Океан. Остров вроде рифа на переднем плане.
Глубоководные вместе с гу-маноидами явно смешанного происхождения: помесь
белая. Глубоководные покрыты чешуей, передвигаются наподобие лягушек нечто
среднее между шагом и прыжком, чуть горбятся, как и все земноводные.
Остальные, похоже, поплыли на риф. Быть может, Иннсмут? Ни береговой линии,
ни городских огней. Нет и кораблей. Выступающая из воды возвышенность, рядом
с рифом. Риф Дьявола? Похоже, даже гибриды не способны проплыть такое
расстояние без отдыха. Не исключено, что побережье находится слишком близко
на переднем плане, потому его и не видно.
17 ноября 1921 года. Абсолютно ни на что не похожий пейзаж. Явно не
земной. Непроницаемо черное небо, несколько звезд. Скалы из порфира или
сходной породы. На переднем плане глубокое озеро. Ха-ли? Через пять минут
воды стали бурлить и вздыматься в том месте что-то всплывало на поверхность.
Лицом от меня. Гигантский обитатель вод, со щупальцами. Спрутообразный,
только гораздо, гораздо крупнее в десять в двадцать раз крупнее гигантского
Octopus apollyon (Осьминог (лат.) с западного побережья. Одно то, что
служило ему шеей, составляет не менее 15 родов (Мера длины, примерно равная
пяти метрам.) в диаметре. Не мог отважиться взглянуть ему в лицо и
ликвидировал звезду.
4 января 1922 года. Промежуток абсолютной пустоты. Открытый космос?
Приближение к планете, как если бы я смотрел глазами того, кто приближается
к какому-то объекту в космосе. Небо темное, вдалеке звезды, вскоре начинает
вырисовываться поверхность планеты ближе, еще ближе. Увидел совершенно голый
ландшафт. Никакой растительности, как на темной звезде. Круг поклоняющихся
каменному столбу. Их крики: Иэ! Шуб-Ниггурат!
16 января 1922 года. Подводный край. Атлантида? Вряд ли. Огромное
сооружение наподобие храма с выбоинами от глубинных бомб. Гигантские
каменные глыбы, вроде тех, из которых сложены пирамиды. Ступени, ведущие
вниз, в зияющий чернотой провал. На заднем плане глубоководные. Какое-то
шевеление во мраке колодца со ступенями. Всплывает колоссальное щупальце.
Далеко позади два водянистых зрачка, разделенных расстоянием во много родов.
Р'лайх? Испугался приближения существа, выплывающего из бездны, и
ликвидировал звезду.
24 февраля 1922 года. Знакомый ландшафт. Может быть, Уилбрэхем? Ряд
приземистых и убогих фермерских домиков. Передний план, старик,
прислушивается. Время: вечер. Страшно галдят козодои. Приближается женщина,
у нее в руках каменная копия звезды. Старик в страхе убегает. Любопытно.
Надо будет навести справки.
21 марта 1922 года. Сегодня чуть не влип. Впредь следует быть
осторожнее. Сделал звезду и произнес слова: Пнглуи мглунафх Ктулху Рлайх
угахнагл фтагн. Угодил прямо на огромного шантака на переднем плане. Шантак
заметил и стал надвигаться. Я слышал стук его когтей! Вовремя успел
уничтожить звезду.
7 апреля 1922 года. Теперь я окончательно убедился в том, что если не
соблюдать осторожность, они могут пройти. Сегодня видел Тибет и чудовищных
снежных людей. Сделали еще одну попытку. Что же тогда говорить об их
хозяевах? Если рабы совершают попытки преодолеть границы времени и
пространства, то что тогда говорить о Великом Ктулху? Хастуре?
Шуб-Ниггурате? На время надо воздержаться. Страшно потрясен".
Уилбер сдержал слово и долго не возвращался к своему загадочному
времяпрепровождению. По крайней мере, это следовало из его записей,
очередная из которых появилась почти год спустя.
"7 февраля 1923 года. У меня почти не осталось сомнений в том, что вход
заметили. Заглядывать стало крайне рискованно. Безопасно только при чистом
ландшафте. А поскольку никогда нельзя знать заранее, куда попадешь, процент
риска значительно увеличился. Сегодня, как обычно, сделал звезду, произнес
слова и стал ждать. Какое-то время видел только знакомый ландшафт юго-запада
Америки в вечерний час: летучая мышь, совы, кенгуровые крысы, ведущие ночной
образ жизни, да дикие кошки. Затем из одной из пещер показался Обитатель
Песков с шершавой кожей, большими глазами и ушами, мордой смахивающий на
медведя-коалу, хотя сходство весьма условное этот гораздо более уродливый,
долговязый и тощий. Он заковылял в мою сторону, явно неспроста. Возможно ли
такое, чтобы вход позволял им заглядывать на эту сторону так же хорошо, как
мне на ту? Убедившись, что он идет прямо на меня, ликвидировал звезду. Все
исчезло, как обычно. Но что было , потом! Весь дом заполонили летучие мыши!
Двадцать семь штук! Я не из тех, кто верит в случайные совпадения".
Затем опять пошел период воздержания, в течение которого кузен
продолжал вести записи, не делая в них ни малейших намеков на свои видения и
на "звезду", столь часто им упоминавшуюся. Я был убежден в том, что он стал
жертвой галлюцинаций, вызванных, вне всякого сомнения, не чем иным, как
интенсивным штудированием книг, собранных им со всего света. Последующие
абзацы имели характер доказательств, хотя по существу являлись попыткой
рационального истолкования того, что он якобы "увидел".
Они перемежались газетными вырезками, каковые Уилбер стремился, по всей
видимости, связать со столь милой его сердцу схемой мироздания: среди них
были сообщения о загадочных происшествиях, неопознанных летающих объектах,
таинственных исчезновениях в космосе, любопытных открытиях в области тайных
культов и т.п. Я с горечью замечал, что Уилбер недостаточно критично
воспринял отдельные аспекты первобытных религиозных представлений и искренне
верил в то, например, что до наших дней дожили потомки так называемых
Властителей Древности и тех, кто им поклонялся. Более того, он поставил себе
цель доказать эту гипотезу, опираясь на авторитет современных свидетельств.
Что и говорить, между свидетельствами древних и теми, что время от времени
встречались в прессе, имелось очевидное сходство но ведь его можно было
объяснить простым совпадением. Поэтому, несмотря на всю весомость собранных
кузеном доказательств, я отправил его бумаги в Мискатоникскую библиотеку, в
собрание Эйкли, не сняв с них перед этим копий, тем более, что многое я
запомнил и так. Этому помогло одно незабываемое впечатление, увенчавшее мой,
поначалу праздный, интерес к предмету занятий кузена.
III
О том, что за "звезду" имел в виду Уилбер, я узнал благодаря чистой
случайности. При описании своих видений кузен никогда не забывал упомянуть о
"создании", "уничтожении", "сотворении" и "ликвидации" некой звезды. Мне это
ровным счетом ни о чем не говорило и, вероятно, так никогда бы и не сказало,
если бы как-то раз в косых лучах заходящего солнца, падавших на пол
мансарды, я не разглядел еле заметные линии, образовывавшие подобие
пятиконечной звезды. Прежде я не мог видеть их из-за того, что на этом месте
лежал ковер, но в ходе упаковки книг и рукописей, предназначенных к отсылке
в библиотеку, я ненароком его сдвинул, и, таким образом, то, что звезда
попала мне на глаза, было делом случая.
Но и тогда я не сразу сообразил, что эти едва заметные линии
воспроизводят звезду. Лишь после того, как я разобрался с книгами и свернул
ковер, изображение открылось целиком то была звезда о пяти концах,
украшенная затейливым орнаментом и, судя по всему, нарисованная человеком,
находившимся в ее центре. Теперь мне стало ясно, каким целям служила коробка
с мелом, обнаруженная мною в комнате кузена, где ей, казалось бы, нечего
было делать. Отодвинув бумаги и книги, я принес мел и принялся аккуратно
обводить звезду и орнамент по сохранившемуся контуру, сидя в центре рисунка.
Вероятно, это изображение служило какой-то каббалистической "схемой, и
рисовальщик должен был находиться внутри композиции.
Обведя рисунок по еле различимым линиям, сохранившимся благодаря его
неоднократным воспроизведениям, я уселся в центре звезды и принялся ждать. Я
вполне допускал, что вот-вот может что-нибудь произойти. Меня смущало лишь
одно: читая записки кузена, я неоднократно натыкался на фразу об
"уничтожении" звезды действие, которое он совершал всякий раз, когда ему
грозила опасность. Между тем, насколько я помнил из книг по каббалистической
практике, именно уничтожение подобных изображений влечет за собой опасность
психического расстройства. Однако пока что вообще ничего не происходило, и
только по прошествии нескольких минут я вдруг вспомнил про "слова". В свое
время я догадался их переписать, а потому сходил за ними и, вернувшись,
торжественно произнес:
"Пнглуи мглунаф Ктулху Рлайх угахнагл фтагн".
В тот же миг произошло нечто из ряда вон выходящее. Я сидел лицом к
окну с непрозрачным стеклом в южной стене дома и видел все, как на ладони.
Со стекла внезапно как бы спала пелена, и перед моим изумленным взором
возник залитый солнцем ландшафт. Я взглянул на часы: они показывали начало
десятого, и, стало быть, на дворе был поздний вечер, теплый летний вечер в
штате Массачусетс. Однако тот пейзаж, что я видел в окне, был явно не
новоанглийским: выжженная почва, холмы песчаника, пустынная растительность;
несколько крупных пещер на переднем плане и цепь заснеженных гор на
горизонте именно такой пейзаж, о котором не раз говорил кузен в своих
загадочных записках.
Я глядел на открывшийся вид, как зачарованный; в голове у меня был
полный хаос. Там, куда я смотрел, жизнь шла своим чередом, и взгляд мой
встречал то одно, то другое из ее проявлений: вот гремучая змея проползла,
извиваясь, вот всевидящий ястреб пролетел высоко над землей и по отблеску
солнца на его перьях я заключил, что стоял предзакатный час. Все указывало
на то, что передо мной типичный ландшафт юго-запада Америки. Интересно,
какой его части? Аризоны? Нью-Мексико?
Так или иначе, мне суждено было оставаться безучастным свидетелем
событий, разворачивавшихся на фоне нездешнего ландшафта. Змея не успела
уползти далеко, ястреб камнем кинулся вниз и спустя мгновение взмыл с ее
извивающимся телом в когтях. Солнце садилось за линию гор, открывая моему
взору волшебной красоты вид. А потом из отверстого зева одной из наиболее
крупных пещер появились летучие мыши. Тысячи летучих мышей тянулись
нескончаемым потоком из непроницаемо черной утробы, и мне казалось, будто я
слышу их стрекот. Вот уже сгустились сумерки, а они все вылетали и вылетали,
и я даже затрудняюсь сказать, как долго это продолжалось. Когда наконец
последняя летучая мышь оставила пещеру, оттуда показалось еще что-то
какое-то человекообразное существо с непомерно большими глазами и ушами и на
редкость шершавой будто в нее въелся песок пустыни кожей. Существо было
худым, как скелет, все ребра его выпирали наружу, но что было особенно
отталкивающим, так это его лицо оно напоминало забавного австралийского
медведя-коалу. И тут я вспомнил, как мой кузен называл этих людей ибо вслед
за первым показались и другие, в том числе женского пола это были Обитатели
Песков!
Они покидали пещеру, щурясь своими огромными глазами, а потом вдруг
заторопились и, бросившись врассыпную, попрятались за кусты. И тогда из
пещеры по частям стал появляться какой-то невообразимый монстр сначала
показалось одно его щупальце, потом второе, а затем целых полдюжины разом:
все они осторожно ощупывали вход в пещеру. И уже в последнюю очередь
появились смутные очертания чудовищной головы. Когда она рывком подалась
вперед я едва не закричал от страха ибо в лице чудовища я увидел жуткую
карикатуру на все, что наделено в этом мире разумом. Голова росла прямо из
тела, представлявшего собой студенистую, колышущуюся массу, а щупальца
единственное украшение монстра сходились на том участке его тела, который
служил ему то ли нижней челюстью, то ли шеей.
Ко всему прочему, существо было наделено способностью осмысленного
восприятия, ибо оно, похоже, с самого начала заметило мое присутствие.
Выбравшись из пещеры, оно в упор поглядело на меня, а затем стало
передвигаться по направлению к окну, с невероятной скоростью пересекая
стремительно темнеющую местность. Не подозревая об истинных размерах
грозящей мне опасности, я, как завороженный, наблюдал за происходящим, и
только когда чудовище заслонило собой весь вид, когда его щупальца
протянулись к окну мансарды и прошли сквозь него! только тогда меня охватил
настоящий страх.
1 2 3 4
Глубоководные вместе с гу-маноидами явно смешанного происхождения: помесь
белая. Глубоководные покрыты чешуей, передвигаются наподобие лягушек нечто
среднее между шагом и прыжком, чуть горбятся, как и все земноводные.
Остальные, похоже, поплыли на риф. Быть может, Иннсмут? Ни береговой линии,
ни городских огней. Нет и кораблей. Выступающая из воды возвышенность, рядом
с рифом. Риф Дьявола? Похоже, даже гибриды не способны проплыть такое
расстояние без отдыха. Не исключено, что побережье находится слишком близко
на переднем плане, потому его и не видно.
17 ноября 1921 года. Абсолютно ни на что не похожий пейзаж. Явно не
земной. Непроницаемо черное небо, несколько звезд. Скалы из порфира или
сходной породы. На переднем плане глубокое озеро. Ха-ли? Через пять минут
воды стали бурлить и вздыматься в том месте что-то всплывало на поверхность.
Лицом от меня. Гигантский обитатель вод, со щупальцами. Спрутообразный,
только гораздо, гораздо крупнее в десять в двадцать раз крупнее гигантского
Octopus apollyon (Осьминог (лат.) с западного побережья. Одно то, что
служило ему шеей, составляет не менее 15 родов (Мера длины, примерно равная
пяти метрам.) в диаметре. Не мог отважиться взглянуть ему в лицо и
ликвидировал звезду.
4 января 1922 года. Промежуток абсолютной пустоты. Открытый космос?
Приближение к планете, как если бы я смотрел глазами того, кто приближается
к какому-то объекту в космосе. Небо темное, вдалеке звезды, вскоре начинает
вырисовываться поверхность планеты ближе, еще ближе. Увидел совершенно голый
ландшафт. Никакой растительности, как на темной звезде. Круг поклоняющихся
каменному столбу. Их крики: Иэ! Шуб-Ниггурат!
16 января 1922 года. Подводный край. Атлантида? Вряд ли. Огромное
сооружение наподобие храма с выбоинами от глубинных бомб. Гигантские
каменные глыбы, вроде тех, из которых сложены пирамиды. Ступени, ведущие
вниз, в зияющий чернотой провал. На заднем плане глубоководные. Какое-то
шевеление во мраке колодца со ступенями. Всплывает колоссальное щупальце.
Далеко позади два водянистых зрачка, разделенных расстоянием во много родов.
Р'лайх? Испугался приближения существа, выплывающего из бездны, и
ликвидировал звезду.
24 февраля 1922 года. Знакомый ландшафт. Может быть, Уилбрэхем? Ряд
приземистых и убогих фермерских домиков. Передний план, старик,
прислушивается. Время: вечер. Страшно галдят козодои. Приближается женщина,
у нее в руках каменная копия звезды. Старик в страхе убегает. Любопытно.
Надо будет навести справки.
21 марта 1922 года. Сегодня чуть не влип. Впредь следует быть
осторожнее. Сделал звезду и произнес слова: Пнглуи мглунафх Ктулху Рлайх
угахнагл фтагн. Угодил прямо на огромного шантака на переднем плане. Шантак
заметил и стал надвигаться. Я слышал стук его когтей! Вовремя успел
уничтожить звезду.
7 апреля 1922 года. Теперь я окончательно убедился в том, что если не
соблюдать осторожность, они могут пройти. Сегодня видел Тибет и чудовищных
снежных людей. Сделали еще одну попытку. Что же тогда говорить об их
хозяевах? Если рабы совершают попытки преодолеть границы времени и
пространства, то что тогда говорить о Великом Ктулху? Хастуре?
Шуб-Ниггурате? На время надо воздержаться. Страшно потрясен".
Уилбер сдержал слово и долго не возвращался к своему загадочному
времяпрепровождению. По крайней мере, это следовало из его записей,
очередная из которых появилась почти год спустя.
"7 февраля 1923 года. У меня почти не осталось сомнений в том, что вход
заметили. Заглядывать стало крайне рискованно. Безопасно только при чистом
ландшафте. А поскольку никогда нельзя знать заранее, куда попадешь, процент
риска значительно увеличился. Сегодня, как обычно, сделал звезду, произнес
слова и стал ждать. Какое-то время видел только знакомый ландшафт юго-запада
Америки в вечерний час: летучая мышь, совы, кенгуровые крысы, ведущие ночной
образ жизни, да дикие кошки. Затем из одной из пещер показался Обитатель
Песков с шершавой кожей, большими глазами и ушами, мордой смахивающий на
медведя-коалу, хотя сходство весьма условное этот гораздо более уродливый,
долговязый и тощий. Он заковылял в мою сторону, явно неспроста. Возможно ли
такое, чтобы вход позволял им заглядывать на эту сторону так же хорошо, как
мне на ту? Убедившись, что он идет прямо на меня, ликвидировал звезду. Все
исчезло, как обычно. Но что было , потом! Весь дом заполонили летучие мыши!
Двадцать семь штук! Я не из тех, кто верит в случайные совпадения".
Затем опять пошел период воздержания, в течение которого кузен
продолжал вести записи, не делая в них ни малейших намеков на свои видения и
на "звезду", столь часто им упоминавшуюся. Я был убежден в том, что он стал
жертвой галлюцинаций, вызванных, вне всякого сомнения, не чем иным, как
интенсивным штудированием книг, собранных им со всего света. Последующие
абзацы имели характер доказательств, хотя по существу являлись попыткой
рационального истолкования того, что он якобы "увидел".
Они перемежались газетными вырезками, каковые Уилбер стремился, по всей
видимости, связать со столь милой его сердцу схемой мироздания: среди них
были сообщения о загадочных происшествиях, неопознанных летающих объектах,
таинственных исчезновениях в космосе, любопытных открытиях в области тайных
культов и т.п. Я с горечью замечал, что Уилбер недостаточно критично
воспринял отдельные аспекты первобытных религиозных представлений и искренне
верил в то, например, что до наших дней дожили потомки так называемых
Властителей Древности и тех, кто им поклонялся. Более того, он поставил себе
цель доказать эту гипотезу, опираясь на авторитет современных свидетельств.
Что и говорить, между свидетельствами древних и теми, что время от времени
встречались в прессе, имелось очевидное сходство но ведь его можно было
объяснить простым совпадением. Поэтому, несмотря на всю весомость собранных
кузеном доказательств, я отправил его бумаги в Мискатоникскую библиотеку, в
собрание Эйкли, не сняв с них перед этим копий, тем более, что многое я
запомнил и так. Этому помогло одно незабываемое впечатление, увенчавшее мой,
поначалу праздный, интерес к предмету занятий кузена.
III
О том, что за "звезду" имел в виду Уилбер, я узнал благодаря чистой
случайности. При описании своих видений кузен никогда не забывал упомянуть о
"создании", "уничтожении", "сотворении" и "ликвидации" некой звезды. Мне это
ровным счетом ни о чем не говорило и, вероятно, так никогда бы и не сказало,
если бы как-то раз в косых лучах заходящего солнца, падавших на пол
мансарды, я не разглядел еле заметные линии, образовывавшие подобие
пятиконечной звезды. Прежде я не мог видеть их из-за того, что на этом месте
лежал ковер, но в ходе упаковки книг и рукописей, предназначенных к отсылке
в библиотеку, я ненароком его сдвинул, и, таким образом, то, что звезда
попала мне на глаза, было делом случая.
Но и тогда я не сразу сообразил, что эти едва заметные линии
воспроизводят звезду. Лишь после того, как я разобрался с книгами и свернул
ковер, изображение открылось целиком то была звезда о пяти концах,
украшенная затейливым орнаментом и, судя по всему, нарисованная человеком,
находившимся в ее центре. Теперь мне стало ясно, каким целям служила коробка
с мелом, обнаруженная мною в комнате кузена, где ей, казалось бы, нечего
было делать. Отодвинув бумаги и книги, я принес мел и принялся аккуратно
обводить звезду и орнамент по сохранившемуся контуру, сидя в центре рисунка.
Вероятно, это изображение служило какой-то каббалистической "схемой, и
рисовальщик должен был находиться внутри композиции.
Обведя рисунок по еле различимым линиям, сохранившимся благодаря его
неоднократным воспроизведениям, я уселся в центре звезды и принялся ждать. Я
вполне допускал, что вот-вот может что-нибудь произойти. Меня смущало лишь
одно: читая записки кузена, я неоднократно натыкался на фразу об
"уничтожении" звезды действие, которое он совершал всякий раз, когда ему
грозила опасность. Между тем, насколько я помнил из книг по каббалистической
практике, именно уничтожение подобных изображений влечет за собой опасность
психического расстройства. Однако пока что вообще ничего не происходило, и
только по прошествии нескольких минут я вдруг вспомнил про "слова". В свое
время я догадался их переписать, а потому сходил за ними и, вернувшись,
торжественно произнес:
"Пнглуи мглунаф Ктулху Рлайх угахнагл фтагн".
В тот же миг произошло нечто из ряда вон выходящее. Я сидел лицом к
окну с непрозрачным стеклом в южной стене дома и видел все, как на ладони.
Со стекла внезапно как бы спала пелена, и перед моим изумленным взором
возник залитый солнцем ландшафт. Я взглянул на часы: они показывали начало
десятого, и, стало быть, на дворе был поздний вечер, теплый летний вечер в
штате Массачусетс. Однако тот пейзаж, что я видел в окне, был явно не
новоанглийским: выжженная почва, холмы песчаника, пустынная растительность;
несколько крупных пещер на переднем плане и цепь заснеженных гор на
горизонте именно такой пейзаж, о котором не раз говорил кузен в своих
загадочных записках.
Я глядел на открывшийся вид, как зачарованный; в голове у меня был
полный хаос. Там, куда я смотрел, жизнь шла своим чередом, и взгляд мой
встречал то одно, то другое из ее проявлений: вот гремучая змея проползла,
извиваясь, вот всевидящий ястреб пролетел высоко над землей и по отблеску
солнца на его перьях я заключил, что стоял предзакатный час. Все указывало
на то, что передо мной типичный ландшафт юго-запада Америки. Интересно,
какой его части? Аризоны? Нью-Мексико?
Так или иначе, мне суждено было оставаться безучастным свидетелем
событий, разворачивавшихся на фоне нездешнего ландшафта. Змея не успела
уползти далеко, ястреб камнем кинулся вниз и спустя мгновение взмыл с ее
извивающимся телом в когтях. Солнце садилось за линию гор, открывая моему
взору волшебной красоты вид. А потом из отверстого зева одной из наиболее
крупных пещер появились летучие мыши. Тысячи летучих мышей тянулись
нескончаемым потоком из непроницаемо черной утробы, и мне казалось, будто я
слышу их стрекот. Вот уже сгустились сумерки, а они все вылетали и вылетали,
и я даже затрудняюсь сказать, как долго это продолжалось. Когда наконец
последняя летучая мышь оставила пещеру, оттуда показалось еще что-то
какое-то человекообразное существо с непомерно большими глазами и ушами и на
редкость шершавой будто в нее въелся песок пустыни кожей. Существо было
худым, как скелет, все ребра его выпирали наружу, но что было особенно
отталкивающим, так это его лицо оно напоминало забавного австралийского
медведя-коалу. И тут я вспомнил, как мой кузен называл этих людей ибо вслед
за первым показались и другие, в том числе женского пола это были Обитатели
Песков!
Они покидали пещеру, щурясь своими огромными глазами, а потом вдруг
заторопились и, бросившись врассыпную, попрятались за кусты. И тогда из
пещеры по частям стал появляться какой-то невообразимый монстр сначала
показалось одно его щупальце, потом второе, а затем целых полдюжины разом:
все они осторожно ощупывали вход в пещеру. И уже в последнюю очередь
появились смутные очертания чудовищной головы. Когда она рывком подалась
вперед я едва не закричал от страха ибо в лице чудовища я увидел жуткую
карикатуру на все, что наделено в этом мире разумом. Голова росла прямо из
тела, представлявшего собой студенистую, колышущуюся массу, а щупальца
единственное украшение монстра сходились на том участке его тела, который
служил ему то ли нижней челюстью, то ли шеей.
Ко всему прочему, существо было наделено способностью осмысленного
восприятия, ибо оно, похоже, с самого начала заметило мое присутствие.
Выбравшись из пещеры, оно в упор поглядело на меня, а затем стало
передвигаться по направлению к окну, с невероятной скоростью пересекая
стремительно темнеющую местность. Не подозревая об истинных размерах
грозящей мне опасности, я, как завороженный, наблюдал за происходящим, и
только когда чудовище заслонило собой весь вид, когда его щупальца
протянулись к окну мансарды и прошли сквозь него! только тогда меня охватил
настоящий страх.
1 2 3 4