— Ну, он и впрямь изрядно напуган, — рассудительно согласился Адам. — К несчастью, я мало чем могу ему помочь, пока он не испугается самого себя больше, чем боится меня.
После этого он сменил тему разговора, ибо не хотел открывать причины своего интереса к Перегрину Ловэту — тем более леди Лоре Кинтул, чью надвигающуюся смерть увидел Перегрин. Адам поболтал с ней еще час и уехал, получив обещание позвонить, если она ощутит потребность в нем — в качестве врача или друга.
В обычных обстоятельствах Адам позвонил бы леди Лоре в пятницу, но в четверг с Северного моря задул холодный осенний ветер, принесший с собой проливные дожди и сильнейшую грозу. Всего за сутки деревья на северо-восточных склонах холмов начисто облетели, а сжатые поля превратились в раскисшие болота. Ненастная погода повергла нескольких пациентов Адама из Джорданберна в тяжелую депрессию. Он проводил в клинике намного больше времени, чем обычно, поэтому Перегрин Ловэт занимал его мысли даже меньше, чем Лора Кинтул.
Профессиональный кризис пошел на спад только к утру субботы — как раз вовремя, чтобы оставить ему время на запланированные мероприятия. Буря все еще не унялась, но к десяти утра, когда Хэмфри вывел его машину со стоянки Джорданберна и направил ее на запад, небо на севере начало понемногу проясняться. Они неслись по магистрали М8 в сторону Глазго и дальше, на юг — к Фернегейру. Элегантный старый “бентли”, который Адам любил больше других своих машин, даже больше, чем “ягуара”, оправдывал свою репутацию “бесшумной спортивной машины”.
В этот день он был приглашен на ленч в Шательхиро, замечательный охотничий замок, выстроенный в начале восемнадцатого столетия для герцога Гамильтона: Адам обещал произнести поздравительную речь по поводу дня рождения нынешнего герцога. Поскольку старик был близким другом его отца, для сэра Адама Синклера визит был не обязанностью, а скорее удовольствием. То, что он выбрал из всех своих автомобилей “бентли”, тоже являлось своего рода демонстрацией своих добрых чувств, ибо и его отец, и герцог были большими знатоками старых машин.
Он предпочел бы вести сам, но, доверив руль Хэмфри, получил возможность перечитать текст собственной речи. Он также мог подкорректировать второе обращение, с которым ему предстояло выступать сегодня вечером уже в Эдинбурге на благотворительном представлении “Волшебной флейты” — это был еще один повод поручить вождение Хэмфри. Адам терпеть не мог парковаться в городе. Помимо этого, плотный график не позволял им заехать между двумя мероприятиями в Стратмурн, и поэтому Хэмфри захватил для него вечерний костюм, чтобы он мог переодеться по дороге в концертный зал. В общем, у сэра Адама Синклера, баронета, выдалась типичная суббота.
Несмотря на непогоду, мероприятие у Гамильтонов прошло гладко. В короткий просвет между дождями Адам вывел старого герцога на стоянку потыкать ногой шины “бентли” и повздыхать о золотых временах, когда они с отцом Адама гоняли на куда более старых машинах гораздо быстрее, чем делали это Адам или Хэмфри на почтенном “МК VI”. Потом, когда большинство гостей разъехались, Адама уговорили задержаться выпить, и ему даже хватило времени на то, чтобы переодеться перед отъездом из Шательхиро.
Затем ему предстояло заехать за своей спутницей на этот вечер. Она уже ждала его, и они прибыли в концертный зал как раз вовремя. Дженет, леди Фрейзер, была замужем за одним из коллег Адама по клинике, которого вызвали для консультаций в Париж. Фрейзеры жили севернее Эдинбурга, на другом берегу Фирта, и подобно Адаму являлись большими поклонниками оперы. Адам дружил с обоими Фрейзерами с детства.
Кроме того, Дженет Фрейзер была неисправимым романтиком; поэтому она безжалостно подшучивала над холостяцкими привычками Адама и вечно пыталась свести его с юными леди подобающего происхождения. Когда Адам произнес свою речь и вернулся в ложу, она несколько умерила свои старания, позволив ему целиком отдаться чарующей музыке, но позже, в интимной обстановке салона старого “бентли”, ничто уже не мешало ей возобновить свои попытки.
— Право же, ты совершенно невыносим, Адам, — говорила Дженет, пока Хэмфри вез их на север через Форт-Роуд-Бридж. — Мне всегда приятно видеть тебя в качестве провожатого, когда Мэттью уезжает по делам, но тебе нужна собственная дама. Стоит тебе захотеть — наверняка найдется сколько угодно желающих провести с тобой вечер.
Адам вздохнул и поудобнее устроился на кожаных подушках “бентли”. Он уже начинал уставать от этой игры. В принципе он не потерял надежды разделить свою жизнь с женой и семьей, однако женщина его мечты (надо заметить, достаточно взыскательной) с досадным упорством не попадалась ему на жизненном пути.
Разумеется, в этом не было никакой вины Дженет, но он все же был рад, что она не видит, насколько его раздражают настойчивые попытки вернуться к этой теме. Хотя его белый шарф и воротничок наверняка хорошо были видны в полумраке салона, он знал, что лицо его различимо с большим трудом. Она тоже была в черном, так что почти целиком растворялась в темноте, если не считать бриллиантового ожерелья на светлом треугольнике шеи под светлым пятном ее лица.
— Стоит ли мне напоминать, что я просто берегу себя для той, единственной? — парировал он все тем же непринужденным тоном. — В конце концов, ты-то уже замужем.
— Ох, Адам, ты непогрешим. И ведь не то чтобы у тебя не было нормальных аппетитов — я помню это по давним временам. Вот только потом тебе, похоже, просто ПОНРАВИЛОСЬ жить монахом.
Адам обдумал это обвинение. Некоторые особенности его жизни, которую он разделял с несколькими по-настоящему близкими людьми, и впрямь требовали монашеских дисциплины и самопожертвования, однако обсуждать это с Дженет он был явно не готов, какими бы друзьями они с ней ни были.
— Может, ты будешь меньше сравнивать меня с монахом, если мы заедем в Стратмурн выпить, прежде чем я отвезу тебя домой? — беззаботно предложил он. — И кстати, обрати внимание: это всего лишь приглашение выпить. Красивые замужние дамы — всегда желанные гостьи в Стратмурнском аббатстве, но моя монашеская келья остается неприкосновенной.
— Ах, Адам! — хихикнула она. — Уж и не знаю, зачем соглашаюсь. Вообще не знаю, зачем имею с тобой дело.
Впрочем, она позволила сменить тему разговора. Он велел Хэмфри изменить маршрут, и ко времени, когда они подъезжали к Стратмурну, голова Дженет сонно покоилась на его плече.
Шипя шинами по гравию, “бентли” подбирался по извилистой дорожке к воротам усадьбы. За последним поворотом Хэмфри потянулся к кнопке дистанционного управления воротами, но удивленно охнул и нажал на тормоза.
“Бентли” замер под проливным дождем посреди дороги. Адам выпрямился и посмотрел через ветровое стекло. Дженет сонно пошевелилась. Прямо перед воротами, загораживая въезд, стоял темно-зеленый “мини” с деревянными боковинами. Слева от машины виднелась в свете фар “бентли” долговязая, насквозь промокшая фигура.
— Боже праведный, неужели Перегрин Ловэт? — воскликнул Адам, протягивая руку к двери.
Ни шапки, ни шарфа на художнике не было. Дождь насквозь промочил его плащ, и мокрые волосы прилипли к черепу. Судя по всему, он ходил взад-вперед под дождем уже довольно долго, так как успел протоптать в палой листве небольшую тропинку. На мгновение он застыл, словно завороженный светом фар, потом, спотыкаясь, неверной походкой лунатика направился к “бентли”. Очков на нем не было.
— Он что, пьян? — спросила Дженет.
— Не думаю.
Накинув на плечи плащ, Адам выбрался из машины как раз вовремя, чтобы подхватить художника прежде, чем тот упал на колени. Вблизи, в безжалостном свете фар, Перегрин выглядел еще хуже, чем ожидал Адам. Глаза его налились кровью и глубоко запали от недосыпания, на правом виске багровела ссадина.
— Ради всего святого, Перегрин, что с вами? — ужаснулся Адам. — У вас совершенно кошмарный вид!
Перегрин издал нечто среднее между стоном и всхлипом и вцепился в рукав Адама ледяными от дождя пальцами.
— Спасите меня, — отчаянно прохрипел он. — Прошу вас… спасите меня.
— Ну конечно, — заверил его Адам. — Только давайте сначала уйдем с дождя.
Хэмфри выбрался с водительского места “бентли” и остановился рядом с ними у капота машины. Лицо Дженет смутно белело в темном проеме открытой левой двери. Приняв наконец решение, Адам повел Перегрина к “мини” и с помощью Хэмфри усадил его на левое, пассажирское, место, предварительно накинув ему на плечи свой плащ.
— Я справлюсь сам, — сказал он дворецкому, закрывая дверцу со стороны Перегрина и направляясь к водительской двери. — Отвезите леди Фрейзер домой. Скажите, что я позвоню ей завтра утром и все объясню.
Хэмфри кивнул и зашагал обратно к “бентли”. Пока он садился в машину и поворачивался к Дженет, Адам разглядывал Перегрина. Съежившись под плащом Адама, художник порылся в кармане, достал очки и дрожащими от холода руками нацепил их на нос. Адам потянулся к зажиганию, чтобы отвезти Перегрина в дом, но ключей на месте не оказалось.
— Мне нужны ключи, Перегрин, — негромко произнес он, протягивая руку.
Перегрин механически достал ключи из кармана своего плаща. Когда он клал их в руку Адаму, тот заметил на ладони художника линию отпечатков в форме полумесяца — с такой силой ногти Перегрина впивались в кожу. Пару секунд Адам ничего не делал, только выбирал в свете фар “бентли” нужный ключ, потом завел машину.
Хэмфри открыл им ворота с дистанционного пульта “бентли”, Адам тронул “мини” с места и медленно повел его к гаражу, время от времени косясь на своего пассажира. Фотоэлемент включил освещение во дворе перед бывшей конюшней, и Адам остановил “мини” под одним из фонарей.
— Я… простите, что беспокою вас, — хрипло пробормотал Перегрин, когда Адам поставил машину на ручной тормоз и выключил зажигание. — Мне не стоило приезжать, но я… я не знаю, к кому еще обратиться. Я… мне кажется, я схожу с ума.
Взгляд темных глаз Адама оставался спокоен.
— Почему вы так считаете?
— Я хотел покончить с собой, — пробормотал тот. — Если бы у меня в студии был пистолет, я бы, наверное, так и сделал. Потом я подумал, не выколоть ли мне глаза мастихином. Я удержался от этого, только заставив себя стиснуть кулаки как можно крепче, а потом бился головой об стену. — Он засмеялся горьким, почти истерическим смехом. — Если уж это не безумие, то я не знаю, как это назвать.
— Почему бы вам не позволить МНЕ судить об этом? — спокойно возразил Адам. — Вы можете сказать, что заставило вас вдруг искать смерти?
Молодой художник задрожал всем телом.
— Леди Лора, — хрипло произнес он. — Она мертва. Умерла сегодня днем.
Это известие вызвало у Адама смешанные чувства: облегчение и одновременно скорбь. Взгляд его оставался спокоен.
— Вы правильно поступили, приехав сюда, — сказал он, чуть помолчав. — Мне жаль только, что вы, для вашего же блага, не приехали раньше.
— Вы думаете, вы можете мне помочь? — недоверчиво спросил Перегрин.
— Мне кажется, вам можно помочь, — осторожно поправил его Адам, продолжая размышлять. — Со своей стороны я сделаю все, что в моих силах. Однако для начала давайте-ка переоденем вас в сухое.
Поскольку Хэмфри был занят, эта задача легла на плечи Адама. Показав Перегрину, где находится библиотека, он повел молодого художника наверх, в одну из боковых спален, выдал ему сухую одежду из собственного гардероба, а сам спустился позвонить. Захлебывающийся слезами голос Анны, личной горничной леди Лоры, снявшей трубку в Кинтул-Хаусе, без лишних расспросов подтвердил, что Перегрин сказал ему истинную правду.
Адам представился, извинился за поздний звонок и осторожно сообщил то, что ему сказали. Всхлипывавшая горничная дополнила этот рассказ некоторыми подробностями: леди Лора скончалась чуть позже четырех часов пополудни. Все произошло тихо, во время послеобеденного сна. Ее старший сын и другие близкие родственники уже собрались в Кинтул-Хаусе, но распоряжений насчет похорон пока не было.
Что ж, все развивалось по обычному для благородных семейств сценарию. Да и сама смерть не стала для Адама неожиданностью, ибо давняя дружба с Лорой Кинтул позволила ему как врачу одному из первых узнать о ее болезни. Он в свою очередь попросил разрешения переговорить лично с графом: чтобы выразить соболезнования и подтвердить готовность оказать любые услуги, которые могли бы понадобиться семье покойной. Они с Кинтулом простились, договорившись созвониться утром.
Положив трубку на рычаг, Адам внезапно почувствовал, что ему трудно сдерживать эмоции. К боли от утраты примешивалось сомнение в том, все ли возможное он сделал для графини.
“Я знал, что это всего лишь вопрос времени, — думал он. — Возможно, мне нужно было находиться там”. Другая же половина его “я” возражала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44