Я намного облегчил себе задачу, развив дальше идею Вислоухого. Я не только связал щенку лапы, но еще просунул палку ему через челюсти и надежно связал их.
Наконец я притащил щенка домой. Полагаю, что мое упрямство превышало средний уровень в племени, иначе я бы не добился успеха. Все смеялись надо мной, когда увидели как я тащу щенка по склону утеса в свою маленькую пещеру, но я не обратил на это внимания. Мои усилия были вознаграждены, щенок был у меня. Это была игрушка, которой не было ни у кого. Он быстро учился. Если я играл с ним, а он кусал меня, я бил его по ушам, и после этого он долго не пытался укусить меня.
Я проводил с ним все свое время, я был совершенно поглощен им. Он был чем-то новым, а отличительной особенностью моего народа была любовь к новому. Когда я у видел, что он отказывается от плодов и овощей, я наловил для него птиц, белок и молодых кроликов. (Мы любили мясо не меньше овощей, мы были всеядны, и имели большой опыт по части охоты на мелкую дичь). Щенок ел мясо и быстро подрастал. Насколько я понимаю. он был у меня чуть больше недели. И вот, вернувшись однажды в пещеру с гнездом, полным только что вылупившихся фазанов, я обнаружил, что Вислоухий убил щенка и уже начал его есть. Я прыгнул на Вислоухого, пещера была небольшой, и в ход пошли зубы и ногти.
Вот так, дракой, закончилась одна из самых ранних попыток приручения собаки. Мы вырывали волосы клочьями, царапались, кусались и наносили друг другу удары. После этого мы надулись друг на друга, а потом помирились и доели щенка. Сырым? Конечно. У нас еще не было огня. И наш подъем по лестнице эволюции до приготовления пищи на огне еще долго вел по туго скрученной спирали времени.
ГЛАВА IX
Красноглазый был пережитком прошлого. Он был главным дезорганизующим элементом в нашей орде. Он был более примитивен, чем любые из нас. Он был чужд нам, а мы были пока настолько примитивны, что не были способны объединить наши усилия и убить его или прогнать прочь. Такой же дикий как и наше примитивное сообщество, он, однако, был слишком необуздан, чтобы жить вместе с нами. Он подвергал опасности разрушения нашу орду своими антиобщественными действиями. Он и в самом деле был возвратом к более раннему типу, и его место было скорее с Древесными Людьми, чем с нами, бывшими на пути превращения в людей.
Он был чудовищно жесток, а такая характеристика в те времена говорила о многом. Он бил своих жен — не потому, что у него когда-нибудь было больше одной жены одновременно, а из-за того что он был женат много раз. Женщины не могли с ним жить и все-таки им приходилось с ним жить по принуждению. Никто не осмеливался противоречить ему. Не было мужчины достаточно сильного чтобы выступить против него.
Часто меня посещают воспоминания о тихих часах перед сумерками. С водопоя и морковной поляны, с ягодного болота племя толпой выходило на площадку перед пещерами. Мы не смеем задерживаться здесь дольше, из-за приближения страшной темноты, когда мир погружается в пучину кровожадной резни, в то время как предвестники человека скрываются, дрожа в своих берлогах. И все же у нас есть несколько минут перед тем, как мы вскарабкаемся к нашим пещерам. День утомил нас, и мы издаем приглушенные звуки. Даже детеныши, все еще жадные до забав и проделок, сдерживают себя и играют без прежней охоты. Ветер с моря затихает, и тени удлиняются вместе с заходом солнца. В это время, внезапно, из пещеры Красноглазого раздается дикий крик и звуки ударов. Он бьет свою жену.
Сначала мы замолкаем в страхе. Но так как удары и крики не стихают, в нас вспыхивает безумный и беспомощный гнев. Видно, что мужчины возмущены действиями Красноглазого, но они слишком боятся его. Удары прекращаются. Глухой стон замирает, в то время как мы тараторим между собой, а унылые сумерки надвигаются на нас.
Мы, для которых большинство происшествий превращалось в шутку, никогда не смеялись во время избиений Красноглазым своих жен. Мы слишком хорошо понимали весь ужас их положения. Не один раз по утрам у подножия утеса, мы находили тела его жен. Он сбрасывал их туда из пещеры после того как они погибала. Он никогда не хоронил своих жертв. Заботу об удалении тел, которые отравляли наше стойбище, он оставлял племени. Обычно мы сбрасывали их в реку ниже последнего водопоя.
Не один Красноглазый убивал своих жен, но он еще убивал и из-за них, для того чтобы получить их. Когда он хотел новую жену и останавливал свой выбор на жене другого мужчины, он незамедлительно убивал этого человека. Два таких убийства я сам видел собственными глазами. Все племя знало об этом, но ничего не могло сделать. В нашей орде еще не было никого, кому мы могли пожаловаться. У нас были определенные обычаи, и мы обрушивали свой гнев на тех несчастных, которые их нарушали. Если, например, кто-нибудь загрязнял водопой любой очевидец мог проучить его, точно также тот, кто преднамеренно подавал ложную тревогу, получал немало затрещин. Но Красноглазый нагло нарушал все наши обычаи, а наш страх перед ним не позволял нам объединиться и дать ему отпор. Мы так боялись его, что были неспособны к коллективному действию, необходимому для его наказания.
На шестую нашу зиму совместной с Вислоухим жизни в пещере я понял, что мы и в самом деле растем. Во-первых, потому что стало тяжело протискиваться в расщелину входа. Однако в этом были свои преимущества. Это предотвращало захват нашей пещеры взрослыми. Ведь она была лучшей, выше всех на склоне утеса, самой безопасной, а зимой самой теплой из-за небольшого размера. Чтобы вы могли оценить уровень умственного развития нашего племени, достаточно сказать, что для некоторых из них не составило бы никакого труда выкинуть нас из пещеры и расширить вход. Но им это просто не пришло в голову. Вислоухий и я тоже не думали об этом, пока наш увеличивающийся размер не заставил нас поневоле заняться этой работой. Это произошло, когда лето было в разгаре и мы разжирели от обильной еды. Мы работали над входом, когда нас посещало вдохновение.
Сначала мы попытались рыть потрескавшуюся скалу прямо руками, до тех пор пока не сорвали ногти, потом мне почему-то пришла в голову идея использовать обломок дерева. Идея сработала. На наше несчастье. Однажды рано утром, мы выломали из стены целую кучу обломков. Я спихнул ее вниз. Мгновение спустя снизу раздался яростный вопль. Смотреть вниз нам не было никакой необходимости. Мы знали этот голос слишком хорошо. Обломки попали в Красноглазого.
Перепуганные, мы забились в пещеру. Через минуту он был у входа, глядя на нас своими воспаленные глазами и бушующий подобно демону. Но он был слишком большой. Он не мог войти к нам. Внезапно он исчез. Это было подозрительно. Прекрасно зная повадки своего племени, мы догадывались, что он должен вернуться и выместить на нас свою злобу. Я подполз к входу и заглянул вниз. Он как раз начал подниматься по склону. В одной руке он нес длинный сук. Прежде, чем я смог разгадать его план, он был у вход и свирепо тыкал в нас палкой.
Его удары были чудовищны. Каждый из них мог бы разорвать нас пополам. Мы старались прижаться к боковым стенам пещеры, где мы были почти вне его досягаемости. Но он с со злобным упорством доставал нас снова и снова — сильно царапая концом палки. Когда мы вскрикивали от боли, он ревел от радости и пытался ударить посильнее.
Меня начала охватывать злость. В те времена я был весьма вспыльчив, и довольно смел, хотя это была в значительной степени храбрость загнанной в угол крысы. Я схватился за сук, но его сила была такова, что он выдернул меня из пещеры. Он дотянулся до меня одной своей длинной рукой, и его ногти порвали мою плоть, когда я вырвался и отпрыгнул назад, спасаясь у сравнительно безопасной боковой стены.
Он начал тыкать снова, и сильно поранил мне плечо. Дрожащий от страха и вопивший, когда Красноглазый попадал в него, Вислоухий ничем не помогал мне. Я оглянулся по сторонам в поисках палки для ответного удара, но смог найти только кусок ветки толщиной в дюйм и длиной не больше фута. Я бросил его в Красноглазого. Это не причинило ему никакого вреда, но он взвыл с еще большей злобой из-за того, что я осмелился ему сопротивляться. Его удары посыпались безостановочно. Я поднял камень и бросил в него. Удар пришелся в грудь.
Это подбодрило меня, и, кроме того, я был теперь столь же разъярен как он, и растерял все свои страхи. Я выломал из стены кусок скалы весом в два или три фунта. Изо всей силы я запустил им прямо ему в физиономию. Я его чуть не прикончил. Он качнулся назад, выронил сук и едва не свалился вниз.
Вид у него был жуткий. Его лицо было залито кровью, он рычал и скалил клыки как дикий кабан. Он вытер кровь с глаз, увидел меня, и заревел в ярости. Сук он потерял, поэтому стал выламывать куски скалы и бросать их в меня. Он сам снабжал меня боеприпасами. Я отвечал ему тем же, но у меня получалось даже лучше, потому что он представлял из себя хорошую мишень, в то время как меня ему было плохо видно, так как я прижимался к боковой стене.
Внезапно он снова исчез. С порога пещеры я видел его спуск. Вся орда собралась снаружи и в благоговейной тишине наблюдала за происходящим. Пока он спускался, более робкие быстро спрятались в своих пещерах. Я видел как старик Мозговая Кость ковылял на всех парах. Красноглазый спрыгнул с уступа и пролетел последние двадцать футов по воздуху. Он приземлился рядом с матерью, которая пыталась подняться к своей пещере. Она закричала от ужаса, а двухгодовалый ребенок, который цеплялся за нее, отпустил руки и покатился под ноги Красноглазому. И он, и мать оказались около него одновременно, и он сделал это. В следующее мгновение слабое тельце закувыркалось в воздухе и ударилось в стену. Мать подбежала к нему, подхватила на руки и с плачем склонилось над ним.
Красноглазый бросился искать палку. Трясущийся старик Мозговая Кость оказался на его пути. Длинная рука Красноглазого взлетела и вцепилась сзади старику в шею. Мне показалось что он сломал ему шею. Старик зашатался и попытался повернуться лицом к опасности.
На мгновение Красноглазый заколебался, а Мозговая Кость, дрожа, наклонил голову и закрыл лицо с руками. Тогда Красноглазый ударил его лицом о землю. Старик Мозговая Кость не сопротивлялся. Он издал крик предсмертного ужаса. Я видел Лысого, стоявшего на площадке, бившего себя в грудь, со вставшей дыбом шерстью, но боявшегося выйти вперед. И затем, повинуясь какой-то прихоти своей темной души, Красноглазый бросил старика и подобрал сук. Он возвратился к утесу и начал подниматься вверх. Дрожащий Вислоухий, наблюдавший рядом с мной за происходящим, спрятался назад в пещеру. Было ясно, что Красноглазый был растерян после убийства ребенка. А мне некуда было отступать, я был зол и почти спокоен.
Пробежав по соседним уступам, я набрал камней и сложил их в кучу у входа в пещеру. Красноглазый был уже в нескольких ярдах ниже меня, скрытый на мгновение выступом утеса. Как только показалась его голова, я бросил вниз камень. Он пролетел мимо, ударился в скалу и разлетелся на куски, но пыль запорошила ему глаза, и он пропал из виду.
Хихиканье и болтовня разразились над ордой, которая играла партию зрителей. Наконец, нашелся один член племени, который осмелился противостоять Красноглазому. Как только их одобрение и приветственные возгласы достигли слуха Красноглазого, он зарычал на них, и они сразу онемели. Воодушевленный этим доказательством своей силы, он повернулся в мою сторону и попробовал запугать меня хмуря брови, рыча и оскаливая зубы. Он жутко сдвигал к бровям кожу со лба, а волосы на голове встали у него дыбом и торчали вперед как гребень. Его вид произвел на меня впечатление, но я взял себя в руки, и пригрозил ему, покачивая в руке камень. Он все еще пытался перейти в наступление. Я бросил камень и промахнулся. Но следующая попытка была успешной. Камень ударил его шею. Он исчез из поля моего зрения, но, выглянув, я увидел, как он, вцепившись одной рукой в выступ стены, другой держит себя за горло. Сук с грохотом свалился на землю.
Я не мог его больше видеть, хотя и мог слышать, как он хрипел и давился от кашля. Публика хранила гробовое молчание. Я присел на уступе у входа и ждал. Давящийся кашель утих, и было слышно как он время от времени прочищал свою глотку. Немного позже он начал спускаться вниз. Он шел очень медленно, постоянно останавливаясь, чтобы повертеть шеей или пощупать ее рукой. При одном его виде вся орда, с дикими криками и воплями, в панике бросилась к лесу. Старик Мозговая Кость, хромающий и шатающийся, плелся сзади. Красноглазый не обратил никакого внимания на беглецов. Спустившись на землю, он обогнул подножие утеса и взобрался в свою пещеру. Он ни разу не оглянулся.
Я посмотрел на Вислоухого, а он на меня. Мы поняли друг друга. Немедленно, с большими предосторожностями и тихо, мы начали подниматься вверх по утесу. Добравшись до вершины, мы оглянулись назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Наконец я притащил щенка домой. Полагаю, что мое упрямство превышало средний уровень в племени, иначе я бы не добился успеха. Все смеялись надо мной, когда увидели как я тащу щенка по склону утеса в свою маленькую пещеру, но я не обратил на это внимания. Мои усилия были вознаграждены, щенок был у меня. Это была игрушка, которой не было ни у кого. Он быстро учился. Если я играл с ним, а он кусал меня, я бил его по ушам, и после этого он долго не пытался укусить меня.
Я проводил с ним все свое время, я был совершенно поглощен им. Он был чем-то новым, а отличительной особенностью моего народа была любовь к новому. Когда я у видел, что он отказывается от плодов и овощей, я наловил для него птиц, белок и молодых кроликов. (Мы любили мясо не меньше овощей, мы были всеядны, и имели большой опыт по части охоты на мелкую дичь). Щенок ел мясо и быстро подрастал. Насколько я понимаю. он был у меня чуть больше недели. И вот, вернувшись однажды в пещеру с гнездом, полным только что вылупившихся фазанов, я обнаружил, что Вислоухий убил щенка и уже начал его есть. Я прыгнул на Вислоухого, пещера была небольшой, и в ход пошли зубы и ногти.
Вот так, дракой, закончилась одна из самых ранних попыток приручения собаки. Мы вырывали волосы клочьями, царапались, кусались и наносили друг другу удары. После этого мы надулись друг на друга, а потом помирились и доели щенка. Сырым? Конечно. У нас еще не было огня. И наш подъем по лестнице эволюции до приготовления пищи на огне еще долго вел по туго скрученной спирали времени.
ГЛАВА IX
Красноглазый был пережитком прошлого. Он был главным дезорганизующим элементом в нашей орде. Он был более примитивен, чем любые из нас. Он был чужд нам, а мы были пока настолько примитивны, что не были способны объединить наши усилия и убить его или прогнать прочь. Такой же дикий как и наше примитивное сообщество, он, однако, был слишком необуздан, чтобы жить вместе с нами. Он подвергал опасности разрушения нашу орду своими антиобщественными действиями. Он и в самом деле был возвратом к более раннему типу, и его место было скорее с Древесными Людьми, чем с нами, бывшими на пути превращения в людей.
Он был чудовищно жесток, а такая характеристика в те времена говорила о многом. Он бил своих жен — не потому, что у него когда-нибудь было больше одной жены одновременно, а из-за того что он был женат много раз. Женщины не могли с ним жить и все-таки им приходилось с ним жить по принуждению. Никто не осмеливался противоречить ему. Не было мужчины достаточно сильного чтобы выступить против него.
Часто меня посещают воспоминания о тихих часах перед сумерками. С водопоя и морковной поляны, с ягодного болота племя толпой выходило на площадку перед пещерами. Мы не смеем задерживаться здесь дольше, из-за приближения страшной темноты, когда мир погружается в пучину кровожадной резни, в то время как предвестники человека скрываются, дрожа в своих берлогах. И все же у нас есть несколько минут перед тем, как мы вскарабкаемся к нашим пещерам. День утомил нас, и мы издаем приглушенные звуки. Даже детеныши, все еще жадные до забав и проделок, сдерживают себя и играют без прежней охоты. Ветер с моря затихает, и тени удлиняются вместе с заходом солнца. В это время, внезапно, из пещеры Красноглазого раздается дикий крик и звуки ударов. Он бьет свою жену.
Сначала мы замолкаем в страхе. Но так как удары и крики не стихают, в нас вспыхивает безумный и беспомощный гнев. Видно, что мужчины возмущены действиями Красноглазого, но они слишком боятся его. Удары прекращаются. Глухой стон замирает, в то время как мы тараторим между собой, а унылые сумерки надвигаются на нас.
Мы, для которых большинство происшествий превращалось в шутку, никогда не смеялись во время избиений Красноглазым своих жен. Мы слишком хорошо понимали весь ужас их положения. Не один раз по утрам у подножия утеса, мы находили тела его жен. Он сбрасывал их туда из пещеры после того как они погибала. Он никогда не хоронил своих жертв. Заботу об удалении тел, которые отравляли наше стойбище, он оставлял племени. Обычно мы сбрасывали их в реку ниже последнего водопоя.
Не один Красноглазый убивал своих жен, но он еще убивал и из-за них, для того чтобы получить их. Когда он хотел новую жену и останавливал свой выбор на жене другого мужчины, он незамедлительно убивал этого человека. Два таких убийства я сам видел собственными глазами. Все племя знало об этом, но ничего не могло сделать. В нашей орде еще не было никого, кому мы могли пожаловаться. У нас были определенные обычаи, и мы обрушивали свой гнев на тех несчастных, которые их нарушали. Если, например, кто-нибудь загрязнял водопой любой очевидец мог проучить его, точно также тот, кто преднамеренно подавал ложную тревогу, получал немало затрещин. Но Красноглазый нагло нарушал все наши обычаи, а наш страх перед ним не позволял нам объединиться и дать ему отпор. Мы так боялись его, что были неспособны к коллективному действию, необходимому для его наказания.
На шестую нашу зиму совместной с Вислоухим жизни в пещере я понял, что мы и в самом деле растем. Во-первых, потому что стало тяжело протискиваться в расщелину входа. Однако в этом были свои преимущества. Это предотвращало захват нашей пещеры взрослыми. Ведь она была лучшей, выше всех на склоне утеса, самой безопасной, а зимой самой теплой из-за небольшого размера. Чтобы вы могли оценить уровень умственного развития нашего племени, достаточно сказать, что для некоторых из них не составило бы никакого труда выкинуть нас из пещеры и расширить вход. Но им это просто не пришло в голову. Вислоухий и я тоже не думали об этом, пока наш увеличивающийся размер не заставил нас поневоле заняться этой работой. Это произошло, когда лето было в разгаре и мы разжирели от обильной еды. Мы работали над входом, когда нас посещало вдохновение.
Сначала мы попытались рыть потрескавшуюся скалу прямо руками, до тех пор пока не сорвали ногти, потом мне почему-то пришла в голову идея использовать обломок дерева. Идея сработала. На наше несчастье. Однажды рано утром, мы выломали из стены целую кучу обломков. Я спихнул ее вниз. Мгновение спустя снизу раздался яростный вопль. Смотреть вниз нам не было никакой необходимости. Мы знали этот голос слишком хорошо. Обломки попали в Красноглазого.
Перепуганные, мы забились в пещеру. Через минуту он был у входа, глядя на нас своими воспаленные глазами и бушующий подобно демону. Но он был слишком большой. Он не мог войти к нам. Внезапно он исчез. Это было подозрительно. Прекрасно зная повадки своего племени, мы догадывались, что он должен вернуться и выместить на нас свою злобу. Я подполз к входу и заглянул вниз. Он как раз начал подниматься по склону. В одной руке он нес длинный сук. Прежде, чем я смог разгадать его план, он был у вход и свирепо тыкал в нас палкой.
Его удары были чудовищны. Каждый из них мог бы разорвать нас пополам. Мы старались прижаться к боковым стенам пещеры, где мы были почти вне его досягаемости. Но он с со злобным упорством доставал нас снова и снова — сильно царапая концом палки. Когда мы вскрикивали от боли, он ревел от радости и пытался ударить посильнее.
Меня начала охватывать злость. В те времена я был весьма вспыльчив, и довольно смел, хотя это была в значительной степени храбрость загнанной в угол крысы. Я схватился за сук, но его сила была такова, что он выдернул меня из пещеры. Он дотянулся до меня одной своей длинной рукой, и его ногти порвали мою плоть, когда я вырвался и отпрыгнул назад, спасаясь у сравнительно безопасной боковой стены.
Он начал тыкать снова, и сильно поранил мне плечо. Дрожащий от страха и вопивший, когда Красноглазый попадал в него, Вислоухий ничем не помогал мне. Я оглянулся по сторонам в поисках палки для ответного удара, но смог найти только кусок ветки толщиной в дюйм и длиной не больше фута. Я бросил его в Красноглазого. Это не причинило ему никакого вреда, но он взвыл с еще большей злобой из-за того, что я осмелился ему сопротивляться. Его удары посыпались безостановочно. Я поднял камень и бросил в него. Удар пришелся в грудь.
Это подбодрило меня, и, кроме того, я был теперь столь же разъярен как он, и растерял все свои страхи. Я выломал из стены кусок скалы весом в два или три фунта. Изо всей силы я запустил им прямо ему в физиономию. Я его чуть не прикончил. Он качнулся назад, выронил сук и едва не свалился вниз.
Вид у него был жуткий. Его лицо было залито кровью, он рычал и скалил клыки как дикий кабан. Он вытер кровь с глаз, увидел меня, и заревел в ярости. Сук он потерял, поэтому стал выламывать куски скалы и бросать их в меня. Он сам снабжал меня боеприпасами. Я отвечал ему тем же, но у меня получалось даже лучше, потому что он представлял из себя хорошую мишень, в то время как меня ему было плохо видно, так как я прижимался к боковой стене.
Внезапно он снова исчез. С порога пещеры я видел его спуск. Вся орда собралась снаружи и в благоговейной тишине наблюдала за происходящим. Пока он спускался, более робкие быстро спрятались в своих пещерах. Я видел как старик Мозговая Кость ковылял на всех парах. Красноглазый спрыгнул с уступа и пролетел последние двадцать футов по воздуху. Он приземлился рядом с матерью, которая пыталась подняться к своей пещере. Она закричала от ужаса, а двухгодовалый ребенок, который цеплялся за нее, отпустил руки и покатился под ноги Красноглазому. И он, и мать оказались около него одновременно, и он сделал это. В следующее мгновение слабое тельце закувыркалось в воздухе и ударилось в стену. Мать подбежала к нему, подхватила на руки и с плачем склонилось над ним.
Красноглазый бросился искать палку. Трясущийся старик Мозговая Кость оказался на его пути. Длинная рука Красноглазого взлетела и вцепилась сзади старику в шею. Мне показалось что он сломал ему шею. Старик зашатался и попытался повернуться лицом к опасности.
На мгновение Красноглазый заколебался, а Мозговая Кость, дрожа, наклонил голову и закрыл лицо с руками. Тогда Красноглазый ударил его лицом о землю. Старик Мозговая Кость не сопротивлялся. Он издал крик предсмертного ужаса. Я видел Лысого, стоявшего на площадке, бившего себя в грудь, со вставшей дыбом шерстью, но боявшегося выйти вперед. И затем, повинуясь какой-то прихоти своей темной души, Красноглазый бросил старика и подобрал сук. Он возвратился к утесу и начал подниматься вверх. Дрожащий Вислоухий, наблюдавший рядом с мной за происходящим, спрятался назад в пещеру. Было ясно, что Красноглазый был растерян после убийства ребенка. А мне некуда было отступать, я был зол и почти спокоен.
Пробежав по соседним уступам, я набрал камней и сложил их в кучу у входа в пещеру. Красноглазый был уже в нескольких ярдах ниже меня, скрытый на мгновение выступом утеса. Как только показалась его голова, я бросил вниз камень. Он пролетел мимо, ударился в скалу и разлетелся на куски, но пыль запорошила ему глаза, и он пропал из виду.
Хихиканье и болтовня разразились над ордой, которая играла партию зрителей. Наконец, нашелся один член племени, который осмелился противостоять Красноглазому. Как только их одобрение и приветственные возгласы достигли слуха Красноглазого, он зарычал на них, и они сразу онемели. Воодушевленный этим доказательством своей силы, он повернулся в мою сторону и попробовал запугать меня хмуря брови, рыча и оскаливая зубы. Он жутко сдвигал к бровям кожу со лба, а волосы на голове встали у него дыбом и торчали вперед как гребень. Его вид произвел на меня впечатление, но я взял себя в руки, и пригрозил ему, покачивая в руке камень. Он все еще пытался перейти в наступление. Я бросил камень и промахнулся. Но следующая попытка была успешной. Камень ударил его шею. Он исчез из поля моего зрения, но, выглянув, я увидел, как он, вцепившись одной рукой в выступ стены, другой держит себя за горло. Сук с грохотом свалился на землю.
Я не мог его больше видеть, хотя и мог слышать, как он хрипел и давился от кашля. Публика хранила гробовое молчание. Я присел на уступе у входа и ждал. Давящийся кашель утих, и было слышно как он время от времени прочищал свою глотку. Немного позже он начал спускаться вниз. Он шел очень медленно, постоянно останавливаясь, чтобы повертеть шеей или пощупать ее рукой. При одном его виде вся орда, с дикими криками и воплями, в панике бросилась к лесу. Старик Мозговая Кость, хромающий и шатающийся, плелся сзади. Красноглазый не обратил никакого внимания на беглецов. Спустившись на землю, он обогнул подножие утеса и взобрался в свою пещеру. Он ни разу не оглянулся.
Я посмотрел на Вислоухого, а он на меня. Мы поняли друг друга. Немедленно, с большими предосторожностями и тихо, мы начали подниматься вверх по утесу. Добравшись до вершины, мы оглянулись назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16