Правильно?
– Ты лучше иди. Зря тратишь свои две минуты.
Она подтолкнула его, и он вошел в спальню. Сестра вошла за ним.
Робин подошел сбоку к кровати. Он нервничал, как будто боялся получить по рукам от одной из монашек за плевки.
Он увидел рассыпавшиеся по лоскутной подушке золотые волосы. Они светились при свете лампы как только что скошенное сено, тут и там отсвечивали рыжеватыми пятнышками.
Он уперся коленями о край кровати. Он был заворожен этими волосами. Он уже забыл, как выглядят чистые волосы.
А потом она шевельнулась под одеялом и легла на спину, и Робин увидел ее лицо.
Она все еще спала, черты ее лица были спокойны. Волосы струились назад как грива от ее высокого гладкого лба, и полоски красноватого цвета бежали у висков как языки пламени в желтом поле.
Лицо у нее было овальной формы, и она была… да, подумал Робин. Да. Она была прекрасна. Она была самой прекрасной девушкой, которую он когда–либо видел.
Рыжеватые брови очерчивали полукруг над закрытыми глазами. У нее был прямой элегантный нос и острые скулы, а на подбородке – небольшая ямочка в форме звезды. Кожа у нее была очень бледная, почти прозрачная; ее оттенок напоминал Робину о том, на что была похожа луна на чистом летнем небе в том мире, который был раньше.
Взгляд Робина блуждал по ее лицу – но очень робко, как у человека, который исследует прекрасный сад, где нет тропинок. Ему хотелось знать, как она будет выглядеть, когда проснется, какого цвета у нее будут глаза, как будет звучать ее голос, как будут двигаться ее губы. Робин не мог оторваться от нее глаз. Она выглядела как дочь, родившаяся от брака льда и огня.
Проснись, подумал он. Пожалуйста, проснись.
Она лежала и тихо спала. Но что–то внутри у нее проснулось.
Проснись. Проснись, Свон, желал он. Глаза ее оставались закрытыми.
Из состояния восторга его вывел голос.
– Джош! Глория! Скорее выходите и посмотрите на это.
Он понял, что это старая дубина Анна зовет их от входной двери.
Он вновь обратил все свое внимание на Свон.
– Разреши мне посмотреть, что происходит,– сказала Сестра. – Я сейчас вернусь.
Она вышла из комнаты, но Робин вряд ли слышал ее.
Он потянулся, чтобы дотронуться до щеки Свон, но остановился. Он чувствовал себя недостаточно чистым, чтобы до нее дотрагиваться. Одежда его была изодранной и жесткой от пота и грязи, руки были грязные. Анна была права на счет того, что его волосы были похожи на гнездо. Какого черта он вообще стал вплетать в волосы перья и косточки, хотел бы он знать. С этим надо что–то делать, решил он, а пока он подумал, что очень холодно. Он просто оцепенел.
– Проснись Свон,– прошептал он.
Но ответа не было. Вдруг сверху налетела муха и стала кружиться над ее лицом, Робин захватил ее в кулак и раздавил о ногу, потому что для такой мерзкой твари нет места рядом с ней. Муха слегка его укусила, но он едва это заметил.
Он стоял, уставившись взглядом в ее лицо и думал обо всем том, что он когда–либо слышал о любви. Ну! – подумал он. Ребята застонали бы, наверняка, если бы увидели меня сейчас!
Но она была так прекрасна, что он подумал, что его сердце сейчас разорвется.
Сестра может вернуться в любую секунду. Если он собирается сделать то, чего так жаждет, то ему следует сделать это быстро.
– Проснись,– снова прошептал он, и когда она все же не двинулась, он наклонил голову и легко поцеловал ее в уголок рта.
Тепло ее губ под его губами поразило его, и он почувствовал аромат ее кожи как слабое дуновение из персикового сада. Сердце его билось, как барабан в тяжелом металле, но он задержал поцелуй. Дольше и дольше.
Потом он оторвался, испуганный до смерти, что войдет Сестра или кто–нибудь другой. Этот большой парень поддаст ему так, что он улетит так высоко и далеко, что сможет попасть на спутник, если они еще есть на…
Свон шевельнулась. Робин был в этом уверен. Что–то шевельнулось – бровь, уголок рта, может дернулась щека или подбородок. Он склонился над ней, его лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица.
Ее глаза открылись без предупреждения.
Он был так поражен, что отдернул голову, как будто она была ожившей статуей. Глаза у нее были темно–голубые, с рыжими и золотыми крапинками, и их цвет заставил его подумать о стеклянном кольце. Она села, одной рукой взмахнула у губ, где он ее поцеловал, и тогда Робин увидел, что ее бледные щеки расцвели ярко–розовым цветом.
Она подняла правую руку, и прежде чем он успел даже подумать о том, чтобы увернуться, резкий хлопок раздался у него на щеке.
Он отшатнулся на несколько футов, прежде чем взял себя в руки. Теперь горела его собственная щека, но ему удалось изобразить глупую улыбку. Он не смог придумать ничего лучшего, чем просто сказать “привет”.
Свон уставилась на свои руки, коснулась своего лица, провела пальцами по носу, рту, пощупала край скул и линию подбородка. Она дрожала и чуть не плакала, она не знала, кто этот парень с перьями и косточками в волосах, но она его ударила, потому что подумала, что он собирается напасть на нее. Все перепуталось и стало ненормальным, но у нее снова было лицо, и она могла ясно видеть обоими глазами. Уголком глаза она поймала отблеск красноватого золота, и пальцами завила длинную прядь ее собственных волос. Она смотрела на них, как будто не была уверена в том, что это такое. Она вспомнила, что последний раз, когда у нее были волосы, это было в тот день, когда она с мамой шла в ту пыльную бакалейную лавку в Канзасе.
Мои волосы были светлыми, вспомнила она. Теперь они были цвета огня.
– Я могу видеть! – сказала она парню, когда слезы покатились по ее гладким щекам. – Я снова могу видеть!
Ее голос без маски Иова, сдавливающей рот и ноздри, тоже изменился, это был мягкий обволакивающий голос девушки, почти ставшей женщиной – и теперь ее голос звенел от возбуждения, когда она позвала
– Джош! Джош!
Робин выбежал за Сестрой, образ самой прекрасной девушки, какую он когда–либо видел, был запечатлен в его мозгу как камея.
Но Сестры не было в передней комнате. Она стояла у подножия ступенек, вместе с Глорией и Полом.
Джош и Анна стояли с двух сторон от Аарона, примерно в тридцати пяти футах от двери и почти на самой середине дороги.
Аарон был в центре восхищенного внимания.
– Видишь? – ликовал он. – Я говорил тебе, что это чудо! Нужно только знать, как его держать!
Две маленькие веточки, выступающие на противоположных сторонах Плаксы, колебались на кончиках пальцев Аарона. Другой край лозы поднимался и опускался, вверх и вниз как насос. Аарон гордо ухмылялся своему волшебному трюку, блестя глазами и зубами по мере того как вокруг собиралось все больше народа.
– Я думаю, что ты мог бы и нас найти,– удивленно сказал Джош.
– А? – спросил Аарон, пока Плакса продолжала указывать направление на свежую воду.
Стоя на ступеньках, Сестра почувствовала, как чья–то рука схватила ее за плечо. Она повернулась и увидела стоящего там Робина. Он пытался говорить, но был так взволнован, что не мог ничего произнести. Она увидела у него на щеке отпечаток руки и, чуть не оттолкнув его, вбежала в хижину, когда Свон вышла в дверной проем, завернув высокое худое тело в одеяло, на неуверенных как у олененка ногах. Она щурилась и моргала от тусклого серого света.
Сестру сейчас можно было бы сбить даже снежинкой, а потом она услышала шепот Робина.
– О–о,– как будто его что–то ударило физически, и она все поняла.
Анна взглянула, оторвавшись от качающейся лозы, потом Джош повернулся и увидел то, что другие уже увидели. Он сделал шаг, другой, третий, а потом бросился бежать, как будто ставя рекорд.
Он запрыгал по ступенькам, а Свон уже почти подошла к нему и была готова упасть. Он схватил ее прежде, чем она успела упасть, прижал к груди и подумал: Слава Богу, слава Богу, что моя дочь вернулась!
Он опустил свою деформированную голову ей на плечо и заплакал – и Свон на этот раз услышала не звук боли, а песню обретенной радости.
Часть двенадцатая
Истинные лица
Глава 70. Сын мистера Кейдина
Свон шла вдоль ряда зеленых и растущих кукурузных стеблей, а в это время над кострами свистел снежный шквал. По обеим сторонам около нее шли Джош и Сестра, а рядом с ними еще по мужчине с винтовкой, которые острыми глазами следили за появлением рыси или любого другого хищника.
Прошло три дня с тех пор, как проснулась Свон. Пальто с заплатками разных цветов, которое сшила для нее Глория, согревало ее стройное тело, а голову защищала белая вязаная шапка, которая была одним из дюжины подарков, которые принесли благодарные люди Мериз Рест для нее ко входной двери хижины Глории. Она не могла надеть все: пальто, перчатки, носки и шапочки, которые ей были предложены, и остальная одежда попала в ящики буфета, чтобы потом ее перераспределили среди тех, чья одежда уже совсем износилась.
Ее внимательные темно–синие глаза с отблесками красного и золотого вбирали в себя свежие стебельки, которые высотой были уже примерно четыре фута и начинали темнеть. За краем шапочки волосы Свон развевались, как язычки огня. Кожа ее была все еще очень бледной, а щеки покраснели от холодного ветра. Лицо было костлявым, нуждалось в питании и полноте, но это могло бы прийти потом. Все, что занимало сейчас ее внимание,– это была кукуруза.
Костры горели по всему полю, и добровольцы из Мериз Рест круглые сутки сторожили и охраняли от рысей, ворон, всего остального, что могло уничтожить стебельки. Довольно часто приходила еще одна группа добровольцев, с ведрами и черпаками со свежей водой из нового колодца, который вырыли два дня назад лопатами и мотыгами. Вкус воды будил воспоминания всех, кто ее пробовал, напоминая им о почти забытых вещах: о вкусе чистого, холодного горного воздуха, о сладости рождественских гостинцев, о тонком вине, которое стояло в бутылке полсотни лет, ожидая пока его оценят, и о дюжине других, каждая из которых неповторима и является частью счастливой жизни. Воду больше не получали из радиоактивного снега, и люди уже стали чувствовать себя сильнее, а их болезни, головные боли и ангины начали слабеть.
Джин Скалли и Зэхиэл Эпштейн так и не вернулись. Тела их не нашли, и Сестра была уверена, что они погибли. И так же была уверена, что человек с алым глазом все еще был где–то в Мериз Рест. Сестра держала свою кожаный футляр еще крепче, чем прежде, но теперь она задавала себе вопрос, не потеряла ли она интерес к стеклянному кольцу и не перенесла ли свое внимание на Свон.
Сестра и Джош толковали о том, что за существо это может быть – человек с алым глазом. Она не знала, верит ли она в Дьявола с рогами и раздвоенным хвостом, но она очень хорошо знала, что Зло существует. Если он искал их в течение семи лет, то это означает, что он не всеведущ. Он мог быть коварным, мог иметь интуицию, острую как лезвие бритвы, мог уметь менять свое лицо по желанию, и поджигать людей как факел, но он был туп и имел промахи. И может самая большая его слабость была в том, что он считал себя чертовски умнее людей.
Свон замедлила осмотр, потом приблизилась к одному из более мелких стебельков. Его листочки еще были покрыты темно–красными точками от крови, текшей из ее рук. Она сняла одну из перчаток и коснулась тонкого стебелька, почувствовала покалывание, начинающееся где–то у нее в ногах, поднимающееся выше к позвоночнику, потом через руки и пальцы проникающее в растение, как слабый электрический ток.
Она с детства считала это чувство нормальным; но теперь она спрашивала себя, не было ли ее тело целиком подобно Плаксе – она принимала и проводила энергию Земли и могла направить ее через свои пальцы в семена, деревья, растения. Может, все было гораздо больше, может, она никогда на самом деле не могла понять, что это такое, но она могла закрыть глаза и видеть снова те чудесные сцены, которые ей показывало стеклянное кольцо, и она знала, что должна посвятить остаток жизни их воплощению.
По предложению Свон, основания стеблей были обвязаны тряпками и старой бумагой, чтобы предохранить насколько возможно молодые корешки от холода. Твердую почву разбивали лопатами и мотыгами, и каждые четыре–пять футов между рядами была вырыта ямка, в эти ямки наливали чистой воды, и если прислушаться при затихающем ветре, то можно было услышать, как жадно пьет земля.
Свон шла дальше, часто останавливаясь, чтобы коснуться стебля или наклониться и растереть между пальцами землю. Было похоже, как будто из ее пальцев выпрыгивают искорки. Но она чувствовала себя неловко от того, что вокруг нее все время столько людей – особенно мужчин с винтовками. Такова уж судьба, чтобы вокруг были люди, наблюдавшие за тобой, желающие дотронуться до тебя и дать тебе одежду прямо со своего плеча. Она никогда раньше не чувствовала себя особенной, и сейчас не чувствовала тоже. Ее способность заставлять злаки расти – это всего лишь то, что она умеет делать, так же как Глория может сшить из лоскутков пальто, а Пол может заставить снова заработать маленький печатный пресс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Ты лучше иди. Зря тратишь свои две минуты.
Она подтолкнула его, и он вошел в спальню. Сестра вошла за ним.
Робин подошел сбоку к кровати. Он нервничал, как будто боялся получить по рукам от одной из монашек за плевки.
Он увидел рассыпавшиеся по лоскутной подушке золотые волосы. Они светились при свете лампы как только что скошенное сено, тут и там отсвечивали рыжеватыми пятнышками.
Он уперся коленями о край кровати. Он был заворожен этими волосами. Он уже забыл, как выглядят чистые волосы.
А потом она шевельнулась под одеялом и легла на спину, и Робин увидел ее лицо.
Она все еще спала, черты ее лица были спокойны. Волосы струились назад как грива от ее высокого гладкого лба, и полоски красноватого цвета бежали у висков как языки пламени в желтом поле.
Лицо у нее было овальной формы, и она была… да, подумал Робин. Да. Она была прекрасна. Она была самой прекрасной девушкой, которую он когда–либо видел.
Рыжеватые брови очерчивали полукруг над закрытыми глазами. У нее был прямой элегантный нос и острые скулы, а на подбородке – небольшая ямочка в форме звезды. Кожа у нее была очень бледная, почти прозрачная; ее оттенок напоминал Робину о том, на что была похожа луна на чистом летнем небе в том мире, который был раньше.
Взгляд Робина блуждал по ее лицу – но очень робко, как у человека, который исследует прекрасный сад, где нет тропинок. Ему хотелось знать, как она будет выглядеть, когда проснется, какого цвета у нее будут глаза, как будет звучать ее голос, как будут двигаться ее губы. Робин не мог оторваться от нее глаз. Она выглядела как дочь, родившаяся от брака льда и огня.
Проснись, подумал он. Пожалуйста, проснись.
Она лежала и тихо спала. Но что–то внутри у нее проснулось.
Проснись. Проснись, Свон, желал он. Глаза ее оставались закрытыми.
Из состояния восторга его вывел голос.
– Джош! Глория! Скорее выходите и посмотрите на это.
Он понял, что это старая дубина Анна зовет их от входной двери.
Он вновь обратил все свое внимание на Свон.
– Разреши мне посмотреть, что происходит,– сказала Сестра. – Я сейчас вернусь.
Она вышла из комнаты, но Робин вряд ли слышал ее.
Он потянулся, чтобы дотронуться до щеки Свон, но остановился. Он чувствовал себя недостаточно чистым, чтобы до нее дотрагиваться. Одежда его была изодранной и жесткой от пота и грязи, руки были грязные. Анна была права на счет того, что его волосы были похожи на гнездо. Какого черта он вообще стал вплетать в волосы перья и косточки, хотел бы он знать. С этим надо что–то делать, решил он, а пока он подумал, что очень холодно. Он просто оцепенел.
– Проснись Свон,– прошептал он.
Но ответа не было. Вдруг сверху налетела муха и стала кружиться над ее лицом, Робин захватил ее в кулак и раздавил о ногу, потому что для такой мерзкой твари нет места рядом с ней. Муха слегка его укусила, но он едва это заметил.
Он стоял, уставившись взглядом в ее лицо и думал обо всем том, что он когда–либо слышал о любви. Ну! – подумал он. Ребята застонали бы, наверняка, если бы увидели меня сейчас!
Но она была так прекрасна, что он подумал, что его сердце сейчас разорвется.
Сестра может вернуться в любую секунду. Если он собирается сделать то, чего так жаждет, то ему следует сделать это быстро.
– Проснись,– снова прошептал он, и когда она все же не двинулась, он наклонил голову и легко поцеловал ее в уголок рта.
Тепло ее губ под его губами поразило его, и он почувствовал аромат ее кожи как слабое дуновение из персикового сада. Сердце его билось, как барабан в тяжелом металле, но он задержал поцелуй. Дольше и дольше.
Потом он оторвался, испуганный до смерти, что войдет Сестра или кто–нибудь другой. Этот большой парень поддаст ему так, что он улетит так высоко и далеко, что сможет попасть на спутник, если они еще есть на…
Свон шевельнулась. Робин был в этом уверен. Что–то шевельнулось – бровь, уголок рта, может дернулась щека или подбородок. Он склонился над ней, его лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица.
Ее глаза открылись без предупреждения.
Он был так поражен, что отдернул голову, как будто она была ожившей статуей. Глаза у нее были темно–голубые, с рыжими и золотыми крапинками, и их цвет заставил его подумать о стеклянном кольце. Она села, одной рукой взмахнула у губ, где он ее поцеловал, и тогда Робин увидел, что ее бледные щеки расцвели ярко–розовым цветом.
Она подняла правую руку, и прежде чем он успел даже подумать о том, чтобы увернуться, резкий хлопок раздался у него на щеке.
Он отшатнулся на несколько футов, прежде чем взял себя в руки. Теперь горела его собственная щека, но ему удалось изобразить глупую улыбку. Он не смог придумать ничего лучшего, чем просто сказать “привет”.
Свон уставилась на свои руки, коснулась своего лица, провела пальцами по носу, рту, пощупала край скул и линию подбородка. Она дрожала и чуть не плакала, она не знала, кто этот парень с перьями и косточками в волосах, но она его ударила, потому что подумала, что он собирается напасть на нее. Все перепуталось и стало ненормальным, но у нее снова было лицо, и она могла ясно видеть обоими глазами. Уголком глаза она поймала отблеск красноватого золота, и пальцами завила длинную прядь ее собственных волос. Она смотрела на них, как будто не была уверена в том, что это такое. Она вспомнила, что последний раз, когда у нее были волосы, это было в тот день, когда она с мамой шла в ту пыльную бакалейную лавку в Канзасе.
Мои волосы были светлыми, вспомнила она. Теперь они были цвета огня.
– Я могу видеть! – сказала она парню, когда слезы покатились по ее гладким щекам. – Я снова могу видеть!
Ее голос без маски Иова, сдавливающей рот и ноздри, тоже изменился, это был мягкий обволакивающий голос девушки, почти ставшей женщиной – и теперь ее голос звенел от возбуждения, когда она позвала
– Джош! Джош!
Робин выбежал за Сестрой, образ самой прекрасной девушки, какую он когда–либо видел, был запечатлен в его мозгу как камея.
Но Сестры не было в передней комнате. Она стояла у подножия ступенек, вместе с Глорией и Полом.
Джош и Анна стояли с двух сторон от Аарона, примерно в тридцати пяти футах от двери и почти на самой середине дороги.
Аарон был в центре восхищенного внимания.
– Видишь? – ликовал он. – Я говорил тебе, что это чудо! Нужно только знать, как его держать!
Две маленькие веточки, выступающие на противоположных сторонах Плаксы, колебались на кончиках пальцев Аарона. Другой край лозы поднимался и опускался, вверх и вниз как насос. Аарон гордо ухмылялся своему волшебному трюку, блестя глазами и зубами по мере того как вокруг собиралось все больше народа.
– Я думаю, что ты мог бы и нас найти,– удивленно сказал Джош.
– А? – спросил Аарон, пока Плакса продолжала указывать направление на свежую воду.
Стоя на ступеньках, Сестра почувствовала, как чья–то рука схватила ее за плечо. Она повернулась и увидела стоящего там Робина. Он пытался говорить, но был так взволнован, что не мог ничего произнести. Она увидела у него на щеке отпечаток руки и, чуть не оттолкнув его, вбежала в хижину, когда Свон вышла в дверной проем, завернув высокое худое тело в одеяло, на неуверенных как у олененка ногах. Она щурилась и моргала от тусклого серого света.
Сестру сейчас можно было бы сбить даже снежинкой, а потом она услышала шепот Робина.
– О–о,– как будто его что–то ударило физически, и она все поняла.
Анна взглянула, оторвавшись от качающейся лозы, потом Джош повернулся и увидел то, что другие уже увидели. Он сделал шаг, другой, третий, а потом бросился бежать, как будто ставя рекорд.
Он запрыгал по ступенькам, а Свон уже почти подошла к нему и была готова упасть. Он схватил ее прежде, чем она успела упасть, прижал к груди и подумал: Слава Богу, слава Богу, что моя дочь вернулась!
Он опустил свою деформированную голову ей на плечо и заплакал – и Свон на этот раз услышала не звук боли, а песню обретенной радости.
Часть двенадцатая
Истинные лица
Глава 70. Сын мистера Кейдина
Свон шла вдоль ряда зеленых и растущих кукурузных стеблей, а в это время над кострами свистел снежный шквал. По обеим сторонам около нее шли Джош и Сестра, а рядом с ними еще по мужчине с винтовкой, которые острыми глазами следили за появлением рыси или любого другого хищника.
Прошло три дня с тех пор, как проснулась Свон. Пальто с заплатками разных цветов, которое сшила для нее Глория, согревало ее стройное тело, а голову защищала белая вязаная шапка, которая была одним из дюжины подарков, которые принесли благодарные люди Мериз Рест для нее ко входной двери хижины Глории. Она не могла надеть все: пальто, перчатки, носки и шапочки, которые ей были предложены, и остальная одежда попала в ящики буфета, чтобы потом ее перераспределили среди тех, чья одежда уже совсем износилась.
Ее внимательные темно–синие глаза с отблесками красного и золотого вбирали в себя свежие стебельки, которые высотой были уже примерно четыре фута и начинали темнеть. За краем шапочки волосы Свон развевались, как язычки огня. Кожа ее была все еще очень бледной, а щеки покраснели от холодного ветра. Лицо было костлявым, нуждалось в питании и полноте, но это могло бы прийти потом. Все, что занимало сейчас ее внимание,– это была кукуруза.
Костры горели по всему полю, и добровольцы из Мериз Рест круглые сутки сторожили и охраняли от рысей, ворон, всего остального, что могло уничтожить стебельки. Довольно часто приходила еще одна группа добровольцев, с ведрами и черпаками со свежей водой из нового колодца, который вырыли два дня назад лопатами и мотыгами. Вкус воды будил воспоминания всех, кто ее пробовал, напоминая им о почти забытых вещах: о вкусе чистого, холодного горного воздуха, о сладости рождественских гостинцев, о тонком вине, которое стояло в бутылке полсотни лет, ожидая пока его оценят, и о дюжине других, каждая из которых неповторима и является частью счастливой жизни. Воду больше не получали из радиоактивного снега, и люди уже стали чувствовать себя сильнее, а их болезни, головные боли и ангины начали слабеть.
Джин Скалли и Зэхиэл Эпштейн так и не вернулись. Тела их не нашли, и Сестра была уверена, что они погибли. И так же была уверена, что человек с алым глазом все еще был где–то в Мериз Рест. Сестра держала свою кожаный футляр еще крепче, чем прежде, но теперь она задавала себе вопрос, не потеряла ли она интерес к стеклянному кольцу и не перенесла ли свое внимание на Свон.
Сестра и Джош толковали о том, что за существо это может быть – человек с алым глазом. Она не знала, верит ли она в Дьявола с рогами и раздвоенным хвостом, но она очень хорошо знала, что Зло существует. Если он искал их в течение семи лет, то это означает, что он не всеведущ. Он мог быть коварным, мог иметь интуицию, острую как лезвие бритвы, мог уметь менять свое лицо по желанию, и поджигать людей как факел, но он был туп и имел промахи. И может самая большая его слабость была в том, что он считал себя чертовски умнее людей.
Свон замедлила осмотр, потом приблизилась к одному из более мелких стебельков. Его листочки еще были покрыты темно–красными точками от крови, текшей из ее рук. Она сняла одну из перчаток и коснулась тонкого стебелька, почувствовала покалывание, начинающееся где–то у нее в ногах, поднимающееся выше к позвоночнику, потом через руки и пальцы проникающее в растение, как слабый электрический ток.
Она с детства считала это чувство нормальным; но теперь она спрашивала себя, не было ли ее тело целиком подобно Плаксе – она принимала и проводила энергию Земли и могла направить ее через свои пальцы в семена, деревья, растения. Может, все было гораздо больше, может, она никогда на самом деле не могла понять, что это такое, но она могла закрыть глаза и видеть снова те чудесные сцены, которые ей показывало стеклянное кольцо, и она знала, что должна посвятить остаток жизни их воплощению.
По предложению Свон, основания стеблей были обвязаны тряпками и старой бумагой, чтобы предохранить насколько возможно молодые корешки от холода. Твердую почву разбивали лопатами и мотыгами, и каждые четыре–пять футов между рядами была вырыта ямка, в эти ямки наливали чистой воды, и если прислушаться при затихающем ветре, то можно было услышать, как жадно пьет земля.
Свон шла дальше, часто останавливаясь, чтобы коснуться стебля или наклониться и растереть между пальцами землю. Было похоже, как будто из ее пальцев выпрыгивают искорки. Но она чувствовала себя неловко от того, что вокруг нее все время столько людей – особенно мужчин с винтовками. Такова уж судьба, чтобы вокруг были люди, наблюдавшие за тобой, желающие дотронуться до тебя и дать тебе одежду прямо со своего плеча. Она никогда раньше не чувствовала себя особенной, и сейчас не чувствовала тоже. Ее способность заставлять злаки расти – это всего лишь то, что она умеет делать, так же как Глория может сшить из лоскутков пальто, а Пол может заставить снова заработать маленький печатный пресс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64