— Я? — удивился Седой и спросил. — Что есть могущество?
— Могущество в заклинаниях.
— Заклинания — это слова, а слова — шум. Заклинание — плавильный горн, в котором руда принимает форму Магии. Но маг — это вещество руды. Я допускаю, что не все жрицы вашего Храма были столь умны, как им полагается. Или они выбирались особым способом, который определял, какая из них будет располагать Силой? Каждый может выучить слова и жесты волшебного искусства, может идеально произносить каждый слог и в совершенстве выводить каждое движение руки, но если в нем нет Магии, он не сумеет ее творить. Иначе этот мир переполнили бы волшебники, или вы так не считаете?
— Меня обучали…
— Вы волшебница до мозга костей, и не из-за обучения. Не считайте себя слабее, чем вы есть на самом деле. Я оценил ваши способности. Когда я пришел в Святилище и застал жрицу сидящей за ткацким станком, как домовитая дочь рыбака, я решил, что она не лучше остальных. Но вы вызвали огонь, и это выдало ваш Дар. Тогда я подумал: «Вот колдунья с русалочьими волосами, подобными светлому металлу. Она может выжимать воду из камня и разрушать горы». И моя оценка подтверждалась до бури, Оайве.
Никогда прежде Седой не называл ее по имени. Он, должно быть, спросил его у рыбаков в деревне. Это создало между ними странную связь, хотя Оайве и не знала, почему. То, что он говорил о ее Магии, испугало и взволновало девушку. Каким-то образом она осознала истину его слов, правда, пока лишь неопределенную, расплывчатую, как неясные образы в тумане.
— Отдайте мне похищенную кость, реликвию и я обещаю помочь вам.
— О нет, — возразил Седой. — Вы не поняли. Я должен убегать с костью, а вы должны меня преследовать. Я вынужден делать это. Это та игра, о которой я уже упоминал.
— Это безумие!
— Заклятие, которое наложено на меня, совсем другое, не это, — шевельнулись его бескровные губы.
— Я должна продолжать преследовать вас, словно мы никогда не встречались?
— Да.
— Если вы мне ничего не расскажете, я не сумею ничего сделать для вас.
— Я назову вам свое имя, — пробормотал мужчина. — Да, несмотря на то, что, воспользовавшись им, вы можете причинить мне вред. Многие зовут меня Седым, но лишь немногие знают меня как Сирдина. Я выдаю вам свое имя не без причины. Однажды может понадобиться, чтобы вы назвали меня этим именем. Возможно, вы не сделаете этого. Кто знает?
— Сирдин, — прошептала Оайве. Зародившееся в ней сочувствие взяло верх над досадой. — Сирдин Седой.
— Я родился седым, — признался он. — Это посчитали предзнаменованием того, что мне нужно стать великим учеными и магом. Эти волосы отчеканили мою жизнь, сделав ее такой, какова она есть.
Дверь каюты открыл мужчина, кого называли Псом из-за его длинного носа, похожего на морду легавой собаки. Его приход разрушил связь, установившуюся между ними. Пес поставил около жаровни кружку с куском хлеба и вышел, не взглянув ни на Оайве, ни на Седого.
— Поешьте и поспите сегодняшнюю ночь здесь, — велел Седой девушке. — Завтра мы продолжим разыгрывать наши роли охотника и дичи. В предрассветных сумерках Курль снимется с якоря. До этого вас уже не должно быть на борту. Я подозреваю, что в Городе На Реке, мы приедем туда утром, команда собирается продать вас как рабыню, пока к вам не вернулась волшебная Сила.
Вполне может статься, что страх возьмет верх над разумом, и вы, вопреки моему совету, выпрыгните за борт. Но когда вы окажетесь на земле, вам нечего будет бояться. До реки полдня ходу. Потом вы сможете выйти на мой след на горных тропах.
— Может быть, вы объясните, каким образом я должна попасть на землю?
Седой улыбнулся.
— С помощью вашего волшебства, — ответил он.
Оайве пристально смотрела на него.
— Я говорю серьезно, — заверил он. — Для Посвященного есть немало возможностей выйти сухим из воды. Вы знаете, как я верю в ваш Дар!.. Или вы хотите отказаться и оставить кость мне?
— Если бы у меня были эти волшебные Силы, в которые вы пытаетесь меня заставить поверить, я могла бы убить вас тут же и забрать кость обратно, — сказала она с обидой.
— И все же попытайтесь! — Он усмехнулся и покинул каюту.
Оайве взяла принесенную матросом кружку и отпила глоток кислого вина. Она чувствовала себя обманутой и почти униженной, потому что перестала ненавидеть Седого. Она не могла больше проклинать его и вести с ним борьбу. Она чувствовала, что он находился в ужасном положении, более скверном, которое она вообще могла вообразить для человека. И он доверил ей свое настоящее имя, хотя колдунье ничего не стоило использовать это против него самого, обратив такую откровенность во зло. То, что он ей рассказал и посоветовал сделать, было лишено смысла. И все же она призналась себе, что готова последовать советам Седого.
Оайве склонила голову и погрузилась в себя, пытаясь найти хоть какой-нибудь ответ.
Когда небо возвестило о рассвете, Оайве тенью проскользнула к носу Красного корабля. На корме у штурвала стоял Курль. Озеро походило на жидкое стекло.
Оайве бросила за борт взятый из каюты ковер и он, развернувшись, поплыл по воде, как кровь. Она не знала подходящего заклинания, поэтому заколдовала ковер своими собственными словами.
— Неси меня, — пробормотала она. — Неси меня, словно я легкая как перо.
Курль, услышавший шепот, обернулся, всматриваясь в ту сторону, но не увидел жрицу, потому что она закрыла глаза, став невидимой.
Крепко зажмурившись, Оайве перелезла через фальшборт корабля и прыгнула на ковер. Подошвы коснулись густой шерсти. Во рту пересохло. Она не позволяла себе думать о том, что делала. Ковер унесет ее. Она легкая, как перышко.
Ковер не промок, он только слегка покачнулся. Оайве не отпускала поводья своих мыслей.
— Неси меня к берегу! Быстро, как птица!
Ковер старательно устремился вперед, унося ее с собою.
Только теперь девушка открыла глаза. Ее бил озноб от страха, который она не позволяла себе ощущать. Если она начнет сомневаться — она пойдет ко дну. Это было проще простого.
Ковер двигался с плеском, подобным ударам дождевых струй, разбрасывая вокруг холодные брызги.
Позади заревел увидевший ее Курль. Но ей нельзя было тратить на него ни времени, ни мыслей.
Приблизившийся пляж, усыпанный галькой, засверкал под первыми солнечными лучами, отразившимися от влажных камней. Отчаянное желание добраться до берега причиняло боль, как засевший в позвоночнике железный шип. Силой воли Оайве направила ковер к земле.
И вот он скользнул по гальке.
Оайве вскрикнула. Силы оставили ее, но она находилась уже на твердой земле. Она справилась с этим, создала волшебство, вызвала Магию без заклинаний, только силой своей воли! Именно так, как говорил Седой.
Девушка засмеялась. Повернув голову, она увидела Красный Корабль, по палубе которого взволнованно бегала команда.
Парус повернулся по ветру, и корабль поплыл по озеру, прочь от нее.
Оайве смеялась, набрав полные пригоршни мелкой гальки.
СТРАНА БЕЛЫХ МЕЧЕЙ

Водопад с ревом обрушивался в озеро, и ветер уносил его гром с собой. Город На Реке лежал совсем близко, как раз там, где озеро сужалось и начиналась река. Стена, защищая, окружала город, а за городом возвышалась еще одна стена — из невысоких гор, тяжело громоздящихся в небо. Через них пробивала себе путь река.
Оайве не стала заходить в город. С одного косогора она заметила у пристани судно с багряным парусом.
Вероятно, Курль и его люди уже насплетничали про нее. Она не осуждала их. То, что она сделала, основательно напугало и ее самое. Оайве двинулась вокруг города по проселочной дороге, которая в конце концов превратилась в скалистую горную тропку.
На перевале можно было купить лохматых пони, привычных к горным переходам. Седой, по всей видимости, уже приобрел одну из них, чтобы сохранить преимущество во времени. Оайве перестала ломать голову о мотивах его поведения. Новая истина, сформировавшись, отлилась в четкую форму.
Обстоятельства помешали ей отслужить обычный ритуал вчера и сегодня. Она забыла произнести слова ритуала и вспомнила о нем, когда положенное время давно миновало. Она заверяла Старейшего, что будет всегда и везде помнить о молитве. В этот вечер, когда солнце опускалось за вершины гор, она остановилась и произнесла древние слова с особым старанием.
В глубине сердца Оайве знала, что новая задача изменила ее. Все, что было связано со Святилищем, постепенно исчезало из ее памяти, словно свет догорающей свечи.
Ее задачей стал Седой, а реликвия, кость — это был всего лишь символ. Седой был вопросом, на который она должна была найти ответ. Сейчас это стало совершенно ясно. И все же ей было стыдно за невольную измену своей пастве, своим овечкам.
В сумерках Оайве встретила пастуха с отарой овец. На последнюю монету она купила у него немного хлеба и овечьего молока. Высокий темноволосый мужчина совсем не походил на пастухов в горах Побережья.
Эту ночь жрица провела на склоне горы, а на следующее утро уже шагала дальше. Она привыкла видеть и делать вещи, которые раньше были ей совершенно чужды. Неведомое стало для нее буднями.
На второй день тропа внезапно оборвалась у селения, притулившегося, как воронье гнездо, около отвесной стены скал. Казалось, эта скала, последняя в цепи гор, настолько велика, что скрывала от вздора все находившееся с другой стороны.
На извилистой узкой улице одна женщина тронула Оайве за рукав:
— Я никогда еще не видела волос такого цвета, как у вас. Вы, должно быть, и есть она.
— Она?
— Та, за которой я должна присмотреть, как поручил мне седой мужчина.
Это было что-то новое. Не смотря на разговор на корабле, Оайве скорее ожидала встретить на своем пути новые преграды и новые испытания.
— Возможно, что это я и есть. Ну и что же?
— О, почти ничего.
Женщина заговорщицки улыбнулась, радуясь поручению, сделавшему ее важным действующим лицом в чужой игре. Она привела Оайве к маленькому покосившемуся дому, дала ей плащ из толстой ткани и узелок с продуктами на дорогу.
— Он сказал, что вам это понадобится, — объяснила женщина Оайве, удивленно смотревшей на подарки. — Он сказал, что вы должны пройти через Ворота в скале и спуститься по тропе, по которой ходят пони. А потом, сказал он, вы должны угадать дорогу, как вы делали это прежде.
Женщина подмигнула:
— Странные указания, скажу я вам!
— Где эти Ворота в скале? — осведомилась Оайве.
— Я проведу, если вы предскажете, что написано у меня на руке.
— Это он сказал, что я это сделаю?
— Он сказал, что вы — колдунья, — ответила женщина. — Но он, наверное, пошутил. Какая колдунья так изранит себе ноги, если она умеет летать?
— Да, действительно! Колдунье так не суметь!
Оайве предсказала женщине судьбу и увидела только хорошее. Обеих это обрадовало.
Стоял ужасно холодный день, и Оайве очень обрадовалась плащу, купленному или украденному для нее Седым. Женщина проводила ее. Верхняя улица кончалась у скальной стены. Подойдя ближе, Оайве увидела лестницу и у ее подножия прорубленное в скале отверстие туннеля.
— Это и есть Ворота, — объяснила женщина. — По этой дороге ушел седой мужчина. Немногие выбирают этот путь…
Оайве, благодаря и прощаясь, положила руку на плечо женщины и ступила в отверстие. Она оказались в темном сыром коридоре, по-видимому, петлявшем внутри горы. Через плечо она оглянулась на женщину, махавшую ей рукой у входа. Предзнаменования были нехорошими: сумрачный туннель и прощальный взмах руки.
К счастью, проход оказался не слишком длинным. Добравшись до его конца, Оайве с удивлением остановилась.
Мир изменился. Она стояла на пороге другой страны.
Скала террасами спускалась вниз, на равнину, синюю как сланец, с далями, полными фиолетовых теней. Далеко на севере блестела извилистая линия реки. Этот новый мир казался пустым до самого горизонта, замкнутого горами, выглядевшими совсем не так, как оставленные позади. Стройные и остроконечные, они стояли в ряд, словно зубы в челюсти земли. Они, должно быть, были необычайно высокими, потому что сверкающий снег укутывал не только их вершины. Оайве рассматривала горы, узнавая их силуэты, словно они были местом ее собственного рождения, а не родиной Седого.
Нет, они походили не столько на зубы, сколько на белые мечи, с клинками, осветленными белой кровью. Поставленные на эфесы, они указывали в холодное небо…
Равнина была голой и страшно холодной. Солнце зашло, и горы, окрасившиеся в черный цвет, казалось, несли угрозу, вырисовываясь на багровом небе.
Пять дней девушка мучилась, бредя по равнине. Погода и скверная дорога затрудняли ее продвижение вперед, и ни разу ее путь не пересек ни человек, ни зверь. Иногда она проходила мимо старых развалин. Тут и там у грязно-серых каналов росли деревья.
Весной земля, возможно, воспрянет к жизни, но сейчас в это как-то не верилось. Создавалось впечатление, что здесь промчалась эпидемия чумы, положившая предел всему живому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12