– У них осталось шотландское виски, – сообщил Абониту. – Составите мне компанию?
– С радостью, – ответил Эндрю.
Они уселись в алькове. Абониту поднял рюмку.
– За вас, Эндрю! – провозгласил он. – За ваши будущие успехи!
– Да. И за ваши!
– Вам они нужнее. – Нигериец улыбнулся. – Я видел ваше интервью на студийном просмотре.
– Я так и подумал, что ваш визит связан с моим появлением на телеэкране. – Эндрю пригубил виски, ощущая на языке знакомое, но основательно забытое пощипывание. – Весьма вам благодарен.
– Дружище, я не поверил своим глазам! – Абониту не смог сдержать смеха. – Чтобы Эндрю Лидон покупал обезьяний член у торговца амулетами!
– Так вот что это было? А они утверждали, что эта вещь приносит счастье…
– Наверное, так оно и есть – в каком-то смысле. – Лицо Абониту обрело свойственное ему выражение заинтересованности и одновременно важности. – Не беспокойтесь, Эндрю. На экран это не попадет. Я начисто вырезал эпизод с вами.
Эндрю пожал плечами:
– Я не стал бы возражать, чтобы он пошел. Теперь, видимо, придется вернуть фунт? Боюсь, он почти полностью растранжирен.
– Эндрю, я весьма опечален, что вы дошли до такого состояния. Поверьте, я говорю правду. Когда я увидел ваше лицо на экране монитора, мне очень захотелось разыскать вас, но одновременно я чувствовал смущение, ибо боялся, что приведу в смущение вас. С этим все ясно?
– Более или менее. Однако вам не следовало волноваться. Смущаться может только тот, кому еще удается держаться на поверхности.
– Я, к примеру? Думаю, вы совершенно правы. Тот вечер, когда вы угостили меня ужином, – для вас, возможно, малозначительный эпизод, для меня же это было необыкновенно важно. Чтобы так запросто отужинать в клубе на Пэлл-Мэлл… Раньше я только читал о такой жизни, вы понимаете меня… Это было чудесно, Эндрю! Я попытался выразить это в своем письме из Африки, но, возможно, не добился цели.
– Я не ответил на ваше письмо. Извините.
– Вам помешали дела. Теперь насчет смущения. В каком-то смысле я был доволен, когда увидел, как низко вы пали. Я достаточно откровенен с вами?
– Даже очень.
– И одновременно мне было неудобно за вас – так оно и есть до сих пор. Мне хотелось бы оказать вам помощь.
Вас это не оскорбит?
– Положите денежки на стол, – посоветовал Эндрю, – и отвернитесь. Я тихонько улизну.
Абониту поморщился:
– Мне не до шуток. Вам хотелось бы снова работать на телевидении уже здесь, в Лагосе?
– «Белых просят не обращаться». Где я только это не слышал! Но я все равно ходил на студию. Там мне это доходчиво растолковали.
– Мой дядя, – спокойно пояснил Абониту, – председатель Совета по телевещанию. Его зовут Оба Мекани Натела. Благодаря ему я стал продюсером. Мне нужен ассистент. Я могу выбрать любого, кто мне понравится.
– Не возникнет ли у вас затруднений, если ваш выбор падет на белого?
– Нигерийцы не имеют ничего против белых, пока их не слишком много и они знают свое место. Вам, наверное, приходилось слышать кое-что из этой оперы?
– Кое-что, – кивнул Эндрю.
– Простите меня. Не следовало так говорить.
– Лучше говорите, Або. Я и бровью не поведу. Вы делаете мне серьезное предложение?
– Совершенно серьезное.
– Принято. – Эндрю протянул через стол руку, и нигериец горячо пожал ее. – Я не стану усугублять ваше смущение, вдаваясь в детали испытываемой мной благодарности.
– Вот и не надо, – поспешно заверил Абониту. – Лучше выпьем еще по одной, чтобы отпраздновать наше будущее сотрудничество. – Он прищелкнул языком, и рядом вырос официант, ожидающий распоряжений. – Снова двойной скотч. В последний раз вы дали нам не «Хейг».
– Простите, сэр. «Хейга» больше не осталось.
Абониту пожал плечами:
– Тогда несите то, что есть. Потеряв Британию, вы лишились дома, – повернулся он к Эндрю, – я же остался без мечты, без мира, которым я не мог наслаждаться, но который радовал меня самим фактом своего существования. Как вы думаете, чья потеря горше?
– Может быть, еще не все потеряно. Кривая Фрателлини…
– Нет, это было бы детским оптимизмом. Я видел последние данные. Интенсивность солнечного излучения перестала снижаться, однако нет ни малейших признаков возврата к старому. Установился новый постоянный уровень, только очень низкий. Возврат ледникового периода. – Он криво усмехнулся. – Белую башню Тауэра и Мраморную арку укроют вечные снега.
Эндрю допил виски.
– Как скоро я и моя… невеста сможем выбраться из этой лачуги?
– Прямо сейчас. Пока не подыщете квартиру, поживете в отеле.
– Она работает уборщицей в больнице. Может быть?..
– Мы заедем за ней, как только выйдем отсюда. Потом вы сможете забрать из хижины все необходимое.
Эндрю помолчал и выговорил:
– Если я не поостерегусь, вам не миновать смущения.
Прямо не знаю, как…
Абониту залпом осушил рюмку.
– Давайте возьмем такси, Эндрю, – предложил он.
Глава 4
Прожив неделю в гостинице, они переехали в роскошную квартиру в новом фешенебельном доме окнами на море.
Приходилось только удивляться, до чего быстро забылись недавние лишения и как запросто человек способен привыкнуть к комфортабельной жизни. Эндрю многое напоминало теперь былые времена: вокруг снова звучал прежний жаргон, он занимался знакомым делом, слышал все те же высказывания и шуточки. Он обнаружил, что в здешнем телевизионном мире публика делится на два класса: на одних, обладавших настоящими способностями, держалось буквально все – к ним принадлежал Абониту; другие же просто получали зарплату и делали вид, что в чем-то смыслят. Однако и в этом не было ничего нового.
Мадлен и он быстро оказались в знакомом кругу. Возможно, их приняли за своих слишком поспешно и нарочито, однако искренность чувств новых приятелей не вызывала сомнений. Кое-какие нюансы не могли не вызывать протеста, но без этого не обходится в любом обществе, так что со временем они перестали их замечать.
Зато сколько удовольствия доставляло им открывать для себя заново чудеса комфорта и маленькой роскоши! Зарплата Эндрю была очень высокой даже по прежним стандартам, а в суматошном лагосском обществе, изнанкой которого оставалась нищета и дремучее невежество, деньги значили буквально все. В городе постоянно открывались новые рестораны, где готовили лучшие европейские повара и где можно было поесть ничуть не хуже, чем когда-то в Лондоне; хотя опасность войны с Южно-Африканским Союзом была излюбленной темой газет и телепередач, перебоев с южноафриканскими винами не наблюдалось. Раньше Эндрю не знал их вкуса, но теперь начинал в них разбираться. Дождливый сезон остался позади, небо очистилось от туч; однако кондиционеры, мирно жужжавшие у них в квартире, на студии и повсюду, где им доводилось бывать, спасали от жары. К их услугам были бесконечные пляжи с мельчайшим белым песком и гольф с утра пораньше или под вечер, когда спадала жара. Но главное удовольствие состояло в том, что Эндрю снова занимался знакомым делом, а также во взаимопонимании с Абониту, который, считаясь его начальником, неизменно прислушивался к его мнению.
О лучшей жизни трудно было мечтать.
Однажды на нее попробовала посягнуть Кэрол. Она позвонила в студию, и они договорились о встрече в том же баре, где состоялась знаменательная беседа Эндрю с Абониту. Кэрол дожидалась его за столиком, теребя тонкую сетчатую перчатку. Она улыбнулась, увидев, что Эндрю протягивает ей руку.
– Как странно – выходит, мы с тобой здороваемся за руку?
– Странно? Пожалуй, отчасти. Что будешь пить, Кэрол?
– Ты можешь раскошелиться на «Дюбоннэ»? Настоящий! У них еще осталось несколько бутылок.
– Разумеется. С джином?
– Нет. Я теперь избегаю крепких напитков. Энди, я так рада, что у тебя снова все в порядке! Не могу выразить, какое это облегчение!
– Как ты об этом узнала?
– Видела твою фамилию в титрах. Я не слишком часто смотрю здешнее телевидение, но в тот вечер мне нечем было заняться. Программа «Ежедневно», ассистент режиссера – Эндрю Лидон… Боже, все как прежде!
– Выходит, что так. Ты знала, что раньше дела шли… несколько хуже?
Она помолчала и облизнула губы.
– Твое письмо? Нет, я не знала всего.
Он ничего не говорил, ожидая продолжения.
– Когда на экране появилось твое имя, я была с моим боссом и все ему рассказала. Тогда он и признался, что было это письмо. Он его читал.
– Оно было направлено в его офис, но адресовано-то тебе! Он вскрыл его – и утаил?
– Мой босс – странный человек, Энди. В чем-то приятный, в чем-то – не слишком. У него есть диктаторские наклонности. Кроме того, он ревнив.
– Я говорил с его женой, – сказал Эндрю. – Очень милая женщина. Я испытал к ней большую симпатию.
– Как и я. – Кэрол нетерпеливым жестом отложила дымящуюся сигарету. – Ты считаешь, что я наслаждаюсь всем этим?
– Так мне представлялось. Но я не слишком усердно размышлял на эту тему.
– Возможно, я бывала неразборчивой и все же никогда раньше не продавалась. Однако тут у меня не оказалось выбора. Мне приходилось заботиться о мальчиках.
– Ты могла бы открыть магазин; ты же предлагала поступить так Мадлен и мне. У тебя были кое-какие деньги.
– Ты не представляешь себе, что это такое – очутиться здесь совершенно одной. Первую неделю я просидела с мальчиками в гостинице, наблюдая, как тают мои денежки, и соображая, что значит быть белой в Африке. Мужчины все время делали мне откровенные намеки. Я была одинокой и напуганной. Не знала ни единой души. Я подумывала о магазине одежды и даже сходила на него взглянуть, но мне показалось, что человек, который водил меня по залу, – отпетый жулик. Мне было страшно принять хоть какое-то решение.
Эндрю молчал, отлично понимая, о чем она толкует. За нее всегда все делали мужчины – милые, ласковые мужчины в милом, ласковом мире. У нее было два старших брата и готовый для дочки на все папаша.
– Мы встретились случайно, – продолжала Кэрол, – и он был со мной очень добр. Это он умеет. Я испытывала к нему благодарность. Это он поместил мальчиков в школу.
Заплатив за обучение вперед, между прочим.
– Щедро, – заметил Эндрю, – даже расточительно.
Она взглянула на него и примолкла; разговор оборвался.
Эндрю не стал его возобновлять. Когда она полезла было в сумочку за новой сигаретой, он вынул собственную пачку и подал ей. Она быстро прикурила от протянутой им зажигалки и потянулась губами к огню, как будто собираясь его задуть. Это было началом старой, знакомой обоим игры, и Эндрю знал, что она делает это преднамеренно. Кэрол откинулась в кресле, и он убрал зажигалку.
– Ты все еще с Мадлен? – резко спросила она.
– Да.
– Когда мы встретились в последний раз, я подумала, уж не влюбился ли ты в нее. Что-то в этом роде…
– Да, – повторил Эндрю. – Что-то в этом роде.
– Что же будет, когда нагрянет Дэвид?
– Пускай решает Мадлен. Разве твои претензии на него не обоснованнее?
– Никаких претензий – с обеих сторон.
– У тебя есть новости от него?
– Нет. Адекема возражал. Я не стала отвечать на его письма.
– Думаю, Дэвид поймет. По натуре он – прагматик.
Разве не это привлекло тебя в нем?
– Возможно, мои стандарты изменились, – тихо проговорила Кэрол и, заметив его улыбку, поправилась:
– Ну, тогда мои потребности.
– Не думаю, что мы способны сильно меняться, – возразил Эндрю. – В нашем-то возрасте! Если только нас не ослепит свет по дороге в Дамаск. Помнишь?
– Я много думаю о Далидже, – сказала она. – Он даже снится мне по ночам. Представляешь, за последние три года я ни разу не побывала в картинной галерее! А так хотелось!
– Картины перевезли в Пейл. Не знаю, что стряслось с ними потом.
– Пуссен, который нравился тебе и которого не выносила я… Хотелось бы взглянуть на него снова.
– Ou sont les poussins d'antan? Боюсь, все прибрала колючая зима.
Кэрол положила ладонь на его руку:
– Энди, взгляни на меня! Ты считаешь, что я все еще привлекательна?
– Очень.
– Ты не ненавидишь меня – за то, что произошло, за все?
– Нет, не ненавижу.
– Когда появится Дэвид, то, думаю, Мадлен уйдет к нему. Прости, если тебе больно это слышать, но, думаю, так уж получится. Если это случится, то не считаешь ли ты, что нам следовало бы…
– Перевернуть страницу, начать сначала и так далее?
– Не смейся надо мной! Мне кажется, я теперь другая, Энди. Я получила всего сполна – потайного секса в том числе.
– Дэвид может вообще не вернуться, – сказал Эндрю. – Кажется, им там удается контролировать положение.
– У меня другие сведения. – Она криво усмехнулась. – Из авторитетных источников. Думаю, совсем скоро там все Рухнет. Он приедет, можешь не сомневаться. И тогда…
– Я научился не торопить события. – Кэрол чуть заметно вздрогнула. – Вот придет время – тогда я и стану об этом тревожиться.
– Мы могли бы хоть иногда видеться, – предложила она. – Чтобы пропустить рюмочку…
– Думаю, не стоит. Сэр Адекема станет возражать. Я уверен, что получится именно так.
– Мне наплевать! – нетерпеливо бросила Кэрол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32