Наверное, обнаружение этого корабля значило куда больше, чем разговор
в комиссии да хоть бы и наказание, - однако при условии, что корабль
действительно догонят. Но вот это-то и казалось мне совсем безнадежным
делом. А именно я должен был потребовать, чтобы в плоскость эклиптики, в
угрожаемую зону, к тому же еще посещенную гиперболическим роем, бросили на
розыски целую флотилию кораблей. Координатор Луны не имел права этого
сделать, даже если б захотел; если б он стену лбом прошибал, до утра
вызывал КОСНАВ, Международную комиссию по делам исследования космоса и
черт знает кого там еще, начались бы заседания и совещания, и если б они
проходили бы в молниеносном темпе, то через какие-нибудь три недели уже
было бы вынесено решение. Но (это я рассчитал еще в лифте, у меня в ту
ночь мысль работала действительно с необычайной быстротой) чужой корабль
окажется к тому времени в ста девяноста миллионах километров от места
нашей встречи, а значит, за Солнцем, мимо которого пройдет настолько
близко, что оно изменит его траекторию, - и пространство, в котором
придется его искать, будет размером более десяти миллиардов кубических
километров. А то и двадцати.
Так все это выглядело, когда я добрался до радиостанции. Я уселся там
и попробовал еще оценить по достоинству - каковы шансы увидеть этот
корабль при помощи большого радиотелескопа Луны, самой мощной
радиоастрономической установки во всей системе. Но Земля с Луной
находились как раз на противоположной стороне орбиты по отношению ко мне,
а значит, и к этому кораблю. Радиотелескоп Луны был очень мощный, но все
же не настолько, чтобы на расстоянии четырехсот миллионов километров
разглядеть тело размером в несколько километров.
На этом вся история и кончилась. Я порвал листки с расчетами, встал и
тихонько двинулся в свою каюту с чувством, что совершил преступление. К
нам прибыл гость из космоса - визит, который случается раз в миллионы, да
нет - в сотни миллионов лет. И из-за инженера с его шурином, из-за моей
небрежности он ускользнул у нас из-под носа, чтобы растаять, как призрак,
в беспредельном пространстве.
С этой ночи я жил в каком-то странном напряжении целых двенадцать
недель - за это время мертвый корабль должен был войти в зону больших
планет и навсегда исчезнуть для нас. Я просиживал на радиостанции все
мало-мальски свободное время, питая постепенно слабеющую надежду, что
кто-нибудь его заметит - кто-нибудь более сообразительный или попросту
более счастливый, чем я; но ничего такого не произошло.
Разумеется, я никому об этом не говорил. Человечеству нечасто
подвертываются такие случаи. Я чувствую себя виновным не только перед
человечеством, но и перед той, другой цивилизацией, и мне не суждена даже
слава Герострата, потому что теперь, через столько лет, никто уж мне, к
счастью, не поверит. Да я и сам-то иной раз сомневаюсь: может, ничего и не
было, кроме холодной, неудобоваримой говядины.

1 2 3 4