— Он ужом выполз назад, извлекая нечто большое, округлое, перетянутое прочной леской и сияющее как крутой апельсиновый бок.
Граф принял предмет и повертел его в руках.
— Чуток великоват, и цветом не подходит. Мы уверены, что потеряли здесь черный футлярчик, если его, конечно, у нас не украли. Ты что, превращаешь «Приют Летучей Мыши»в воровскую малину, Корчмарь?
Оттолкнув Лопуха, Корчмарь принялся нервно рыться в тайнике, с раздражением сдвигая в стороны холодильные ящики для лунных настоек и браги. Он извлек груду всякой дребедени. Лопух сумел различить только самые крупные предметы — электрический веер-опахало и огненно-красную перчатку на ногу. Вся эта мелочь вперемежку зависла в воздухе вокруг Корчмаря, как залежалый товар в дешевой лавке на блошином рынке.
Корчмарь пыхтел и пыжился; еще добрых минут пять он скребся в пустом закутке, пока наконец Граф с прежней леностью сытого хищника не остановил его:
— Достаточно. В этом черном футляре для нас, право, было мало проку.
Корчмарь вылез из щели, пунцовый шар его лица, окруженный радужным ореолом испарины, двоился в глазах Лопуха. Хозяин указал рукой на оранжевый чемодан.
— Может быть, он лежит в нем?
Граф раскрыл чемодан и начал в нем рыться. Затем, передумав, резко встряхнул. На удивление обильное содержимое вынырнуло из оранжевых недр и дружно поползло к потолку ломаным беспорядочным строем, как новобранцы на марше. Граф внимательно разглядывал проплывавшую перед глазами колонну.
— Нет, здесь его нет, — он оттолкнул пустой чемодан. — Положишь барахло Рикси на место и сохранишь до следующего раза, когда нам захочется к тебе заглянуть.
Обвив плечи Риксенды так, что его рука как бы невзначай придерживала губку возле уха девушки, префект развернулся и, мощно оттолкнувшись ногами, вынырнул из бара через кормовой люк, обнимая партнершу, словно фигурист. В баре прозвучал единодушный вздох облегчения, а все три бражника одновременно зашуршали банкнотами, готовясь заплатить за новую порцию. Сюзи заказала еще одну двойную темной, которую Лопух без проволочек подал ей, пока его хозяин еще не успел стряхнуть с себя оцепенение.
Когда бессильная ненависть к Графу стала ослабевать, Лопух обратился мыслями к вечеру Спятницы. Фраза Кима: «Сссмотри зззорче!»— глубоко врезалась в его память. Интересно, что это значит — смотреть зорче? Станет ли все окружающее ярче? Или, может быть, ближе?
Лопух опять вернулся к уборке, а Ким продолжил охоту на мышей. Утро Трудельника завершилось, и в «Приюте Летучей Мыши» все как-то мало-помалу потускнело, хотя почему так происходило, было совершенно непонятно.
В бар заглянуло еще несколько посетителей, но все ненадолго, так, принять пакетик-другой; Корчмарь хмуро обслужил их. И ни один из них не был удостоен внимания Сюзи.
Время текло медленно, и Корчмарь, все больше нервничая и раздражаясь по пустякам, наливался желчью, что (а Лопух давно приметил это) неизменно наступало после того, как ему приходилось на людях пресмыкаться и лебезить перед Графом. Он все более настойчиво пытался выжить из бара TQCX ненасытных бражников, но те, казалось, располагали неисчерпаемыми залежами банкнот, которые даже при самом придирчивом изучении упрямо не хотели становиться фальшивыми. В отместку Корчмарь нарочно урезал им струю, что чуть не закончилось скандалом. Затем хозяин велел Лопуху прекратить уборку и начал придираться:
— Этот твой кот, он ведь оцарапал Графа, да? Мы должны от него избавиться; ты помнишь, что сказал Граф? Он может якшаться с нечистой силой!
Лопух предпочел промолчать, и тогда Корчмарь послал его подновить клей на крышках аварийных люков, заявив, что, коли Риксенде удалось оторваться от люка со стороны кормы, значит, прежний слой стал высыхать. Затем хозяин с аппетитом умял несколько закусок и проглотил лунную настойку с томатным соком. После он опрыскал «Приют» каким-то отвратительным вонючим дезодорантом и принялся было пересчитывать бумажки и монеты в кассе, но, не успев начать, бросил эту работу, сердито хлопнув выдвижным ящиком. Блин его лица скривился, когда в поле зрения оказалась Сюзи.
— Лопух! — позвал он. — Заменишь меня! И постарайся накачать ребят до ноздрей!
Он закрыл кассовый аппарат, многозначительным кивком показал Сюзи в сторону алого люка по левому борту, и сам нырнул в него. Сюзи, глядя на Лопуха, безнадежно пожала плечами, а затем устало последовала за Корчмарем.
Как только парочка удалилась. Лопух устроил бражникам полноценный восьмисекундный сеанс, широким жестом пустив обратно шуршащий ворох заплаченных купюр, и поставил перед гостями два десертных блюдца — одно с оладьями, другое с пончиками. Забулдыги, насколько позволяли непослушные языки, поблагодарили Лопуха и набросились на угощение. Освещение в баре как-то болезненно изменилось: из жизнерадостно-яркого оно в одночасье сделалось мертвенно-бледным.
Где-то в глубине корабля прозвучал сдавленный рокот, на который через несколько секунд отозвалось короткое скрипящее крещендо. При таком освещении Лопух всегда чувствовал себя неуютно. Он обслужил еще пару любителей пропустить стаканчик, впарив им порцию лунной настойки за двойную цену. Только он успел пристроиться перекусить, как Ким выбрал время продемонстрировать ему пойманную мышь. Лопух подавил внезапный прилив тошноты, но настроение было испорчено.
Нечто дородное, с выпяченным животом, вползло через зеленый люк и тяжело протащило себя к ротонде по натянутым канатам. Зависнув над баром, оно взирало на Лопуха сверху; в середине его дремучих зарослей — взлохмаченных и шевелюристо-бородатых — смуглый участок открытой части лица почти совершенно терялся, зато серые бляшки глаз светились особенно ярко.
— Док! — радостно воскликнул Лопух. Терзавшие его беспокойство и отчаяние мгновенно улетучились, а рука сама по себе выудила прохладный пакет лунной браги. Несмотря на переполнявшие его эмоции и рвущееся наружу восторженное возбуждение, Лопух только и смог изречь банальность:
— Неважная ночка была на Спятницу, да. Док? Вампиры всякие и…
— И другая чепуха из суеверий мнительных невежд, которая, как приливная волна, прибывает с каждым солнечником, а убывать отказывается, — с добродушной бесцеремонностью закончил за него старчески надтреснутый голос. — Хотя, я полагаю, не стоит лишать тебя твоих иллюзий, Лопух, даже самых страшных. Так уж устроено — жизнь коротка и не следует ее отравлять. А порок на «Ковчеге» процветает и торжествует… Да-с, божественный напиток, изысканно услаждает миндалины.
Наконец Лопух вспомнил главное. Запустив руку глубоко за пазуху и загораживаясь спиной от взглядов бражников, он извлек из потайного внутреннего кармана своей матросской робы узкий черный футляр.
— Вот, Док, — прошептал он, — это вы потеряли в прошлую Забавницу.
— Черт побери, до чего же я докатился! Вероятно, я опять начал смешивать настойку с брагой, да?
— Вы правы. Док. Но футляр вы не теряли. Его украл Граф или одна из его девиц, которые так и льнули к вам весь вечер. И тогда я… я вытащил его из кармана Графа. Вот так, а еще я утаил его от Риксенды и Графа, когда они явились за ним сегодня утром.
— Лопушок, мой мальчик, я перед тобой в неоплатном долгу, — Док был тронут. — Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал. Будь любезен, еще одну порцию… Да-с, нектар. Лопух, проси все, что хочешь и, если это не выходит за границы нашей беспредельности, я клянусь, что все устрою в лучшем виде.
Лопух почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь. Перегнувшись через стойку бара, он хрипло прошептал:
— Сделай мне хорошие глаза. Док! — и на одном дыхании тут же выпалил: — …И зубы!
После тягостной паузы Док с сентиментальной грустью вздохнул:
— В старые добрые времена это было сделать легко. Они умели проводить трансплантацию глаз, могли регенерировать внутричерепные нервные окончания и даже восстанавливать зрительное восприятие при повреждении мозга. А операции по вживлению корней зубов считались пустячными и доверялись даже ординаторам-новичкам. Но сейчас… Что бы там ни было, я дал обещание, и — пусть в результате ты будешь чувствовать себя не особенно комфортно, а методика лечения окажется примитивной и архаичной — твою просьбу я выполню, хотя… — и он оборвал себя на печальной ноте, свидетельствующей о суетности жизни и бесполезности бытия.
— Старые добрые времена, — прошипел один из бражников своему соседу. — Никак колдует!
— Колдует — лютует! — вторил ему его собутыльник в том же духе. — Биомеханик к старости совсем спятил. Бредит наяву четыре дня кряду. Спятницы ему не хватает. Вот уж точно — четыре Спятницы на неделе!
Третий бражник, опасаясь сглаза, шепеляво присвистнул, пытаясь изобразить шум ветра.
Лопух подергал Дока за свободно свисающий рукав черного джемпера.
— Док, вы ведь обещали. Я хочу зорко видеть, сильно кусать!
Док сочувственно положил свою морщинистую лапу на плечо Лопуха.
— Чем зорче ты будешь видеть, — произнес он мягко, — тем больше несчастий тебе это принесет. Поверь мне, жизнь гораздо легче терпеть, если наблюдаешь ее сквозь дымку, не менее важно смягчать мысли, затуманивая их бражкой или настойкой… Еще одну, с твоего позволения.
— А я сегодня утром завязал с лунной настойкой, Док, — похвалился Лопух, передавая новый пакет. Док грустно улыбнулся.
— Многие имеют обыкновение завязывать утром Трудельника и снова начинать с приходом Забавницы.
— Только не я, Док! Кроме того, — продолжал Лопух прерванный спор, — и Корчмарь, и Граф, и все его девушки, даже Сюзи, зорко видят, но совсем не похожи на несчастных.
— Открою тебе один маленький секрет, дружище, — возразил Док. — Корчмарь, Граф и девушки — зомби. Да, да, даже Граф со всем своим коварством и властью. «Ковчег» им заменяет Вселенную.
— А разве это на самом деле не так? Проигнорировав вопрос Лопуха, Док продолжал:
— Но ты не сможешь стать таким, как они, Лопух. Тебе захочется узнать больше. И тогда — каким бы жалким и бесталанным ты себя ни чувствовал — ты станешь гораздо несчастнее.
— Мне все равно, Док, — ответил Лопух и с упреком повторил. — Вы ведь обещали, Док.
Серые бляшки глаз Дока, погрузившегося в глубокое раздумье, почти исчезли в зарослях. Затем он сказал:
— А как ты посмотришь на такое предложение, Лопух? Известно, что лунная настойка, помимо облегчения и веселья, приносит боль и страдания. А теперь, предположим, утром каждого Трудельника и в полдень каждого Бездельника я буду приносить тебе по крошечной таблетке, которая даст тебе все положительные эффекты, даруемые лунной настойкой, но при этом без побочных явлений. Одна такая штучка лежит в этом футляре. Можешь попробовать и потом дашь ответ. А вечером каждой Забавницы я буду приносить тебе другую пилюлю, после которой ты будешь спать как убитый, не мучаясь кошмарами. Это в сто раз лучше любых глаз и зубов. Поразмысли на досуге.
Пока Лопух переваривал предложение, снизу сквозняком принесло Кима. Он оценивающе изучил Дока своими близко посаженными зелеными огоньками.
— Иссскреннейшшее почччтение, сссэр! — прошипел кот. — Меня зззовут Ким. Док ответил:
— Взаимно, взаимно, сэр. Да сопутствует вам вечное мышиное изобилие. — Он нежно приласкал кота, поглаживая от подбородка к груди. Его голос снова обрел мечтательность. — В старые добрые времена все коты умели говорить, а не только отдельные феномены. Все, абсолютно все кошачье племя было говорящим. И многие собаки — прошу прощения за бестактность, уважаемый Ким. Ну, а уж дельфины, киты и приматы…
Лопух нерешительно перебил его:
— Прошу вас. Док, объясните мне одну вещь. Если эти ваши чудесные таблетки даруют счастье, да еще без всякого похмелья, то почему вы сами пьете только лунную брагу, да еще иногда мешаете ее с настойкой?
— Просто я, — начал было Док с прежней невозмутимостью и вдруг улыбнулся. — Молодец, Лопух, ты меня раскусил. А ты умеешь шевелить мозгами! Бог с тобой, коли ты так умен — будь по твоему. Приходи ко мне в ближайший Бездельник. Дорогу знаешь? Прекрасно! Посмотрим, , что можно сотворить с твоими глазами и зубами. Ну, а теперь двойную порцию на дорожку.
Он заплатил сверкающими монетами, засунул большой пузатый пакет в свой бездонный карман, попрощался и, выписывая зигзаги и кренделя, начал подтягивать по веревке свое отяжелевшее тело к зеленому люку.
— Прощщайте, сссэр, — зашипел Ким ему вслед. Снаружи раздраили красный люк, и из него дирижаблем выплыл Корчмарь. За ним выпорхнула Сюзи. Она миновала Лопуха, отвернув лицо, и как-то неловко, бочком протиснулась между растяжками и канатами к стойке бара, где равнодушно приняла от Корчмаря пакет настойки, предложенный ей с наигранной учтивостью.
Некоторое время Лопух бесился от ревности и злился на нее, но вскоре, всецело погрузившись в раздумья о предстоящей встрече с Доком, успокоился.
1 2 3 4 5 6 7 8
Граф принял предмет и повертел его в руках.
— Чуток великоват, и цветом не подходит. Мы уверены, что потеряли здесь черный футлярчик, если его, конечно, у нас не украли. Ты что, превращаешь «Приют Летучей Мыши»в воровскую малину, Корчмарь?
Оттолкнув Лопуха, Корчмарь принялся нервно рыться в тайнике, с раздражением сдвигая в стороны холодильные ящики для лунных настоек и браги. Он извлек груду всякой дребедени. Лопух сумел различить только самые крупные предметы — электрический веер-опахало и огненно-красную перчатку на ногу. Вся эта мелочь вперемежку зависла в воздухе вокруг Корчмаря, как залежалый товар в дешевой лавке на блошином рынке.
Корчмарь пыхтел и пыжился; еще добрых минут пять он скребся в пустом закутке, пока наконец Граф с прежней леностью сытого хищника не остановил его:
— Достаточно. В этом черном футляре для нас, право, было мало проку.
Корчмарь вылез из щели, пунцовый шар его лица, окруженный радужным ореолом испарины, двоился в глазах Лопуха. Хозяин указал рукой на оранжевый чемодан.
— Может быть, он лежит в нем?
Граф раскрыл чемодан и начал в нем рыться. Затем, передумав, резко встряхнул. На удивление обильное содержимое вынырнуло из оранжевых недр и дружно поползло к потолку ломаным беспорядочным строем, как новобранцы на марше. Граф внимательно разглядывал проплывавшую перед глазами колонну.
— Нет, здесь его нет, — он оттолкнул пустой чемодан. — Положишь барахло Рикси на место и сохранишь до следующего раза, когда нам захочется к тебе заглянуть.
Обвив плечи Риксенды так, что его рука как бы невзначай придерживала губку возле уха девушки, префект развернулся и, мощно оттолкнувшись ногами, вынырнул из бара через кормовой люк, обнимая партнершу, словно фигурист. В баре прозвучал единодушный вздох облегчения, а все три бражника одновременно зашуршали банкнотами, готовясь заплатить за новую порцию. Сюзи заказала еще одну двойную темной, которую Лопух без проволочек подал ей, пока его хозяин еще не успел стряхнуть с себя оцепенение.
Когда бессильная ненависть к Графу стала ослабевать, Лопух обратился мыслями к вечеру Спятницы. Фраза Кима: «Сссмотри зззорче!»— глубоко врезалась в его память. Интересно, что это значит — смотреть зорче? Станет ли все окружающее ярче? Или, может быть, ближе?
Лопух опять вернулся к уборке, а Ким продолжил охоту на мышей. Утро Трудельника завершилось, и в «Приюте Летучей Мыши» все как-то мало-помалу потускнело, хотя почему так происходило, было совершенно непонятно.
В бар заглянуло еще несколько посетителей, но все ненадолго, так, принять пакетик-другой; Корчмарь хмуро обслужил их. И ни один из них не был удостоен внимания Сюзи.
Время текло медленно, и Корчмарь, все больше нервничая и раздражаясь по пустякам, наливался желчью, что (а Лопух давно приметил это) неизменно наступало после того, как ему приходилось на людях пресмыкаться и лебезить перед Графом. Он все более настойчиво пытался выжить из бара TQCX ненасытных бражников, но те, казалось, располагали неисчерпаемыми залежами банкнот, которые даже при самом придирчивом изучении упрямо не хотели становиться фальшивыми. В отместку Корчмарь нарочно урезал им струю, что чуть не закончилось скандалом. Затем хозяин велел Лопуху прекратить уборку и начал придираться:
— Этот твой кот, он ведь оцарапал Графа, да? Мы должны от него избавиться; ты помнишь, что сказал Граф? Он может якшаться с нечистой силой!
Лопух предпочел промолчать, и тогда Корчмарь послал его подновить клей на крышках аварийных люков, заявив, что, коли Риксенде удалось оторваться от люка со стороны кормы, значит, прежний слой стал высыхать. Затем хозяин с аппетитом умял несколько закусок и проглотил лунную настойку с томатным соком. После он опрыскал «Приют» каким-то отвратительным вонючим дезодорантом и принялся было пересчитывать бумажки и монеты в кассе, но, не успев начать, бросил эту работу, сердито хлопнув выдвижным ящиком. Блин его лица скривился, когда в поле зрения оказалась Сюзи.
— Лопух! — позвал он. — Заменишь меня! И постарайся накачать ребят до ноздрей!
Он закрыл кассовый аппарат, многозначительным кивком показал Сюзи в сторону алого люка по левому борту, и сам нырнул в него. Сюзи, глядя на Лопуха, безнадежно пожала плечами, а затем устало последовала за Корчмарем.
Как только парочка удалилась. Лопух устроил бражникам полноценный восьмисекундный сеанс, широким жестом пустив обратно шуршащий ворох заплаченных купюр, и поставил перед гостями два десертных блюдца — одно с оладьями, другое с пончиками. Забулдыги, насколько позволяли непослушные языки, поблагодарили Лопуха и набросились на угощение. Освещение в баре как-то болезненно изменилось: из жизнерадостно-яркого оно в одночасье сделалось мертвенно-бледным.
Где-то в глубине корабля прозвучал сдавленный рокот, на который через несколько секунд отозвалось короткое скрипящее крещендо. При таком освещении Лопух всегда чувствовал себя неуютно. Он обслужил еще пару любителей пропустить стаканчик, впарив им порцию лунной настойки за двойную цену. Только он успел пристроиться перекусить, как Ким выбрал время продемонстрировать ему пойманную мышь. Лопух подавил внезапный прилив тошноты, но настроение было испорчено.
Нечто дородное, с выпяченным животом, вползло через зеленый люк и тяжело протащило себя к ротонде по натянутым канатам. Зависнув над баром, оно взирало на Лопуха сверху; в середине его дремучих зарослей — взлохмаченных и шевелюристо-бородатых — смуглый участок открытой части лица почти совершенно терялся, зато серые бляшки глаз светились особенно ярко.
— Док! — радостно воскликнул Лопух. Терзавшие его беспокойство и отчаяние мгновенно улетучились, а рука сама по себе выудила прохладный пакет лунной браги. Несмотря на переполнявшие его эмоции и рвущееся наружу восторженное возбуждение, Лопух только и смог изречь банальность:
— Неважная ночка была на Спятницу, да. Док? Вампиры всякие и…
— И другая чепуха из суеверий мнительных невежд, которая, как приливная волна, прибывает с каждым солнечником, а убывать отказывается, — с добродушной бесцеремонностью закончил за него старчески надтреснутый голос. — Хотя, я полагаю, не стоит лишать тебя твоих иллюзий, Лопух, даже самых страшных. Так уж устроено — жизнь коротка и не следует ее отравлять. А порок на «Ковчеге» процветает и торжествует… Да-с, божественный напиток, изысканно услаждает миндалины.
Наконец Лопух вспомнил главное. Запустив руку глубоко за пазуху и загораживаясь спиной от взглядов бражников, он извлек из потайного внутреннего кармана своей матросской робы узкий черный футляр.
— Вот, Док, — прошептал он, — это вы потеряли в прошлую Забавницу.
— Черт побери, до чего же я докатился! Вероятно, я опять начал смешивать настойку с брагой, да?
— Вы правы. Док. Но футляр вы не теряли. Его украл Граф или одна из его девиц, которые так и льнули к вам весь вечер. И тогда я… я вытащил его из кармана Графа. Вот так, а еще я утаил его от Риксенды и Графа, когда они явились за ним сегодня утром.
— Лопушок, мой мальчик, я перед тобой в неоплатном долгу, — Док был тронут. — Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал. Будь любезен, еще одну порцию… Да-с, нектар. Лопух, проси все, что хочешь и, если это не выходит за границы нашей беспредельности, я клянусь, что все устрою в лучшем виде.
Лопух почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь. Перегнувшись через стойку бара, он хрипло прошептал:
— Сделай мне хорошие глаза. Док! — и на одном дыхании тут же выпалил: — …И зубы!
После тягостной паузы Док с сентиментальной грустью вздохнул:
— В старые добрые времена это было сделать легко. Они умели проводить трансплантацию глаз, могли регенерировать внутричерепные нервные окончания и даже восстанавливать зрительное восприятие при повреждении мозга. А операции по вживлению корней зубов считались пустячными и доверялись даже ординаторам-новичкам. Но сейчас… Что бы там ни было, я дал обещание, и — пусть в результате ты будешь чувствовать себя не особенно комфортно, а методика лечения окажется примитивной и архаичной — твою просьбу я выполню, хотя… — и он оборвал себя на печальной ноте, свидетельствующей о суетности жизни и бесполезности бытия.
— Старые добрые времена, — прошипел один из бражников своему соседу. — Никак колдует!
— Колдует — лютует! — вторил ему его собутыльник в том же духе. — Биомеханик к старости совсем спятил. Бредит наяву четыре дня кряду. Спятницы ему не хватает. Вот уж точно — четыре Спятницы на неделе!
Третий бражник, опасаясь сглаза, шепеляво присвистнул, пытаясь изобразить шум ветра.
Лопух подергал Дока за свободно свисающий рукав черного джемпера.
— Док, вы ведь обещали. Я хочу зорко видеть, сильно кусать!
Док сочувственно положил свою морщинистую лапу на плечо Лопуха.
— Чем зорче ты будешь видеть, — произнес он мягко, — тем больше несчастий тебе это принесет. Поверь мне, жизнь гораздо легче терпеть, если наблюдаешь ее сквозь дымку, не менее важно смягчать мысли, затуманивая их бражкой или настойкой… Еще одну, с твоего позволения.
— А я сегодня утром завязал с лунной настойкой, Док, — похвалился Лопух, передавая новый пакет. Док грустно улыбнулся.
— Многие имеют обыкновение завязывать утром Трудельника и снова начинать с приходом Забавницы.
— Только не я, Док! Кроме того, — продолжал Лопух прерванный спор, — и Корчмарь, и Граф, и все его девушки, даже Сюзи, зорко видят, но совсем не похожи на несчастных.
— Открою тебе один маленький секрет, дружище, — возразил Док. — Корчмарь, Граф и девушки — зомби. Да, да, даже Граф со всем своим коварством и властью. «Ковчег» им заменяет Вселенную.
— А разве это на самом деле не так? Проигнорировав вопрос Лопуха, Док продолжал:
— Но ты не сможешь стать таким, как они, Лопух. Тебе захочется узнать больше. И тогда — каким бы жалким и бесталанным ты себя ни чувствовал — ты станешь гораздо несчастнее.
— Мне все равно, Док, — ответил Лопух и с упреком повторил. — Вы ведь обещали, Док.
Серые бляшки глаз Дока, погрузившегося в глубокое раздумье, почти исчезли в зарослях. Затем он сказал:
— А как ты посмотришь на такое предложение, Лопух? Известно, что лунная настойка, помимо облегчения и веселья, приносит боль и страдания. А теперь, предположим, утром каждого Трудельника и в полдень каждого Бездельника я буду приносить тебе по крошечной таблетке, которая даст тебе все положительные эффекты, даруемые лунной настойкой, но при этом без побочных явлений. Одна такая штучка лежит в этом футляре. Можешь попробовать и потом дашь ответ. А вечером каждой Забавницы я буду приносить тебе другую пилюлю, после которой ты будешь спать как убитый, не мучаясь кошмарами. Это в сто раз лучше любых глаз и зубов. Поразмысли на досуге.
Пока Лопух переваривал предложение, снизу сквозняком принесло Кима. Он оценивающе изучил Дока своими близко посаженными зелеными огоньками.
— Иссскреннейшшее почччтение, сссэр! — прошипел кот. — Меня зззовут Ким. Док ответил:
— Взаимно, взаимно, сэр. Да сопутствует вам вечное мышиное изобилие. — Он нежно приласкал кота, поглаживая от подбородка к груди. Его голос снова обрел мечтательность. — В старые добрые времена все коты умели говорить, а не только отдельные феномены. Все, абсолютно все кошачье племя было говорящим. И многие собаки — прошу прощения за бестактность, уважаемый Ким. Ну, а уж дельфины, киты и приматы…
Лопух нерешительно перебил его:
— Прошу вас. Док, объясните мне одну вещь. Если эти ваши чудесные таблетки даруют счастье, да еще без всякого похмелья, то почему вы сами пьете только лунную брагу, да еще иногда мешаете ее с настойкой?
— Просто я, — начал было Док с прежней невозмутимостью и вдруг улыбнулся. — Молодец, Лопух, ты меня раскусил. А ты умеешь шевелить мозгами! Бог с тобой, коли ты так умен — будь по твоему. Приходи ко мне в ближайший Бездельник. Дорогу знаешь? Прекрасно! Посмотрим, , что можно сотворить с твоими глазами и зубами. Ну, а теперь двойную порцию на дорожку.
Он заплатил сверкающими монетами, засунул большой пузатый пакет в свой бездонный карман, попрощался и, выписывая зигзаги и кренделя, начал подтягивать по веревке свое отяжелевшее тело к зеленому люку.
— Прощщайте, сссэр, — зашипел Ким ему вслед. Снаружи раздраили красный люк, и из него дирижаблем выплыл Корчмарь. За ним выпорхнула Сюзи. Она миновала Лопуха, отвернув лицо, и как-то неловко, бочком протиснулась между растяжками и канатами к стойке бара, где равнодушно приняла от Корчмаря пакет настойки, предложенный ей с наигранной учтивостью.
Некоторое время Лопух бесился от ревности и злился на нее, но вскоре, всецело погрузившись в раздумья о предстоящей встрече с Доком, успокоился.
1 2 3 4 5 6 7 8