Их азартная биржевая игра подчас нарушает самые разумные планы и даже расшатывает наиболее устойчивые предприятия.
Даусет сел в одну машину с Леоном Гугенхаммером, Леттон — в другую. Харниш, все еще под впечатлением всего, что произошло за последний час, чуть ли не с трепетом смотрел на разъезд участников знаменательного совещания. Три автомобиля, точно страшные ночные чудовища, стояли на посыпанной гравием площадке под неосвещенным навесом широкого крыльца. Ночь выдалась темная, и лучи автомобильных фар, словно ножами, прорезали густой мрак. Все тот же лакей — услужливый автомат, царивший в доме, неизвестно кому принадлежавшем, подсадив гостей в машины, застыл на месте, словно каменное изваяние. Смутно виднелись закутанные в шубы фигуры сидевших за рулем шоферов. Одна за другой, будто пришпоренные кони, машины ринулись в темноту, свернули на подъездную аллею и скрылись из глаз.
Харниш сел в последнюю машину и, когда она тронулась, оглянулся на дом, где не светилось ни одного огонька и который, словно гора, высился среди мрака. Чей это дом? Кто предоставляет его этим людям для тайных совещаний? Не проболтается ли лакей? А кто такие шоферы? Тоже доверенные лица, как «наш» мистер Ховисон? Тайна. В этом деле, куда ни повернись, всюду тайна. Тайна шествует рука об руку с Властью. Харниш откинулся на спинку сиденья и затянулся папиросой. Большое будущее открывалось перед ним. Уже стасованы карты для крупной игры, и он один из партнеров. Он вспомнил, как резался в покер с Джеком Кернсом, и громко рассмеялся. В те времена он ставил на карту тысячи, ну, а теперь поставит миллионы. А восемнадцатого числа, после заявления о дивидендах… Он заранее ликовал, предвкушая переполох, который поднимется среди биржевых спекулянтов, уже точивших ножницы, чтобы остричь — кого же? Его, Время-не-ждет!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Хотя было уже два часа ночи, когда Харниш вернулся в гостиницу, он застал там поджидавших его репортеров. На другое утро их явилось вдвое больше. О его прибытии в Нью-Йорк протрубила вся пресса. Еще раз под дробь тамтамов и дикарские вопли колоритная фигура Элама Харниша прошагала по газетным полосам. Король Клондайка, герой Арктики, тридцатикратный миллионер ледяного Севера прибыл в Нью-Йорк! С какой целью? Разорить ньюйоркцев, как он разорил биржевиков Тонопа в штате Невада? Пусть Уолл-стрит поостережется — в городе появился дикарь с Клондайка! А если, наоборот, Уолл-стрит разорит его? Не в первый раз Уолл-стриту усмирять дикарей; может быть, именно такая участь суждена пресловутому Времяне-ждет? Харниш усмехался про себя и давал двусмысленные ответы своим интервьюерам; это путало карты, и Харниша забавляла мысль, что не так-то легко будет Уолл-стриту справиться с ним.
Никто не сомневался, что Харниш приехал для биржевой игры, и когда начался усиленный спрос на акции Уорд Вэлли, все поняли, чья рука здесь действует. Биржа гудела от слухов. Ясно, он еще раз хочет схватиться с Гугенхаммерами. Историю прииска Офир извлекли из архива и повторяли на все лады, прибавляя все новые сенсационные подробности, так что под конец Харниш сам едва мог узнать ее. Но и это была вода на его мельницу. Биржевики явно шли по ложному следу. Харниш с каждым днем покупал все усерднее, но желающих продать было такое множество, что курс акций Уорд Вэлли поднимался очень медленно. «Это куда веселее, чем покер», — радовался Харниш, видя, какую он поднял суматоху. Газеты изощрялись в догадках и пророчествах, и за Харнишем неотступно ходил по пятам целый отряд репортеров. Интервью, которые он им давал, были просто шедеврами. Заметив, в какой восторг приходят журналисты от его говора, от всех «малость», «ничего не скажешь» и так далее, он нарочно старался сделать свою речь характерной, пересыпая ее словечками, которые слышал от других жителей Севера, и даже сам придумывая новые.
Целую неделю, от четверга до четверга, с одиннадцатого по восемнадцатое число, Харниш жил в чаду неистового азарта. Он не только впервые в жизни вел столь крупную игру — он вел ее за величайшим в мире карточным столом и такие суммы ставил на карту, что даже видавшие виды завсегдатаи этого игорного дома волей-неволей встрепенулись. Невзирая на то, что на рынке имелось сколько угодно акций Уорд Вэлли, они все же благодаря все растущему спросу постепенно поднимались в цене; чем меньше дней оставалось до знаменательного четверга, тем сильнее лихорадило биржу. Видно, не миновать краха! Сколько же времени клондайкский спекулянт будет скупать акции Уорд Вэлли? Надолго ли еще его хватит? А что думают заправилы компании? Харниш с удовольствием прочел появившиеся в печати интервью. Они восхитили его спокойствием и невозмутимостью тона. Леон Гугенхаммер даже не побоялся высказать мнение, что, быть может, этот северный крез напрасно так зарывается. Но это их не тревожит, заявил Даусет. И против его спекуляций они тоже ничего не имеют. Они не знают, каковы его намерения, ясно одно — он играет на повышение. Ну что ж, в этом никакой беды нет. Что бы ни случилось с ним, чем бы ни кончилась его бешеная игра, компания Уорд Вэлли по-прежнему будет крепко стоять на ногах, незыблемая, как Гибралтарская скала. Акции на продажу? Нет, спасибо, таких не имеется. Это просто искусственно вызванный бум, который не может долго продолжаться, и правление Уорд Вэлли не намерено нарушать ровное течение своей деятельности из-за безрассудного ажиотажа на бирже. «Чистая спекуляция с начала и до конца, — сказал репортерам Натаниэл Леттон. — Мы ничего общего с этим не, имеем и даже знать об этом не желаем».
За эту бурную неделю Харниш имел несколько тайных совещаний со своими партнерами: одно с Леоном Гугенхаммером, одно с Джоном Даусетом и два с мистером Ховисоном. Ничего существенного на этих совещаниях не произошло, ему только выразили одобрение и подтвердили, что все идет отлично.
Но во вторник утром распространился слух, не на шутку встревоживший Харниша, тем более что в «Уоллстрит джорнэл» можно было прочесть о том же: газета сообщала, что, по достоверным сведениям, на заседании Правления компании Уорд Вэлли, которое состоится в ближайший четверг, вместо обычного объявления о размере дивидендов правление потребует дополнительного взноса. Харниш впервые за все время заподозрил неладное. Он с ужасом подумал, что, если слух подтвердится, он окажется банкротом. И еще у него мелькнула мысль, что вся эта грандиозная биржевая операция была проделана на его деньги. Ни Даусет, ни Гугенхаммер, ни Леттон не рисковали ничем. Харниша охватил страх, правда, ненадолго, но все же он успел очень живо вспомнить кирпичный завод Голдсуорти; приостановив все приказы о покупке акций, он бросился к телефону.
— Чепуха, просто очередная сплетня, — послышался в трубке гортанный голос Леона Гугенхаммера.
— Как вам известно, я член правления, — ответил Натаниэл Леттон, — и, безусловно, был бы в курсе, если бы предполагалось такое мероприятие.
— Я же предупреждал вас, что подобные слухи будут распространяться, — сказал Джон Даусет. — В этом нет ни крупицы правды. Даю вам слово джентльмена.
Харнишу стало очень стыдно, что он поддался панике, и он с удвоенной энергией принялся за дело. Приостановка операций по скупке акций Уорд Вэлли превратила биржу в сумасшедший дом. Игроки на понижение жали по всей линии; акции Уорд Вэлли, стоявшие выше всех, первыми начали падать. Но Харниш невозмутимо удваивал приказы о покупке. Во вторник и в среду он неуклонно покупал, и акции опять сильно поднялись. В четверг утром он все еще продолжал брать, и если сделки заключались на срок, не задумываясь превышал свои наличные средства. Что ж такого? Ведь сегодня будет объявлено о выдаче дивидендов, успокаивал он себя. Когда подойдет срок, внакладе окажутся продавцы. Они придут к нему, будут просить уступки.
Но вот гром грянул: слухи оправдались, правление компании Уорд Вэлли предложило акционерам внести дополнительный взнос. Харнишу оставалось только сдаться. Он еще раз проверил достоверность сообщения и прекратил борьбу. Не только акции Уорд Вэлли, но все ценные бумаги полетели вниз. Игроки на понижение торжествовали победу. Харниш даже не поинтересовался, докатились ли акции Уорд Вэлли до самого дна или все еще падают. На Уолл-стрите царил хаос, но Харниш, не оглушенный ударов и даже не растерянный, спокойно покинул поле битвы, чтобы обдумать создавшееся положение. После краткого совещания со своими маклерами он вернулся в гостиницу; по дороге он купил вечерние газеты и глянул на кричащие заголовки: «Время-не-ждет доигрался», «Харниш получил по заслугам», «Еще один авантюрист с Запада не нашел здесь легкой поживы». В гостинице он прочел экстренный выпуск, где сообщалось о самоубийстве молодого человека, новичка в биржевой игре, который, следуя примеру Харниша, играл на повышение.
— Чего ради он покончил с собой? — пробормотал про себя Харниш.
Он поднялся в свой номер, заказал мартини, скинул башмаки и погрузился в раздумье. Полчаса спустя он встрепенулся и выпил коктейль; когда приятное тепло разлилось по всему телу, морщины на лбу у него разгладились и на губах медленно заиграла усмешка — намеренная, но не нарочитая: он искренне смеялся над самим собой.
— Обчистили, ничего не скажешь! — проговорил он.
Потом усмешка исчезла, и лицо его стало угрюмым и сосредоточенным. Если не считать дохода с капитала, вложенного в несколько мелиорационных предприятий на Западе (все еще требовавших больших дополнительных вложений), он остался без гроша за душой. Но не это убивало его — гордость страдала. С какой легкостью он попался на удочку! Его провели, как младенца, и он даже ничего доказать не может. Самый простодушный фермер потребовал бы какого-нибудь документа, а у него нет ничего, кроме джентльменского соглашения, да еще устного. Джентльменское соглашение! Он презрительно фыркнул. В его ушах еще звучал голос Джона Даусета, сказавшего в телефонную трубку: «Даю вам слово джентльмена». Они просто подлые воришки, мошенники, нагло обманувшие его! Правы газеты. Он приехал в Нью-Йорк, чтобы его здесь обчистили, и господа Даусет, Леттон и Гугенхаммер это и сделали. Он был для них малой рыбешкой, и они забавлялись им десять дней — вполне достаточный срок, чтобы проглотить его вместе с одиннадцатью миллионами. Расчет их прост и ясен: они сбыли через него свои акции, а теперь по дешевке скупают их обратно, пока курс не выровнялся. По всей вероятности, после дележа добычи Натаниэл Леттон пристроит еще несколько корпусов к пожертвованному им университету. Леон Гугенхаммер поставит новый мотор на своей яхте или на целой флотилии яхт. А Джон Даусет? Он-то что станет делать с награбленными деньгами? Скорее всего откроет несколько новых отделений своего банка.
Харниш еще долго просидел над коктейлями, оглядываясь на свое прошлое, заново переживая трудные годы, проведенные в суровом краю, где он ожесточенно дрался за свои одиннадцать миллионов. Гнев владел им с такой силой, что в нем вспыхнула жажда убийства и в уме замелькали безумные планы мести и кровавой расправы над предавшими его людьми. Вот что должен был сделать этот желторотый юнец, а не кончать самоубийством. Приставить им дуло к виску. Харниш отпер свой чемодан и достал увесистый кольт. Он отвел большим пальцем предохранитель и восемь раз подряд оттянул затвор; восемь патронов, один за другим, выпали на стол; он снова наполнил магазин, перевел один патрон в патронник и, не спуская курка, поставил кольт на предохранитель. Потом положил пистолет в боковой карман пиджака, заказал еще один мартини и опять уселся в кресло.
Так прошел целый час, но Харниш уже не усмехался.
На хмурое лицо легли горькие складки, — он вспомнил суровую жизнь Севера, лютый полярный мороз, все, что он совершил, что перенес: нескончаемо долгие переходы по снежной тропе, студеные тундровые берега у мыса Барроу, грозные торосы на Юконе, борьбу с людьми и животными, муки голодных дней, томительные месяцы на Койокуке, где тучами налетали комары, мозоли на руках от кайла и заступа, ссадины на плечах и груди от лямок походного мешка, мясную пищу без приправы наравне с собаками — вспомнил всю длинную повесть двадцатилетних лишений, тяжелого труда, нечеловеческих усилий.
В десять часов он поднялся и стал перелистывать книгу адресов Нью-Йорка, потом надел башмаки, вышел на улицу и, наняв кеб, стал колесить по темному городу. Дважды он менял кеб и наконец остановился у конторы частного детективного агентства. Щедро оплатив вперед требуемые услуги, он самолично выбрал шестерых агентов и дал нужные указания. Никогда еще они не получали такой высокой оплаты за столь нехитрую работу: сверх того, что взимала контора, Харниш подарил им по пятьсот долларов, посулив в случае успеха еще столько же. Он не сомневался, что на другой день, а быть может, еще этой ночью его притаившиеся партнеры где-нибудь сойдутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Даусет сел в одну машину с Леоном Гугенхаммером, Леттон — в другую. Харниш, все еще под впечатлением всего, что произошло за последний час, чуть ли не с трепетом смотрел на разъезд участников знаменательного совещания. Три автомобиля, точно страшные ночные чудовища, стояли на посыпанной гравием площадке под неосвещенным навесом широкого крыльца. Ночь выдалась темная, и лучи автомобильных фар, словно ножами, прорезали густой мрак. Все тот же лакей — услужливый автомат, царивший в доме, неизвестно кому принадлежавшем, подсадив гостей в машины, застыл на месте, словно каменное изваяние. Смутно виднелись закутанные в шубы фигуры сидевших за рулем шоферов. Одна за другой, будто пришпоренные кони, машины ринулись в темноту, свернули на подъездную аллею и скрылись из глаз.
Харниш сел в последнюю машину и, когда она тронулась, оглянулся на дом, где не светилось ни одного огонька и который, словно гора, высился среди мрака. Чей это дом? Кто предоставляет его этим людям для тайных совещаний? Не проболтается ли лакей? А кто такие шоферы? Тоже доверенные лица, как «наш» мистер Ховисон? Тайна. В этом деле, куда ни повернись, всюду тайна. Тайна шествует рука об руку с Властью. Харниш откинулся на спинку сиденья и затянулся папиросой. Большое будущее открывалось перед ним. Уже стасованы карты для крупной игры, и он один из партнеров. Он вспомнил, как резался в покер с Джеком Кернсом, и громко рассмеялся. В те времена он ставил на карту тысячи, ну, а теперь поставит миллионы. А восемнадцатого числа, после заявления о дивидендах… Он заранее ликовал, предвкушая переполох, который поднимется среди биржевых спекулянтов, уже точивших ножницы, чтобы остричь — кого же? Его, Время-не-ждет!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Хотя было уже два часа ночи, когда Харниш вернулся в гостиницу, он застал там поджидавших его репортеров. На другое утро их явилось вдвое больше. О его прибытии в Нью-Йорк протрубила вся пресса. Еще раз под дробь тамтамов и дикарские вопли колоритная фигура Элама Харниша прошагала по газетным полосам. Король Клондайка, герой Арктики, тридцатикратный миллионер ледяного Севера прибыл в Нью-Йорк! С какой целью? Разорить ньюйоркцев, как он разорил биржевиков Тонопа в штате Невада? Пусть Уолл-стрит поостережется — в городе появился дикарь с Клондайка! А если, наоборот, Уолл-стрит разорит его? Не в первый раз Уолл-стриту усмирять дикарей; может быть, именно такая участь суждена пресловутому Времяне-ждет? Харниш усмехался про себя и давал двусмысленные ответы своим интервьюерам; это путало карты, и Харниша забавляла мысль, что не так-то легко будет Уолл-стриту справиться с ним.
Никто не сомневался, что Харниш приехал для биржевой игры, и когда начался усиленный спрос на акции Уорд Вэлли, все поняли, чья рука здесь действует. Биржа гудела от слухов. Ясно, он еще раз хочет схватиться с Гугенхаммерами. Историю прииска Офир извлекли из архива и повторяли на все лады, прибавляя все новые сенсационные подробности, так что под конец Харниш сам едва мог узнать ее. Но и это была вода на его мельницу. Биржевики явно шли по ложному следу. Харниш с каждым днем покупал все усерднее, но желающих продать было такое множество, что курс акций Уорд Вэлли поднимался очень медленно. «Это куда веселее, чем покер», — радовался Харниш, видя, какую он поднял суматоху. Газеты изощрялись в догадках и пророчествах, и за Харнишем неотступно ходил по пятам целый отряд репортеров. Интервью, которые он им давал, были просто шедеврами. Заметив, в какой восторг приходят журналисты от его говора, от всех «малость», «ничего не скажешь» и так далее, он нарочно старался сделать свою речь характерной, пересыпая ее словечками, которые слышал от других жителей Севера, и даже сам придумывая новые.
Целую неделю, от четверга до четверга, с одиннадцатого по восемнадцатое число, Харниш жил в чаду неистового азарта. Он не только впервые в жизни вел столь крупную игру — он вел ее за величайшим в мире карточным столом и такие суммы ставил на карту, что даже видавшие виды завсегдатаи этого игорного дома волей-неволей встрепенулись. Невзирая на то, что на рынке имелось сколько угодно акций Уорд Вэлли, они все же благодаря все растущему спросу постепенно поднимались в цене; чем меньше дней оставалось до знаменательного четверга, тем сильнее лихорадило биржу. Видно, не миновать краха! Сколько же времени клондайкский спекулянт будет скупать акции Уорд Вэлли? Надолго ли еще его хватит? А что думают заправилы компании? Харниш с удовольствием прочел появившиеся в печати интервью. Они восхитили его спокойствием и невозмутимостью тона. Леон Гугенхаммер даже не побоялся высказать мнение, что, быть может, этот северный крез напрасно так зарывается. Но это их не тревожит, заявил Даусет. И против его спекуляций они тоже ничего не имеют. Они не знают, каковы его намерения, ясно одно — он играет на повышение. Ну что ж, в этом никакой беды нет. Что бы ни случилось с ним, чем бы ни кончилась его бешеная игра, компания Уорд Вэлли по-прежнему будет крепко стоять на ногах, незыблемая, как Гибралтарская скала. Акции на продажу? Нет, спасибо, таких не имеется. Это просто искусственно вызванный бум, который не может долго продолжаться, и правление Уорд Вэлли не намерено нарушать ровное течение своей деятельности из-за безрассудного ажиотажа на бирже. «Чистая спекуляция с начала и до конца, — сказал репортерам Натаниэл Леттон. — Мы ничего общего с этим не, имеем и даже знать об этом не желаем».
За эту бурную неделю Харниш имел несколько тайных совещаний со своими партнерами: одно с Леоном Гугенхаммером, одно с Джоном Даусетом и два с мистером Ховисоном. Ничего существенного на этих совещаниях не произошло, ему только выразили одобрение и подтвердили, что все идет отлично.
Но во вторник утром распространился слух, не на шутку встревоживший Харниша, тем более что в «Уоллстрит джорнэл» можно было прочесть о том же: газета сообщала, что, по достоверным сведениям, на заседании Правления компании Уорд Вэлли, которое состоится в ближайший четверг, вместо обычного объявления о размере дивидендов правление потребует дополнительного взноса. Харниш впервые за все время заподозрил неладное. Он с ужасом подумал, что, если слух подтвердится, он окажется банкротом. И еще у него мелькнула мысль, что вся эта грандиозная биржевая операция была проделана на его деньги. Ни Даусет, ни Гугенхаммер, ни Леттон не рисковали ничем. Харниша охватил страх, правда, ненадолго, но все же он успел очень живо вспомнить кирпичный завод Голдсуорти; приостановив все приказы о покупке акций, он бросился к телефону.
— Чепуха, просто очередная сплетня, — послышался в трубке гортанный голос Леона Гугенхаммера.
— Как вам известно, я член правления, — ответил Натаниэл Леттон, — и, безусловно, был бы в курсе, если бы предполагалось такое мероприятие.
— Я же предупреждал вас, что подобные слухи будут распространяться, — сказал Джон Даусет. — В этом нет ни крупицы правды. Даю вам слово джентльмена.
Харнишу стало очень стыдно, что он поддался панике, и он с удвоенной энергией принялся за дело. Приостановка операций по скупке акций Уорд Вэлли превратила биржу в сумасшедший дом. Игроки на понижение жали по всей линии; акции Уорд Вэлли, стоявшие выше всех, первыми начали падать. Но Харниш невозмутимо удваивал приказы о покупке. Во вторник и в среду он неуклонно покупал, и акции опять сильно поднялись. В четверг утром он все еще продолжал брать, и если сделки заключались на срок, не задумываясь превышал свои наличные средства. Что ж такого? Ведь сегодня будет объявлено о выдаче дивидендов, успокаивал он себя. Когда подойдет срок, внакладе окажутся продавцы. Они придут к нему, будут просить уступки.
Но вот гром грянул: слухи оправдались, правление компании Уорд Вэлли предложило акционерам внести дополнительный взнос. Харнишу оставалось только сдаться. Он еще раз проверил достоверность сообщения и прекратил борьбу. Не только акции Уорд Вэлли, но все ценные бумаги полетели вниз. Игроки на понижение торжествовали победу. Харниш даже не поинтересовался, докатились ли акции Уорд Вэлли до самого дна или все еще падают. На Уолл-стрите царил хаос, но Харниш, не оглушенный ударов и даже не растерянный, спокойно покинул поле битвы, чтобы обдумать создавшееся положение. После краткого совещания со своими маклерами он вернулся в гостиницу; по дороге он купил вечерние газеты и глянул на кричащие заголовки: «Время-не-ждет доигрался», «Харниш получил по заслугам», «Еще один авантюрист с Запада не нашел здесь легкой поживы». В гостинице он прочел экстренный выпуск, где сообщалось о самоубийстве молодого человека, новичка в биржевой игре, который, следуя примеру Харниша, играл на повышение.
— Чего ради он покончил с собой? — пробормотал про себя Харниш.
Он поднялся в свой номер, заказал мартини, скинул башмаки и погрузился в раздумье. Полчаса спустя он встрепенулся и выпил коктейль; когда приятное тепло разлилось по всему телу, морщины на лбу у него разгладились и на губах медленно заиграла усмешка — намеренная, но не нарочитая: он искренне смеялся над самим собой.
— Обчистили, ничего не скажешь! — проговорил он.
Потом усмешка исчезла, и лицо его стало угрюмым и сосредоточенным. Если не считать дохода с капитала, вложенного в несколько мелиорационных предприятий на Западе (все еще требовавших больших дополнительных вложений), он остался без гроша за душой. Но не это убивало его — гордость страдала. С какой легкостью он попался на удочку! Его провели, как младенца, и он даже ничего доказать не может. Самый простодушный фермер потребовал бы какого-нибудь документа, а у него нет ничего, кроме джентльменского соглашения, да еще устного. Джентльменское соглашение! Он презрительно фыркнул. В его ушах еще звучал голос Джона Даусета, сказавшего в телефонную трубку: «Даю вам слово джентльмена». Они просто подлые воришки, мошенники, нагло обманувшие его! Правы газеты. Он приехал в Нью-Йорк, чтобы его здесь обчистили, и господа Даусет, Леттон и Гугенхаммер это и сделали. Он был для них малой рыбешкой, и они забавлялись им десять дней — вполне достаточный срок, чтобы проглотить его вместе с одиннадцатью миллионами. Расчет их прост и ясен: они сбыли через него свои акции, а теперь по дешевке скупают их обратно, пока курс не выровнялся. По всей вероятности, после дележа добычи Натаниэл Леттон пристроит еще несколько корпусов к пожертвованному им университету. Леон Гугенхаммер поставит новый мотор на своей яхте или на целой флотилии яхт. А Джон Даусет? Он-то что станет делать с награбленными деньгами? Скорее всего откроет несколько новых отделений своего банка.
Харниш еще долго просидел над коктейлями, оглядываясь на свое прошлое, заново переживая трудные годы, проведенные в суровом краю, где он ожесточенно дрался за свои одиннадцать миллионов. Гнев владел им с такой силой, что в нем вспыхнула жажда убийства и в уме замелькали безумные планы мести и кровавой расправы над предавшими его людьми. Вот что должен был сделать этот желторотый юнец, а не кончать самоубийством. Приставить им дуло к виску. Харниш отпер свой чемодан и достал увесистый кольт. Он отвел большим пальцем предохранитель и восемь раз подряд оттянул затвор; восемь патронов, один за другим, выпали на стол; он снова наполнил магазин, перевел один патрон в патронник и, не спуская курка, поставил кольт на предохранитель. Потом положил пистолет в боковой карман пиджака, заказал еще один мартини и опять уселся в кресло.
Так прошел целый час, но Харниш уже не усмехался.
На хмурое лицо легли горькие складки, — он вспомнил суровую жизнь Севера, лютый полярный мороз, все, что он совершил, что перенес: нескончаемо долгие переходы по снежной тропе, студеные тундровые берега у мыса Барроу, грозные торосы на Юконе, борьбу с людьми и животными, муки голодных дней, томительные месяцы на Койокуке, где тучами налетали комары, мозоли на руках от кайла и заступа, ссадины на плечах и груди от лямок походного мешка, мясную пищу без приправы наравне с собаками — вспомнил всю длинную повесть двадцатилетних лишений, тяжелого труда, нечеловеческих усилий.
В десять часов он поднялся и стал перелистывать книгу адресов Нью-Йорка, потом надел башмаки, вышел на улицу и, наняв кеб, стал колесить по темному городу. Дважды он менял кеб и наконец остановился у конторы частного детективного агентства. Щедро оплатив вперед требуемые услуги, он самолично выбрал шестерых агентов и дал нужные указания. Никогда еще они не получали такой высокой оплаты за столь нехитрую работу: сверх того, что взимала контора, Харниш подарил им по пятьсот долларов, посулив в случае успеха еще столько же. Он не сомневался, что на другой день, а быть может, еще этой ночью его притаившиеся партнеры где-нибудь сойдутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48