Но не гроза заставляла ее бодрствовать. Она смогла бы спать и во время урагана, если бы только ей Не приходилось справляться с тем непреложным фактом, что по дому Матерли посреди ночи бродит какой-то сумасшедший.
Возможно, ей не следовало оставлять Джейкоба одного. Она сомневалась, что убийца выломает дверь. Но если бы она осталась со стариком, то не была бы сейчас одна...
Элайн вспомнила сон, от которого ее разбудил звонок, вспомнила гигантское полотно, которое заполняло вселенную искусно выполненным портретом с ее залитым кровью лицом. И это вовсе не способствовало улучшению ее душевного состояния. Более того, это настолько встревожило ее, что поначалу, когда она услышала шум у двери своей комнаты, то подумала, что это не что иное, как плод ее собственного воспаленного воображения, порожденный этими неприятными воспоминаниями. Она попробовала отвернуться от двери и сосредоточиться на том, чтобы снова заснуть.
Но шум продолжался.
Звук был такой, как будто кто-то пробует замок.
В конце концов, не в силах больше игнорировать это, она повернулась. При свете лампы у изголовья, которую она не смогла заставить себя выключить, она посмотрела на дверь. Бронзовая ручка медленно двигалась. Она повернулась вначале влево - потом вправо.
Девушка села в кровати.
Кто-то по ту сторону двери поворачивал ручку влево до отказа, потом осторожно налегал своим весом на панель. Она видела, как дубовая створка слегка выпирает за косяк, и радовалась, что дверь толстая, как старая столешница.
Она выскользнула из кровати и сунула ноги в шлепанцы.
Оглушительный удар грома прокатился по дому и заставил ее ахнуть и резко обернуться, как будто ее невидимый враг каким-то образом оставил дверь и вошел через окно у нее за спиной.
За дверью будущий незваный гость крутанул ручку обратно, до отказа вправо, и снова поднажал, пробуя, нельзя ли сорвать замок.
Она подумала, не позвать ли ей на помощь, и поняла, что это будет не самый разумный шаг. Как она, в конце концов, может быть уверена, что ее услышит кто-то, помимо человека, который пытается взломать дверь в ее комнату? Стены у старого дома толстые; гроза тоже способствует тому, чтобы уменьшить действенность крика. А если на ее крик ответит знакомый голос и скажет ей, что все в порядке, как она может быть уверена, что, когда откроет дверь, он не окажется убийцей - держащим нож и улыбающимся ей?
Движение дверной ручки прекратилось.
Некоторое время не раздавалось ни малейшего звука, свидетельствующего о каких-то дальнейших действиях.
Элайн подошла к двери, ступая тихо, надеясь, что, кто бы это ни был, он оставил свои попытки и ушел. В этот момент сильного страха ей не пришло в голову, что, если убийца ушел, он, вполне вероятно, мог отправиться, чтобы напасть на кого-то еще в доме. Она совсем не задумывалась, что ее собственная безопасность, возможно, куплена ценой другой жизни. Единственное, что имело значение, - это что по какой-то причине он оставил ее в покое.
Раскаты грома стали несколько более отдаленными, чем прежде, хотя по-прежнему достаточно громкими, чтобы действовать на нервы.
Молния вспыхивала, словно какая-то одинокая, забытая, оплывшая свеча.
Когда она прильнула к двери, чтобы лучше услышать, что происходит в коридоре, в щель между дубовой панелью и косяком скользнуло тонкое лезвие длинного ножа, почти так, словно убийца видел ее и знал, куда ударить! Как будто он мог наблюдать за ней сквозь два дюйма прочного дуба!
Она отскочила назад, слишком напуганная, чтобы закричать. Возможно, она даже онемела, потому что ее губы шевелились и горло работало, не издавая ни звука.
Лезвие убралось.
И вернулось обратно.
Оно металось вверх-вниз по крошечному зазору, где дверь соединялась с косяком, щелкая по механизму замка. Тогда она поняла, что убийца не видит ее, а всего лишь пытается открыть замок лезвием.
Теперь она плотнее прильнула к двери и произнесла негромким голосом, который, казалось, был совсем не похож на ее собственный:
- Кто это?
Лезвие продолжало работать.
- Кто это? - На этот раз она прошептала вопрос громче.
Лезвие остановилось. Потом убралось. Молчание...
- Вы еще здесь.
Снова молчание.
Она прождала, казалось, столетия, хотя, согласно часам у изголовья кровати, прошло только десять минут. Даже прижав ухо к двери, она не смогла ничего расслышать там, в коридоре.
Элайн вернулась к кровати и присела на край смятой постели, облокотившись о старомодное изголовье. Понимая, что опасность, возможно, не миновала, она не сводила глаз с дубовой двери.
Проходили долгие минуты, и она перебирала в уме десятки воспоминаний, как будто стараясь убежать от этого зловещего момента. Она вспоминала свой первый взгляд на дом Матерли с дороги и первые недобрые предчувствия, которые охватили ее. Еще раньше этого она вспомнила окончание учебы в университетской больнице и то нетерпение, с которым она собирала вещи, чтобы покинуть общежитие ради этой работы и нового будущего. А перед этим - сиротский приют, сменяющиеся воспитательницы и заведующие, дети, с которыми она редко уживалась. Еще раньше - работники социальной сферы, принесшие весть о катастрофе, старающиеся сообщить известие о гибели ее родителей с наименьшим количеством страшных подробностей...
Внезапно она вскинула взгляд, сознавая, что ее стало клонить в сон.
Незваный гость за дверью снова водил ножом в щели, настойчиво стремясь взломать замок.
Она призвала на помощь все свои силы, чтобы встать, подойти к двери и прислониться к ней, пока он работал, стараясь расслышать какой-нибудь другой звук, который бы его выдал. Но все, что девушка смогла расслышать, - это его тяжелое дыхание, которое только еще больше напугало ее. Оно напоминало дыхание какого-то обезумевшего животного.
- Уходите, - приказала она. Нож перестал двигаться, но оставался просунутым в щель.
- Уходите.
Он ничего не сказал.
- Я ведь ничего вам не сделала, - взмолилась она.
В какой-то момент у нее возникло такое чувство, что она сама сейчас сойдет с ума, доведенная до помешательства простейшими вещами - тишиной, глубокой и зловещей; непрекращающимся ветром, завывавшим в окнах, напиравшим на стекло и будто пальцами водившим дождем по стеклам; ударами ее сердца, бившегося так неистово и так громко, что оно наверняка должно было разорваться; поблескивающим лезвием ножа, неподвижным большую часть времени, но порой покачивающимся, оттого что рука его дергалась...
Минуты проходили так, словно их отлили из свинца и наделили крошечной толикой жизни, ползущие минуты, которые в конце концов привели к тому, что лезвие ножа вытащили из щели. А потом, слава Богу, проходящие минуты также принесли с собой звук его шагов, когда он уходил по коридору. Он шел тихо и вскоре удалился.
Она едва не рассмеялась, но сумела сдержать свой порыв. Она боялась, что, раз дав волю смеху, она уже не сможет остановиться. Она находилась на грани истерики.
Она снова прошла к кровати, залезла на нее и приподняла простыни, чтобы завернуться в них. Но она понимала, что это бесполезно. Этой ночью она не осмелится заснуть снова: а вдруг у убийцы снова поменяется настроение и он снова придет за ней. "Я ведь ничего вам не сделала", - сказала она ему. И он, очевидно, удовольствовался этим. Но возможно, не будет довольствоваться очень долго.
Ее руки вспотели. Она вытерла их о пижаму.
Рот у нее был сухой, как песок, но она боялась, что ее стошнит даже от стакана воды.
Двадцать минут спустя она обнаружила, что стоит посреди комнаты, раскачиваясь взад-вперед, уставившись в никуда, ни о чем не думая. На треть часа она утратила всякое представление об окружающем мире, укрылась в защитную скорлупу.
Это было опасно.
Она встряхнулась, в переносном смысле и в буквальном, и сердито отчитала себя за то, что не в состоянии совладать со своим страхом. Ей нечего бояться. Ничего конкретного. Ничего - до тех пор, пока он не вернется, если он вернется. Она всегда считала, что нужно стремиться к наибольшей простоте, как только возможно, ведь так? Значит, все в порядке. Опасность миновала. "Не волнуйся. Не позволяй разыграться своему воображению".
Она поставила стул на расстояние в десять футов от двери и села на него, лицом к единственному входу в комнату. Она будет сохранять бдительность. И она сохраняла. До тех пор, пока двумя часами позже не заснула, вконец измотанная.
Глава 11
На следующее утро, когда Элайн проснулась, было 9.45, и сознание того, что она опоздает с утренним осмотром Джейкоба, помогло ей занять свой ум и не дать воли ужасу предшествующей ночи. Тем не менее, когда она приняла душ и привела себя в порядок, она обнаружила, что колеблется - открывать ли ей дверь. Но поскольку она припозднилась и была прежде всего профессионалом в выполнении своих обязанностей, она быстро преодолела нерешительность.
Коридор был пуст, в доме стояла полная тишина.
Она отперла дверь Джейкоба и, войдя в комнату, застала его над остатками завтрака, погрузившимся в чтение утренней газеты.
- А-а, - кивнул он, - доброе утро! Вы, как всегда, прекрасно выглядите.
- Благодарю вас, - улыбнулась она, немного смущенная, как и всегда, когда кто-то делал ей комплимент. - Надеюсь, ваша запертая дверь не причинила никаких хлопот. Мне следовало встать пораньше, но...
- Ничего, ничего, - сказал он, отмахиваясь от любого извинения или предлога, который она заготовила. - Бесс отперла ее и заперла за собой.
- Итак, приступим к ритуалу?
- Доставайте ваши адские приспособления. - Он покосился на шкафчик с шутливым волнением. - Посмотрим, жив я или нет.
Когда осмотр показал, что все настолько хорошо, насколько они могли ожидать, она поинтересовалась:
- Сегодня утром Ли дома?
- Они с Гордоном снова в городе, по делам. Если бы я в молодости работал так же усердно, как они, то никогда бы не дожил до того времени, когда мне полагается хорошенькая медсестра!
Элайн не понимала его бодрости и почему он решил так легко отнестись к происшествию прошлой ночи. Было не похоже - если не считать настойчивого требования, чтобы дверь оставалась запертой, - что он боится кого-то или чего-то.
Она надеялась выяснить то, что хотела знать, и облегчить душу перед Ли Матерли. Если его нет дома, то следующий по счету сочувственный слушатель - Джейкоб.
- Полиция уже разговаривала с Силией? - спросила она, внимательно наблюдая за стариком.
- Да, - сообщил он.
"Так вот почему у него отлегло от сердца, - подумала она. - Наверное, девушка уверенно определила нападавшего на нее как постороннего человека. Но если дело обстоит так, почему он по-прежнему хочет, чтобы дверь его была заперта?"
- Что она им сказала?
Джейкоб сделал вид, что хочет вернуться к своей газете, но все-таки ответил ей:
- Она совсем ничего не помнит. Это было слишком сильным потрясением для нее, бедной. Последние несколько минут, с момента, когда она свернула на подъездную дорожку, - пробел. О них не осталось никаких воспоминаний.
Девушка ничего не сказала, пока размышляла над последствиями потери памяти Силии.
- Ее доктор собирается привести психиатра - посмотреть, не сумеет ли тот восстановить у нее в памяти эти выпавшие минуты, - пояснил Джейкоб.
- Они считают, что ему удастся это сделать?
- Он использует гипноз, чтобы вызывать возрастной регресс у своих пациентов и заставить их вспомнить травмирующие эпизоды детских лет.
Он постарается вернуть Силию к времени нападения. - Старик вглядывался поверх оправы своих очков в заметку на спортивной полосе.
- Когда? - спросила девушка.
- Простите? - Он вскинул вопрошающий взгляд, как будто настолько быстро погрузился в статью, что потерял нить беседы. Было ясно, что он не хочет размышлять на эту тему и ломает комедию, которая, как он надеется, отобьет у нее охоту расспрашивать его.
- Когда психиатр займется Силией?
- Возможно, сегодня.
- Возможно?
- Или завтра, - буркнул он.
- И капитан Ранд собирается просто ждать?
- А что ему еще делать? - хмыкнул Джейкоб, наконец положив газету, убедившись, что его уловка бесполезна.
- Вы говорили ему, что случилось прошлой ночью?
- Ничего не случилось, - отрезал он. Элайн была настолько удивлена его заявлением, что лишилась дара речи.
- Мы все скоро узнаем, - уверенно заявил Джейкоб. - Когда психиатр добьется того, чтобы Силия описала нападавшего, они мигом его обложат.
- Прошлой ночью вы не считали, что это чужак, - напомнила она.
- Прошлой ночью мне приснился плохой сон.
- Это было кое-что другое.
- Нет, - упорствовал он. - Ночной кошмар. Она поняла, что старик снова сопротивляется тому, чтобы принять правду. Он колебался между рациональностью и почти абсурдной степенью бегства от действительности, с прятаньем головы в песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22