К графу и Орестаю подошел начальник стражи.
— Извольте следовать за нами. — Он повернулся к Роберту и добавил, как человеку, могущему не знать орнейских обычаев до тонкости: — Вас проведут в комнату близ площадки боя и принесут туда все, что потребуется. Прошу отдать мне свое оружие.
Граф не выдернул клинок из ножен, снял перевязь.
— Это — атрибут полномочного посла короля Асидора, — сказал он с достоинством. — И отдам я его тому, кто принял от меня обязанности посла.
Начальник стражи возражать не стал. Блекгарт, который в отличие от старейшины орнеев и его сына на очередную перемену блюд не обратил ни малейшего внимания, тут же подошел к отцу и принял от него меч.
— Я горжусь вами, батюшка, — нашел он в себе силы хоть что-то сказать.
Граф повернулся к начальнику стражи:
— Я смогу поговорить с новым послом, чтобы обсудить с ним поручения моего короля?
— До поединка к вам могут придти все, кого вы пожелаете. Идемте, времени у вас мало.
— Да, поторопись все рассказать ему, потому что песчинки в часах жрецов отмеряют твое последнее время, арси, — усмехнулся Орестай, отвернулся от графа и в сопровождении дюжины охранников уверенно пошагал к выходу из пиршественного зала. Он знал куда идти.
Граф каким-то другим взглядом посмотрел ему в спину, потом поправил сбившиеся на лоб волосы, поклонился в сторону стола старейшины старейшин и с высоко поднятой головой прошествовал следом. Блекгарт отправился с ним.
Его провели к одному из домиков у Пещеры Предков. Позади них неслышной поступью двигался Тень графа — ни во что не вмешивающийся, все запоминающий.
Помещение, где графу предназначалось провести время до боя оказалось не слишком просторным и с решеткой, будто в тюрьме, на окне, через которое лился мягкий солнечный свет. В снопе света кружились мириады пылинок. Каменная скамья и столешница составляли все убранство. Начальник стражи быстро взял какую-то неуместную здесь тряпку и заодно смахнул ею паутину в углу.
— Вам принесут все необходимое, — сообщил он графу. — Если что-то потребуется еще, позовите: я или мой помощник распорядимся принести.
— И что же мне принесут? — без всякого интереса спросил граф, усаживаясь на скамью.
— Ритуальную набедренную повязку для боя, масло, чтобы вы могли смазать тело и противник не смог взять вас в захват и…
— Почему? — удивленно спросил Блекгарт. — Ведь, как я понял, бой без оружия?
Какой захват?..
— Хм, — начальник стражи почесал за ухом. — Видите ли, площадка не очень большая, если противники не равного веса, то один просто может спихнуть другого или поднять и бросить вниз… Поэтому ставка должна делаться на удары, а не на борьбу… Впрочем, граф может и не смазываться, это его право. Еще, раз бой произойдет во время праздничного пира, вам принесут плотной еды и специального рвотного настоя, чтобы вы сперва опорожнили желудок и освободились от хмельного…
— Не надо, — отмахнулся Роберт. — Пусть лучше принесут еще кувшин вина. Если возможно, того самого, что я уже пил. Пусть мой стольничий принесет. Это возможно?
— К вам сюда сейчас могут придти все, кого вы пожелаете. Вы же выйдете отсюда только на бой. Я скажу, чтобы послали вам за вином, хотя я лично не советовал бы этого перед поединком.
Он вышел. Граф потянулся и расстегнул золоченые пряжки парадного камзола. Он был совершенно спокоен.
— О чем вы хотели мне рассказать, отец? — спросил Блекгарт, разрушая давящую ему на нервы паузу. — Вы хотели ввести меня в курс вашей посольской миссии?
— Нет, — усмехнулся граф. — За час ничего не расскажешь. Я буду советовать тебе по ходу переговоров.
— Но ведь вам сейчас предстоит смертный бой!
— Смерть не любит, когда ее боятся и готовятся ее встречать. Она спешит к встречающему, как к дорогому гостю.
— Но если вас убьют?
— Тогда будешь выкручиваться сам. Моих советов ты все равно не послушаешь. — Он помолчал и добавил: — Тогда Найжел подскажет, как и с кем из орнеев себя вести, а Лайон и епископ ответят на твои остальные вопросы. Надо было, по разуму, посольскую ленту Лайону отдать… Да с какой стати, ведь мой сын — ты!
— Но если вы не собираетесь мне ничего рассказывать, зачем позвали?
— Захотелось… Знаешь, сынок, всякое сегодня может случиться. Иди по своему пути, без оглядки на меня. Я всю жизнь провел в седле — зачем, ради чего? Мне так надо было. Тебе, может быть, и нет. Твои старшие братья точно имели другое предопределение в жизни, но решили пойти по моему пути. А дороги для них не оказалось… Слушай свое сердце, сынок, и всегда поступай как хочется, без оглядки на других. Даже, если этот другой — твой родной отец. Жаль, что я слишком поздно понял это…
Вошел слуга, принес серебряный поднос, на котором лежала желтая ткань, чтобы обернуть ее вокруг бедер, и какие-то склянки. За ним вошли стольничий с кувшином вина и Найжел.
Старый друг прислонился к косяку у входа и скрестил на груди руки.
Граф разделся до нага и принялся разминаться. Болтали о различных пустяках, к делу не относящихся.
— Знаешь о чем я сильно жалею? — почти перед самым выходом на бой сказал Найжел другу.
— О чем же? — спросил Роберт, примерно догадавшись, какой будет ответ.
— Что ты убьешь Орестая, а не я.
— Блекгарт, иди, подожди меня у выхода, — попросил граф. Когда сын вышел, он повернулся к Найжелу. — Это не Орестай, — спокойно сказал он. — Это продолжение приключений, начавшихся там, на дороге…
— Почему ты так предположил? — удивился старый друг.
— Я не предположил, я знаю. Облик Орестая принял совсем другой человек. Наш с тобой старый знакомый…
— Ты говоришь о…
— Да. О Чеваре. Он хочет погубить меня. Он надеется на магию.
— Я думал, что Чев хочет погубить нас обоих.
— Подожди, — усмехнулся Роберт. — Если я не справлюсь, придет твой черед.
— Убей его, — пожелал Найжел. — Ты спокоен?
— Как всегда.
— Он применит магию.
— Как всегда.
Найжел обнял друга. Потом снял свой антимагический перстень с камнем-дионисием.
— На, тебе сейчас нужнее.
Найжел несколько удивился, но Роберт взял протянутый талисман без возражений.
— Если бы ты не предложил, я сам бы попросил, — пояснил граф, надевая перстень.
Перстень был только-только впору на мизинец Найжела. Роберт, поморщившись, с трудом нацепил на свой палец — едва-едва нашел на фалангу.
— Теперь не снять будет, — пошутил он.
— Но-но, — поддержал шутливый тон друг. — С пальцем отрежу. Смотри, так слетит и потерять недолго…
Граф на всякий случай передел на безымянный палец перстень с печаткой, чтобы найжелов амулет крепче держался. Поморщился, подумав, как бы не сочли перстни за оружие и не заставили снять.
В дверном проеме показался начальник стражи.
— Я готов, — улыбнулся ему Роберт и шагнул вперед.
Найжел вышел из домика подготовки и взял Блекгарта под руку:
— Идем, я тебе все объясню.
В саду, а, вернее, уже за его пределами, так что могли посмотреть на зрелище и простые горожане, мгновенно прослышавшие о нежданном развлечении, были устроены полукругом смотровые площадки, располагавшиеся ярусами. Все стояли, даже уже появившийся старейшина старейшин и принцесса Гермонда. Круглую каменную арену, диаметром около пятнадцати шагов, окружал ров. Глубина канавы была большой, в два роста среднего человека, а на дне, на расстоянии в четверть локтя друг от друга, в землю были воткнуты нетолстые остроконечные железные штыри. На миниатюрную арену вели два дощатых мостка, поставленные с противоположных сторон.
— Для чего все это? — спросил юный рыцарь, не знавших орнейских обычаев. — И почему они будут сражаться безоружными? Странно…
— Ничего странного, — горько усмехнулся друг отца. — Это неблагородный бой.
Понимаешь, Блекгарт, у нас орнеев, свои традиции, которые мы чтим. Все орнеи произошли от одного предка, но все не могут быть воинами. Кому-то надо пасти скот, пахать землю, убирать в доме… Но они, хоть и простолюдины — тоже орнеи.
Никто не может безнаказанно оскорбить орнея, даже другой орней. Но ведь владению оружием обучаются не все. Вот и сражаются здесь обнаженными, с голыми руками — либо ломают противнику кости, либо сбрасывают на железные колышки. Всегда из двух поднявшихся на каменный помост, спускается лишь один. Так простой человек, не владеющий мечом, может ответить на оскорбление знатного рыцаря. А кулаками должны уметь работать все, иначе нечего ждать, что тебя не обидят. Вот и получается, что бои на этом помосте считаются неблагородными.
— Но ведь мой отец и этот… Орестай… Ведь оба — рыцари.
— Они вели себя не так, как полагается рыцарям. Устроили ссору на свадебном пиру сына старейшины. Да на любом пиру старейшины старейшин возмутившие спокойствие, кто бы они ни были, отправляются сюда. Таков закон. Может и дурацкий закон, но закон. Мы чтим традиции, без них, без памяти предков, мы перестанем быть свободными.
Странно, но хотя собравшаяся толпа была изрядно навеселе — особенно горожане, веселившиеся до того у дармовых бочек с вином, никаких криков, никакого подзадоривания, улюлюкания, свиста не было. Шумели, конечно, переговариваясь вполголоса, но неожиданно для Блекгарта все были серьезны, понимая, что один из двух противников сегодня умрет. И один из них был чужак, арситанец. Ясно, на чьей стороне были симпатии. Хотя… Орестай на всю страну прославился своим буйным нравом и безумными нелепыми выходками.
Граф Роберт — огромный, с уже заметным животом, с поросшей густым волосом грудью поднялся по мосткам. С другой стороны на помост вышел Орестай в синей набедренной повязке. Они представляли собой разительный контраст — зрелость и молодость, сила и ловкость, спокойный опыт и задиристая дерзость.
— Убирайте мостки! — звонко прозвенел голос Гермонды, которой старейшина поручил начать бой.
Слуги проворно сняли дощатые щиты — все, бой начался.
Тело Орестая блестело в лучах уставшего солнца от обильной смазки.
Несколько секунд противники стояли друг против друга, словно оценивая силы, потом граф сделал несколько шагов вперед, подальше от края.
Если закрыть глаза, подумалось Блекгарту, то можно представить, что находишься в лесу — только слышен шорох листвы садовых деревьев. Все, присутствующие при поединке, затаив дыхание, напряженно наблюдали за двумя бойцами.
Не важна причина по которой оба оказались здесь, она не всем известна, да и мало кого интересует. Важно, что все, чего человек стоит, он может показать здесь.
Эта площадка не раз была свидетельницей, как грозные бойцы, потрясавшие воздух кулаками и угрозами, сваливались на штыри, поливая собственной кровью равнодушную землю канавы.
Первые мгновения, как правило, показывают характер предстоящего боя: яростная короткая схватка или затяжная борьба нервов, когда каждое неверное движение может оказаться роковым. Зрители знали, что в любом случае развязка будет одна — мертвец. Но только кто из двух? По первым минутам начавшегося (начавшегося ли?) боя этого нельзя было предугадать. Потому что ничего не происходило. Два бойца в довольно спокойных, не напряженных позах просто стояли и смотрели друг на друга — ни гневных рыков, ни угрожающих жестов.
Но если бы среди присутствующих находился пусть самый слабый маг, он поразился бы сколь яростна атака одного, и сколь спокойно ее отражает другой. Впрочем, это спокойствие стоило ой как недешево.
Огромная, никому из многочисленных зрителей невидимая тяжесть обрушилась на графа Астурского в зверином стремлении смять, сокрушить, расплющить волю, чтобы позже, на физическом уровне, повелитель этой силы смог взять врага голыми руками. Дико завывал в ушах неслышный другим ураган — так, что барабанные перепонки вот-вот готовы были лопнуть, ледяной ветер врывался в глаза, выбивая слезы, забивался, обжигая холодом, в нос, в рот, мешая дышать. Яркие вспышки молний могли ослепить кого угодно. И тяжесть, тяжесть, навалившаяся разом на плечи.
Но граф выстоял. Он был готов к чему-то подобному и, действительно, выпало перенести именно то, что он и ожидал — даже странно, нет никакой фантазии у противника, кроме как направить на врага демонов стихий. Первый удар он выдержал и, вместо того, чтобы пытаться самому напасть (а в ордене без имени опытнейшие чародеи учили зачаткам боевой магии) активировал на полную мощь защиту перстня Найжела. Он мгновенно почувствовал как камень-дионисий, и так впитавший в себя большую часть первого удара, вливает в его тело, в его дух и волю тепло и стойкость.
Но Роберт не обольщался достигнутым успехом, чтобы попробовать воспользоваться мгновенной заминкой в атаке и ударить самому, он знал, как легко попадаются на контратаках: в простом-то рыцарском бою это прекрасная тактика, а уж в магическом… И граф держал оборону — магический натиск то налетал безумным порывом, то методично давил, давил…
Время для двоих бойцов растянулось, изменилось, то еле двигаясь, как густой сок растекается по несильно наклонной плоскости, то, без всякой видимой причины, срываясь как отпущенная тетива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39