— Орестай силен в бою?
— Я никого не боюсь.
— Я знаю, я не об этом. У него есть шансы тебя победить?
— Никаких, если я буду чувствовать себя так же, как сейчас.
— А он это понимает?
— Что ж, может быть он и хотел меня погубить. Но это ему бы ничего не дало…
Нет, Роберт, это точно не его рук дело — если б это придумал Орестай, он бы просто убил меня бесчувственного у колодца. И добился бы жуткой цели — род вепря перестал бы существовать.
— Но ведь твоя же жена беременна!
— И не одна, а три, может, и больше. А что толку? Если огонь перед вепрем потухнет, то не зажжется вновь, когда мальчик родится. Ребенок в таком случае будет уже принадлежать роду грача.
— Значит, не Орестай послал грязевых кукол… Ладно, пойдем, послушаем рассказ и выпьем пива, а то наше отсутствие заметят. Слушай, тот, кто сейчас вышел из Пещеры это не… Ну как его? Не тот, который про гранадцев рассказывал и Майсава?
— Дайлон? — переспросил Найжел и вгляделся в темноту. — Да, это он.
— Ты иди, Найжел, — попросил граф, — а я хочу кое-о чем спросить его по той истории. Я хотел задать ему вопросы, да видишь, как все повернулось. Я скоро приду.
Найжел кивнул и пошел обратно в священное здание. Роберт подождал пока Дайлон сделает свои дела и подошел к нему.
— Благородный Дайлон, это я, граф Астурский.
— Я вас узнал по говору. Вы слишком мягко произносите слова, не всегда понятно.
— Меня заинтересовал ваш рассказ. Я считаю, что этот юноша, о котором вы рассказали, — настоящий герой.
— Правда?
— Да, — сказал граф, не особо покривив душой. — Он женился на своей возлюбленной? — он не хотел сразу брать быка за рога и потому для завязки разговора задал не интересовавший его вопрос.
— Нет, — с болью в голосе ответил собеседник. — Пираты все ж обесчестили ее.
Майсав простил возлюбленную и все равно хотел жениться на ней, но она в ночь безлуния взобралась на самую высокую гору Ракки и бросилась вниз.
— Давно случилась эта история? — после паузы спросил Роберт.
— Давно, девять лет назад.
— А куда тот юноша дел фонарь и стекло? Ведь ими же можно было еще пользоваться?
— Фонарь оказался самым обычным, — ответил орней. — Вернее, магическим, конечно, но без волшебного масла он ничем, кроме странных надписей на нем, от обычных не отличался. Я не знаю где он сейчас. А стекло могу показать.
Он распахнул одежды и снял с шеи цепочку, на которой висело большое плоское стекло, чуть меньше по размеру, чем ладонь Роберта, и передал графу.
— Эй, оруженосец, или кто-нибудь! — крикнул орней. — Посвети нам факелом!
Подбежал слуга и поднес к графу факел. При его свете граф осмотрел фиолетовое мутноватое стекло с отшлифованными кромками.
— Почему оно у вас? — поинтересовался граф.
— Теперь — это мой амулет, защищающий меня от напастей. С ним я чувствую себя в безопасности.
— А как оно оказалось у вас, благородный Дайлон? — уточнил вопрос арситанец.
Глава клана моржей вздохнул. Потом сказал:
— Вы не знаете наших обычаев, благородный граф. В Пещере Предков можно рассказывать лишь о присутвующих в ней. Если говоришь о себе, то в третьем лице и называешься другим именем. Майсав — это я.
В это мгновение граф почувствовал, что его сковала магическая сила. Граф не обладал магией, но отлично знал, как происходит подобное. Он был парализован и, если бы не многолетняя тренировка, мог бы вообще ничего не ощутить. Но он знал — его проверяют на магическую сущность и проверяет чародей, владеющий незаурядной силой.
Граф обрел возможность двигаться буквально через несколько мгновений. Его собеседник ничего не заметил. Иди сделал вид, что ничего не заметил.
ГЛАВА ВТОРАЯ

Эпизод четвертый
Блекгарт в сотый раз убеждался, насколько был прав отец, сказав, что здесь, на Орнейских островах, все иначе, нежели на родине. Вот уж поистине, кто за морем не бывал, тот жизни не видал.
Молодой рыцарь все эти дни, проведенные в чужой столице, не переставал удивляться и боялся лишь одного: как бы по не знанию странных обычаев не попасть впросак. Поэтому почитал за благо больше молчать. Тем более — когда находился рядом с отцом.
А графу будто все ни по чем, он и на церемонии представления и проверки невесты, что предваряет свадьбу, такой же равнодушно-сонный, как и в пути, разве что вина не пьет. Хотя Блекгарт подозревал, что отец с трудом сдерживает себя, чтобы не вытянуть привычно назад руку и кликнуть слугу.
Огромная круглая площадь перед дворцом была окружена народом, люди взобрались на крыши окрестных домов, на ветки деревьев, чтобы лучше видеть главное — то, для чего собрались. В центре площади, на просторном шестиугольном каменном возвышении с полудюжиной ступенек на каждой грани, стояла принцесса Гермонда. По углам площадки, в которой было не менее двадцати шагов по диагонали, шесть священников заканчивали предварительный ритуал, скоро начнется само действо. На постаменте не было ничего кроме двух каменных, тоже шестигранных, высоких столбов — между ними и стояла новобрачная.
Блекгарт даже не поверил сперва узнав, что по варварским обычаям Орнеев невестой прежде жениха обладают старейшины рода: для испытания, так сказать, девственности и пригодности к браку — что за маразм! Но для островитян это был непреложный закон. Как и для всех знатных девиц, выходящих замуж за родовичей или их сыновей, этот жуткий обряд для Гермонды заключался в том, что ее по очереди и прилюдно поцелуют те старейшины, которые того пожелают.
Этот обряд, собственно, предварял саму свадьбу, и потому все знатные рыцари, прибывшие на торжество в столицу, находились сейчас на главной столичной площади. Все, кроме, может, арситанцев, знали, что не площадь предков простиралась у главного дворца, а резиденцию старейшин возвели возле священного места.
Блекгарт вместе с отцом стоял на специальной площадке для особо почетных гостей, в трех шагах от трона старейшины, по левую руку. Цвет арситанских рыцарей, в праздничных одеяниях и с парадными мечами в золотых ножнах замерли в торжественных позах, глядя на свою принцессу.
А она, находясь в центре площадки, прекрасно понимала, что на нее устремлено множество глаз. И трепетала от этого, в тысячный раз вспоминая: все ли в ее наряде в порядке? Хотя дюжина и своих, и орнейских фрейлин, под строгим присмотром дворцовых бабок, которые встретили ее еще по дороге сюда вместе с Найжелом и ни на мгновение не упускали ее из под своей опеки, с самого рассвета колдовали над ней. Она была счастлива и… и боялась. Ей нравился этот по рыцарски грубоватый наследник старейшины, ее будущий муж, и она гадала — что же произойдет сегодня ночью? Сегодня она, наконец избавится от девственности, познает неземное наслаждение, о котором столь много ей рассказывали старшие сестры. А эта дурнушка Инесса еще долго будет дожидаться своего часа!
Шесть странных священников — вроде и одежды, как должны быть, а молитвы бормочут на другом языке — одновременно прыснули на нее священной водой. Затем двое взяли ее руки, она не сопротивлялась. Они повернули ее лицом к огромному сарая, что на другой площади, прям напротив трона старейшины, и привязали веревками к специальным кольцам на столбах. Двое других велели чуть раздвинуть ноги и щиколотки обвязали веревками. Она теперь почти не могла пошевелиться.
Затем с нее сняли расписанный арситанскими гербами плащ, оставив ее лишь в тонком белом воздушном платье, через которое на ярком солнце просвечивала фигура.
Наконец, священники сошли с возвышения. У трона старейшины церемониймейстер что-то прокричал и многоголосый рев восторга накрыл огромную площадь, заглушив звуки раздавшихся труб.
С трона встал старейшина орнеев и медленно прошел через площадь к принцессе. Она робко улыбнулась ему — вся ее спесь и гордость улетучились мгновенно при виде медленно подходящего к ней со спины тучного, полного величия, пожилого мужчины, облеченного в тяжелые одежды. Казалось, он не замечает их, не смотря на стоящую жару.
Старейшина подошел к Гермонде, взял ее рукой за подбородок и коснулся сухими губами ее полных девичьих губ. Потом обвел взглядом площадь и кивнул — вновь раздались крики восторга.
Каждый, находившийся на площади, или даже взирающий издали с крыши какого-либо строения, знатный вельможа или самый последний нищий, чувствовал свою причастность к происходящему на площади, причастность к государственным делам.
Старейшина старейшин орнеев все так же не спеша вернулся к трону. По призыву церемониймейстера к принцессе двинулся другой старейшина из тех, что стояли по правую руку от золоченого трона.
— А ты что ж не там? — спросил граф Роберт находившего рядом с ним Найжела.
— Мне с тобой веселее, — ответил друг.
— Тебе ж ведь по званию теперь полагается принять участие в обряде?
— Попросит старейшина — поцелую, — угрюмо отозвался Найжел.
Граф усмехнулся. Принцесса успела устроить Найжелу веселенькую сценку за те три дня, что он вез ее до столицы, приняв заботу о ней от арситанского посла.
— На самом деле, — пояснил орней, — хоть это нигде и не записано, и не говорится вслух, считается, что в этом обряде участвуют лишь пожилые вожди, которых женщины давно не интересуют. А у меня молодых жен полон дом — хорош бы я был на этом помосте рядом с принцессой!
Чтобы друг не сердился, граф попросил его рассказывать ему о выходящих к центру площади старейшинах, дабы быть в курсе местных отношений. Конечно, он дал волю другу, но поскольку ему предстояли еще тяжелые секретные переговоры, то не мешало знать подходы к каждому из тех, кого придется убеждать.
— Это Трайгал, старейшина клана бобра, — пояснил Найжел своему другу.
К центру площади величественно шествовал согбенный старец, опирающийся на замысловатый посох. Голову его украшал немыслимый убор, изображающий оскалившего пасть первопредка, тяжелая мантия из блестящих черных шкур почти скрадывала фигуру. На боку красовался ритуальный костяной меч, дошедший с древних времен — сейчас с таким в бой никто не пойдет.
— Я вообще удивлен, что он сюда явился, — продолжал Найжел. — Когда меня представляли мальчишкой старейшинам, он уже тогда был невероятно стар. Всеми делами в роду заправляет его внучатый племянник, Торнал, вон, смотри, тот который стоит в четвертом ряду справа, в таком же наряде. Этот тип ненавидит вас, арситанцев, один из тех, кто хотят новой войны… Сам-то в прошлой войне, по малости лет, не участвовал… Дядя его во всем поддерживает, поскольку сам, похоже, может уже лишь важно кивать головой.
Найжел непроизвольно потер на лице старый шрам — память о мече графа Роберта, сердечного друга. Поставила их судьба в той войне в разные армии и оба сражались честно — за свою страну, за своих близких, за свои земли. Друг против друга.
Начнется новая война между Орнеями и Арситанией — оба вновь окажутся с разных сторон поля битвы. Ни тот, ни другой этого не желали.
— А это — глава клана орла. Он…
Блекгарт, видя как в знойной тишине проходят довольно большое расстояние до принцессы немощные старцы, затосковал, догадавшись, что церемония затянется надолго. Ноги еще не устали, хотя он встал с рассветом и ни разу не присаживался, но где-то внизу грудной клетки пронзительно заныло.
— Этого ты должен помнить, Роберт. Он разбил ваши войска у берегов Великой, тогда нам всем казалось, что победа близка…
— Да, герой.
— Только, потеряв руку, он уже не боец. Но в совете старейшин держится твердо и, кстати, тоже противник войны с Арситанией. Понимает, что нам друг с другом не совладать и посматривает на малый континент. Его ребята, а клан этот самый сейчас многочисленный, рвутся в бой. Меч, как говорится, в ножнах ржавеет. Без стычек настоящих бойцов не вырастить — дюжина турниров не заменит одну хорошую битву.
Принцесса, казалось, не чувствовала усталости — сердце билось учащенно от счастья и волнения. Все старцы, едва коснувшись ее уст своими губами, кивали в знак одобрения. А что произойдет, если хоть один из них не одобрит ее? Она была еще юна, хоть и своенравна, и не понимала, что это всего лишь торжественный ритуал, необходимый, но совершенно ничего не значащий.
Кто же следующий? Когда же пройдут все эти беззубые старики с трясущими руками и начнется сама свадьба?
Площадь, огороженная копейщиками, была пуста, церемониймейстер, по священному обычаю, выкрикивал имена родов, у которых давно погас огонь в чашах в Пещере Предков. В толпе кто обсуждал стоявшую на возвышении принцессу, кто предвкушал предстоящую веселую ночь с песнями и обязательными на подобных праздниках драками, кто с иссохшим горлом не мог дождаться когда выкатят на площадь огромные бочки с арситанским вином для бесплатного угощения. Словно огромное рокочущее море билось волнами о стражников, оцепивших площадь.
Найжел уже рассказывал о чем-то, не имеющем отношения к происходившему обряду, когда удивленно воскликнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39