знал: после Вьетнама я ни разу не поднимал руку на человека. Я был не самым лучшим солдатом, но я делал свое дело, и никто не может сказать, что я хоть раз подался к югу. – Дэн видел, как над левым глазом Куртиса задергался нерв. Куртис был готов ударить. – Если ты будешь драться, – спокойно произнес Дэн, – запомни: чтобы свалить меня, тебе придется меня убить. Меня нельзя просто использовать или дурачить, и я не хочу, чтобы ты делал ставки на то, сколько трупов я оставил на своем пути. Что ты об этом думаешь, Куртис?
– Что ты – просто кусок дерьма, – сказал тот, но его усмешка стала совсем вялой. Капельки пота поблескивали у него на лбу и щеках. Он бросил взгляд по сторонам и вновь посмотрел на Дэна. – Может, ты воображаешь, что в тебе есть что-то особенное, если ты ветеран?
– Ничего особенного, – ответил Дэн. – Просто , там я научился убивать. Научился гораздо лучше, чем мне бы хотелось. Я убивал вьетнамцев не только пулей или ножом. Некоторых я убил собственными руками. Куртис, я ценю мирную жизнь больше других на этом свете, но грубости не терплю. Так что давай, бей, если хочешь, я никуда не убегаю.
– Слушай, приятель, я могу сломать тебе шею одним ударом, – сказал Куртис, но по его тону было ясно, что, он колеблется.
Дэн ждал. Решение зависело не от него. Прошло несколько секунд. Дэн и Куртис продолжали смотреть друг на друга.
– Ужасно жарко для драки, – сказал Джо. – Эй, вы взрослые люди или нет?
– Черт возьми, это же всего каких-то пять долларов, – добавил Стив.
Куртис глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым через нос. Дэн продолжал наблюдать за ним, взгляд его оставался прямым и твердым, а лицо – спокойным, хотя боль в голове достигла предела.
– Дерьмо, – буркнул наконец Куртис и сплюнул крошку табака. – Давай ее сюда. – Он взял половинку, которую ему протянул Дэн. – Просто чтобы ты не склеил их и не истратил, в конце концов.
– А теперь вы должны поцеловаться и помириться, – предложил Джо.
Куртис рассмеялся, а Дэн позволил себе лишь слегка улыбнуться. Мужчины, которые собрались вокруг, начали расходиться. Дэн знал, что Куртис в общем-то неплохой парень, только любит порисоваться. Вколотить в него немного здравого смысла, вообще-то, не помешало бы – но не в такую жару. Дэн был рад, что дело не дошло до драки.
– Извини, – сказал ему Стив. – Мы не знали, что ты на это обидишься. Я имею в виду пари.
– Теперь знаете. И давай забудем об этом.
Куртис и Стив удалились'. Дэн достал из кармана склянку с аспирином и бросил в рот очередную таблетку. Ладони у него были влажные – не потому, что он испугался Куртиса, а от страха, что может выпустить на свободу некоего особого демона.
– С тобой все в порядке? – Джо внимательно наблюдал за ним.
– Да. Только башка болит. – – Ты, я смотрю, все глотаешь эти таблетки?
– Приходится.
– А у врача был?
– Да, – Дэн убрал флакон. – Он говорит – мигрень.
– Вот как?
– Угу. – Он знает, что я вру, подумал Дэн. Но было ни к чему рассказывать кому-то здесь о своей болезни. Он раздавил таблетку зубами и проглотил ее вместе с остатками холодного чая.
– В один прекрасный день Куртис дождется, что ему все-таки набьют морду, – сказал Джо. – У парня нет ни грамма мозгов.
– Он еще мало видел жизнь – вот в чем его беда.
– Верно. Не то что мы, пережитки прошлого, а? – Джо взглянул на небо, словно хотел проследить за движением солнца. – А ты, часом, не встречался там с дьяволом, Дэн?
Дэн снова присел рядом со стулом Джо. Он позволил вопросу некоторое время повисеть в воздухе, а постом сказал:
– Встречался. Мы все встречались.
– А меня просто-напросто не призвали. Но душой я был с вами, ребята. Я не бегал на улицу с плакатами против войны и вообще ни в чем таком не участвовал.
– Может быть, было бы лучше, если б участвовал. Слишком долго мы там пробыли.
– Мы могли бы их победить, – сказал Джо. – Наверняка. Мы могли бы взорвать всю землю этих ублюдков вместе с ними самими, если бы только…
– Вот так же когда-то думал и я, – спокойно прервал его Дэн. – Я привык к мысли, что если бы не эти протесты, мы превратили бы эту страну в огромную асфальтированную стоянку. – Он подтянул колени к груди. Аспирин начал действовать, и боль притупилась. – Потом я приехал в Вашингтон и прошел вдоль этой стены. Ты знаешь – той, где выбиты все имена. Там была чертова, уйма имен. Парни, которых я знал. Молодые ребята, восемнадцати-девятнадцати лет, и тем, что осталось от них, едва ли можно наполнить обычную корзинку. Я все время думал и думал об этом и никак не мог понять, что же нам досталось бы в случае победы. Если бы мы перебили косоглазых всех до одного, если бы прошли маршем прямо до Ханоя и сожгли бы его, сравняли с землей, если бы вернулись домой героями, как те, кто участвовал в “Буре в Пустыне”… Что бы мы получили?
– Уважение, как я понимаю, – заметил Джо.
– Нет, даже не уважение. Оно стало модным уже потом. Я это понял, когда увидел имена на черной стене. Когда увидел матерей и отцов, выписывающих на бумажки имена своих погибших детей, чтобы взять их с собой, потому что ничего другого у них не осталось. Я понял, что протесты против войны были справедливыми. Мы никогда не могли победить. Никогда.
– Подались к югу, – сказал Джо.
– Что?
– Подались к югу. Ты сказал Куртису, что никогда не поворачивал к югу. Что это значит?
Дэн использовал это выражение машинально, но, услышанное из уст другого человека” оно удивило его.
– Так мы говорили во Вьетнаме, – объяснил он. – Когда кто-то проваливал дело… Или праздновал труса… Мы говорили, что он подался на юг.
– И ты никогда не трусил?
– Не до такой степени, чтобы из-за меня кого-то убили или могли бы убить меня. Мы все хотели одного – выжить.
Джо хмыкнул.
– Часть жизни тебе удалось сохранить, а?
– Да, – сказал Дэн. – Часть.
Джо погрузился в молчание, и Дэн тоже умолк. Он не любил говорить о Вьетнаме. Если кто-то проявлял настойчивый интерес, Дэн мог без особых колебаний рассказать об Укротителях Змей и об их подвигах, о похожих на детей девчонках из баров Сайгона и снайперах в джунглях, которых его научили выслеживать и убивать, но он никогда не мог произнести ни слова о двух вещах: о деревне и о серебристом дожде.
Солнце поднялось выше; утро кончалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Эй, Дэн! Сколько человек ты убил? На него упали две тени. Он поднял голову и увидел Стива и Куртиса. Солнце светило им в спины.
– Что? – спросил он.
– Сколько человек ты убил? – повторил Куртис. Ему было едва за тридцать; на его желтой футболке красовалась надпись: ЯДЕРНОЙ БОМБОЙ ПО КИТАМ. – Сколько желтых макак? Больше двадцати или меньше?
– Желтых макак? – Дэн никак не мог взять"” ток, о чем его спрашивают.
– Ну да. – Куртис вытащил из кармана джинсов пачку “Уинстона” и зажигалку. – Этих узкоглазых подонков. Как вы их там называли? Ты убил их больше, чем двадцать штук?
Джо сдвинул на затылок фуражку.
– У вас, парни, что, нет занятия получше, чем приставать к человеку?
– Нет, – сказал Куртис, закуривая. – Мы же никого не обижаем, верно ведь, Дэн? Я хочу сказать – ты же гордишься тем, что ты ветеран, развесе так?
– Горжусь. – Дэн отпил еще чая. В Долине многие знали, что он воевал во Вьетнаме – и не потому, что он кричал об этом на каждом углу, а потому, что Куртис как-то пристал к нему с расспросами о том, откуда у него такая татуировка. Куртис был болтуном, а Дэн предпочитал помалкивать: неважное сочетание. – Я горжусь тем, что служил своей стране, – сказал Дэн.
– Да, уж ты, наверно, не бегал в Канаду, как сволочи-дезертиры, а? – спросил Стив. Он был на несколько лет старше Куртиса, у него были хитрые голубые глазки и грудь, похожая на пивной бочонок.
– Нет, – сказал Дэн. – Я делал то, что мне приказывали.
– Так сколько же? – опять взялся за свое Куртис. – Больше двадцати или меньше?
Дэн устало вздохнул. Солнце молотило лучами по его черепу даже через бейсболку.
– Да какое это имеет значение?
– Мы хотим знать, – сказал Куртис. В зубах у него была зажата сигарета, и дым словно бы вытекал изо рта. – Ведь ты же считал убитых, верно?
Дэн смотрел прямо перед собой, на цепочку заборов. За ней виднелась стена из бурого кирпича, разлинованная солнцем и тенью. В воздухе ощущался запах гари.
– Я тут разговаривал с одним ветераном в Мобиле, – торопливо продолжал Куртис. – Он потерял во Вьетнаме ногу. Он сказал, что вел счет. Сказал, что знает сколько человек убил, с точностью до одного.
– Боже мой! – воскликнул Джо. – Валите отсюда, парни, и приставайте с этим дерьмом к кому-нибудь другому! Вы что, не видите, что Дэн не хочет об этом говорить?
– У него есть язык, – вмешался Стив. – Он сам может сказать, хочет он говорить об этом или не хочет.
Дэн почувствовал, что Джо собрался подняться со стула. А когда он вставал, это означало, что он либо отправляется за “билетом”, либо хочет вытрясти из кого-нибудь душу.
– Я никогда не считал убитых, – сказал Дэн, прежде чем Джо успел встать. – Я просто делал свою работу.
– Но ты можешь прикинуть хотя бы примерно? – Куртис явно не собирался уходить, не обглодав все мясо с этой кости. – Так больше или меньше, скажи?
Медленное колесо воспоминаний начало вращаться в голове Дэна. Даже в лучшие времена воспоминания эти никогда не уходили от него слишком далеко. Вместе с колесом кружились обрывки событий: мины, взметающие фонтаны грязи среди джунглей, где солнечный свет угасал до густого полумрака; рисовые плантации, поблескивающие в полуденном зное; стрекочущие над головой вертолеты; солдаты, молящие по радио о подмоге; пули снайперов, вспарывающие воздух; обманчивое веселье неоновых реклам на улицах и в барах Сайгона; невидимые в темноте, ощущаемые только на ощупь, человеческие экскременты – знак презрения к юным посланцам дяди Сэма; ракеты, исчертившие белым и красным сумеречное небо; Энн-Маргарет в высоких, до самых бедер, сапогах и розовых шортах, танцующая некое подобие твиста; труп вьетконговского солдата, мальчика лет пятнадцати, который наступил на мину и был разорван на части, на его окровавленном лице шевелилась черная маска из мух; перестрелка на открытом заболоченном месте и жуткий голос, без конца повторяющий только одно: ублюдок, ублюдок, ублюдок, как какое-то странное заклинание; серебристый дождь без единой капли воды, поливающий деревья, лианы и траву, волосы, кожу, глаза; и деревня.
О да. Деревня.
У Дэна пересохло во рту. Он сделал еще глоток чая. Лед в стакане почти растаял. Он чувствовал, что эти двое ждут от него ответа, и знал, что они не оставят его в покое, пока он не заговорит. – Больше двадцати.
– Ну, черт возьми, я же говорил! – Куртис, хихикнув, толкнул Стива локтем под ребра и протянул раскрытую ладонь. – А ну-ка, выкладывай ее, приятель!
– Ладно-ладно. – Стив вытащил смятый тощий бумажник, открыл его и с силой хлопнул пятидолларовой купюрой по ладони Куртиса. – Я все равно получу ее обратно, рано или поздно.
– У вас, ребята, дела, должно быть, идут блестяще, раз вы так швыряетесь деньгами? – насмешливо усмехнувшись, сказал Джо.
Дэн поставил стакан на землю. В висках у него стучало.
– Так вы заключили пари, – проговорил он, глядя на Стива и Куртиса холодным взглядом. – Пари на то, сколько трупов я оставил во Вьетнаме? – Да, и я говорил, что их было больше двадцати, – сказал Куртис, – а Стив утверждал, что, наверное…
– У меня появилась идея. – Дэн встал. Его движение было спокойным, хотя он чувствовал боль в коленях. – Вы меня использовали, и теперь я должен получить свою долю, не так ли, Куртис?
– Несомненно, – это было сказано с гордостью. Куртис начал запихивать пятерку в карман.
– Дай-ка мне взглянуть на эти деньги. Все еще улыбаясь, Куртис протянул Дэну банкноту. Но Дэн не смеялся. Его рука рванулась вперед, и пальцы схватили банкноту прежде, чем успела увянуть ухмылка Куртиса.
– Тпру-у! – воскликнул Куртис. – Верни-ка ее, приятель!
– Ты меня использовал, и что же мне остается? Мне кажется, я заслужил половину, не так ли? – И без малейшего колебания Дэн разорвал купюру надвое.
– Эй, приятель! Это нечестно – рвать мои деньги!
– Давай, попробуй поспорить со мной. Вот твоя половина.
Куртис побагровел. – – За такие вещи башку разбивают, понял?
– Может быть, ты и прав. Что же, попробуй. Почуяв драку, остальные обитатели Долины начали потихоньку подходить ближе. На губах Куртиса вновь появилась улыбка, но на этот раз она была слабой.
– Я могу придушить тебя одной рукой, ты, старый тощий ублюдок.
– Может быть. – Дэн внимательно следил за глазами Куртиса, зная, что в них он увидит удар раньше, чем начнет подниматься рука. – Может быть. Но прежде, чем ты попытаешься это сделать, я хочу, чтобы ты знал: после Вьетнама я ни разу не поднимал руку на человека. Я был не самым лучшим солдатом, но я делал свое дело, и никто не может сказать, что я хоть раз подался к югу. – Дэн видел, как над левым глазом Куртиса задергался нерв. Куртис был готов ударить. – Если ты будешь драться, – спокойно произнес Дэн, – запомни: чтобы свалить меня, тебе придется меня убить. Меня нельзя просто использовать или дурачить, и я не хочу, чтобы ты делал ставки на то, сколько трупов я оставил на своем пути. Что ты об этом думаешь, Куртис?
– Что ты – просто кусок дерьма, – сказал тот, но его усмешка стала совсем вялой. Капельки пота поблескивали у него на лбу и щеках. Он бросил взгляд по сторонам и вновь посмотрел на Дэна. – Может, ты воображаешь, что в тебе есть что-то особенное, если ты ветеран?
– Ничего особенного, – ответил Дэн. – Просто , там я научился убивать. Научился гораздо лучше, чем мне бы хотелось. Я убивал вьетнамцев не только пулей или ножом. Некоторых я убил собственными руками. Куртис, я ценю мирную жизнь больше других на этом свете, но грубости не терплю. Так что давай, бей, если хочешь, я никуда не убегаю.
– Слушай, приятель, я могу сломать тебе шею одним ударом, – сказал Куртис, но по его тону было ясно, что, он колеблется.
Дэн ждал. Решение зависело не от него. Прошло несколько секунд. Дэн и Куртис продолжали смотреть друг на друга.
– Ужасно жарко для драки, – сказал Джо. – Эй, вы взрослые люди или нет?
– Черт возьми, это же всего каких-то пять долларов, – добавил Стив.
Куртис глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым через нос. Дэн продолжал наблюдать за ним, взгляд его оставался прямым и твердым, а лицо – спокойным, хотя боль в голове достигла предела.
– Дерьмо, – буркнул наконец Куртис и сплюнул крошку табака. – Давай ее сюда. – Он взял половинку, которую ему протянул Дэн. – Просто чтобы ты не склеил их и не истратил, в конце концов.
– А теперь вы должны поцеловаться и помириться, – предложил Джо.
Куртис рассмеялся, а Дэн позволил себе лишь слегка улыбнуться. Мужчины, которые собрались вокруг, начали расходиться. Дэн знал, что Куртис в общем-то неплохой парень, только любит порисоваться. Вколотить в него немного здравого смысла, вообще-то, не помешало бы – но не в такую жару. Дэн был рад, что дело не дошло до драки.
– Извини, – сказал ему Стив. – Мы не знали, что ты на это обидишься. Я имею в виду пари.
– Теперь знаете. И давай забудем об этом.
Куртис и Стив удалились'. Дэн достал из кармана склянку с аспирином и бросил в рот очередную таблетку. Ладони у него были влажные – не потому, что он испугался Куртиса, а от страха, что может выпустить на свободу некоего особого демона.
– С тобой все в порядке? – Джо внимательно наблюдал за ним.
– Да. Только башка болит. – – Ты, я смотрю, все глотаешь эти таблетки?
– Приходится.
– А у врача был?
– Да, – Дэн убрал флакон. – Он говорит – мигрень.
– Вот как?
– Угу. – Он знает, что я вру, подумал Дэн. Но было ни к чему рассказывать кому-то здесь о своей болезни. Он раздавил таблетку зубами и проглотил ее вместе с остатками холодного чая.
– В один прекрасный день Куртис дождется, что ему все-таки набьют морду, – сказал Джо. – У парня нет ни грамма мозгов.
– Он еще мало видел жизнь – вот в чем его беда.
– Верно. Не то что мы, пережитки прошлого, а? – Джо взглянул на небо, словно хотел проследить за движением солнца. – А ты, часом, не встречался там с дьяволом, Дэн?
Дэн снова присел рядом со стулом Джо. Он позволил вопросу некоторое время повисеть в воздухе, а постом сказал:
– Встречался. Мы все встречались.
– А меня просто-напросто не призвали. Но душой я был с вами, ребята. Я не бегал на улицу с плакатами против войны и вообще ни в чем таком не участвовал.
– Может быть, было бы лучше, если б участвовал. Слишком долго мы там пробыли.
– Мы могли бы их победить, – сказал Джо. – Наверняка. Мы могли бы взорвать всю землю этих ублюдков вместе с ними самими, если бы только…
– Вот так же когда-то думал и я, – спокойно прервал его Дэн. – Я привык к мысли, что если бы не эти протесты, мы превратили бы эту страну в огромную асфальтированную стоянку. – Он подтянул колени к груди. Аспирин начал действовать, и боль притупилась. – Потом я приехал в Вашингтон и прошел вдоль этой стены. Ты знаешь – той, где выбиты все имена. Там была чертова, уйма имен. Парни, которых я знал. Молодые ребята, восемнадцати-девятнадцати лет, и тем, что осталось от них, едва ли можно наполнить обычную корзинку. Я все время думал и думал об этом и никак не мог понять, что же нам досталось бы в случае победы. Если бы мы перебили косоглазых всех до одного, если бы прошли маршем прямо до Ханоя и сожгли бы его, сравняли с землей, если бы вернулись домой героями, как те, кто участвовал в “Буре в Пустыне”… Что бы мы получили?
– Уважение, как я понимаю, – заметил Джо.
– Нет, даже не уважение. Оно стало модным уже потом. Я это понял, когда увидел имена на черной стене. Когда увидел матерей и отцов, выписывающих на бумажки имена своих погибших детей, чтобы взять их с собой, потому что ничего другого у них не осталось. Я понял, что протесты против войны были справедливыми. Мы никогда не могли победить. Никогда.
– Подались к югу, – сказал Джо.
– Что?
– Подались к югу. Ты сказал Куртису, что никогда не поворачивал к югу. Что это значит?
Дэн использовал это выражение машинально, но, услышанное из уст другого человека” оно удивило его.
– Так мы говорили во Вьетнаме, – объяснил он. – Когда кто-то проваливал дело… Или праздновал труса… Мы говорили, что он подался на юг.
– И ты никогда не трусил?
– Не до такой степени, чтобы из-за меня кого-то убили или могли бы убить меня. Мы все хотели одного – выжить.
Джо хмыкнул.
– Часть жизни тебе удалось сохранить, а?
– Да, – сказал Дэн. – Часть.
Джо погрузился в молчание, и Дэн тоже умолк. Он не любил говорить о Вьетнаме. Если кто-то проявлял настойчивый интерес, Дэн мог без особых колебаний рассказать об Укротителях Змей и об их подвигах, о похожих на детей девчонках из баров Сайгона и снайперах в джунглях, которых его научили выслеживать и убивать, но он никогда не мог произнести ни слова о двух вещах: о деревне и о серебристом дожде.
Солнце поднялось выше; утро кончалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54