Что за чушь? Два юноши, да, они действительно похожи, братья. Мужчина в военной форме. Девушка у фонтана. Бог мой, так у нее же была сумка?! Куда она делась? Или не было? Тогда с кем же я ее путаю? Три девочки, один мальчик. Один мальчик? Видимо, так, да. Что-то было у этого старика, что-то… Что? Может быть, мне записать подробности?
Да нет, так с ума можно сойти. А я не сойду с ума назло всем моим завистникам и этой старой ведьме. Который час, кстати?
Двадцать пять минут одиннадцатого показывали его наручные часы. Почему-то студент подошел к стенным часам и сорвал простыню. На стенных часах было двадцать пять минут третьего. Они тикали, и маятник равномерно двигался. Студент впился глазами в длинную стрелку и не отрываясь смотрел на нее. Но, хотя он и смотрел на часы, он не мог сказать, сколько времени прошло, пока не увидел еле уловимое движение минутной стрелки в обратном направлении. Студент быстро подсчитал в уме. Так, точно. В последний раз, когда, собираясь выйти из квартиры, он фиксировал время, было двадцать пять восьмого на его наручных часах и двадцать пять шестого на стенных. Сейчас двадцать пять минут одиннадцатого на наручных и двадцать пять третьего на стенных. Выходит, часы шли с одинаковой скоростью — прошло ровно три часа, — но в обратном направлении на тех часах и в правильном на этих. Эти часы шли назад. Часы могут стоять, отставать, спешить. Но чтобы они с такой точностью шли назад — с этим студент сталкивался впервые. „Ничего себе выдумка у моих врагов, — подумал студент, — с такой изобретательностью им бы в Ньютоны, Эйнштейны податься, а они тратят пыл на какого-то студента, вся вина которого в том, что он лучше отвечал на экзаменах, потому что серьезно готовился к ним, а не занимался изобретением ловушек. Интересно, какой еще сюрприз они приготовили Мне в этой заколдованной комнате?“
Слово „заколдованной“ он мысленно произнес с оттенком иронической снисходительности. Студент был уверен, что все эти „невинные фокусы“ построены по четко продуманному плану. Скорее, он пытался уверить себя в этом, что его несколько успокаивало, хотя и не совсем. Конечно, если бы ему было куда пойти, он ни минуты не остался бы в проклятой квартире. Можно поехать в общежитие, кстати, он еще не выписался оттуда, но у студента пропала всякая охота к передвижению, стоило представить себе, что ему придется спускаться на этом зловещем лифте, может быть, впотьмах, что надо будет выйти на мрачный пустырь, пройти мимо сгоревшего дома с огромными тенями от лунного света и что вряд ли в такую пору он сможет найти автобус или такси, и тогда придется ему возвращаться в эту комнату, в которой старуха за время его отсутствия наверняка побывает еще раз и расставит новые ловушки.
Студент не сомневался, что она притаилась где-то здесь, совсем поблизости, скорее всего в том же доме. Теперь он был почти уверен, что именно она в его отсутствие зажгла здесь свет, открыла загадочную дверь на несуществующий балкон и что-то выбросила оттуда, что она или кто-то другой все время неустанно наблюдает за ним. „Нет, — сказал себе студент, — я останусь здесь, и ничто меня не сможет напугать, даже если все эти ее проклятые фотографии оживут и выйдут из своих рамок“. Он представил себе, как люди на фотографиях оживают, и ему от этого стало не боязно, а даже как-то весело. „Собственно говоря, я, кажется, порядочный трус. Чего я боюсь? Часы идут в обратном направлении? Ну и пусть идут себе на здоровье, если это кому-то нравится. Мне показалось, что у девушки на фотографии сумка, и, выходит, я ошибся. Элементарный обман зрения. Да, еще эта заколоченная несуразная дверь, ну и что? Что в ней страшного? Что во всем этом жуткого? Что зловещего? Ерунда какая-то… О боже, — он оцепенел, — что же это такое?“
Студент вдруг увидел, что освещение комнаты меняется: обычная голая лампочка, свисающая с потолка, постепенно становилась синей, как в медицинском приборе „синий свет“.
Студент сидел без движения, и комната, подобно стакану воды, в который бросили зерна марганца, постепенно становилась темно-лиловой. Он не знал, сколько все это длилось. Сидел не шевелясь, весь во власти расслабляющего волю страха.
Потом свет лампочки снова стал меняться — медленно и долго, пока наконец не стал обычным.
„Что же, — подумал студент, — если это испытание моей воли и мужества, я выйду из него спокойным и, несмотря ни на что, спокойно лягу спать“.
Уверенными шагами прошел он в кухню, потушил там свет, оставил его в ванной, умылся, почистил зубы, вернулся в комнату, не взглянул на фотографии, расстелил постель, щелкнул и здесь выключателем и лег. Сама темнота не пугала его, он вообще-то не боялся темноты как таковой, а обо всех сегодняшних фокусах он заставил себя не думать. Он подумал лишь о том, что не может быть ничего такого, что в конце концов нельзя было бы разумно объяснить. С этой мысли он переключился на мысль о загадках космоса, о контактах с инопланетянами, о формах разумной жизни во вселенной. Это всегда его интересовало. Затем он стал думать о своей будущей студенческой жизни и через некоторое время спокойно заснул…
Человек шел по пустырю под неверным светом лиловой луны. Его лицо было сплошь забинтовано, оставались лишь узкие щели для глаз. Он был в черном трико, в черной водолазке, в тапочках и весь перепоясан множеством разных ремней. Шаги его были бесшумны, как у кошки. Человек шел к большому сгоревшему дому. В лунном свете полуразрушенные стены и оконные рамы отбрасывали длинные причудливые тени. Тени падали и от колоннады, которая подпирала теперь пустоту. При страшном пожаре, постигшем дом несколько лет назад, большинство жильцов не смогло спастись, многие сгорели в квартирах или задохнулись, замурованные обвалившимися стенами. Остались их голоса, каким-то образом записанные на стены, и при луне, когда дул ветер и метались тени, их голоса начинали звучать — слышались крики, стоны, плач. Человек с забинтованным лицом шел к своей квартире, в которой погибли его близкие, зашел в дом, по лестнице без перил поднялся на второй этаж, подошел к обвалившемуся подоконнику и поднял валявшуюся там трубку телефона с оторванным шнуром. Стал набирать свой собственный номер…
Звонок раздался в комнате. Студент услышал его сквозь сон и попытался проснуться. Но его душило наваждение непроницаемой тьмы, которую он хотел прогнать, зажигая свет, однако выяснилось, что выключатели не работают. Студент явственно ощущал приближение чего-то ужасного, присутствие в темной комнате какого-то существа, которое стояло над ним и с точностью метронома отсчитывало цифры: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…
Он вскрикнул и проснулся, весь в холодном поту, но страх не покинул его, а, наоборот, усилился, потому что действительно звонил телефон. В темноте, не соображая, что делает, он бросился к столу, ощупью нашел телефонную трубку и поднял ее, но трубка была полна неживого молчания, как и полагается не включенному в сеть телефону. Студент нашел выключатель. Свет загорелся. Студент стоял босой посредине комнаты с трубкой неработающего телефона в руке. Медленно и трудно он приходил в себя после только что пережитого кошмара.
Потом он положил трубку на место и сел на стул. Ну конечно же звонок он слышал во сне, но ведь, когда он проснулся и потянулся к телефону — то есть уже наяву, — звонок продолжал звучать. Конечно, ему показалось. Естественно, никакого звонка не было, ведь не может же звонить телефон, с отрезанным шнуром. Это все переутомление, напряжение и волнения последнего месяца. Спать, спать, спать. Уже успокоившись, он протянул руку к выключателю, но, прежде чем щелкнуть им, повинуясь какой-то неодолимой властной силе, повернулся и еще раз посмотрел на фотографии. Сомнений быть не могло — на них были совершенно другие люди… И молодой человек, тот, который был… в рубашке. Теперь это был не он… вернее, он… но другой… тот, который висел у старухи… с галстуком… в костюме с широкими бортами… усатый… Плохо соображая от ужаса, студент подошел вплотную к фотографии и впился глазами в лицо этого человека. Нельзя же сойти с ума, если я все так ясно себе представляю? Или они уже добились своего, мой рассудок помутился, но можно ли так ясно и четко фиксировать помутнение собственного рассудка, если он действительно мутится?!»
Студент смотрел в лицо человека на фотографии с расстояния в два шага и явственно увидел, как на щеках у того начала проступать и расти щетина…
Студент потерял сознание. Комната погрузилась во мрак. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем он пришел в себя и попытался определить свое состояние — сон или явь, продолжающийся обморок или окончательное безумие? Он попробовал сосредоточиться. Вспомнил, что в глазах потемнело, следовательно, он упал в обморок, когда ему показалось, что на фотографии что-то меняется, разумеется, ему это только показалось. Итак, он упал на пол и сейчас лежит на том самом месте, где упал, то есть перед фотографиями. В комнате почему-то темно. Что же, очевидно, где-то произошло замыкание и свет погас. А перед этим он видел кошмарный сон. Может, сон все еще продолжается? Да нет, он сейчас не спит. Он может точно определить свое состояние. Итак, под влиянием кошмарного сна, ему что-то показалось, и он смалодушничал, потерял сознание, но теперь он в своем уме, лежит на полу в своей комнате, в квартире, которую он накануне снял. Надо взять себя в руки, встать и зажечь свет.
Но почему у него ощущение чьего-то присутствия в этой темной комнате? И какие-то голоса. Причем они где-то совсем близко. Даже не за стеной, а совсем рядом, как бы за неплотно прикрытой дверью. Кто-то тихо стонет. Наложение, сгущение голосов — кто-то шепчет, спорит шепотом. Откуда эти голоса? Ведь слева нет никаких соседей, там только дверь на несуществующий балкон. Неужели он опять потерял ориентировку, не разбирает, где левая, где правая сторона? Студент медленно повернул голову по направлению к доносящимся голосам и в непроницаемом мраке своей комнаты увидел узкую полоску света из-под заколоченной двери. Свет был каким-то уютным, комнатным, будто не пустое пространство неба было за дверью. Студент подполз к ней и услышал голоса, приглушенные, мужской и женский, причем, два раза ему почудилось, что назвали его имя, потом тихий смех и какой-то сдавленный стон, и чья-то явное сдерживаемая ярость. Кто-то монотонно продолжал считать: раз, два, три, четыре, пять, шесть… Потом кто-то постучал в дверь, именно в эту дверь, с той стороны, то есть с той, где, кроме двух торчащих балок балкона, кроме зияющей бездны двадцатиэтажной высоты, ничего не было. Стук раздался всего два раза, и очень тихо, и больше не повторился. А голоса продолжали звучать…
Студент решился; он встал, включил свет в комнате (когда он успел его выключить?), подошел к заколоченной двери и сильным движением оторвал одну, затем другую доску. Потом он дернул дверь, но она открылась легко и мягко. За ней был коридор — точно такая же передняя, как и в его, студента, квартире. Это даже не удивило его. Он шагнул в этот коридор, полуосвещенный падающим из открытой двери комнаты светом, видимо, торшера или настольной лампы. Из комнаты доносилась тихая музыка. Радио, наверно. Студент подошел к дверям, заглянул. Комната была почти такой, как и его, но обставлена несколько иначе. Свет падал от настольной лампы под зеленым абажуром. Она освещала стол, за которым спиной к двери сидел человек точно в таком же синем джинсовом костюме, какой был и на студенте. Фигура, рост, каштановые волосы — все было точно как у студента. «Вот теперь я окончательно сошел с ума, — подумал он, — мне видится мой двойник».
Но человек за столом поднял голову и посмотрел на студента с некоторым удивлением. Это был сын старухи, тот, который был на фотографии в ее развалюхе и на фотографии в этом доме, его живой облик как бы объединил черты обеих фотографий. Правда, человек был без усов. «Вы разве не умерли, не упали с балкона, не покончили самоубийством?» — хотел спросить студент, но ничего не мог сказать, у него будто отнялся язык. Как бы догадываясь о его состоянии, человек широко и по-доброму улыбнулся ему, точно так, как на той фотографии, которую студент увидел в первый раз, когда вошел в квартиру.
— Вы, очевидно, мой сосед и пришли через заколоченную дверь, — как-то очень мягко сказал хозяин этой комнаты, — заглянули, так сказать, на огонек. Я рад, что вы решились, вы ведь по натуре нелюдимый и подозрительный человек.
«Откуда вы знаете?» — хотел сказать студент, но опять не мог выговорить ни слова.
— Не удивляйтесь, — улыбнулся человек в джинсовом костюме. — Я психиатр по своей специальности, а по роду своей работы — физиономист, так что мне достаточно было взглянуть на вас, чтобы определить основные черты вашего характера. Разве я не угадал? Я могу даже проанализировать все поподробнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Да нет, так с ума можно сойти. А я не сойду с ума назло всем моим завистникам и этой старой ведьме. Который час, кстати?
Двадцать пять минут одиннадцатого показывали его наручные часы. Почему-то студент подошел к стенным часам и сорвал простыню. На стенных часах было двадцать пять минут третьего. Они тикали, и маятник равномерно двигался. Студент впился глазами в длинную стрелку и не отрываясь смотрел на нее. Но, хотя он и смотрел на часы, он не мог сказать, сколько времени прошло, пока не увидел еле уловимое движение минутной стрелки в обратном направлении. Студент быстро подсчитал в уме. Так, точно. В последний раз, когда, собираясь выйти из квартиры, он фиксировал время, было двадцать пять восьмого на его наручных часах и двадцать пять шестого на стенных. Сейчас двадцать пять минут одиннадцатого на наручных и двадцать пять третьего на стенных. Выходит, часы шли с одинаковой скоростью — прошло ровно три часа, — но в обратном направлении на тех часах и в правильном на этих. Эти часы шли назад. Часы могут стоять, отставать, спешить. Но чтобы они с такой точностью шли назад — с этим студент сталкивался впервые. „Ничего себе выдумка у моих врагов, — подумал студент, — с такой изобретательностью им бы в Ньютоны, Эйнштейны податься, а они тратят пыл на какого-то студента, вся вина которого в том, что он лучше отвечал на экзаменах, потому что серьезно готовился к ним, а не занимался изобретением ловушек. Интересно, какой еще сюрприз они приготовили Мне в этой заколдованной комнате?“
Слово „заколдованной“ он мысленно произнес с оттенком иронической снисходительности. Студент был уверен, что все эти „невинные фокусы“ построены по четко продуманному плану. Скорее, он пытался уверить себя в этом, что его несколько успокаивало, хотя и не совсем. Конечно, если бы ему было куда пойти, он ни минуты не остался бы в проклятой квартире. Можно поехать в общежитие, кстати, он еще не выписался оттуда, но у студента пропала всякая охота к передвижению, стоило представить себе, что ему придется спускаться на этом зловещем лифте, может быть, впотьмах, что надо будет выйти на мрачный пустырь, пройти мимо сгоревшего дома с огромными тенями от лунного света и что вряд ли в такую пору он сможет найти автобус или такси, и тогда придется ему возвращаться в эту комнату, в которой старуха за время его отсутствия наверняка побывает еще раз и расставит новые ловушки.
Студент не сомневался, что она притаилась где-то здесь, совсем поблизости, скорее всего в том же доме. Теперь он был почти уверен, что именно она в его отсутствие зажгла здесь свет, открыла загадочную дверь на несуществующий балкон и что-то выбросила оттуда, что она или кто-то другой все время неустанно наблюдает за ним. „Нет, — сказал себе студент, — я останусь здесь, и ничто меня не сможет напугать, даже если все эти ее проклятые фотографии оживут и выйдут из своих рамок“. Он представил себе, как люди на фотографиях оживают, и ему от этого стало не боязно, а даже как-то весело. „Собственно говоря, я, кажется, порядочный трус. Чего я боюсь? Часы идут в обратном направлении? Ну и пусть идут себе на здоровье, если это кому-то нравится. Мне показалось, что у девушки на фотографии сумка, и, выходит, я ошибся. Элементарный обман зрения. Да, еще эта заколоченная несуразная дверь, ну и что? Что в ней страшного? Что во всем этом жуткого? Что зловещего? Ерунда какая-то… О боже, — он оцепенел, — что же это такое?“
Студент вдруг увидел, что освещение комнаты меняется: обычная голая лампочка, свисающая с потолка, постепенно становилась синей, как в медицинском приборе „синий свет“.
Студент сидел без движения, и комната, подобно стакану воды, в который бросили зерна марганца, постепенно становилась темно-лиловой. Он не знал, сколько все это длилось. Сидел не шевелясь, весь во власти расслабляющего волю страха.
Потом свет лампочки снова стал меняться — медленно и долго, пока наконец не стал обычным.
„Что же, — подумал студент, — если это испытание моей воли и мужества, я выйду из него спокойным и, несмотря ни на что, спокойно лягу спать“.
Уверенными шагами прошел он в кухню, потушил там свет, оставил его в ванной, умылся, почистил зубы, вернулся в комнату, не взглянул на фотографии, расстелил постель, щелкнул и здесь выключателем и лег. Сама темнота не пугала его, он вообще-то не боялся темноты как таковой, а обо всех сегодняшних фокусах он заставил себя не думать. Он подумал лишь о том, что не может быть ничего такого, что в конце концов нельзя было бы разумно объяснить. С этой мысли он переключился на мысль о загадках космоса, о контактах с инопланетянами, о формах разумной жизни во вселенной. Это всегда его интересовало. Затем он стал думать о своей будущей студенческой жизни и через некоторое время спокойно заснул…
Человек шел по пустырю под неверным светом лиловой луны. Его лицо было сплошь забинтовано, оставались лишь узкие щели для глаз. Он был в черном трико, в черной водолазке, в тапочках и весь перепоясан множеством разных ремней. Шаги его были бесшумны, как у кошки. Человек шел к большому сгоревшему дому. В лунном свете полуразрушенные стены и оконные рамы отбрасывали длинные причудливые тени. Тени падали и от колоннады, которая подпирала теперь пустоту. При страшном пожаре, постигшем дом несколько лет назад, большинство жильцов не смогло спастись, многие сгорели в квартирах или задохнулись, замурованные обвалившимися стенами. Остались их голоса, каким-то образом записанные на стены, и при луне, когда дул ветер и метались тени, их голоса начинали звучать — слышались крики, стоны, плач. Человек с забинтованным лицом шел к своей квартире, в которой погибли его близкие, зашел в дом, по лестнице без перил поднялся на второй этаж, подошел к обвалившемуся подоконнику и поднял валявшуюся там трубку телефона с оторванным шнуром. Стал набирать свой собственный номер…
Звонок раздался в комнате. Студент услышал его сквозь сон и попытался проснуться. Но его душило наваждение непроницаемой тьмы, которую он хотел прогнать, зажигая свет, однако выяснилось, что выключатели не работают. Студент явственно ощущал приближение чего-то ужасного, присутствие в темной комнате какого-то существа, которое стояло над ним и с точностью метронома отсчитывало цифры: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…
Он вскрикнул и проснулся, весь в холодном поту, но страх не покинул его, а, наоборот, усилился, потому что действительно звонил телефон. В темноте, не соображая, что делает, он бросился к столу, ощупью нашел телефонную трубку и поднял ее, но трубка была полна неживого молчания, как и полагается не включенному в сеть телефону. Студент нашел выключатель. Свет загорелся. Студент стоял босой посредине комнаты с трубкой неработающего телефона в руке. Медленно и трудно он приходил в себя после только что пережитого кошмара.
Потом он положил трубку на место и сел на стул. Ну конечно же звонок он слышал во сне, но ведь, когда он проснулся и потянулся к телефону — то есть уже наяву, — звонок продолжал звучать. Конечно, ему показалось. Естественно, никакого звонка не было, ведь не может же звонить телефон, с отрезанным шнуром. Это все переутомление, напряжение и волнения последнего месяца. Спать, спать, спать. Уже успокоившись, он протянул руку к выключателю, но, прежде чем щелкнуть им, повинуясь какой-то неодолимой властной силе, повернулся и еще раз посмотрел на фотографии. Сомнений быть не могло — на них были совершенно другие люди… И молодой человек, тот, который был… в рубашке. Теперь это был не он… вернее, он… но другой… тот, который висел у старухи… с галстуком… в костюме с широкими бортами… усатый… Плохо соображая от ужаса, студент подошел вплотную к фотографии и впился глазами в лицо этого человека. Нельзя же сойти с ума, если я все так ясно себе представляю? Или они уже добились своего, мой рассудок помутился, но можно ли так ясно и четко фиксировать помутнение собственного рассудка, если он действительно мутится?!»
Студент смотрел в лицо человека на фотографии с расстояния в два шага и явственно увидел, как на щеках у того начала проступать и расти щетина…
Студент потерял сознание. Комната погрузилась во мрак. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем он пришел в себя и попытался определить свое состояние — сон или явь, продолжающийся обморок или окончательное безумие? Он попробовал сосредоточиться. Вспомнил, что в глазах потемнело, следовательно, он упал в обморок, когда ему показалось, что на фотографии что-то меняется, разумеется, ему это только показалось. Итак, он упал на пол и сейчас лежит на том самом месте, где упал, то есть перед фотографиями. В комнате почему-то темно. Что же, очевидно, где-то произошло замыкание и свет погас. А перед этим он видел кошмарный сон. Может, сон все еще продолжается? Да нет, он сейчас не спит. Он может точно определить свое состояние. Итак, под влиянием кошмарного сна, ему что-то показалось, и он смалодушничал, потерял сознание, но теперь он в своем уме, лежит на полу в своей комнате, в квартире, которую он накануне снял. Надо взять себя в руки, встать и зажечь свет.
Но почему у него ощущение чьего-то присутствия в этой темной комнате? И какие-то голоса. Причем они где-то совсем близко. Даже не за стеной, а совсем рядом, как бы за неплотно прикрытой дверью. Кто-то тихо стонет. Наложение, сгущение голосов — кто-то шепчет, спорит шепотом. Откуда эти голоса? Ведь слева нет никаких соседей, там только дверь на несуществующий балкон. Неужели он опять потерял ориентировку, не разбирает, где левая, где правая сторона? Студент медленно повернул голову по направлению к доносящимся голосам и в непроницаемом мраке своей комнаты увидел узкую полоску света из-под заколоченной двери. Свет был каким-то уютным, комнатным, будто не пустое пространство неба было за дверью. Студент подполз к ней и услышал голоса, приглушенные, мужской и женский, причем, два раза ему почудилось, что назвали его имя, потом тихий смех и какой-то сдавленный стон, и чья-то явное сдерживаемая ярость. Кто-то монотонно продолжал считать: раз, два, три, четыре, пять, шесть… Потом кто-то постучал в дверь, именно в эту дверь, с той стороны, то есть с той, где, кроме двух торчащих балок балкона, кроме зияющей бездны двадцатиэтажной высоты, ничего не было. Стук раздался всего два раза, и очень тихо, и больше не повторился. А голоса продолжали звучать…
Студент решился; он встал, включил свет в комнате (когда он успел его выключить?), подошел к заколоченной двери и сильным движением оторвал одну, затем другую доску. Потом он дернул дверь, но она открылась легко и мягко. За ней был коридор — точно такая же передняя, как и в его, студента, квартире. Это даже не удивило его. Он шагнул в этот коридор, полуосвещенный падающим из открытой двери комнаты светом, видимо, торшера или настольной лампы. Из комнаты доносилась тихая музыка. Радио, наверно. Студент подошел к дверям, заглянул. Комната была почти такой, как и его, но обставлена несколько иначе. Свет падал от настольной лампы под зеленым абажуром. Она освещала стол, за которым спиной к двери сидел человек точно в таком же синем джинсовом костюме, какой был и на студенте. Фигура, рост, каштановые волосы — все было точно как у студента. «Вот теперь я окончательно сошел с ума, — подумал он, — мне видится мой двойник».
Но человек за столом поднял голову и посмотрел на студента с некоторым удивлением. Это был сын старухи, тот, который был на фотографии в ее развалюхе и на фотографии в этом доме, его живой облик как бы объединил черты обеих фотографий. Правда, человек был без усов. «Вы разве не умерли, не упали с балкона, не покончили самоубийством?» — хотел спросить студент, но ничего не мог сказать, у него будто отнялся язык. Как бы догадываясь о его состоянии, человек широко и по-доброму улыбнулся ему, точно так, как на той фотографии, которую студент увидел в первый раз, когда вошел в квартиру.
— Вы, очевидно, мой сосед и пришли через заколоченную дверь, — как-то очень мягко сказал хозяин этой комнаты, — заглянули, так сказать, на огонек. Я рад, что вы решились, вы ведь по натуре нелюдимый и подозрительный человек.
«Откуда вы знаете?» — хотел сказать студент, но опять не мог выговорить ни слова.
— Не удивляйтесь, — улыбнулся человек в джинсовом костюме. — Я психиатр по своей специальности, а по роду своей работы — физиономист, так что мне достаточно было взглянуть на вас, чтобы определить основные черты вашего характера. Разве я не угадал? Я могу даже проанализировать все поподробнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9